У коммунистического Китая эпохи Мао Цзэдуна было жёсткое отношение к литературе. Она должна была рассказывать о социально полезных вещах и не развращать людей через пустое развлечение. И тем более не критиковать политику партии, толкая читателей к вольнодумству.
Чем дольше Великий Кормчий вёл страну к светлому будущему, тем жёстче становился надзор над литературой. Многие жанры и темы были объявлены буржуазными и вредными для строителей коммунизма. Многие произведения отказывались публиковать, а их авторов репрессировали.
Юн Чжан в мемуарах «Дикие лебеди» вспоминает, что понятие «буржуазности» было очень широким – духи, цветы, даже трава на городских газонах были объявлены излишествами, ненужными рабочему классу.
Ненужными оказались и книги, темы или авторов которых можно было заподозрить в буржуазности и нелояльности идеям партии. Писательство стало одной из самых опасных профессий, а многие деятели искусства – гнилой интеллигенцией, которая не несёт пользу обществу.
Те, кто оставался в профессии, вынуждены были писать на одобренные темы – восхваление революции и Мао Цзэдуна, борьба рабочего класса и прочее. Многие произведения, изданные в тот период сейчас считаются «не обладающей литературной ценностью» пропагандой.
Одним из таких авторов был Лао Шэ. Поначалу он верил в новый коммунистический Китай Мао и считался именитым творцом, несмотря на то, что его сатирические произведения, написанные до прихода Вождя, были запрещены. Смирившись с этим писатель начал сочинять на одобренные темы – пьесы и рассказы про революцию и страдания бедноты под пятой капитализма.
Последний роман Лао Шэ “Под пурпурными стягами” так и остался недописанным – в 62-м году публиковать его уже было запрещено, а в 66-м писатель совершил самоубийство
От профессиональной литературы издательства добровольно-принудительно повернули в сторону литературы «народной» - посвящённой жизни простых людей из глубинки. Определённую популярность набрали публикации фольклорных произведений – песен и легенд. Однако к серьёзной фольклористике они не имели отношения.
Реальный фольклор нещадно редактировался, чтобы соответствовать курсу партии. Убирались все осуждения власти, одобрение богатства, ностальгия по прошлому и прочие недостойные новой литературы вещи. Нередко «народные» байки или песни и вовсе сочинялись штатными писателями.
Впрочем, попытки угодить Мао не спасли ни литературные журналы, ни издательства. Вскоре он решил, что чтение книг в целом – излишество. Коммунистической молодёжи это не нужно. И запретил все книги, кроме своих.
Та самая “Красная книжка”. Издаётся до сих пор
Сейчас существуют противоречивые мнения о том, насколько суров был запрет. Даже участники тех событий, жившие в разных регионах Китая, вспоминают разное.
Одни пишут, что книжным магазинам запретили распространять любые книги, кроме сочинений самого Мао. То есть «Маленькой красной книжки» - сборника цитат Великого Кормчего, иметь и знать которую полагалось каждому маленькому революционеру. И сборников его стихов.
Другие помнят, что разрешены были и произведения других идеологов коммунизма, в том числе иностранцев. Однако читать даже их считалось подозрительным, особенно в отдалённых деревнях, куда ссылали городскую молодёжь на перевоспитание и сближение с народом.
На несколько лет – с 66-го года до начала 70-х – литературная жизнь остановилась. По крайней мере официально.
Сколько бы ни репрессировали поэтов и писателей, выжившие продолжали писать. Та же Юн Чжан вспоминает, что даже в ссылке она сочиняла стихи, чтобы сохранить хоть какую-то частичку себя.
Многие писали в стол, и их произведения были опубликованы после смерти Мао Цзэдуна, когда его политический курс был подвергнут осуждению. Отчасти из таких произведений потом родилась «литература шрамов», посвящённая переосмыслению революционного восторга и разбору последствий Культурной революции.
Многие книголюбы тоже не желали присоединятся к отказу от культурного наследия и всё равно хранили книги и обменивались ими друг с другом, хотя это было весьма опасно.
В городах регулярно возникали подпольные книжные салоны, несмотря на то, что их участников регулярно арестовывали.
В 70-х здоровье Мао пошатнулось, и в его окружении началась борьба за контроль над страной. Революционный раж постепенно спадал и появились первые робкие попытки возвращения к литературе.
Однако после многих лет запретов никто толком не понимал, о чём можно писать – ни издатели, ни писатели.
Когда Лу Синьхуа в 1977-м году нёс редактору свой рассказ «Шрамы», в котором говорил о негативных последствиях политики Мао, он не знал, опубликуют ли его произведение, или его самого посадят в тюрьму.
Однако после смерти Мао политика партии смягчилась, и писать книги снова стало можно. В эти годы родилось новое течение – «литература шрамов», посвящённая ранам, которые оставила после себя Культурная революция.
Дата написания: 25.06.24