Онлайн чтение книги Испытание невиновностью Ordeal by Innocence
Глава 15

– А я еще не хочу домой, – проговорил Филип Дар-рант плаксиво и раздраженно.

– Но, Филип, нам больше совершенно незачем тут оставаться. Надо было обсудить эти дела с мистером Маршаллом, а потом дождаться людей из полиции, мы же для этого приехали. Но теперь нет никаких причин здесь задерживаться.

– По-моему, твоему отцу было бы приятно, чтобы мы еще немного погостили, сказал Филип. – Он рад, что есть с кем сразиться в шахматы по вечерам. Он играет как бог. Я вроде бы и сам неплохо играю, но рядом с ним я нуль.

– Папа может подыскать себе другого партнера, – сухо возразила Мэри.

– Свистнуть кому-нибудь из Женского института?

– И вообще, нам необходимо быть дома, – не отступалась Мэри. – Завтра день миссис Карден, она будет чистить краны и дверные ручки.

– Полли – идеальная хозяйка! – со смехом произнес Филип. – Эта твоя миссис... как ее... спокойно может все перечистить и без нас, разве нет? А если не может, пошли ей телеграмму: пусть ручки и краны побудут нечищеными еще недельку.

– Филип, ты ничего не смыслишь в домашних делах и не представляешь себе, как сложно вести дом!

– Не вижу ничего сложного, ты сама обожаешь создавать трудности на пустом месте. В общем, лично я хочу еще немного побыть здесь.

– Филип, мне тут так неприятно! – страдальчески произнесла Мэри.

– Но почему?

– Здесь жутко мрачно, и вообще вся эта атмосфера... Разговоры об убийстве, и все такое.

– Прекрати, пожалуйста, Полли, и не говори мне, что ты превратилась в клубок нервов из-за подобных пустяков. Уверен, что убийство тебя совершенно не волнует. Тебе гораздо важнее краны и дверные ручки, чтобы они были начищены, и чтобы нигде в доме не было ни пылинки, и чтобы в твоем меховом манто не завелась моль...

– Летом моль в меховых вещах не заводится, – возразила Мэри.

– Ну ладно, ты все равно поняла, о чем я... Но, видишь ли, с моей точки зрения, тут куда интереснее.

– Интереснее, чем жить у себя дома? – с удивлением и обидой переспросила Мэри. Филип тут же спохватился.

– Прости, дорогая, я не правильно выразился. Наш дом – самый лучший дом в мире, ты там навела потрясающую красоту. Комфорт, уют, стиль. Но понимаешь, все было бы иначе, если бы... если бы я был таким, как прежде. Днем у меня было бы полно всяких дел и выше головы разных идей. И так было бы чудесно возвращаться вечерами к тебе в наш замечательный дом. Обсуждать с тобой все, что произошло за день. Но теперь... теперь все переменилось.

– О да, конечно. Ты не думай, я об этом ни на миг не забываю, Фил. Я из-за этого терзаюсь, Фил, ужасно терзаюсь.

– Да, – процедил Филип сквозь зубы. – Ты слишком терзаешься, Мэри. Ты так терзаешься, что и я из-за этого начинаю еще больше терзаться. Все, что мне нужно, это отвлечься... нет, не говори мне, что я могу отвлечься с помощью массажа и лечебной физкультуры или за головоломками и за чтением бесконечных книг. Иногда мне нестерпимо хочется заняться каким-нибудь настоящим делом! А здесь, в этом доме, есть дело, которым можно заняться по-настоящему.

– Филип, – испуганно проговорила Мэри. – Ты что, все еще не расстался со своим замыслом?

– Поиграть в расследование убийства? Убийца, убийца! Где ты, убийца? Да, Полли, ты, в сущности, угадала. Я страстно хочу выяснить, кто убийца.

– Но зачем? И как ты можешь это выяснить? Если кто-то влез в окно или вошел в незапертую дверь...

– А ты все еще тешишь себя мыслью, что это был кто-то посторонний? Это не выдерживает критики, дорогая. Старик Маршалл сделал вид, будто оно его удовлетворяет. Но на самом деле он просто хотел помочь нам сохранить лицо. В эту замечательную версию никто не верит. Она попросту абсурдна.

– А если она абсурдна, – перебила его Мэри, – если, как ты говоришь, это сделал один из нас, тогда я просто не желаю ничего знать. Зачем нам это нужно? В тысячу раз лучше оставаться в неведении!

Филип с интересом на нее посмотрел.

– Хочешь спрятать голову в песок, Полли? Неужели у тебя нет хотя бы обыкновенного любопытства?

– Говорю тебе, я ничего не хочу знать! По-моему, это просто ужасно. Я хочу забыть... и больше ни о чем таком не думать.

– Неужели ты настолько не любила мать, что тебе безразлично, кто ее убил?

– А что толку знать, кто убил? Два года мы жили спокойно, считая, что это сделал Жако.

– Вот именно, – кивнул Филип, – и это всех нас устраивало.

Жена взглянула на него с недоумением.

– Что ты такое говоришь, Филип?

– Разве непонятно, Полли, что в каком-то смысле это вызов мне, моей сообразительности? Я не хочу сказать, что так уж болезненно пережил смерть твоей матери или что так уж горячо ее любил. Ничего подобного. Она сделала все от нее зависящее, чтобы ты не выходила за меня замуж. Но я на нее зла не держал, потому что в итоге ты все-таки досталась мне. Верно я говорю, моя девочка? Так что мной движет не жажда мести и даже не стремление к справедливости, нет, я думаю, что... ну да, главным образом у меня это любопытство, хотя и не без примеси благородных побуждений.

– В такие вещи лучше не соваться, – покачала головой Мэри. – Это не доведет до добра. Умоляю тебя, Филип, не ввязывайся ты в эту историю! Поедем лучше домой и не будем больше об этом думать.

– Ну что ж, – сказал Филип. – Тебе ничего не стоит вывезти меня куда угодно, не так ли? Но я хочу остаться здесь. У тебя никогда не возникает желания, чтобы я хоть иногда делал то, что хочется мне?

– Да я только и думаю о том, чтобы все было так, как хочется тебе!

– Ничего подобного, дорогая. Тебе просто нравится нянчиться со мною, как с грудным ребенком, и всегда самой решать, что для меня лучше, – со смешком возразил Филип.

Мэри растерянно произнесла:

– Не могу понять, когда ты говоришь всерьез, а когда шутишь.

– Так вот, дело не только в любопытстве, – сказал Филип Даррант, – кто-то, знаешь ли, все-таки должен выяснить правду.

– Зачем? С какой целью? Чтобы еще кого-нибудь отправили в тюрьму? По-моему, то, что ты задумал, ужасно.

– Ты не правильно меня поняла, – уточнил Филип. – Я ведь не сказал, что сдам в полицию того, кто это сделал, – если мне, конечно, удастся его обнаружить. В чем я вовсе не уверен. Разумеется, все будет зависеть от обстоятельств. Вероятнее всего, передавать его в полицию будет бессмысленно. Я по-прежнему думаю, что реальных доказательств не существует.

– Но если реальных доказательств не существует, как ты собираешься что-то разузнавать?

– Есть много разных способов докопаться до истины, – ответил Филип. Убедиться с полной определенностью раз и навсегда. И знаешь ли, по-моему, медлить тут нельзя. В этом доме дела обстоят неважно, и очень скоро будет еще хуже.

– О чем ты?

– Ты что, ничего не замечаешь, Полли? Например, у твоего отца с Гвендой Воэн.

– Ну и что? Зачем папе в его возрасте понадобилось опять жениться, я...

– Это мне как раз понятно, – сказал Филип. – В конце концов, в первом браке ему пришлось несладко. И теперь он получил шанс обрести счастье. Осеннее счастье, если угодно, но оно возможно. Вернее сказать, было возможно. Потому что теперь в их отношениях что-то не так.

– Наверно, все из-за этого расследования... – предположила Мэри.

– Вот именно, – подтвердил Филип. – Из-за этого расследования. Они все больше расходятся друг с другом и причины этому могут быть только две: подозрение или вина.

– И кто кого подозревает?

– Ну, скажем, он ее, а она – его. Или так: с одной стороны подозрение, а с другой сознание вины, или наоборот, или так, или этак, в общем, как тебе будет угодно.

– Перестань зубоскалить, Филип, ты меня совсем запутал. – Мэри вдруг немного повеселела. – Значит, ты полагаешь, это Гвенда? – спросила она. Может быть, ты и прав. Господи, вот хорошо было бы, если бы это оказалась Гвенда!

– Бедная Гвенда. Почему хорошо? Потому что она не член семьи?

– Ну да, – сказала Мэри. – Тогда это не кто-то из нас.

– А тебе главное, как это отразится на нас? И больше тебя ничего не волнует?

– Конечно, – ответила Мэри.

– Конечно, конечно, – передразнил ее Филип. – Твоя беда в том, Полли, что ты совершенно лишена воображения. Ты не в состоянии поставить себя на место другого человека.

– А зачем?

– Действительно, зачем? – подхватил Филип. – Если быть честным, наверное, просто для забавы. Но при этом я могу поставить себя на место твоего отца и на место Гвенды и понять, как это все мучительно, если они не виноваты. Как горько чувствовать Гвенде, что ее теперь держат на расстоянии. Как больно от сознания, что ей так и не удастся в конечном итоге выйти замуж за того, кого она любит. Или поставь себя на место отца. Он знает, не может не знать, что его любимая женщина имела возможность совершить это убийство, и мотив у нее тоже был. Он думает, что это не она, он хочет верить, что это сделала не она, но полной уверенности у него нет. И что самое печальное – никогда не будет.

– В его возрасте... – снова начала было Мэри.

– Что ты все: в его возрасте да в его возрасте? – раздраженно перебил ее Филип. – Неужели ты не понимаешь, что в его возрасте все это еще тяжелее? Это его последняя любовь. Едва ли ему суждено еще когда-нибудь полюбить и быть любимым. Такое чувство особенно глубоко. Или если подойти с другой стороны, продолжал он, – Представим себе, что Лео вырвался из замкнутого мира теней и туманов, в котором жил до сих пор. А вдруг это он собственноручно нанес удар, лишивший жизни его жену? Бедняга. К нему испытываешь даже нечто вроде жалости, правда? И все-таки – нет, – подумав, заключил он. – Не могу себе ни на минуту представить, чтобы он был способен на такое. А вот полиция наверняка сможет. Ну а теперь, Полли, послушаем твое мнение. Кто, по-твоему, убийца?

– Откуда мне знать? – пожала плечами Мэри.

– Хорошо. Допустим, что знать тебе неоткуда, – согласился Филип. – Но ты могла бы сказать что-нибудь дельное, если бы дала себе труд подумать.

– Говорю тебе, что я не желаю думать на эту тему.

– Интересно, почему?.. Просто из чувства брезгливости? Или потому, что на самом деле ты... знаешь? Возможно, на самом деле твой холодный бесстрастный ум уже дал тебе ответ, четкий и определенный... настолько определенный, что ты думать об этом не желаешь. Кто же у тебя на уме? Эстер?

– Вот еще! Зачем бы Эстер стала убивать маму?

– Действительно, как будто бы незачем, – согласился Филип. – Но ведь встречаются описания таких случаев. Сын – или дочь – родители не чают в них души, они ухожены и избалованы, но в один прекрасный день случается какой-нибудь пустяк: любящий папаша не дал денег на кино или на новые туфли или, отпуская дочь с кавалером, велит ей быть дома в десять, и ни минутой позже. Это может быть совершенная ерунда, но от нее, как от спички, вспыхивает цепочка давно накопившихся обид, и на юное создание вдруг накатывает, девица хватается за молоток или топор, а возможно, и за кочергу – и все, конец. Объяснить такие поступки всегда трудно, но они случаются... Словно вырывается наружу долго подавлявшийся протест, нежелание подчиняться старшим. С Эстер тоже могло случиться нечто подобное... Ведь с Эстер как? Поди догадайся, что за мысли в ее хорошенькой головке. Она слабохарактерна, это бесспорно, и тяготится собственной слабостью. А ваша мать была таким человеком, рядом с которым ей постоянно приходилось ощущать себя слабой. Да, – Филип, воодушевившись, подался вперед, – мне кажется, я мог бы выстроить вполне убедительное обвинение против Эстер.

– Господи, да перестань ты говорить об этом! – не выдержала Мэри.

– Перестану, – согласился Филип. – Разговорами ничего не добьешься. Впрочем, это еще как сказать... Прежде всего надо нащупать вероятную схему убийства. А потом прикинуть, кто именно может вписаться в эту схему. Ну а уж когда все более или менее проясняется, следующий шаг – расставлять незаметные ловушки и смотреть, кто в них попадется.

– В доме тогда находилось всего четыре человека, – напомнила Мэри. – А ты рассуждаешь так, будто тут было по меньшей мере человек десять. Насчет папы я с тобой согласна: он не мог этого сделать. Но что у Эстер могли быть на это причины – совершеннейший абсурд... В общем, остаются Кирсти и Гвенда.

– И которую же из них ты предпочитаешь? – с еле уловимой издевкой в голосе спросил Филип.

– Не могу себе представить, чтобы это могла сделать Кирсти, – не поведя бровью, ответила Мэри. – Она всегда так терпелива, так добра. И маме она была по-настоящему преданна. Возможно, конечно, что она внезапно повредилась в уме. Говорят, такое бывает, но раньше я никогда не замечала за ней никаких странностей.

– Верно, – согласился Филип. – Я бы сказал, Кирсти – абсолютно нормальная женщина, которой необходима полноценная, во всех смыслах, жизнь. В этом она, пожалуй, похожа на Гвенду, только Гвенда привлекательна и хороша собой, а бедная старушка Кирсти глупа и неказиста. Ни один мужчина, я думаю, не взглянул на нее дважды. Но ей бы так этого хотелось! Она была бы рада полюбить кого-нибудь и выйти замуж. Горькая, должно быть, доля – родиться женщиной, когда ты совершенно некрасива и необаятельна, да еще если этот недостаток не возмещается ни умом, ни талантом. Понимаешь, она слишком долго прожила здесь. Ей бы уехать сразу после войны, заняться снова своим ремеслом массажистки. Глядишь, подцепила бы какого-нибудь богатенького старичка.

– Ты как все мужчины, – проворчала Мэри. – Вы думаете, у женщин одно на уме: выйти замуж. Филип ухмыльнулся.

– Да, я консерватор и думаю, что для всех женщин это самое главное. А кстати, у Тины нет сердечного дружка?

– Мне, по крайней мере, о таком не ведомо, – ответила Мэри. – Правда, она мало о себе рассказывает.

– О да, она такая тихоня. И не то чтобы так уж хороша собой, но очень грациозна. Интересно бы узнать, что ей об этом деле известно?

– Наверно, ничего, – сказала Мэри.

– Ты так думаешь? А я нет.

– Тебе постоянно что-то мерещится, – заметила Мэри.

– Ничего мне не мерещится. Знаешь, что она сказала? Она-де очень надеется, что ей ничего не известно. Довольно интересное высказывание. Держу пари, что она что-то знает.

– Что, например?

– Может быть, нечто такое, что может стать недостающим звеном во всей цепочке событий, но она не очень понимает, что именно. Надеюсь, мне удастся что-нибудь выяснить у нее.

– Филип!

– Бесполезно, Полли. У меня теперь есть цель в жизни. Я внушил себе, что мое расследование необходимо, оно в интересах общества. Итак, с чего начать? Пожалуй, мне следует начать с Кирсти. Она в общем-то простая душа.

– Господи, как бы мне хотелось, как бы мне ужасно хотелось, чтобы ты бросил эту безумную затею и мы бы вернулись домой! Мы были так счастливы. И все у нас шло так хорошо... – Голос у Мэри дрогнул, и она отвернулась.

– Полли! – встревоженно произнес Филип. – Неужели это для тебя так важно? Я и не подозревал, что ты так расстроишься.

Мэри с надеждой обернулась.

– Значит, ты согласен поехать домой и все забыть?

– Я все равно не смог бы все это забыть, – ответил Филип. – Только изводился бы, ломал голову и не знал бы покоя. Давай останемся хотя бы до конца недели, Мэри, а там... там посмотрим.