Онлайн чтение книги От мира сего
ВСЕГДА МОГИЛЬЩИК

Говорят: врачи — помощники смерти.

Еще говорят: врачи — палачи.

А разве это так?

Мы смерти сопротивляемся. (Понимаю, что говорю банальность, но что поделаешь?)

Но мы всегда провожаем на тот свет людей. Чаще всего на нашем уровне уйти ТУДА без врача редко кому удается.

Мы могильщики — это да.

Может быть, я и не очерствел, но как-то к смерти привык.

Говорят — к смерти не привыкнешь. Это врачи говорят.

Не верю. Льстят себе.

Нельзя привыкнуть только к своей смерти.

А ну-ка вспомните, вы, говорящие так (кто уже много проработал), вы переживаете смерть своих больных сегодня так же, как в первые годы работы?

Я провожаю ТУДА хорошего человека. Я уже ничего не могу сделать. Я лишь хочу, чтобы он ушел в это ТУДА во сне. Так легче. Ему легче. Впрочем, откуда мне это знать? Так легче, наверное, мне и всем окружающим.

— Хоть бы еще немного пожил. Ну еще два денечка.

Люди под страхом перед внезапно наступающим бездельем. Вот уже сколько дней они с невероятной активностью доставали разные лекарства, вели беседы с разными врачами, уничтожая себя ухаживали за больным. Они что-то делали. Они знали каждый раз, что надо делать. Врачи, которые не знали уже, что можно сделать еще, давали точные указания, говорили о все новых и новых лекарствах. И люди, близкие ему, еще больному, люди эти активно жили.

Но вот уже ясно всем — скоро он умрет.

Врачи не будут давать четких указаний, не будут направлять их деятельность. И они, в страхе перед будущей бездеятельностью, перед будущей пассивностью своей, умоляют судьбу подарить еще денечка два хоть.

Больному, еще больному, этого уже не нужно. Он тяжело умирает. Спасения ему нет.

Мы, врачи, делали все. Иногда во вред больному, иногда во спасение. Медицина — неточная наука, к сожалению.

Зачем же ему еще эти мучительные «два денечка», эта жизнь уже без жизни, это мучающееся, еще живое и уже безжизненное тело?

И перед врачами маячит страх, когда им надо будет сказать: «Умер. Все». И очень тяжело сказать после этих слов «я пошел» или даже просто молча выйти.

Родственники еще не знают, еще как следует не понимают, что у них будет, куда направить свою энергию. Надо хоронить — справки, разрешения, машины, гроб, могила. Они будут очень заняты — это их будет отвлекать. Без этого им было бы совсем плохо.

Я привык к смерти. Я не плачу, даже когда близкие умирают. Я смотрю на близких ему, уже мертвому, людей. Они плачут. А я — нет. Я разучился плакать, когда люди умирают. Когда близкие умирают — я всегда могильщик. И слезы накапливаются у меня на веках и не переходят через край их, не льются по щекам, а, набравшись по краям, проходят сквозь глазно-носовой, слезный канал, и я шмыгаю носом. У меня сразу насморк. Другие близкие плачут, а у меня насморк.

Я могильщик, а могильщики не плачут.