Онлайн чтение книги Пассажирка Passenger
2

Николас развернулся, врезая кулаком по ближайшей физиономии, попытавшейся преградить ему путь. Дело было в кусках – горячих, дымящихся обломках, разбросанных по палубе. И, к несчастью, в различных частях тел , разметанных взрывом гранаты.

Находясь в самой гуще событий, было не составить верную оценку того, сколь жестоко артиллеристы «Челленджера» обошлись со своим трофеем. Теперь, когда первая – абордажная – волна драки схлынула, Николас смог сам наспех определить состояние и «Челленджера», и захваченного судна, рассмотреть каждое повреждение, нарушавшее внешнее совершенство корабля. Все три мачты пока стояли, вопреки принятому удару, но бизань, ближе к корме, дрожала и покачивалась от самого слабого ветерка, словно пьяница. Паруса оказались порваны и пробиты, но их-то его команда могла быстро заменить. Как только, разумеется, экипаж захваченного судна сдастся.

Николас двигался вместе с кораблем, ловя лицом соленые брызги. Главное, отметил он, корабль, насколько можно было судить, не набирал воду. Артиллеристы не били ниже ватерлинии, а значит, им удалось вывести корабль из строя, не разрушая его.

Николас заставил себя не поддаваться ветреному чувству, будто победа находилась на расстоянии вытянутой руки и, прежде чем день сменится ночью, он – капитан трофейного судна – поведет свой первый корабль обратно в порт.

Наконец-то он сможет освободиться от своего прошлого.

И все же… чертовы идиоты могли бы сперва спустить флаг. Избавили бы каждую сторону от кровавой игры, а плотников – от безбожной головной боли. Как жаль, что мореплавание – одно из немногих занятий, где человека превозносят за поражение, если только он потерпел его мужественно.

Корабль – мой корабль , упрямо подумал Николас, ведь он станет таковым, как только его офицеры признают неизбежный факт поражения, – был прекрасен, вид портили лишь повреждения, нанесенные «Челленджером» и абордажной командой. Трехмачтовый, с прямым парусом на фок-мачте, с грот-мачтой, несущей большой косой грот и прямые грот-марсель и брамсель над ним. Заметив вдали паруса и британский флаг, «Челленджер» тут же акулой лег на курс. Быстрая изящная шхуна устремилась за своей жирной добычей. Со скоростью на их стороне едва ли имело значение превосходство противника в пушках: шестнадцать к двенадцати. После недель тщетной охоты в водах Вест-Индии торговое судно являло собой лакомый кусочек для команды «Челленджера», но было также той самой целью, которую его наняли выследить и захватить.

Он не желал признавать настоящую причину, почему они прочесывали море в погоне за этим кораблем. Айронвуд искал двух пассажирок.

Внезапный порыв воздуха за спиной, брызги горячего соленого пота на коже – Николас тяжело нырнул вправо, стукнувшись плечом в дерево, когда томагавк просвистел за его головой.

Пушечный дым вытеснил воздух, едва корабли обменялись бортовыми залпами, а жалкий дневной бриз не желал уносить его прочь, чтобы проветрить поле боя. Продолжавшаяся схватка казалась бессмысленной – удача явно благоволила нападающим. Николас попытался найти драгоценный трофей в постоянно растущей волне тел и крови, омывающей палубу.

Матрос с томагавком пробирался вперед сквозь хаос лязгающей стали и оглушительных выстрелов кремневых пистолетов.

Дерево под ним взбрыкнуло, когда Эфтон, из команды «Челленджера», упал в нескольких дюймах от Николаса с грудью, изрешеченной свинцовыми шариками, и маской оскорбленного неверия на лице.

Пока Николас нащупывал оружие, гнев прокатился по нему, раскалив до самого нутра. Его пистолет уже выстрелил, времени перезаряжаться не было. Можно, конечно, бросить его и оглушить человека, но это стало бы пустой тратой чертовски хорошего оружия. Николас выхватил нож с рукояткой из резного оленьего рога из клубка кем-то срезанного такелажа, и его положение заметно повеселело.

Низкорослый крепкий матрос с томагавком, крича, бросился к нему, глаза его остекленели, лицо блестело от пота и сажи. Николас знал этот взгляд, когда внутри разгорается жажда крови и ты растворяешься в дробном ритме старого доброго боя.

Его правое плечо вспыхнуло болью, когда он поднял незаряженный пистолет, делая вид, что прицеливается. Серый лучик света выхватил дуло в руках Николаса. Матрос так быстро остановился, что из-под него чуть ноги не выскользнули, и оказался так близко от Николаса, что тот учуял едкий запах пота и пороха и увидел, как ноздри противника раздуваются от удивления. Моряк всего на мгновение ослабил хватку на томагавке, и Николас метнул нож, почувствовав мрачное удовлетворение, когда ему послышался хруст, с которым нож пронзил мясистую шею матроса.

Бой, наконец, поутих: большинство осознало неизбежность поражения. Тела отяжелели, патроны иссякли; где раздавались крики, воцарилась тишина. Нож вонзился в бок матросской шеи – должно быть, он повернулся прямо перед ударом. Чем обрек себя на страшную долгую смерть – захлебываться в собственной крови. Николас, привычно балансируя на качающейся палубе, склонился над ним.

– Меня посылает… к… дьяволу… – Глаза матроса сузились в последнем проблеске неповиновения, пока он задыхался и харкал, – сраный… ниггер .

Вместе с последним словом его жилет окропила кровь. Жар испарился из-под кожи Николаса, оставив в груди лишь холодный алмаз ярости. Его называли и хуже, били за то, что родился не с той стороны одеяла у женщины в оковах. Возможно, в этом и заключалось разительное отличие победы от поражения.

Сейчас его жизнь считалась ценной и значимой. На корабле твое происхождение значило меньше, чем то, какую работу ты готов делать; насколько ожесточенно дерешься за своих людей. Николас давно решил смотреть на горизонт будущего, не оборачиваясь через плечо на то, что оставил позади.

Только… эти слова матроса. И то, как его рычание скрутило слово в нечто омерзительное. Николас крепко взялся за рукоятку ножа, вдыхая кисловатый смрад дыхания мужчины, склонившись над его лицом.

–  Старший по званию, сэр , – сказал он и перерезал матросу горло.

Николас никогда не радовался смерти и не наслаждался ею, но все же наблюдал, как последняя краска покидает лицо матроса и кожа становится восково-серой.

– Лучшая смерть, чем я бы ему дал.

Капитан Холл стоял позади него, обозревая стихающий бой, прижав ко лбу грязную тряпку. Когда он убрал ее, чтобы получше разглядеть Николаса, из раны на густую бровь брызнула кровь.

Николас сглотнул образовавшийся в горле комок.

– Да, – сказал он, – но мне никогда особенно не нравилось глазеть на человеческие внутренности.

Капитан загоготал, и Николас вытер нож о штаны, подходя к высокому мужчине. Он знал, что и сам высок, широк в плечах, силен – годами тянул канаты и грузы, – но капитан, казалось, был высечен из скалистых берегов Род-Айленда.

Николас восхищался капитаном Холлом с тех пор, как они встретились почти десять лет назад, – другие моряки называли его Рыжим Дьяволом. Сейчас остатки прежнего цвета сохранила только борода. С годами морщины на лице углубились, несколькими зубами и пальцами пришлось пожертвовать, но Холл держал в порядке и себя, и корабль, следя, чтобы экипаж был сыт и оставался при деньгах. В их деле лучшего ждать не приходилось.

Капитан посмотрел на Николаса с бессознательной отцовской заботой. Ник потратил несколько лет, пытаясь отвадить Холла, но потом смирился с неизбежным.

– Не похоже на вас – подпустить кого-то так близко, – сказал Николас, кивнув на рану. – Позвать врача?

– И признаться, что юнга подловил меня, когда я спускался вниз? Злобный мелкий шельмец. Уж лучше я сварюсь в масле.

Николас фыркнул:

– Вы нашли женщин?

– Да, они в одной из офицерских кают на корме. Целые и невредимые, голубушки, – сказал он.

Вытесняя злость от последних слов умирающего матроса, Николаса охватило облегчение.

– Эта работа… – начал капитан уже в пятый раз за день. – Должен признаться, Ник, я благодарен за трофей и груз, но чувствую себя неловко. Я бы предпочел, чтобы ты не имел ничего общего с Семьей. Кажется, это больше, чем просто перевозка до Нью-Йорка.

Конечно, так оно и было; с этой семьей всегда так. Записка Айронвуда прибыла через несколько дней после долгожданно каперского свидетельства, пришедшего нанимателю Николаса, «Морским перевозкам Лоу и Лоу», разрешая кораблю Холла официально – по крайней мере с точки зрения колоний – заниматься каперством и охотиться на британские корабли. У него было меньше недели, чтобы рассмотреть предложение, донести его до Холла и попросить согласия на поиски этого судна и его пассажирок. Они согласились скрыть правду об их целенаправленной охоте, чтобы не посвящать экипаж в дела Айронвуда. Николас не спешил соглашаться на условия семьи, все время оценивая, не уловка ли это, придуманная, чтобы заманить его в айронвудовы сети для последнего акта мести.

Но… прошло уже три года. Они точно знали, где его искать, – сами же сюда сослали. Наверняка пришли бы раньше, если бы жаждали мести?

Он свыкся с неопределенностью и был готов сражаться, защищая себя, если до этого дойдет. Но голые факты говорили сами за себя: Айронвуд предлагал хорошую работу, а награда могла бы помочь ему достичь цели всей жизни гораздо быстрее, чем каперство.

Аккуратные, тщательно выведенные слова соскакивали со страницы. Привези двух женщин в Нью-Йорк к 21 сентября. С кораблем и грузом делай что хочешь.

Он провел три года на службе у «Лоу и Лоу», перевозя товары из Вест-Индии в колонии, пока не началась война, и все это время заставлял себя закрывать часть сердца, ноющую от любых мыслей о Джулиане и путешествиях. Николас надеялся, что месье Лоу сделает его капитаном собственного капера, но заметил, с каким неудовольствием, приправленным смущением, старик с сыном изучают его, когда капитан Холл предложил это первым. Служил он им исправно и понимал, что они осторожничают не из-за того. Нет, он был недостоин сам по себе – цветом кожи не вышел. Их колебания лишь оживили его желание купить собственный корабль, не связанный ни с какой компанией.

Пока, сколько бы ни стоил захваченный груз, Лоу получил бы большую часть, а остальное распределили бы среди экипажа «Челленджера». Мог бы пройти не один месяц, прежде чем им достался еще один трофей.

Океан был огромен и широк, и судоходные компании все изворотливее уходили от каперов, – возможно, скоро каперству конец, и Николасу останется едва сводить концы с концами, скупясь и экономя, пока его сердце не остынет, а кости не одеревенеют. Он ненавидел Айронвудов с неистовством урагана, но они задолжали ему украденное у него время. И он намеревался вернуть его себе.

– Вы посмотрели груз? – спросил Николас.

Холл вздохнул, распознав отвлекающий маневр:

– Глянул кое-где.

Прорвавшись сквозь облако дыма, перед ними возник матрос, крича и улюлюкая, размахивая кортиком над головой. Николас повернулся – рука на ноже, – но не успел разобраться, что к чему, как капитан выхватил пистолет и выстрелил.

– Сахар, ром, хлопок, боеприпасы для балласта, – блаженно продолжил Холл. Мертвый осел в пятне крови. – Даже жутковато, насколько удачно все разыгралось: у тебя есть твои дамочки, а у нас – по изрядной доле добычи на каждого. У них даже оказалась переборка в трюме, чтобы держать пленников. Кстати говоря, я еще не видел никого, кто мог бы сойти за капитана. Почему бы тебе не пойти и не найти его, чтобы покончить, наконец, со спуском фла…

Николас не видел такого ошеломления на лице своего капитана с того времени, как их бывший кок объявил, что подал экипажу тушеную крысу вместо солонины.

Он проследил за его взглядом. Там, между рычащих друг на друга матросов, с нижних палуб поднималась светловолосая фигурка, пробиваясь через клубящийся дым, словно Персефона, возвращающаяся из подземного мира.

Николас вздрогнул, когда девушка врезалась в голую, покрытую шрамами спину бомбардира, но та не закричала, даже когда Дэвис обернулся с топором в руке, готовый выпотрошить ее на месте. Это его испуганный вскрик привлек внимание всех вокруг, будь он проклят…

Не София – он знал, что, кроме нее, будет другая женщина, но кто же эта …?

– Бедная голубка измяла перышки, – проговорил за его спиной капитан Холл. Несмотря на реки крови под ногами и разметанные вокруг тела, его лицо смягчилось, как у котенка. Старый хрыч ничего не мог с собой поделать в присутствии юных дам, особенно в бедственном положении. Как эта. Белое платье было разорвано на бедре… и окровавлено?

– Она ранена, – резко сказал Николас. – Какого черта она делает?

Девушка повернулась в сторону Николаса, словно услышав его слова.

Он должен был кинуться вперед и выхватить ее из этой мешанины крови и насилия, но казалось, всю палубу… да что там – весь океан сотрясло громом. Капитан Холл наткнулся на него, удивленно заворчав.

Девушка попятилась от них, пока в конце концов не врезалась в фальшборт, идущий по краю палубы, и отступать стало некуда. Ее глаза заметались, потом остановились на ближайшем гарпуне. Не раздумывая, она схватила его с палубы, закричав:

– Отойдите от меня!

Стоило Николасу увидеть ожесточенное выражение ее лица, когда она в отчаянии взмахнула оружием, как его тело внезапно почти болезненно сжалось. Густые волосы белого золота, густые брови, глаза с почти кошачьим разрезом. Длинный нос, уравновешивающий благородный изгиб губ. Узнавание накатило на него, словно тягучий теплый мед. Она была, одним словом…

Нет . Ничего подобного, не сейчас. Опасные мысли. Но он мог оценить, что она, очевидно, была бойцом, – хотя казалось, сама себе удивлялась, беспокойно глядя то на оружие в руках, то на два десятка пялящихся на нее мужчин. Последние нерешительные драки стихли на полувзмахе, сменившись оторопелым потрясением от ее неожиданного выхода. Резонно, подумал Николас. Один вид ее, окровавленной и свирепой, словно королева на поле боя, казался чуднейшим. Он говорил с самой его кровью, заставляя ту петь о своих секретах. Она была…

Работой . Николас покачал головой, затаптывая пламя, охватившее его грудь. Оплатой задолженности за оказанные услуги .

Резкий оглушительный треск пробился через слабый гул в ушах; взгляд Николаса метнулся вверх, к корме. Бизань-мачта, как он и опасался, наконец сломалась под тяжестью собственного веса.

Время замедлилось. Николас закричал, скорее испуганно, чем предупреждающе, когда дерево раскололось и паруса рухнули друг на друга, затрепетав в агонии. Ванты, поддерживавшие мачту, лопнули, словно их срезал сам Господь, и все вместе: брамсель, стеньга, такелаж, металлические скобы – рухнуло на них.

Николас побежал.

Моряки, увернувшиеся от сотрясшей палубу мачты, не успели отскочить от клубка парусов и вант. Капитан Холл проревел:

– Девчонка! Найдите девчонку!

Матросы обоих экипажей набросились на обломки с топорами и мечами, прорубаясь сквозь них, ища под завалами. Николас не дал себя обмануть. Она стояла рядом с тем местом, где мачта врезалась в фальшборт, но не на ее пути. Ее не задело, только отшвырнуло назад…

Юноша перегнулся через леер, вглядываясь в темную воду между корпусами двух кораблей, и – да, там разглядел белое кольцо, означавшее, что что-то упало, ударившись о поверхность, и быстро пошло ко дну.

– Ник! – услышал он крик капитана, уже сбросив сюртук, жилет и прыгая в море.

Ледяная вода вобрала его, украв дыхание. Солнечный свет пробивал толщу воды, бросая теплые отблески на обломки и тела, медленно погружающиеся на дно океана. Николас тут же подумал об акулах.

Однако здесь было достаточно мяса, чтобы эти твари наелись, прежде чем захотели бы попробовать его на вкус. С этой не слишком утешительной мыслью моряк нырнул глубже. Холодная вода жгла мышцы; он увидел ее, прежде чем успел вознести молитву о помощи.

Должно быть, обессилев от борьбы на палубе, девушка теперь неуклонно погружалась вниз, вялая, словно водоросль, подхваченная течением. Он сразу же увидел, в чем беда. Ее ноги и платье запутались в сетке, обмотавшейся вокруг тяжелого обломка корпуса, руки поднялись над головой, словно по-прежнему тянулись к поверхности.

Николас снял нож, ринувшись спиливать сеть, платье – только что не кожу. В груди стало тесно – словно она вот-вот лопнет – от желания вдохнуть. Освободив девушку, Николас обвил ее руками и толкнул их обоих наверх, из последних сил и чувств неистово молотя ногами.

Вырвавшись на поверхность воды, Николас жадно втянул несколько глотков соленого воздуха, закашлявшись водой, которой нахлебался, желудок трясло от незнакомого ему ранее приступа страха. Юноша поднес руку к ее щеке, по-прежнему молотя ногами, чтобы удерживаться на поверхности. Дрожь ужаса пробежала по его спине, когда он почувствовал, насколько холодна ее кожа.

Голос Холла прогудел над остальными:

– Ник! Хватай веревку!

Он ловко поймал петлю и обмотал вокруг них обоих. Преодолевая скользкий страх в животе, строго заговорил с девушкой:

– Вы не умрете, – приказал он ей. – Я категорически запрещаю. Не на моем корабле, слышите меня?

Потеряв эту девушку, он потеряет все.

– Раз-два – дружно! Раз-два – дружно! – командовал Холл. – Уже почти!

Николас поддержал ее рукой за спину, пока их подтаскивали на уровень фальшборта, и повернулся, чтобы упереть в него ноги, защищая от ударов. В чем дело, почему она сбежала? А эта кровь… она ее?

Его плечи сжало с полдюжины крепких рук, и их с девушкой втащили на палубу корабля.

Николас откатился как раз вовремя, чтобы не приземлиться на нее. Голова отскочила от грубой древесины с резким треском , на одно жуткое мгновение в глазах все потемнело.

– Помощник врача позаботится о ней, – перед Николасом всплыло лицо капитана Холла.

– … деваха-то откинулась? – спросил кто-то.

Николас дрожал, как флаг в шторм, но заставил себя сосредоточиться на ритмичном чередовании хриплых вздохов и выдохов. Вокруг маячили взволнованные перепачканные лица матросов обоих кораблей, все с болезненным интересом сновали вокруг девушки. Зрелище заставило мужчин забыть свои распри, а его экипаж забыл о том, что должен был держать пленных в трюме.

Движение отвлекло его от этой мысли. Глаза метнулись туда, где маленькая фигурка в темно-синем сюртуке встала на колени рядом с девушкой, с усилием надавливая на ее живот руками. Простая свежая одежда; темные волосы идеально зачесаны назад и собраны в хвост на затылке; лицо как у ребенка – Николас не доверял никому, кто мог оставаться таким чистым на корабле посреди драки. Это говорило о малодушии.

– Полегче, Ник, – сказал Холл, помогая ему сесть, – это всего лишь помощник врача на этом корабле.

– Где Филипс? – требовательно спросил Николас. – Или врач этого корабля?

– Филипс пошел в трюм, чтобы позаботиться о тамошних. Их врач лишился нижней половины туловища. Боюсь, он не сможет выполнять свою работу – слишком занят умиранием.

Николас покачал головой, отказываясь верить, что за девушкой будет ухаживать ребенок.

– И давно он из ходунков вышел? Год?

Капитан Холл приподнял бровь:

– Держу пари, так же давно, как и ты.

Николасу не понравилась бесцеремонность, с которой юнец разрезал и распахнул ее платье…

– Вижу, даже не потрудился снять обувь и чулки, – продолжал капитан, штормово-серые глаза сверкали от удовольствия. – Сиганул, словно гончие дьявола наступали на пятки.

Николас сердито посмотрел на Холла, прекрасно чувствуя мокрые чулки и безнадежно раскисшие ботинки.

– Я и не знал, что теперь позволено давать леди утонуть.

Его слова были забыты, когда Николас краем глаза уловил движение. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как помощник врача поднял кулак и с размаху опустил его вниз – ей на живот.

– Сэр! – Николас, покачиваясь, вскочил на ноги. – Как вы смеете?

Девушка сильно закашлялась, ее спина выгнулась, а из легких исторгся фонтан воды. Длинные бледные пальцы царапнули палубу, зажмурившись, она сделала несколько судорожных вдохов.

Николас прищурился, когда помощник врача успокаивающе положил руку на ее голое плечо.

Все молчали, даже капитан Холл казался изумленным неожиданным возвращением из страны мертвых. В самом деле, Персефона.

– Мэм, – с коротким поклоном выдавил Николас. – Как вы?

Ее веки задрожали, и она снова опустилась на спину. Волосы, теперь темные от воды, прилипли к голове.

Матросы, все как один наклонившиеся вперед, чтобы посмотреть на нее сверху вниз, были вознаграждены взглядом широко раскрытых светло-голубых, как небо над ними, глаз.

– Хм, – хрипло выдавила она. – О’кей?