Онлайн чтение книги Страсть Passion
Глава 1. Под огнем

Москва.

15 октября 1941 г.

«Люсинда!»

Голоса доносились до нее из густой темноты.

«Вернись!»

«Подожди!»

Она не обращала на них внимания, двигаясь вперед. Эхом ее имя отдавалось от затененных стен вестника, посылая языки пламени по коже. Кому принадлежал этот голос – Дэниелу или Кэму? Арриане или Гэбби? Просил ли Роланд ее вернуться, или это был Майлз?

Голоса становилось все сложнее распознавать, пока Люс совсем не перестала различать – это добрый или злой? Враг или друг? Все, что раньше было черным и белым, теперь смешалось в серый.

Конечно, обе стороны сошлись в одном: все хотели вытянуть ее из вестника. Чтобы ее защитить , утверждали они.

Нет, спасибо.

Не сейчас.

Не после того, как они разрушили задний двор дома ее родителей, превратив его в очередное свое пыльное поле битвы. Она не могла думать о лицах родителей, не испытывая желания вернуться, но как вернуться в вестнике, она в любом случае не знала. Кроме того, было слишком поздно. Кэм пытался убить ее. Или то, что, как он думал, было ею. А Майлз ее спас. Но даже это было не так просто – он смог только бросить ее отражение, потому что она была ему слишком дорога.

А Дэниел? Ему она достаточно дорога? Она не могла ответить на этот вопрос.

В конце, когда изгой приблизился к ней, Дэниел и другие уставились на Люс так, словно она им задолжала.

«Ты – наши врата в Рай, – сказал ей изгой. – Цена» . Что это значило? Всего несколько недель назад она даже не знала, что изгои существуют. И тем не менее они что-то от нее хотели – достаточно сильно, чтобы ради этого сражаться с Дэниелом. Должно быть, это связано с проклятием, заставляющим Люс возрождаться жизнь за жизнью. Но что, по их мнению, Люс могла сделать?

Был ли ответ спрятан где-то здесь?

Ее желудок подскочил к горлу, когда она прошла сквозь холодную тень глубоко внутри бездны темного вестника.

«Люс…»

Голоса стали затухать и исчезать. Скоро они стали не более чем шепотом. Словно они сдались. Пока…

…Пока снова не стали раздаваться громче. Громче и яснее.

«Люс…»

Нет. Она крепко зажмурилась, чтобы отрешиться от них.

«Люсинда…»

«Люси…»

«Лючия…» «Лушка…»

Ей было холодно, она устала и не хотела их слышать. Она хотела, чтобы ее хотя бы раз оставили в покое.

«Лушка! Лушка! Лушка!»

Ее нога ударилась с глухим звуком обо что-то.

Что-то очень, очень холодное.

Она стояла на твердой земле и знала, что больше не падает, хотя ничего не видела перед собой, кроме полотна темноты. Потом она опустила взгляд на свои «конверсы».

И опешила.

Кеды погрузились в одеяло снега, которое доходило ей до середины икр. Влажная прохлада, к которой она привыкла в тоннеле теней, по которому путешествовала со своего заднего двора в прошлое, – уступала место чему-то другому. Чему-то со шквальным ветром и ужасно холодному.

В первый раз, когда Люс прошла по вестнику – из комнаты в общежитии «Прибрежной» в Лас-Вегас, – она была с друзьями, Шелби и Майлзом. В конце пути они столкнулись с преградой – темной, похожей на тень занавесью между ними и городом. Поскольку Майлз был единственным, кто прочитал тексты по прохождению, он принялся вращать вестник до тех пор, пока мрачно-черная тень не рассыпалась хлопьями. До этого момента Люс не понимала, что он устранял неполадки.

В этот раз преград не было. Может, потому, что она путешествовала в одиночку и через вестник, вызванный ее неистовой волей. Но выход был таким легким. Даже слишком легким. Покрывало черноты просто расступилось.

Порыв ветра пронзил ее, колени окоченели от мороза. Грудную клетку обожгло холодом, а глаза заслезились на внезапном порывистом ветру.

Где она оказалась?

Люс уже пожалела о своем паническом прыжке сквозь время. Да, ей надо было спастись, и да, она хотела отследить свое прошлое, спасти прошлых себя от боли, понять, что за любовь у нее была с Дэниелом в прошлых жизнях. Почувствовать это, а не слушать рассказы. Понять, а потом исправить – какое бы проклятие ни наложили на нее и Дэниела.

Но в действительности все оказалось по-другому. Она стояла замерзшая, одинокая и совершенно не готовая оказаться в этом месте, где бы это ни было.

Вокруг была заснеженная улица, серо-стальное небо нависло над белыми зданиями. Люс слышала какой-то отдаленный грохот. Но она не хотела думать, что это все может значить.

– Подожди, – прошептала она вестнику.

Тень проплыла туманом где-то в полуметре от кончиков ее пальцев. Она постаралась схватить ее, но вестник увернулся, отскакивая дальше. Она бросилась за ним и успела поймать за влажный краешек. Но через мгновение вестник разлетелся на мягкие черные кусочки. Упав на снег, они померкли, а потом исчезли.

– Великолепно, – пробормотала она. – И что теперь?

Вдалеке узкая улица сворачивала налево, переходя в темный перекресток. Тротуары были завалены высокими сугробами снега, которые сгребли к длинным стенам зданий из белого камня. Ранее Люс не доводилось видеть ничего похожего на эти здания – несколько этажей, весь фасад изрезан рядами ярких белых арок и изящных колонн.

Все окна были темными. Люс показалось, что весь город был погружен в темноту. Единственным источником света был уличный газовый фонарь. Если в небе и была луна, то она пряталась за толстым покрывалом облаков. В небе снова что-то прогремело. Гром?

Люс обхватила себя руками. Она замерзала.

– Лушка!

Женский голос. Хриплый и резкий, словно всю жизнь выкрикивал приказы. Но при этом голос немного дрожал.

– Лушка, идиотка. Ты где?

Голос уже звучал ближе. Она говорила с Люс? Что-то еще слышалось в этом голосе, что-то странное, что Люс не совсем могла объяснить словами.

Когда женщина, прихрамывая, повернула за заснеженный угол, Люс уставилась на нее, пытаясь понять, где ее видела. Она была очень низкой и немного сгорбленной, лет шестидесяти. Мешковатая одежда была ей слишком велика, волосы убраны под толстый черный платок. Когда женщина увидела Люс, ее лицо исказила странная гримаса.

– Где ты была?

Люс осмотрелась. Кроме них на улице никого не было. Пожилая женщина обращалась к ней.

– Здесь, – услышала Люс свой ответ.

На русском.

Она прижала ладонь ко рту. Так вот что казалось таким странным в голосе женщины: она говорила на языке, которого Люсинда никогда не учила. И тем не менее она не только понимала каждое слово, но и могла отвечать.

– Убила бы, – сказала женщина и, тяжело дыша, поспешила к Люс и обняла ее.

При всей хрупкости женщины руки у нее оказались сильными. Люс чуть не расплакалась от ощущения тепла другого тела, прижимающегося к ней после такого сильного холода. Она крепко обняла женщину в ответ.

– Бабушка? – прошептала она в ухо женщины, каким-то образом зная, кем та ей приходилась.

– Стоило мне отпроситься с работы, как тебя нет нигде, – сказала женщина. – А ты шатаешься по улице, как лунатик? Ты вообще ходила сегодня на работу? Где твоя сестра?

В небе снова раздалось громыхание. Казалось, что надвигалась сильная гроза, и надвигалась быстро. Люс поежилась и покачала головой. Она не знала.

– Ага, – сказала женщина, – теперь уже не такая беспечная. – Она сощурилась и посмотрела на Люс, а потом отстранила от себя, чтобы лучше ее разглядеть. – Боже мой, во что ты одета?

Люс поежилась, пока ее бабушка из прошлой жизни таращилась на джинсы и проводила узловатыми пальцами по пуговицам фланелевой рубашки. Она схватила ее за короткий запутанный хвостик.

– Иногда мне кажется, что ты такая же сумасшедшая, как твой отец, земля ему пухом.

– Я просто… – зубы Люс стучали, – я не думала, что будет так холодно.

Женщина сплюнула на снег, показывая свое неодобрение. Затем сняла пальто.

– Возьми, пока не простудилась до смерти. – Она сердито накинула пальто на Люс, которая едва могла застегнуть пуговицы полузамерзшими пальцами. Потом бабушка развязала свой платок и обмотала им голову Люс.

Оглушительный раскат в небе напугал их обеих. Теперь Люс знала, что это не гром.

– Что это? – спросила она шепотом.

Пожилая женщина уставилась на нее.

– Война, – пробормотала она. – Ты что, мозги потеряла вместе с одеждой? Давай. Надо идти.

Пока они шли по заснеженной грубой брусчатке с трамвайными путями, Люс поняла, что город совсем не пуст. Небольшое количество машин было припарковано вдоль дороги, но периодически из темных переулков она слышала ржание упряжных лошадей, ожидающих приказов, а их замерзающее дыхание клубами вилось в воздухе. Силуэты передвигались по крышам. Дальше по переулку человек в рваной шинели помогал трем маленьким детям пробраться через решетчатые двери подвала.

В конце узкой улицы дорога выходила на широкий проспект с рядами деревьев и панорамным видом на город. Припаркованные здесь машины были только военными. Они выглядели до смешного старомодными, словно экспонаты в военном музее: джипы с брезентовым верхом с гигантскими щитками, тонкими, как кости, рулями и советскими серпом и молотом, нарисованными на дверях. Но кроме Люс и ее бабушки на улице не было других людей. Все, помимо ужасного грохота в небе, казалось призрачным, жутко тихим.

Вдалеке Люс видела реку, а на другой стороне большое здание. Даже в темноте она могла различить изысканные шпили и ярко украшенные орнаментом купола в форме луковицы, которые казались знакомыми и мифическими одновременно. Понадобилось мгновение, чтобы понять – и Люс пробрал страх.

Она была в Москве.

А город был военной зоной.

Черный дым поднимался в серое небо, отмечая места в городе, по которым уже были нанесены удары: слева от обширного Кремля и сразу за ним, и снова вдалеке справа. На улицах не было ни боев, ни следа того, что вражеские солдаты уже вошли в город. Но пламя лизало опаленные здания, горелый запах войны царил повсюду, а угроза того, что это не конец, была еще хуже.

Это было пока что самое худшее, что Люс сделала в своей жизни – возможно, во всех ее жизнях. Родители убили бы ее, если бы знали, где она. Дэниел, вероятно, никогда больше и не заговорит с ней.

Но вообще-то – а что если у них даже не будет шанса злиться на нее? Она может погибнуть прямо сейчас, в этой военной зоне.

Почему она это сделала?

Потому что должна была. Тяжело было различить этот маленький повод для гордости среди паники, но где-то там он все-таки был.

Она сделала этот шаг . Сама. В далекое место и далекое время, в прошлое, которое ей нужно понять. Это то, чего она хотела. Слишком долго ее перемещали, как шахматную фигуру.

Но что ей теперь делать?

Она ускорила шаг и крепко держалась за руку бабушки. Странно – эта женщина даже не понимала, через что проходит Люс и кто она на самом деле, и все же ее жесткая хватка была единственным, что давало Люс силы идти дальше.

– Куда мы идем? – спросила Люс, когда бабушка дернула ее в направлении очередной темной улицы. Булыжники мостовой исчезли, и дорога теперь была немощеной и скользкой. Кеды Люс намокли от снега, и пальцы на ногах начали гореть от холода.

– Забрать твою сестру, Кристину, – пожилая женщина нахмурилась. – Ту, что работает по ночам, копая армейские траншеи голыми руками, чтобы ты могла отдохнуть. Помнишь такую?

Там, где они остановились, не было света уличных фонарей. Люс моргнула несколько раз, чтобы глаза привыкли к темноте. Они стояли перед чем-то похожим на очень длинную канаву, прямо посреди города.

Здесь находилось около сотни человек. Все закутанные до ушей. Некоторые стояли на коленях, копая лопатами. Другие копали руками. Некоторые стояли, словно замороженные, глядя в небо. Несколько солдат увозили тяжелые комья земли и камни в разбитых тачках и телегах, чтобы подсыпать их к баррикаде из обломков в конце улицы. Их тела были спрятаны под толстыми шерстяными армейскими шинелями, которые доходили до колен, но лица под стальными касками были такими же изнуренными, как и у гражданских. Люсинда поняла, что они все работали вместе – и люди в форме, и женщины, и дети, – превращая свой город в крепость, делая все возможное до последней минуты, чтобы сдержать вражеские танки.

– Кристина, – позвала бабушка, и те же ноты граничащей с паникой любви звучали в ее голосе, как и тогда, когда она искала Люс.

Девушка почти мгновенно возникла рядом.

– Почему так долго?

Высокая и худая, с темными прядями волос, выбивающимися из-под мягкой шляпы, Кристина была такой красивой, что Люс проглотила комок в горле. Она сразу же поняла, что они родственники.

Кристина напомнила Люс Веру, другую сестру из прошлого. У Люс, должно быть, сотни сестер были во времени. Тысячи. Все они прошли через что-то похожее. Сестры и братья, родители и друзья, которых Люс любила, а потом потеряла. Никто из них не знал, что грядет. Всем им оставалось только скорбеть.

Может, был способ изменить это, облегчить жизнь людям, любившим ее. Может, это было частью того, что Люс могла сделать в своих прошлых жизнях.

Грохот сильного взрыва раздался в городе. Достаточно близко, чтобы земля сотряслась под ногами Люс, а ее правая барабанная перепонка чуть не разорвалась. На углу завыли сирены воздушной тревоги.

– Бабуля! – Кристина ухватилась за руку бабушки. Она была близка к истерике. – Фашисты уже здесь, да?

Немцы. Люс впервые шагнула во времени одна и попала прямо во Вторую мировую войну.

– Они атакуют Москву? – ее голос задрожал. – Сегодня ночью?

– Нужно было покинуть город вместе с остальными, – горько сказала Кристина. – Теперь слишком поздно.

– И бросить твоих мать и отца, и дедушку заодно? – бабушка покачала головой. – Оставить их одних в могилах?

– А что, лучше нам присоединиться к ним на кладбище? – выплюнула Кристина. Она потянулась к Люс, сжимая ее руку. – Ты знала о нападении? Ты и твой друг-кулак? Вот почему ты не пришла на работу сегодня утром? Ты была с ним, не так ли?

С кем, по мнению Кристины, могла быть Люс?

С кем, если не с Дэниелом?

Конечно. Лушка наверняка с ним прямо сейчас. И если члены семьи путали Люс с Лушкой…

В груди все сжалось. Сколько у нее времени перед смертью? Что если Люс смогла бы найти Лушку до этого?

–  Лушка …

Сестра и бабушка уставились на нее.

– Что с ней сегодня не так? – спросила Кристина.

– Пойдем, – насупилась бабушка. – Думаете, москвичи будут подвалы еще вечность держать открытыми?

Гудение военных самолетов раздалось в небе над ними. Достаточно близко, чтобы Люс, подняв голову, увидела темную свастику на нижней части крыльев. Ее всю пробрало от этого. Потом еще один взрыв сотряс город, и воздух стал едким от дыма. Они ударили во что-то рядом. Два мощных взрыва сотрясли землю под ногами.

На улице творился хаос. Толпа у окопа рассасывалась, все разбегались по узким улицам. Некоторые спешили вниз по ступеням станции метро на углу, чтобы переждать бомбардировку под землей, другие исчезали в темных дверных проемах.

Люс заметила, как кто-то бежит на расстоянии квартала: девушка примерно ее возраста, в красной шапке и длинном шерстяном пальто. Она повернула голову всего на секунду, прежде чем рвануть дальше. Но этого Люс хватило, чтобы узнать ее.

Вот и она.

Лушка.

Она вырвалась из бабушкиных рук.

– Простите. Мне нужно идти.

Люс сделала глубокий вдох и побежала по улице, прямо к клубящемуся дыму, по направлению к самой интенсивной бомбардировке.

– Ты с ума сошла? – прокричала Кристина.

Но они не последовали за ней. С их стороны это бы и было сумасшествием.

Ноги Люс онемели, пока она пробиралась на тротуаре по слою снега, который был ей по икры. Достигнув угла, где она заметила себя прошлую в красной шапке, Люс замедлилась. Затем шумно втянула воздух.

У здания, занимающего половину квартала, провалилась стена. Белый камень был исполосован черной копотью. Пламя горело глубоко внутри провала в стене.

Взрыв выплюнул груды нераспознаваемого мусора. Снег был испачкан красным. Люс отшатнулась, но тут же осознала, что это не кровь, а куски шелка. Должно быть, это была портняжная мастерская. Несколько сильно обугленных вешалок с одеждой разметало по улице. Манекен лежал на боку в канаве. Он горел. Люс пришлось прикрыть рот платком бабушки, чтобы не задохнуться от дыма. Куда бы она ни ступила – разбитое стекло и камень врезались в снег.

Ей нужно повернуть обратно, найти бабушку и сестру, которые помогут ей добраться до убежища, но она не могла. Ей нужно было найти Лушку. Она никогда еще не была так близко к одной из своих прошлых «я». Возможно, Лушка сможет помочь ей понять, почему последняя жизнь Люс оказалась другой. Почему Кэм выстрелил звездной стрелой в ее отражение, думая, что это она, и сказал Дэниелу:

– Такой конец лучше для нее.

Лучше чем что?

Она медленно повернулась кругом в поисках вспышки красного в ночи.

Вон там.

Девушка бежала вниз по холму к реке. Люс тоже бросилась бежать.

Они бежали с совершенно одинаковой скоростью. Когда Люс пригнулась при звуке взрыва, Лушка тоже пригнулась – странное отражение движения самой Люс. И когда они добрались до берега реки и увидели город, Лушка замерла в такой же позе, как и сама Люс.

В пятидесяти метрах от Люс ее зеркальное отражение начало всхлипывать.

Такая большая часть Москвы была в огне. Так много домов сравняли с землей. Люс пыталась представить другие жизни, разрушаемые по городу сегодня ночью, но они казались далекими и недосягаемыми, словно что-то, о чем она читала в книге по истории.

Девушка снова сорвалась с места и бежала так быстро, что Люс не могла бы ее догнать, даже если бы хотела. Они обегали гигантские кратеры, пробитые в брусчатке. Пробегали мимо горящих зданий, издающих ужасный треск, когда огонь перекидывался на новую цель. Они пробежали мимо разбитых, перевернутых военных грузовиков, почерневших рук, висящих по их сторонам.

Потом Лушка повернула налево и исчезла из поля зрения Люс.

По венам побежал адреналин. Люс неслась вперед, ее ноги топали все громче, все быстрее по заснеженной улице. Люди бегут так быстро только когда они в отчаянии. Когда нечто большее, чем они сами, толкает их вперед.

Лушка могла бежать только к одному.

– Лушка…

Его голос.

Где он? На мгновение Люс забыла свое прошлое «я», забыла русскую девочку, чья жизнь могла оборваться в любой момент, забыла, что этот Дэниел не был ее Дэниелом, но…

Конечно же, он им был.

Он никогда не умирал. Он всегда был здесь. Он всегда был ее, и она всего была его. Она только и хотела найти его объятия и укрыться в них. Он будет знать, что ей нужно делать, он сможет ей помочь. И почему она сомневалась в нем раньше?

Она бежала на его голос. Но ни Лушки, ни Дэниела не было видно. В квартале от реки Люс резко остановилась на пустом перекрестке.

Дыхание сбивалось в замерзших легких. Она не могла стоять из-за холодной пульсирующей боли глубоко в ушах и ледяного покалывания в ногах.

Но в какую сторону ей нужно идти?

Перед ней раскинулось огромное пустое пространство, заваленное обломками и отделенное от улицы лесами и железным забором. Но даже в темноте Люс могла определить, что это были старые руины, а не что-то уничтоженное бомбой во время воздушного налета.

Это место не слишком хорошо выглядело – просто уродливая, покинутая всеми дыра. Она не знала, почему все еще стояла здесь, почему перестала бежать, услышав голос Дэниела…

Пока не ухватилась за забор, моргнув, и перед ней пронеслась вспышка.

Храм. Величественный белый храм на месте этой дыры. Огромный триптих мраморных арок на фасаде. Пять золотых куполов, поднимающихся высоко в небо. Над белыми ступенями алтарь. И все стены, и высокие потолки с арками покрыты прекрасным орнаментом и фресками. И ангелы повсюду.

Храм Христа Спасителя.

Откуда Люс знала об этом? Почему она чувствовала всеми фибрами души, что это когда-то было великолепным белым храмом?

Потому что она была тут мгновение назад. Она увидела чьи-то отпечатки в пепле на металле: Лушка здесь тоже останавливалась, тоже смотрела на руины и что-то почувствовала.

Люс ухватилась за ограду, снова моргнула и увидела себя – или Лушку – в детстве.

Она стояла внутри в белом платье с кружевами. Пел хор, пока люди входили на службу. Красивый мужчина слева от нее, должно быть, ее отец, а женщина рядом с ним – ее мама. Тут была и бабушка, которую Люс только что встретила, и Кристина. Обе выглядели моложе и были полнее. Люс вспомнила бабушкины слова, что ее родители мертвы. Но вот они стоят, такие живые… Они словно знали здесь всех, приветствуя каждую семью, проходящую мимо. Люс наблюдала за отцом, пока он пожимал руку привлекательному молодому человеку со светлыми волосами. Молодой человек улыбнулся ей. У него были самые прекрасные лиловые глаза.

Она моргнула, и видение исчезло. Вокруг нее снова были развалины. Она замерзла и была совсем одна. Еще одна бомба разорвалась на другом берегу реки, и ударная волна повалила Люс на колени. Она прикрыла лицо руками…

Пока не услышала, как кто-то тихо плачет. Она подняла голову, сощурившись, посмотрела в глубокую тьму руин и увидела его.

– Дэниел, – прошептала Люс.

Он выглядел все так же. Практически излучал свет даже в леденящей темноте. Светлые волосы, по которым она так любила пробегать пальцами, лилово-серые глаза, которые словно были созданы, чтобы встречаться с ее глазами. Прекрасное лицо, высокие скулы и эти губы. Сердце колотилось, и ей пришлось крепче ухватиться за железную ограду, чтобы не побежать к нему.

Потому что он был не один.

Он был с Лушкой. Утешал ее, гладил ее лицо и поцелуями осушал слезы. Они прижимались друг к другу, головы склонились в бесконечном поцелуе. Они так забылись в объятии, что не замечали грохота и сотрясения земли от очередного взрыва. Они выглядели так, словно во всем мире остались только вдвоем.

Их тела слились в одно. В темноте невозможно было различить, где кончалось одно и начиналось другое.

Люсинда поднялась на ноги и прокралась вперед, в темноте передвигаясь от одной груды развалин к другой, просто желая быть ближе к нему.

– Я думала, что никогда тебя не найду, – Люс услышала слова своей прошлой «я».

– Мы всегда найдем друг друга, – ответил Дэниел, отрывая ее от земли и прижимая к себе. – Всегда.

– Эй! – раздался голос из дверного проема в соседнем здании. – Вы идете?

Через площадь от пустыря маленькую группу людей вел в прочное каменное здание парень, лица которого Люс не могла рассмотреть. Туда и направлялись Лушка и Дэниел. Должно быть, таков был их изначальный план – укрыться от бомбежки вместе.

– Да, – крикнула другим Лушка. Она посмотрела на Дэниела. – Давай пойдем с ними.

– Нет, – коротко и нервно ответил он. Люс слишком хорошо знала этот тон.

– Мы будем в большей безопасности, если уйдем с улицы. Разве не поэтому мы договорились встретиться здесь?

Дэниел повернулся назад, и его глаза пробежали прямо по тому месту, где пряталась Люс. Когда небо озарилось еще одной серией красно-золотых взрывов, Лушка закричала и спрятала лицо на груди Дэниела. Так что Люс единственная увидела выражение его лица.

Что-то его тяготило. Что-то большее, чем страх перед взрывами.

О нет.

– Даниил! – мальчик из соседнего здания все еще держал открытой дверь в убежище. – Лушка! Даниил!

Все остальные уже были внутри.

И тогда Дэниел развернул Лушку кругом и приблизил губы к ее уху. Стоя в своем убежище в тени, Люс ужасно хотела узнать, что он ей шептал. Произносил ли он те же слова, что Дэниел всегда говорил ей, когда она была расстроена или подавлена? Она хотела побежать к ним, оттащить Лушку прочь – но не могла. Что-то глубоко внутри нее не поддавалось.

Она всмотрелась в выражение лица Лушки, словно вся ее жизнь зависела от этого.

Может, так и было.

Лушка кивнула, пока говорил Дэниел, и ужас на ее лице сменился спокойствием, даже умиротворением. Она закрыла глаза. Кивнула еще раз. Потом откинула голову назад и улыбка тронула ее губы.

Улыбка ?

Но почему? Как? Она словно знала, что произойдет.

Даниил держал ее в объятиях. Он склонился для еще одного поцелуя, в последний раз прижимая свои губы к ее, пробегая руками по ее волосам, потом вдоль ее тела, по каждому его сантиметру.

Это выглядело так страстно, что Люс покраснела, так интимно, что она не могла дышать, так прекрасно, что она не могла отвести взгляда. Ни на секунду.

Даже тогда, когда Лушка закричала.

И взорвалась колонной обжигающего белого пламени.

Вспышка огня была не из этого мира, текучая и почти элегантная в каком-то ужасном смысле, как длинный шелковый шарф, обернутый вокруг ее бледного тела. Она охватила Лушку, оплела ее, освещая ее мечущиеся горящие конечности, беспрерывно машущие – а потом они замерли. Даниил не отпускал ее ни когда огонь поджег его одежду, ни когда ему пришлось держать ее разбитое тело, потерявшее сознание, ни когда пламя сжигало ее плоть с отвратительным резким шипением, ни когда ее кожа начала чернеть и превращаться в уголь.

Только когда огонь потух – так быстро, словно задули одну свечку – и не осталось ничего, чтобы держать в руках, кроме пепла, Даниил опустил руки.

В самых безумных мыслях Люс о том, как она вернется и посетит прошлое, она не могла представить такое – свою смерть. Реальность оказалась хуже, чем в худших кошмарах. Она стояла на холодном снегу, парализованная увиденным, ее тело лишилось способности двигаться.

Даниил на дрожащих ногах отошел от кучки пепла на снегу и начал плакать. Слезы струились по его щекам и оставляли чистые дорожки в черной золе – всем, что от нее осталось. Его лицо исказилось, руки тряслись. Они казались Люс обнаженными, как будто сама мысль об этом заставила Люс ревновать – его руки должны были обвивать талию Лушки, гладить ее волосы и щеки.

Что вообще делать с руками, когда единственное, что они хотели держать, так внезапно и так ужасно исчезло? Целая девушка, целая жизнь – исчезли.

Боль на его лице заставила сжаться сердце Люс, отнимая последние силы. Она и сама испытывала боль и смятение, но видеть его страдание было еще хуже.

Вот что он испытывал каждую жизнь.

Каждую смерть.

Снова, и снова, и снова.

Люс ошибалась, думая, что Дэниел был эгоистом. Дело не в том, что ему все равно. Ему было настолько не все равно, что это сокрушало его. Она все это ненавидела, но внезапно поняла его горечь, его сдержанность во всем. Майлз, может, и любит ее, но его любовь не может сравниться с любовью Дэниела.

Она так никогда бы не смогла.

– Дэниел! – крикнула она и, покинув тень, побежала к нему.

Она хотела вернуть все поцелуи и объятия, которые он только что дарил ее прошлой «я». Она знала, что это неправильно, что вообще все было неправильно.

Глаза Дэниела расширились. Настоящий ужас промелькнул на его лице.

– Что это такое? – медленно спросил он, словно обвиняя. Словно это не он только что позволил своей Лушке умереть. Словно видеть живую Люс было хуже, чем наблюдать смерть Лушки. Он поднял руку, черную от пепла, и показал на нее. – Что происходит?

Было мучительно больно видеть такой взгляд. Она остановилась и сморгнула слезу.

– Ответь ему, – сказал голос из тени. – Как ты сюда попала?

Люс бы везде узнала этот надменный голос. Ей не нужно было видеть, как Кэм выходит из дверного проема бомбоубежища.

С мягким треском и щелчком, словно развернулся огромный флаг, он раскрыл большие крылья, которые вытянулись за ним, делая его еще более великолепным и устрашающим, чем обычно. Люс не могла не уставиться на них. Они освещали золотистым светом темную улицу.

Люс сощурилась, пытаясь понять, что за сцена перед ней разворачивалась. Их здесь было больше – прячущихся в тени. Теперь они все вышли вперед.

Гэбби. Роланд. Молли. Арриана.

Все они были здесь. Их крылья были раскрыты – сверкающее море золотого и серебряного, ослепляюще яркое на темной улице. Они казались напряженными. Кончики их крыльев дрожали, они словно готовы были рвануться в бой.

И впервые Люс не была напугана великолепием их крыльев или тяжестью их взглядов. Ей было противно.

– Вы все наблюдаете за этим каждый раз? – спросила она.

– Лушка, – ровным голосом сказала Гэбби. – Просто скажи нам, что происходит.

Даниил подошел к ней и, схватив за плечи, потряс.

– Лушка!

– Я не Лушка! – крикнула Люс, вырываясь и отходя от него на несколько шагов.

Она была в ужасе. Как они могли так? Как они могли просто сидеть и смотреть, как она умирает?

Это было слишком. Она не была готова это видеть. – Почему ты так на меня смотришь? – спросил Даниил.

– Она не та, кто ты думаешь, Даниил, – сказал Гэбби, – Лушка мертва. Это… Это…

–  Что она такое ? – спросил Даниил. – Как она может тут стоять? Когда…

– Посмотри на ее одежду. Она явно…

– Заткнись, Кэм, может, она и не та, – сказала Арриана, но она тоже выглядела испуганной, боясь, что Люс может быть тем, чем Кэм хотел ее назвать.

В небесах снова раздался гул, а на земле грохот взрывов артиллерийских снарядов, дождем падающих на здания на другой стороне улицы, оглушая Люс, поджигая деревянный склад. Ангелам не было дела до войны – только до нее. Между Люс и ангелами было чуть больше пяти метров, и они выглядели такими же настороженными по отношению к ней, как и она к ним. Никто из них ближе не подходил.

В свете горящего здания тело Даниила отбрасывало длинную тень. Люс сосредоточилась, чтобы призвать ее. Сработает? Она сощурилась, и каждая мышца в ее теле напряглась. Она все еще делала это неуклюже, никогда не зная, что потребуется, чтобы тень пришла к ней в руки.

Когда темные очертания начали дрожать, она прыгнула. Схватила тень обеими руками и начала сворачивать темную массу в шарик, как делали учителя Стивен и Франческа в один из ее первых дней в «Прибрежной». Только что вызванные вестники были неаккуратными и аморфными. Им сначала надо было придать правильную форму. Только тогда их можно было растянуть в большую плоскость. Тогда вестник превращался в экран, через который можно увидеть прошлое – или портал, через который можно пройти.

Этот вестник был липким, но скоро она его развернула, придала ему форму. Потом потянулась внутрь и открыла портал.

Она не могла здесь больше оставаться. Теперь у нее была миссия: найти себя живой в другом времени, узнать, о какой цене говорили изгои, и в конце концов отследить истоки проклятия между ней и Дэниелом.

А потом снять его.

Другие ахнули, когда она стала работать над вестником.

– Когда ты научилась это делать? – прошептал Даниил.

Люс покачала головой. Ее объяснение только собьет его с толку.

– Люсинда! – последним, что она слышала, было, как он зовет ее настоящим именем.

Странно, она смотрела прямо на его шокированное лицо, но не видела, чтобы его губы двигались. Ее разум играл с ней.

– Люсинда! – снова крикнул он, и его голос стал пронзительнее от паники, прежде чем Люс нырнула вперед головой в манящую темноту.