Онлайн чтение книги Пьер Нозьер Pierre Nozière
IX. ПОРУЧИТЕЛЬСТВО

Из всех венецианских купцов Фабио Мутинелли был самым щепетильным в исполнении взятых на себя обязательств. Он неизменно проявлял щедрость и широту, особенно в отношении дам и лиц духовного звания. Изысканное благородство его поведения славилось на всю республику, и в церкви Сан-Дзаниполо каждый мог любоваться золотым алтарем, принесенным им в дар святой Екатерине из любви к Екатерине Манини, красавице, супруге сенатора Алессо Корнаро. Как у человека очень богатого, у Фабио Мутинелли было много друзей, которым он задавал пиры и щедро помогал деньгами. Но война с генуэзцами и междоусобица в Неаполе нанесли ему большой урон. А вдобавок тридцать его кораблей были частью захвачены ускоками[402]Ускоки — сербские повстанцы, сражавшиеся с турками на адриатическом побережье, а также захватывавшие купеческие суда, перевозившие товары между Италией и Востоком., частью пошли ко дну. Папа, которому он ссудил крупные суммы, отказался вернуть хотя бы малую толику их. И вышло так, что блистательный Фабио в короткий срок лишился всех своих богатств. Продав дворец и ценную утварь, чтобы расплатиться с долгами, он остался ни с чем. Но как человек умелый, мужественный, сведущий в торговых делах и полный сил, он помышлял лишь о том, чтобы поправить свое состояние. Он долго прикидывал в уме и решил, что без пяти сотен дукатов ему никак нельзя вновь пускаться в море и пытать счастья в таких новых предприятиях, которые принесли бы ему верную прибыль. Он попросил синьора Алессо Бонтура, самого богатого гражданина Венецианской республики, сделать милость и одолжить ему эти пятьсот дукатов. Но почтенный синьор рассудил, что смелость, правда, способствует приобретению богатств, однако лишь осторожность помогает сохранить их, а посему он отказался подвергать столь большие деньги всем превратностям моря и фортуны. Вслед за тем Фабио обратился к синьору Андреа Морозини, которому в свое время оказал множество разнообразных услуг.

— Любезнейший Фабио, — ответил ему Андреа, — всякого другого я охотно ссудил бы такими деньгами. Я вовсе не дрожу над золотыми монетами, следуя в этом правилам сатирика Горация. Но дружба ваша, Фабио Мутинелли, мне дорога, и я боюсь утратить ее, ссудив вас деньгами. Ибо между должником и заимодавцем чаще всего не бывает сердечного лада. Слишком много я видел тому примеров.

Сказав так, синьор Андреа с притворной нежностью облобызал купца и захлопнул перед его носом дверь.

На следующий день Фабио отправился к ломбардским и флорентийским банкирам. Но никто не согласился дать ему взаймы хотя бы двадцать дукатов без залога. Целый день он бегал из одной ссудной кассы в другую. Повсюду он слышал один ответ:

— Синьор Фабио, мы знаем вас как самого честного купца во всем городе и с великой жалостью отказываем в вашей просьбе. Но этого требует осмотрительность в делах.

Вечером, когда он печально возвращался к себе домой, куртизанка Занетта, купавшаяся в это время в канале, ухватилась за гондолу и устремила влюбленный взгляд на Фабио. В пору своего богатства он позвал ее на одну ночь к себе во дворец и ласково обошелся с ней, ибо был от природы веселого и приветливого нрава.

— Хороший мой синьор Фабио, — сказала она, — я слыхала о ваших бедах, весь город только о них и толкует. Послушайте, что я вам скажу: я не богата, но у меня в ларчике хранится несколько драгоценных украшений. Если вы примете их от вашей служанки, душа моя Фабио, я поверю, что господь бог и пресвятая дева благосклонны ко мне.

И в самом деле Занетта, при всей своей цветущей юности и красоте, была бедна.

— Прелестная Занетта, — ответил ей Фабио, — в твоем убогом жилище кроется больше благородства, чем во всех венецианских дворцах.

Еще целых три дня Фабио обивал пороги банков и ссудных касс и не нашел никого, кто бы согласился дать ему взаймы. Повсюду он получал неблагоприятный ответ и слушал речи, сводившиеся примерно к следующему:

— Вы поступили опрометчиво, продав ценную утварь, чтобы уплатить долги. Можно дать взаймы человеку, обремененному долгами, но никак не тому, у кого нет ни мебели, ни посуды.

На пятый день он, отчаявшись, направился в Корте делле Галли, или иначе гетто, как называется квартал, где живут евреи.

«Как знать, — думал он, — быть может, я добьюсь от обрезанного того, в чем отказывают мне христиане».

Итак, он пустился в путь между улицами Сан-Джеремиа и Сан-Джироламо, по узкому, зловонному каналу, вход в который по приказу сената на ночь перегораживается цепями. Затрудняясь решить, к какому ростовщику обратиться сперва, он вдруг вспомнил, что слышал о некоем иудее по имени Елеазар, сыне Елеазара Маймонида, который слыл богачом и человеком на редкость тонкого ума. Итак, узнав, где живет еврей Елеазар, Фабио остановил гондолу у его дома. Над входом был изображен семисвечник — обрезанный приказал вылепить его здесь, как знак надежды, что наступит обетованный день, когда Храм воздвигнется из пепла.

Купец вошел в залу, освещенную медной лампой с двенадцатью коптящими фитилями. Еврей Елеазар сидел там перед весами. Окна его дома были замурованы, как полагалось для неверных.

Фабио Мутинелли обратился к нему с такими словами:

— Елеазар, я не раз обзывал тебя собакой и богомерзким язычником. Когда я был помоложе и позадорнее, мне случалось бросать камнями и комьями грязи в проходивших по краю канала людей с нашитым на плече желтым кружком; не мудрено, если бы я попал в кого-нибудь из твоих домашних или в тебя самого. Я говорю все это вовсе не в обиду тебе, но я пришел просить о большой услуге и хочу быть чистым перед тобой.

Еврей поднял руку, сухую и узловатую, как виноградная лоза.

— Фабио Мутинелли! Отец, сущий на небесах, рассудит нас с тобой. О какой услуге пришел ты просить?

— Дай мне на год взаймы пятьсот дукатов.

— Без поручительства никто взаймы не дает. Надо полагать, ты осведомлен об этом от своих соплеменников. Чем ты можешь мне поручиться?

— Не утаю от тебя, Елеазар, что у меня не осталось ничего, ни одной золотой чаши, ни одного серебряного кубка. Не осталось и ни единого друга. Все отказали мне в той услуге, о которой я прошу тебя. Единственное, что осталось мне на этом свете, — честное купеческое слово и вера истого христианина. Предлагаю тебе в поручители пресвятую деву Марию и ее божественного сына.

Выслушав такой ответ, еврей склонил голову, как человек, углубившийся в размышления.

— Фабио Мутинелли, — начал он немного погодя, поглаживая свою длинную седую бороду, — покажи мне твоих поручителей. Ибо заимодавцу полагается своими глазами увидеть то, что должно служить ему порукой.

— Ты вправе требовать этого, — ответил купец. — Встань же и иди за мной.

И он повел Елеазара в церковь дель Орто, близ местности, именуемой Мавританским лугом. Там, указывая на мадонну, стоящую на алтаре в венце из драгоценных каменьев и в шитой золотом мантии, с младенцем Иисусом на руках, разубранным так же пышно, как и мать, купец сказал еврею:

— Вот мои поручители!

Елеазар перевел проницательный взгляд с купца-христианина на мадонну с младенцем, а затем наклонил голову и сказал, что согласен на такое поручительство. Он вернулся с Фабио к себе в дом и дал ему пятьсот полновесных дукатов.

— На год считай это своим. Но если день в день, ровно через год ты не возвратишь мне всю сумму с процентами, установленными венецианским законом и ломбардским обычаем, сам посуди, Фабио Мутинелли, каково будет мое мнение о купце-христианине и его поручителях.

Фабио, не мешкая, купил корабли, нагрузил их солью и разными другими товарами, которые с большой прибылью распродал в городах на побережье Адриатики. Взяв новый груз, он поплыл в Константинополь, где закупил ковры, благовония, павлиньи перья, слоновую кость и черное дерево и в прибрежной полосе Далмации выменял этот товар через своих помощников на строевой лес, заранее запроданный венецианцам. Таким способом он за полгода в десять раз увеличил полученную сумму.

Но как-то раз, когда он совершал увеселительную прогулку по Босфору с гречанками, лодка его чересчур отдалилась от берега, он был захвачен в плен пиратами и увезен в Египет. К счастью, золото его и товары были в сохранности. Пираты продали Фабио сарацинскому вельможе, а тот заковал его в кандалы и отправил в поля взращивать хлеб, который прекрасно родится в том краю. Фабио предложил своему хозяину большой выкуп, но дочь сарацинского вельможи влюбилась в него и хотела склонить к любви, а потому уговорила отца не отпускать его на волю ни за какие деньги. Видя, что ему не от кого ждать спасения, кроме как от самого себя, он распилил свои оковы землепашеским орудием и убежал; достигнув Нила, он бросился в лодку и выплыл в море, до которого было недалеко. Много дней он носился по волнам и совсем уже изнемог от голода и жажды, когда его подобрал испанский корабль, направлявшийся в Геную. Но после недельного плавания разразилась буря и отшвырнула корабль к берегам Далмации. Пытаясь пристать, корабль разбился о подводные камни. Вся команда пошла ко дну, а Фабио, держась за птичью клетку, с трудом добрался до берега и сразу же лишился сознания. Его нашла здесь недурная собой вдова по имени Лорета, проживавшая на побережье. Она приказала перенести его к себе в дом, уложила в своей собственной спальне, не покидала его и самоотверженно ухаживала за ним.

Придя в себя, он почувствовал благоухание миртов и роз и в окно увидел сад, уступами спускавшийся к морю. Синьора Лорета, не отходившая от его изголовья, взяла виолу и стала извлекать из нее нежные звуки.

Исполненный признательности и восторга, Фабио покрыл бессчетными поцелуями ее руки. Горячо поблагодарив ее, он присовокупил, что не столько рад своему спасению, сколько тому, что обязан им такой прекрасной даме.

Он поднялся и вместе с синьорой Лоретой пошел погулять по саду и тут, расположившись в миртовой беседке, привлек к себе молодую вдову, бессчетными ласками доказывая свою признательность.

Она не осталась холодна к его ухаживаниям, и несколько часов прошло в блаженном упоении; но вдруг Фабио озабоченно нахмурился и спросил свою хозяйку, какой сейчас идет месяц и какой нынче день этого месяца.

Он принялся стенать и сетовать, узнав из ее ответа, что ровно через сутки сравняется год с того дня, как еврей Елеазар дал ему пятьсот дукатов. Ему была нестерпима мысль, что он может не сдержать обещания и подвергнуть укоризнам обрезанного своих поручителей. Синьора Лорета спросила, в чем причина его отчаяния, и он рассказал ей все. Тогда она, будучи весьма благочестивой и особенно почитая матерь божию, опечалилась вместе с ним. Достать пятьсот дукатов было не так уж сложно. В соседнем городе обитал банкир, у которого уже полгода лежала эта сумма к услугам Фабио. Но немыслимо было за сутки доплыть с побережья Далмации до Венеции по бурному морю да еще при противном ветре.

— Прежде всего надо раздобыть деньги, — решил Фабио.

И когда один из слуг синьоры Лореты привез их, благородный купец попросил подтянуть к самому берегу лодку, положил в нее мешки с дукатами, потом взял из молельни синьоры Лореты особо чтимую статую пресвятой девы с младенцем Иисусом, вырезанную из кедрового дерева. Поставив ее в челноке возле руля, он сказал ей:

— Владычица небесная, ты моя поручительница. Завтра еврею Елеазару должен быть отдан долг. Это дело твоей и моей чести, от этого зависит доброе имя сына твоего. Что не под силу мне, смертному и грешному человеку, то без труда осуществишь ты, чистейшая звезда моря, своею грудью вскормившая того, кто ходил по водам. Отвези же эти деньги еврею Елеазару в венецианское гетто, дабы обрезанные не могли ославить тебя как ненадежную поручительницу.

И, столкнув челнок в море, он снял шапку и чуть слышно прошептал:

— Прощай, владычица!

Лодка вышла в открытое море. Купец и вдова долго провожали ее взглядом. Сгущались сумерки. По успокоившемуся морю тянулась светлая полоска.

И вот наутро Елеазар, раскрывши свою дверь, увидел, что по узкому каналу через гетто плывет лодка, нагруженная мешками и ведомая статуэткой темного дерева, сияющей в лучах зари. Лодка остановилась перед домом, над которым был вылеплен семисвечник. Еврей увидел деву Марию с младенцем Иисусом — поручителей купца-христианина.