Онлайн чтение книги Погоня за сказкой
Глава 9

Дни стали серы и безрадостны. Я перестала наслаждаться жизнью, равнодушно относясь ко всему происходящему. Граф приезжал ежедневно, что-то говорил, рассказывал, привозил подарки и цветы. Мы отправлялись в городской сад на прогулки, в театр, в оперу. Мы появлялись на людях. Я вежливо улыбалась, показывая на лице спокойствие и оставляя в душе свои настоящие чувства. На нас сыпались поздравления с помолвкой, их я тоже принимала с приклеенной к губам улыбкой. Что думал Онорат, мне неведомо; должно быть, был счастлив, потому что его улыбка выглядела совершенно искренней.

Папенька взял на себя заботы по подготовке к свадьбе, потому что матушка взбунтовалась и не участвовала в хлопотах, но лишь до тех пор, пока не привезли мое свадебное платье.

– Это что за страсть! – воскликнула она, заглянув в мою комнату, куда пришла портниха. – У меня сейчас сердечный приступ случится. Снимите ЭТО, снимите и не тревожьте моего чувства прекрасного.

После этого она изгнала из нашего дома оскорбленную портниху, взяла меня за руку и повезла к мадам Фотен.

– Только Фло может сотворить шедевр, – сказала она. – Но знай, я это делаю только из одного желания – чтобы Льено сдох от зависти, глядя на мою дочь. Прости, Всевышний.

– Возможно, для Льено уже достаточно потрясений, – с тусклой улыбкой ответила я, и матушка фыркнула.

Говоря это, я имела в виду скандал, который устроила мадам Ламбер на следующий день после того, как я дала свое согласие. Никому и ничего не сказав, она взяла Лили и уехала, поручив меня заботам своей горничной. Лишь после мы узнали о представлении, устроенном матушкой подле дома Матьес.

– Господа, прошу вас остановиться на мгновение и выслушать меня, – так начала свою речь матушка, подкатив на коляске к дому Эдит и встав в ней в полный рост. – Знакомо ли вам сострадание и жалость? Ежели да, то вы не пройдете мимо этого дома, где живет бедная, покинутая женихом девушка. Знаете ли вы, господа, что маленькая Эдит Матьес на грани самоубийства и более не верит в жизнь и благородство мужчин? Способны ли вы пройти мимо чужой беды?

Пока мадам Ламбер вещала все это, размахивая своим зонтиком, как шпагой, вокруг ее коляски собирались люди. Они с интересом слушали мою матушку, все более сгущавшую краски. Далее развернулось и вовсе немыслимое.

– У девушки так мало приданого, что она не верит в лучшее, господа! Скинемся! Я, Дульчина Ламбер, преисполнившись жалости, готова дать сто санталов! Присоединяйтесь, господа, кто больше? Не оставим страждущую в беде. Ну же, господа, дамы, где ваше сострадание?!

– Даю пятьдесят санталов! – веселый выкрик какого-то мужчины взорвал тишину, воцарившуюся на улице. – Для несчастной, на нужды.

– Я даю двадцать!

– Я двести, для обездоленной не жалко!

И волна благотворительности покатилась по улице, вовлекая все новых и новых лиц. Но матушке этого было мало.

– Господа, смотрите, уже приличная сумма набирается; быть может, найдется добрая душа, которая возьмет в жены Эдит Матьес?! Ну же, мужчины! Она молода, хороша собой, умна, но не оценена и не имеет большого приданого, так мы с вами соберем. Кто же возьмет в жены столь привлекательный цветок?

Из дома выбежала мадам Матьес, за ней горничные и привратник, но их встретила Лили, не давая подойти к матушке. А мадам Ламбер продолжала покорять красноречием жителей Льено. Прослышав о зрелище, сюда уже стекались люди с прилегающих улиц.

– Покажите невесту! – выкрикнул кто-то. – Негоже соглашаться на товар, не видя его!

– Разумная мысль, сударь, – обрадовалась матушка. – Фостин, предъяви уважаемым господам дочь.

– Дульчина, прекрати немедленно нас позорить! – кричала мадам Матьес.

– Я вас облагодетельствовала, – возразила матушка. – Не далее как вчера Эдит грозилась на себя руки наложить, так я вас спасаю от утраты. Господа! Давайте дружно попросим сюда мадемуазель Эдит!

– Я ее знаю, ничего такая курочка, – выкрикнул один из рабочих. – Можно узнать точную сумму приданого?

– Одно мгновение, любезный, сейчас все подсчитаем, – заверила матушка.

– Дульчина, иди и продай свою дочь! – закричала Фостин Матьес.

– Моя дочь выходит замуж за графа Набарро, – расхохоталась мадам Ламбер. – На ее руку охотников много, включая и бросившего вас жениха. А кто сватается к вам, Фостин? Господа, точная сумма приданого бедняжки…

– Довольно! – Эдит вышла из дверей своего дома. – Мое приданое…

– А вот и она, господа, встречайте! – возликовала мадам Ламбер. – Только помните, Эдит слегка не в себе. Ведь всем известно, кто готов наложить на себя руки. Но сострадание и собранное приданое, вкупе с ее собственным, закроют вам глаза на сей недостаток. Кто готов рискнуть и связаться с девушкой, которую подводит здравый смысл? Решать вам, господа. Лили, – матушка вручила ей собранные деньги, – передай бедняжке. Возможно, это облегчит ее страдания. Если не на свадьбу, то на лечение. И да пошлет Всевышний Эдит Матьес здравого смысла и совести. Возможно, даже подкинет хоть какого-нибудь жениха.

Лили гордо прошествовала к Эдит, вручила ей шляпку с деньгами и вернулась в коляску.

– Благодарю за внимание, – провозгласила матушка. – Выбор за вами, господа. Трогай.

Мадам Ламбер, довольная собой, вернулась домой. А семейство Матьес покинуло город в тот же день, сбежав от мгновенно вспыхнувших сплетен и пересудов до тех пор, пока страсти не улягутся. Меня все это даже не задело. С Эдит я больше никаких отношений поддерживать не хотела, она мне стала неприятна. А что касается матушки, то она поступила согласно своему характеру, у меня ее смелости нет. А вот папенька матушку отчитал, но она только фыркнула; на том все и успокоилось.

А время шло. Дамиан не объявлялся, и никаких вестей от него не было. Меня это радовало, потому что смотреть ему в глаза было совестно. Да и больно. Совершеннейшая глупость, но мои чувства к господину королевскому лейтенанту только крепли день ото дня. И чем ближе была свадьба с графом, тем тяжелей мне становилось. Надежды на то, что со временем мне станет легче, развеялись как дым, когда до свадьбы осталось три дня. Я безнадежно болела этим красивым, но далеким от меня мужчиной.

На последнюю примерку платья я ехала, как на эшафот. Матушка мрачно взирала на мои страдания. Твердить, что все еще можно изменить, она устала еще неделю назад, потому что я в своем упрямстве закрылась, как улитка в раковине, отдавая себя на заклание. Глупая жертвенность, но так я наказывала себя за то, что не разглядела раньше своей подруги и позволила ей манипулировать собой. К тому же, кроме матушкиных слов, иных подтверждений намерений господина Литина я не имела – только то, что он сказал в памятную ночь, о которой я теперь старалась забыть.

Мадам Фотен встретила нас, раскрыв объятья. Матушка тут же включилась в их привычную игру, позабыв печали. Я же молча позволила облачить меня в подвенечное платье, красота которого была неоспорима, но не радовала меня. Всего три дня – и оно станет моими оковами. Три дня – и я перестану существовать как Адалаис Ламбер. Исчезнет беззаботная девушка, и появится графиня Набарро, на плечи которой лягут обязательства. И первая брачная ночь… Всевышний! Я боялась думать о ней. Ранее смущалась, а теперь просто боялась, понимая, что на ложе со мной взойдет мужчина, на которого мне тягостно было даже смотреть.

– Не я первая, не я последняя, – прошептала я, кусая губы.

– Что ты там шепчешь? – спросила матушка, прекратив споры с мадам Фотен.

– Ничего, матушка, вам показалось, – ответила я.

Приладив к моей голове вуаль, обе дамы сложили руки и восхищенно ахнули.

– Ангел, чистый ангел, – умилилась мадам Фотен.

– А достанется не пойми кому, – проворчала матушка.

– Граф – достойный человек, матушка, – тускло ответила я и стянула с головы вуаль.

Мне помогли снять подвенечный наряд, после облачили в мое собственное платье, и матушка махнула рукой.

– Иди хоть на шляпки посмотри, мне надо с Фло еще кое-что обсудить.

Мадам Фотен важно кивнула, и меня выставили из примерочной комнаты. Я спустилась вниз. Девушка, стоявшая за прилавком, куда-то вышла, и я занялась рассматриванием товара. Когда за спиной звякнул колокольчик, я отошла подальше, чтобы не мешать покупателю, и остановила свой взгляд на готовых шляпках. Мысли бежали по заведенному кругу, и это злило. Я попыталась сосредоточиться на шляпке небесно-голубого цвета. Подошла ближе и протянула руку, трогая украшавший ее букетик.

– Даже неживые цветы притягивают бабочек, – услышала я. – Бабочки так легко позволяют себя обмануть даже подделкой.

Резко развернувшись, я охнула, и мир поплыл перед моими глазами.

– Дамиан, – простонала я, и он успел подхватить меня прежде, чем я осела на пол.

Господин королевский лейтенант поднял меня на руки и отнес к стулу, стоявшему рядом со столом, на котором обычно лежали эскизы платьев и другой одежды.

– Эй, кто-нибудь, принесите воды! – крикнул он, тревожно глядя на меня. – Меня слышат? Ада, – позвал молодой человек, но я была способна лишь хватать ртом воздух, – да что с тобой? Я эту лавку разнесу ко всем чертям, если сейчас же кто-нибудь не объявится! – в сердцах выкрикнул Дамиан, обмахивая меня каким-то эскизом со стола.

Из недр лавки выбежала девушка и тут же скрылась вновь, но вернулась через минуту, неся стакан с водой. Господин Литин отобрал у нее стакан и поднес мне. Но я оттолкнула его, продолжая задыхаться. И тогда Дамиан набрал в рот воды и прыснул на меня. Я оторопело заморгала, глубоко вдохнула и перевела на него взгляд.

– Ну слава Всевышнему, – удовлетворенно сказал молодой человек, достал из кармана платок и принялся осторожно обтирать мне лицо. – Что же ты у меня такая впечатлительная, бабочка? – с доброй улыбкой спросил он. – Это всего лишь я, а не чудовище из морских глубин.

– Это действительно ты, – прошептала я, порывисто обнимая его лицо ладонями. – Дамиан…

Девушка, служившая мадам Фотен, вновь исчезла, и мы остались одни. Дамиан оторвал от своего лица мои ладони и теперь целовал их, а я была на самом краю преисподней.

– Дамиан, – испуганно воскликнула я, отнимая у него свои ладони, – зачем ты здесь? Господин Литин…

Я поднялась со стула и отошла от него, нервно теребя манжет своего платья. Дамиан распрямился следом за мной и теперь пристально следил за моими метаниями. Его взгляд сжигал мою больную душу дотла, но не хватало сил остановиться и посмотреть в глаза господина лейтенанта.

– Дамиан, я не сдержала слова, я не дождалась тебя, – наконец выпалила я. – Через три дня я выхожу замуж.

– Я все знаю, – спокойно ответил молодой человек. – Из-за этого я бросил все дела и примчался сюда.

– Но откуда? – я обернулась. – Ах, да, твои родители…

– Нет, – он улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Твоя матушка.

– Что?! – я потрясенно смотрела на Дамиана.

– Ей бы полком командовать, – усмехнулся он. – Не женщина, а таран. Я готов перед ней преклонить колени в знак моего вечного уважения. Если бы не ее письмо, я бы приехал через несколько недель и нашел здесь только разбитое сердце. Ада, – молодой человек подошел ко мне. – Я здесь – и этому спектаклю конец. Я сам объяснюсь с графом.

– Нет! – воскликнула я, отшатнувшись от него в ужасе.

Дамиан нахмурился и теперь глядел на меня исподлобья.

– Объяснись, – потребовал он.

Что я могла объяснить? Что я запуталась? Что папенька и граф столько денег потратили на эту свадьбу, что мне даже страшно подумать о том, что она отменится и папенька будет зол на меня? Или что мой отказ ляжет позором на голову его светлости и моих родителей? А может, о том, как мне стыдно перед самим Дамианом и я не верю, что он сможет простить мое вероломство и не припомнить его мне после?

– Я дала слово, – потерянно прошептала я.

– Мне ты его дала раньше, – жестко ответил господин Литин.

– Помолвка уже оглашена…

– Помолвка может быть расторгнута, – последовал немедленный ответ.

– Ты никогда не простишь мне…

– Тогда почему я здесь? – Дамиан улыбнулся и шагнул ко мне. – Глупенькая бабочка, я тебя не отпущу; неужто ты думала, что я шучу?

Я опустила голову, придя в окончательное смятение. И в этот момент открылась дверь в лавку.

– Ада? – я подняла голову и за пеленой слез не смогла рассмотреть графа Набарро.

Он стремительно приблизился к нам с Дамианом и оттеснил меня, закрыв собой.

– Милостивый государь, потрудитесь держаться подальше от чужой невесты, – холодно произнес он.

– Могу адресовать вам то же требование, – голос господина лейтенанта был сух, но в нем угадывалась насмешка.

Обстановка накалялась. Мужчины буравили друг друга воинственными взглядами, и нужно было что-то делать, пока не случилось взрыва. Мне вспомнились слова графа о поединке. Дамиан на это сказал, что не примет вызова, но сейчас в это верилось менее всего.

– Господин Литин, если вы не оставите вашей настойчивости, я буду вынужден принять меры, – угрожающе произнес Онорат.

– Всегда к вашим услугам, – уже не скрывая насмешки, ответил Дамиан, и я больше не могла медлить.

Я вышла вперед, взяла за руку господина королевского лейтенанта и посмотрела ему в глаза.

– Поздно, Дамиан, – прошептала я. – Ничего уже не изменить. Простите меня, если сможете, и прощайте. Онорат, – я обернулась к графу, – уведите меня отсюда.

– С удовольствием, – ответил он, взял меня за руку и повел к выходу.

– Это мы еще посмотрим, – услышала я слова Дамиана.

Я была благодарна ему, что он ничего не предпринял и не привлек к нам внимания. Но то, что он сказал, встревожило меня, и я решила до свадьбы дом не покидать, чтобы не столкнуться где-нибудь с господином лейтенантом. На Онората я не смотрела, а он молчал, и за это я тоже была благодарна.

Матушка вышла после нас. Она уселась в коляску, кивнула графу и сердито посмотрела на меня. Ее взгляд я тоже проигнорировала. Вот и всё, я сделала выбор, пути назад нет. С этой минуты я окончательно приняла свой отказ от господина Литина.

Ночью я закрыла окно на щеколду, опасаясь неожиданных визитов, но уснуть не могла, продолжая прислушиваться, и ждала. Наконец не выдержала и задернула шторы; но уже через пять минут перед моим внутренним взором предстала картина, что Дамиан стоит на узком карнизе, срывается и падает вниз, а я сплю здесь за закрытыми шторами.

Я подскочила с кровати и бросилась обратно к окну, распахнула шторы и открыла настежь рамы. Затем выглянула вниз и вздохнула с облегчением. Никакого тела на земле не было. Постояв так немного и проветрив лицо и мысли, я ушла в гостевую спальню, так и не закрыв рам. Если уж придет, то хотя бы не сорвется в тщетных попытках попасть в комнату.

В гостевой спальне я неожиданно быстро провалилась в сон, хотя думала, что буду прислушиваться всю ночь к звукам, нарушавшим тишину. Сны мне снились тревожные, и встала я с головной болью. К тому же в доме поднялась суета, когда обнаружили распахнутое окно в моей спальне и мое в ней отсутствие. Поднялись беготня и крики, разбудившие меня. Когда я выбралась из гостевой комнаты, первая, кто бросилась ко мне, была Лили. Женщина сдавила меня в медвежьих объятьях и оглушила причитаниями:

– Дитятко наше, нашлась!

– Где? Где моя дочь? – прибежала на ее крики матушка. – Ада, несносное дитя, где ты была?!

– В гостевой спальне, а что случилось? – изумилась я.

– Она еще спрашивает! – возмутилась матушка, отнимая меня у Лили. – Как мы должны были отреагировать на твое исчезновение? Лили утром зашла к тебе, постель пуста, окно распахнуто. От рева этой женщины даже хрусталь полопался, не то что мои нервы. Зачем ты спала в гостевой спальне?

– В своей мне не спалось, – ответила я, досадуя, что из-за меня случился переполох.

– Это всё нервы, – заявила матушка. – То ли будет дальше, когда будешь ложиться в постель с графом…

– Матушка! – возмущенно воскликнула я. – Я не желаю обсуждать с вами эти вещи!

– Тут обсуждай не обсуждай, а спать ты будешь с графом, и уже послезавтра. Вот представь…

– Матушка!

Я развернулась и бросилась в свою комнату, закрыв уши ладонями. Матушка превзошла саму себя! Мое возмущение не знало предела. Такие разговоры, это же ужас! Но уже в комнате я тяжело осела на кресло и уставилась на свои руки. Но ведь от этой данности не уйти, и то, что так нервирует меня, все ближе… А может, сказать, что у меня женские недомогания? Ох, я просто не смогу выдавить из себя такое, и значит…

– Ада, – матушка заглянула ко мне в комнату, – жду тебя на завтраке.

– Я скоро буду, матушка, – ответила я, поднимаясь с кресла.

Проследив за тем, как я направляюсь в умывальную комнату, матушка закрыла дверь и удалилась. Вскоре появилась Лили. Она помогла мне с волосами, на удивление молча и горестно вздыхая.

– Что с вами, Лили? – спросила я.

– Да как же? Ведь вижу, как вы мучаетесь и матушки не слушаете, а она дело говорит. И зачем себя терзаете? – ответила она.

– И вы туда же! – возмутилась я и направилась в столовую.

Матушка сидела с газетой в руках, закинув ногу на ногу, и потягивала чай. Она косо взглянула на меня из-за газеты и вернулась к своему занятию. Я заняла свое место и принялась за омлет. Аппетита не было вовсе. Головная боль все усиливалась, и я сидела, ковыряясь вилкой в омлете, пытаясь отогнать невеселые мысли.

– Я вот понять не могу, – заговорила мадам Ламбер, – как же люди могут сами себе жизнь портить?

– Матушка, сколько можно? – я откинула вилку и взялась за чай.

– Что, дитя? – она недоуменно подняла брови. – Вот, смотри сама. В Андалийском герцогстве беспорядки. Работники на винограднике устроили драку с управляющим, обвинив того в удержании жалованья. И что теперь? Работы нет, попортили лозу, штраф хозяину за ущерб… А жалованье просто в дороге задержалось. Его и удержали в счет долга. Вот так-то. Я и говорю, умеют же люди, не подумав, себя несчастными сделать.

– Я думала, вы обо мне, – немного ворчливо ответила я.

– А что о тебе? Ты ведь знаешь, что́ тебе хорошо, – невозмутимо сказала мадам Ламбер. – Вчера сам Дамиан тебе сказал о том, что его намерения прежние, а ты опять за свое.

Чашка с шумом опустилась на блюдце, расплескав чай. Я с негодованием посмотрела на матушку.

– Зачем вы писали ему? Как вы вообще узнали, где его искать? – зло спросила я.

– Кто хочет, тот найдет не только лейтенанта королевского флота, – все так же невозмутимо ответила она. – Ежели ты себе яму роешь, так хоть я тебе веревку скину, чтобы могла уцепиться и выбраться. Кто, ежели не родная мать?

– Вы только всё усложнили! – я вскочила из-за стола.

– Нет, дорогая, усложняешь ты. Я нахожу простые пути решения твоих проблем, – матушка отложила газету и насмешливо посмотрела на меня. – Тебе ведь в тягость брак с графом.

– Помнится, вы радели за него, – ответила я, вновь падая на стул.

– Так то когда было. Я же видела, что ты ему по сердцу пришлась. Но тебе он не приглянулся, потому я и не настаивала, когда твой папенька графу отказал от дома. А теперь появился тот, к кому ты неравнодушна. Так к чему рвать себе душу?

– Никто не может утверждать, что я буду с ним несчастна.

– Пф, – фыркнула матушка.

– Или непременно счастлива с Дамианом, – я прикрыла глаза и потерла виски.

– Пф, – вновь фыркнула мадам Ламбер.

– А если любовь пройдет быстро?

– Три раза пф, – пренебрежительно отмахнулась она. – Я наводила о нем справки, лейтенант Литин описывается как целеустремленный, не способный к предательству человек.

– Ах, матушка, вы так хлопочете за Дамиана – так берите его себе, – от головной боли я уже плохо понимала, что говорю.

Мадам Ламбер откинулась на спинку стула.

– Никак не могу, дитя, – спокойно ответила она. – Вот была бы я в твоих летах, да свободная, и этот мужчина мне был бы нужен – можешь не сомневаться, я бы его уже получила. Но я стара для него, у меня есть твой папенька, и я все еще люблю его, хоть он и отрастил свои ужасные усы. Однако я знаю, что Дамиан Литин нужен тебе, и я несу его тебе на блюдечке. И где благодарность? – мой стон отвлек матушку от рассуждений. – Что с тобой? Голова? Ох, Ада-Ада, даже в мелочах ты себе жизнь усложняешь.

Матушка поднялась с места и покинула столовую. Она вернулась со своим излюбленным настоем от головной боли. Накапав в ложку, мадам Ламбер влила мне это в рот и вновь покинула столовую, не говоря более ни слова. Я подошла к окну и распахнула его, подставляя лицо ветерку. Стало легче, а вскоре подействовали и матушкины капли. Головная боль отступила, даря отдохновение и даже добавляя немного благодушия.

Вскоре матушка собралась на прогулку. Я отказалась ехать с ней, опасаясь очередного свидания с Дамианом. Мадам Ламбер не настаивала. Она оставила меня на попечение Лили и укатила. Я же велела говорить всем, кто будет спрашивать меня, включая графа, что меня нет дома. Мне хотелось провести последние дни свободы в одиночестве. На Онората я еще успею насмотреться и наслушаться его рассказов. А сейчас я лучше займусь вышивкой, чтением, музицированием – чем угодно, лишь бы отвлечься и не думать.

После обеда доставили мое подвенечное платье. Я равнодушно посмотрела на коробку и вернулась к прерванному занятию. Лили покинула комнату, также не открыв коробки и не повесив платья на вешалку. Матушка еще не вернулась – должно быть, заехала к кому-то из своих подруг, там и отобедала. Лили появилась где-то через час. Она собрала несколько моих платьев, чтобы освежить после долгого висения в шкафу. Мне надоели ее мельтешения, и я ушла с вышивкой в сад.

Накрапывал дождь, и я спряталась в беседку. Но теперь меня начали терзать подозрения, что в саду может оказаться незваный гость, и я начала вздрагивать от всякого шороха.

– Да что же это такое! – рассердилась я. – Этак я и вовсе разума лишусь. Нужно попросить у матушки успокоительных капелек.

Я еле заставила себя углубиться в работу. Но матушка права, мои нервы определенно не в порядке. К вечеру я немного успокоилась. За ужином папенька был оживлен, обсуждая завтрашний обед, на который съедутся дамы из нашего круга, чтобы поздравить меня и вручить подарки. Я тихо застонала: на торжественный обед я была совершенно не настроена и даже забыла о нем.

Матушка мне более нотаций не читала, и я ей была за это благодарна. Она вела неспешный разговор с папенькой, обсуждая блюда для обеда и увеселения, которые подготовила для гостей, не привлекая меня. И это было хорошо. Я доела и поднялась из-за стола.

– Ада, Онорат говорил, что несколько раз сегодня заходил, но не застал тебя дома, – обратился ко мне мэтр Ламбер.

– Я не хотела никого видеть, – честно ответила я. – Прошу позволения уйти в свою комнату.

– Почему? – папенька нахмурился. – Ты ведь не передумала?

– За два дня не отменяют свадеб, папенька, – усмехнулась я. – Нет, я выйду замуж за его светлость, вы можете быть спокойны.

– Это очень хорошо, – кивнул папенька. – Сейчас тебе, возможно, тяжело. Но пройдет время, и ты поймешь, что сделала правильный выбор. Тогда ты мне еще спасибо скажешь.

– Ах, что же это я своего папеньку не послушалась, а вышла за тебя, несносный усач? – передернула плечами матушка. – И была бы наша дочь Доран, и отец бы ее наверняка не пытался стать Всевышним. Зря я свое сердце послушалась.

– Да этот Доран – жалкий неудачник! – возмутился папенька. – Ты все правильно рассудила… Э-э, иди, дочь.

– Благодарю, папенька, – присела я в книксене и направилась к двери.

– Жаль, что у нашей дочери не мой характер, – услышала я.

– У нашей дочери твой характер, но, хвала Всевышнему, моя рассудительность, – проворчал папенька. – А теперь о Доране…

Я закрыла дверь и разговора дальше не слышала. А ночью опять смотрела на окно, даже открыла его, но побоялась покинуть комнату, памятуя об утреннем переполохе. Не знаю, что я чувствовала, засыпая, – наверное, надежду, – но мой ночной гость меня так и не навестил, как не пытался увидеться за весь прошедший день. Не прислал ни записки, ни письма, ни нового шифра.

– Это хороший знак, – уговаривала я себя утром. – Так и должно быть. Он разумный человек и внял мне.

Но ненужное разочарование не покидало. Это злило, и я ворчала полдня на всех, включая матушку. Лишь к обеду мне удалось взять себя в руки, и гостей я встречала с каменным спокойствием на лице и вежливой улыбкой. Приехала и матушка Онората. Графиня с интересом осмотрела наш дом, похвалив его, и с явным любопытством наблюдала за нашими порядками. В высшем свете таких посиделок перед свадьбой не устраивали.

Дамы прибывали, они целовали матушку и меня, вручали подарки, которые тут же забирала Лили, и проходили в гостиную. Встретив последнюю гостью, мы с матушкой и графиней, оставшейся с нами, направились к гостям.

– Ада, ты просто прелестна, – наперебой хвалили меня дамы.

– А какая будешь хозяйка!

– Этот аристократ отхватил лакомую ягодку…

– Ох, и жаркую ночку он тебе устроит…

Это все входило в традицию, и я продолжала улыбаться, кивая, иногда даже посмеиваясь, но неизменно смущаясь, чем и пользовалась, чтобы спрятать глаза и покусанные едва не в кровь губы. Графиня Набарро не участвовала в этих шутках, но слушала с интересом, искренне веселясь. Матушка отвечала за меня – кажется, развлекаясь даже больше приглашенных дам.

Потом был обед, бесконечные разговоры о тех, кого не было на нашем приеме, о моде и о мужчинах. О них тоже полагалось говорить, чтобы девушка успела узнать, какие они еще бывают, кроме ее будущего мужа. Это бесконечное проживание чужих жизней окончательно вымотало меня, и петь для гостей я оказалась не в силах. И вновь меня выручила матушка, тем более ее голос был несравнимо лучше моего. А потом они пели дуэтом с графиней, снискав всеобщее восхищение.

После дамы удумали играть в шарады, затем в фанты, после обсуждали роман, который в начале лета у меня отнимала матушка. Мне казалось, что прием никогда не закончится. Уже давно стемнело, а нас покинули всего несколько гостей. Наверное, и папенька уже скоро должен был вернуться. Мэтр Ламбер сказал, что в этом «курятнике» ему не место, потому он найдет себе более интересное занятие, чем сидеть за закрытыми дверями.

Я уже начала прятать зевки, когда дамы засобирались. Мы с матушкой вышли проводить их на улицу. Наши гостьи благодарили за чудный день, вновь желали мне счастья и расходились по экипажам. Дольше всех задержалась графиня Набарро. Она взяла меня за руки и тепло улыбнулась:

– Я рада, что мой сын не послушался меня и настоял на своем решении. Вы чудесная девушка, Ада, и я буду счастлива завтра прижать вас к груди как свою дочь.

– Благодарю, ваша светлость, для меня честь стать вам дочерью, – пролепетала я, не решаясь взглянуть ей в глаза.

Наконец, распрощавшись со мной и с матушкой, графиня села в карету.

– Хорошо-о, – блаженно потянулась матушка. – Теплый вечер, звезды такие ясные, романтика. Только папенька твой где-то загулял. Ох, уж я и устрою ему, гуляке усатому.

Я улыбнулась и хотела вернуться в дом, когда услышала, как недалеко мяукнул котенок. Мадам Ламбер всплеснула руками.

– Ах, какой хорошенький, – пропела она. – Подожди, маленький, я тебе поесть вынесу.

Она ушла в дом, а я присела на корточки и позвала милого зверька. Он прижался к ограде нашего особняка и жалобно мяукал.

– Глупенький, – улыбнулась я и направилась к нему.

Котенок мяукал и смотрел на меня испуганными глазами, но подходить не решался. Нагнувшись, я подняла его и прижала к груди. Котенок вцепился в меня лапками. Я негромко рассмеялась, пытаясь удержать его, потому что испуганное животное полезло мне на шею. Позади остановился экипаж, кто-то открыл дверцу – и я развернулась, спеша приветствовать папеньку.

– Я поймал тебя, бабочка, – донеслось до моего слуха, и меня утянули в карету.

Экипаж сорвался с места.