Онлайн чтение книги Порядочная женщина A Well-Behaved Woman
Глава 5

Чувство облегчения не покидало Альву до тех пор, пока погожие деньки не закончились, а вместе с ними в кладовой не иссякли летние запасы. В январе Альве пришлось ограничиться двумя приемами пищи в день, чтобы Дженни и Джулии, которые еще росли, доставалось больше. Альве уже стало безразлично, что произойдет с ней и в первую брачную ночь, и в любую другую. В желудке постоянно было пусто. Ключицы и скулы у нее настолько выдались, что однажды на воскресной службе миссис Уошберн отвела ее в сторонку со словами:

– Мисс Смит, вы страшно исхудали и ужасно бледны. Я должна спросить: у вас туберкулез?

– О господи, нет, со мной все в порядке, – уверила Альва. – Просто нервничаю перед свадьбой.

– Но нельзя же забывать о еде!

О еде Альва помнила всегда – во снах она видела дымящиеся пироги с мясом, жаркое с соусом, свежайшие пирожные… Чтобы, проснувшись, столкнуться с суровой реальностью в виде одного-единственного яйца или тарелки каши, слабенького кофе и ворчания Джулии:

– Зачем только этому ребенку надо было умирать?

Альва ее ругала:

– Нельзя думать только о себе, ты должна ее пожалеть.

– Что толку ее жалеть – она ведь уже мертвая. А я хочу есть. Дома все время холодно. Весь уголь уходит на папину комнату.

– Ты предпочла бы, чтобы твой больной отец замерз?

– Мы прокляты, – не унималась Джулия. – Раньше мы жили так хорошо, а теперь мне приходится спать в одной кровати с Дженни в комнате, где изо рта идет пар.

– Но ведь вдвоем спать теплее.

– У нее нос свистит. Почему все неправильно? Когда папа поправится? Он ведь не умрет, правда? Я не переживу, если он умрет. Это нечестно.

У Альвы не было сил терпеть все это еще три месяца. Она могла бы попросить Уильяма выделить ей часть средств, которые будут причитаться ей в будущем, – он, безусловно, не откажет. Но ведь она и так терзалась, оттого что выходит замуж по расчету, – просить у него помощи еще до того, как она станет ему принадлежать, было чересчур. Однако обращаться к мистеру Изнаге или дальним родственникам ей тоже не хотелось. Отцу это было бы неприятно, да ей и самой не хотелось, чтобы посторонние мужчины решали ее проблемы. Альва совершенно не походила на тех представительниц своего пола, которые предпочитали оставаться беспомощными. Знатные дамы, судьбы которых мало отличались от судьбы перышка в порывах ветра, ее не привлекали. Она сумеет помочь себе сама.

Чтобы сэкономить на угле, отец оставался в постели, окруженный грелками, подушками и стегаными одеялами. Когда Альва вошла, он лежал на левом боку (доктора сказали, что это способствует кровообращению), открыв рот, в котором на месте коренных зубов темнела пустота. Даже во сне он дышал с трудом. Альва поставила поднос на бюро и услышала, что отец проснулся.

– Любовь моя, это вы?

– Это Альва, папа, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Я принесла вам ленч.

Он приподнялся на локте.

– Можете передать отцу, что я согласен. Я сделаю, как он велит.

– Папочка, о чем вы говорите? – Пустая бутылочка от страмониума[19]Страмониум – гомеопатическое средство на основе дурмана обыкновенного. Оказывает сильное влияние на мозг. лежала на прикроватном столике. Фаулеров раствор[20]Фаулеров раствор – раствор калия арсенита, лекарственный препарат, предложенный в 1786 году английским врачом Т. Фаулером в качестве общеукрепляющего средства. тоже закончился. Альва положила пузырьки в карман. – У вас был еще один приступ? Вам больно?

– Я уйду из права и стану работать на него в Мобиле. Если вы этого желаете. Хотя, видит бог, я не продавец.

Альва опустилась на колени у кровати.

– Папочка, я – Альва. Твоя дочь.

Она потянулась к его запястью, чтобы посчитать пульс.

Отец оттолкнул ее руку:

– Фиби, вам нельзя здесь оставаться. Уходите, пока кто-нибудь вас не увидел.

– Папа, перестаньте. Я Альва. Мама умерла. Сейчас тысяча восемьсот четвертый год…

– Уходите, прошу вас, – прошептал он. – Если моя мать увидит вас здесь, вы погибли. Пожалуйста. Уходите.

– Хорошо. – Альва с трудом сдержала слезы. Отец сильно опух, был ужасно бледным, только на щеках играл лихорадочный румянец, который тоже не предвещал ничего хорошего. Возможно, он и четырех месяцев не протянет. А может быть, и четырех дней. – Я ухожу. – Она подошла к бюро, взяла из нижнего ящика шкатулку и выбежала из комнаты.

Узкую шкатулку, обтянутую синим бархатом и украшенную изящными золотыми узорами, маман называла своей сокровищницей. В ней хранилось восемь украшений, которые сестры должны были унаследовать. Мама любила доставать их из шкатулки и аккуратно раскладывать на туалетном столике. Девочки собирались вокруг и, затаив дыхание, смотрели, как на столике один за другим появлялись короткая нитка жемчуга, три броши с самоцветами, кольцо с бриллиантом и рубином, изумрудные серьги, золотой браслет, инкрустированный опалами, и булавка для платка с эмалевым павлином. Глаз павлина был сделан из крохотного, но очень яркого бриллианта, а по хвосту рассыпаны разноцветные камушки. У каждой из сестер имелось свое любимое украшение, только Джулия никак не могла определиться с выбором. Впрочем, это было не важно – сестрам казалось, что украшения никогда им не будут принадлежать, ведь для этого они должны потерять маму, что представлялось им просто невозможным. Когда же это все-таки случилось, Армида спрятала шкатулку.

– Маман сказала, что каждая из нас получит одно украшение на свадьбу и одно – в честь рождения первенца.

Так и будет. Но сперва Альва отнесет их в ломбард и постарается выторговать за них побольше денег. Потом, как только они с Уильямом поженятся, она выкупит их, а сестрам скажет, что нечаянно упаковала украшения со своими вещами, когда готовилась к переезду. Прекрасный план.

Надев уличное платье, Альва положила шкатулку в старенькую полинявшую меховую муфту, которую носила разве что не с детства. Когда она проходила мимо гостиной, Армида поинтересовалась:

– Куда ты собралась? Там ужасная погода – мокрый снег…

– Нужно зайти в аптеку, – бросила Альва через плечо, пряча шкатулку в муфте. – У папы закончились лекарства. А потом меня наконец-то примет миссис Бьюкенен.

Армида запахнула шаль поплотнее и отложила книгу.

– Свадебное платье… я забыла, что это сегодня! Я только возьму накидку…

– Нет, тебе лучше остаться. Папе нездоровится, а Лулу вышла с девочками.

– Но я не хочу, чтобы ты шла туда одна. А где Консуэло? Может, она с тобой сходит?

– Она все еще на Кубе с матерью. Спасибо за помощь, но я справлюсь. Честно.

– Но ведь показываться в обществе без компаньонки…

– Я всего лишь выйду в город.

– Сейчас не время рисковать репутацией.

– Не переживай, все будет хорошо. Проверяй иногда, как там папа. Он… в общем, он перепутал меня с мамой. Отнеси ему кофе, он поможет рассеять туман в голове.

Армиду взволновали ее слова – именно этого Альва и добивалась. Теперь сестра думала только об отце, и Альва могла без помех приступить к выполнению своего плана.

Когда она вышла на улицу, тучи уже рассеивались. В воздухе витали запахи намокшей шерсти и едкого дыма. Солнце, проглядывающее из-за бегущих облаков, не спасало от порывов холодного ветра. Альва подумала – может, Уильям предпочел бы проводить летние месяцы в более теплом климате, скажем, в Марселе. Марсель стоило посетить хотя бы ради местной кухни – буйабес, кролик по-провански, «ножки в мешочках»…

Купив лекарства, Альва села на конку, чтобы добраться до центра города. Рабочие девушки из трущоб устремили на нее презрительные взгляды из-под челок и замызганных шляпок. Альва отвернулась.

Улицы заполонили повозки и телеги, камни мостовой еще не просохли после дождя. Владельцы магазинов раскладывали козырьки. Перед кафе стояли столики со стульями – неубедительное подражание парижской улочке. Альва многое бы сейчас отдала, чтобы оказаться в Париже, где на берегу Сены играет аккордеон и вокруг раздаются чарующие звуки le français [21]Французского языка ( фр. )., рядом с ней – обожающий ее муж, слоеные пирожки с яблоками и кофе с молоком, изысканная кованая решетка балкона в ее доме, откуда она будет любоваться прекрасными экипажами с их не менее прекрасными пассажирами…

На Чемберз-стрит конка накренилась – лошади резко остановились. Впереди перевернулась повозка, потянув за собой упряжь. Повсюду разлетались грязь и навоз, перекресток был заблокирован, мужчины ругались, вокруг собралась толпа зевак. Заплакал ребенок. Девушки, сидевшие рядом с Альвой, встали и направились к выходу.

– А вы лучше не выходите, – заметила одна из них. У нее был русский акцент. – Еще запачкаетесь.

– Да, вы для этой улицы слишком важная особа, – поддержала ее компаньонка.

Важная особа? Какой же обманчивой может быть внешность. Однако Альва промолчала – возразить ей было нечего, ведь отец ее жениха раз в месяц ужинал с самим президентом.

Альва дождалась, пока девушки выйдут, поднялась и вслед за ними окунулась в толпу.

Ей пришлось изрядно поработать локтями, чтобы добраться до противоположной стороны улицы. Упавшие лошади ржали то ли от боли, то ли от страха. Люди спешили их обойти, налетали друг на друга, что-то кричали. Шляпка Альвы сбилась, и она потянулась ее придержать.

Какое счастье снова оказаться на тротуаре, вне хаоса и грязи! Остановившись у табачной лавки, Альва подняла руки и принялась поправлять шляпку, высматривая среди витрин ломбард…

Руки…

– Нет! – вскрикнула она, напугав двух стоявших неподалеку мужчин.

Наверное, муфта упала, когда она пробиралась сквозь толпу.

Альва ринулась обратно в людской поток, наталкиваясь на одних, отпихивая других, не отрывая взгляда от брусчатки… Тщетно.

Конка! Она еще стояла на месте. Альва поспешила туда, забралась внутрь. Сердце ее стучало как барабан, пока она обыскивала сиденья и пол.

– Она должна быть здесь!

– Мисс? – Водитель вышел из кабины в вагон.

– Муфта, вы не видели здесь муфту? Или шкатулку, синюю бархатную шкатулку?

– Я нашел только половинку сандвича…

Альва выбежала из вагона и вновь принялась искать шкатулку на мостовой, моля бога, чтобы пропажа нашлась. Все было напрасно.

Вернувшись на тротуар, она вытерла слезы и решила, что больше не будет плакать. «Я со всем разберусь потом. Обязательно». А сейчас есть дела поважнее. Нельзя появляться у миссис Бьюкенен заплаканной и чумазой.

Альва сунула руку в карман пальто, чтобы достать денег на экипаж до магазина на Четырнадцатой улице.

Кошелек тоже пропал.

По дороге к миссис Бьюкенен Альва сосредоточилась на предстоящем разговоре, а не на своей глупости и утрате. Дурацкая гордость. Полюбуйтесь, как она решает самостоятельно любые проблемы! Браво, Альва Смит.

«Перестань, – говорила она сама себе. – Что сделано, то сделано. Потом что-нибудь придумаешь».

Чтобы договориться о цене с миссис Бьюкенен, ей ни в коем случае нельзя показывать волнение. Нужно убедить портниху создать образ современной невесты, доселе невиданный вне дворцовых стен. И, как было оговорено, превзойти при этом Маргарет Вандербильт-Шепард. Альва договорится о выгодной цене, а отец оплатит счет, когда после свадьбы получит деньги. И если в животе у нее заурчит, она сделает вид, что этого не было.

Переступив порог магазина, Альва услышала:

– Полагаю, к нам пожаловала будущая миссис Вандербильт! Приятно познакомиться!

Миссис Бьюкенен поспешила к ней навстречу и пожала кончики пальцев. Она оказалась гораздо моложе и красивее, чем Альва представляла. Немного за тридцать. Внимательные серые глаза, русые волосы, нос с круглым, как ягодка, кончиком. Она напомнила Альве белку.

– Я читала о вашей помолвке с «юным принцем Вандербильтом» – они его прямо так и называют, и, судя по иллюстрации, именно так он и выглядит! Давайте я помогу вам снять пальто! А теперь присаживайтесь и поведайте мне во всех деталях, как мы сделаем вашу свадьбу по-настоящему незабываемой.

«Если она состоится», – подумала Альва, усаживаясь на жаккардовую кушетку и расстегивая перчатки. Миссис Бьюкенен села на другой конец.

– Если вы имеете в виду платье… – произнесла Альва, откалывая шляпку и кладя ее в сторону. Мать научила ее раздеваться до того, как это предложат сделать. Что, по ее словам, свидетельствует о светской искушенности. Опыте. Создает впечатление, что тебя не удастся провести ни с тканью, ни с ценой. Тогда, стоя перед портнихой в одном корсете и нижнем платье, готовая к снятию мерок, ты почувствуешь, что все под твоим контролем, и не будешь стесняться.

– Вырез в форме сердца, – заявила миссис Бьюкенен и жестом подозвала строгую женщину, которая сновала по мастерской. – Записывайте. Бледно-зеленый сатин…

– Белый, – произнесла Альва. – Белый цвет – это не обсуждается.

– Ах, и вы из англофилов? Я так надеялась, что Виктория быстро выйдет из моды, но она не сдает позиций.

– С пышными оборками, – добавила Альва.

– С буйством оборок! И декольте, чтобы подчеркнуть грудь. Встаньте, дорогая.

Альва встала.

– Не уверена, стоит ли еще больше подчеркивать мою… – Она опустила глаза.

– Мода диктует свои правила. Мы должны подчиняться.

– Но моему мужу…

– Ему очень понравится, я уверена, и всем его друзьям-джентльменам тоже – лучше не придумаешь!

– Но платье должно быть скромным, – возразила Альва и, показывая на линию декольте, предложила: – Может быть, сюда добавить кружево?

– Конечно! Нижнюю блузку из тончайшего кружева, сотканного самими ангелами! И я подберу для вас шелк такой гладкий, как будто его наливают из бутылок. Для лифа, конечно же, японский китовый ус и… хм… – Миссис Бьюкенен положила руки Альве на бедра и повернула ее в одну сторону, потом в другую. – Мелкий жемчуг? Или опалы?

– Опалы будут лучше всего. – «И дороже», – подумала Альва. Но с деньгами, которые достанутся ее отцу по брачному договору, они смогут все оплатить. – Принц Альберт очень любил опалы.

– Запишите это, – кивнула миссис Бьюкенен своей серьезной помощнице.

Они обсудили отделку рукавов, швы, вышивку и пуговицы. Закончив со снятием мерок (попутно миссис Бьюкенен отчитала Альву за чрезмерную худобу), портниха сообщила:

– Набросок платья будет готов к следующему понедельнику.

– Прекрасно. Я так благодарна, что вы уделили мне время. Прошу прощения, что нашу встречу пришлось отложить.

– Но ведь это произошло не по вашей вине. Ужасное событие… Все, что нам остается в подобных случаях, – искать светлую сторону… Значит, приходите в понедельник, часов в…

– Одиннадцать, – подсказала строгая женщина.

– В одиннадцать. Договорились? Если вам все понравится, мы возьмем задаток в пятьдесят процентов и примемся за работу.

– Задаток?

– Ах, прошу вас, только не обижайтесь. Ничего личного. Дело в том, что не всем в этом городе можно доверять – если не сказать больше! Если клиентка передумает или – а такое уже случалось – вдруг не сможет заплатить за платье, у нас не получится продать его кому-то другому. А мужчины сейчас так увлекаются игрой на бирже, словно это и правда игрушки. Некоторые, конечно, выигрывают. Зато другие проигрываются в пух и прах! Поэтому теперь мы просим задаток у всех, даже у миссис Астор. Смутные нынче времена, смутные. Мы просто вынуждены приспосабливаться!

– Безусловно, – сказала Альва так, словно это новое требование ничего не меняло. – Моему отцу захочется узнать, сколько стоит платье…

– Пока рано называть конкретную сумму.

Вот это неожиданность. Как же ей торговаться, когда цена неизвестна?

– Может быть, вы назовете ее хотя бы примерно.

Портниха подняла глаза к потолку, словно цифры были на нем нарисованы.

– От восьмисот до тысячи двухсот долларов – да, разброс сильный, но точнее я сказать не смогу, пока не выберу бусины для отделки.

– Так много? Серьезная сумма.

Мать ни разу не платила больше сотни долларов даже за самые изысканные наряды, сшитые лучшими портнихами Парижа.

Миссис Бьюкенен кивнула:

– Да, знаю, что поделать, послевоенная инфляция берет свое. Но будущей миссис Вандербильт я могу предложить только самое лучшее!

Альва догадалась, что фамилия Вандербильт оказала на масштабы инфляции гораздо большее влияние, чем экономические последствия войны, закончившейся десять лет назад.

В любом случае положение скверное. Задаток ни в четыреста, ни в шестьсот, ни даже в пятьдесят долларов она оставить не могла.

– Конечно, – произнесла она. – Это просто чудесно. Я так волнуюсь!

Проводив Альву до двери, миссис Бьюкенен снова пожала кончики ее пальцев:

– До понедельника!

– Да, – кивнула Альва, переступая порог. – Жду с нетерпением.

Сейчас можно пойти домой, окунуть ноги в таз с горячей водой и подумать о том, как выпутаться из неприятностей, которые она же сама на себя и навлекла. Да уж, чрезвычайно разумная юная леди. И не говорите. Настоящая деловая дама.

У крыльца остановилось очень простое и дорогое ландо, из которого вышла мисс Лидия Рузвельт. Полненькая, в ослепительном голубом шерстяном пальто с воротником из лисьего меха. Она защебетала:

– Мисс Смит, какая приятная встреча. Вы заходили к миссис Бьюкенен? Ну разве она не прелесть?

– Да, это правда. Она занимается моим свадебным платьем. Я ведь выхожу замуж за вашего кузена.

– Кузена? – мисс Рузвельт выглядела озадаченной. – Но я слышала о вашей помолвке с Уильямом Вандербильтом.

– Я так и сказала.

– Дорогая, вы что-то перепутали. Вандербильты, как бы им того ни хотелось, с нами не в родстве.

– Вы ошибаетесь, мисс Рузвельт. Мать моего жениха – внучка одного из Рузвельтов.

– И она носила фамилию Рузвельт?

– Нет, ее девичья фамилия – Киссэм. Однако ее дедом был сенатор Исаак Рузвельт.

– Получается, они родственники в каком колене? По-моему, вы хватаетесь за соломинку. Сейчас все знают только то, что Командор Вандербильт – неотесанный мужлан и нарушитель закона.

– Прошу вас, мисс Рузвельт, – такие нелицеприятные речи не делают вам чести.

– Так все говорят. – Мисс Рузвельт подняла воротник повыше, чтобы укрыться от ветра. – Кроме того, он сплюнул табак на туфлю моего отца.

– Нарочно?

– Какое это имеет значение?

– Вы очень несправедливы к семье Вандербильт. Миссис Астор, к примеру – урожденная Кэролайн Шермерхорн, – избавила семейство Астор от подобной репутации.

– Но она и правда была родом из семьи Шермерхорн. А не троюродной родственницей Рузвельтов. – Мисс Рузвельт направилась к двери миссис Бьюкенен, потом остановилась и выдала: – Знаете, мисс Смит, мне вас очень жаль.

– Жаль?

– Ах… по всей видимости, слухи вас еще не достигли.

«Уходи, – думала Альва. – Не позволяй ей насладиться твоим поражением. Пожелай ей доброго дня и уходи». У себя в воображении она уже видела эту сцену и разочарование на лице мисс Рузвельт…

– Расскажите, что за слухи, и я положу им конец.

Наклонившись, мисс Рузвельт накрыла ладонью руку Альвы.

– Вы знакомы с мистером Гордоном Беннетом, чей отец владеет «Геральд трибьюн»? На прошлой неделе он организовал небольшой круиз для друзей – они наблюдали за китами, – и ваш мистер Вандербильт, как я слышала, оказался весьма увлечен кое-кем из гостей – девушкой, отец которой занимается добычей серебра. Фэйр, если не ошибаюсь. Да, точно, мисс Фэйр.

– Вы ошибаетесь. Мой жених соблюдает траур и не присутствовал на яхте мистера Беннета.

– Возможно, и нет. Если, разумеется, он и правда соблюдает траур, – пожала плечами мисс Рузвельт. – Только это не важно. Даже если он и женится на вас, это вовсе не значит, что вам удастся купить себе положение в обществе. Впрочем, у вас хотя бы будет платье, и наверняка получше того, в котором, как я слышала, вы показались в Гринбрайере.

Будь Альве сейчас десять лет, она повалила бы мисс Рузвельт на землю и отмутузила – ах, как от нее доставалось мальчишкам, которые потешались над тем, что она лазает по деревьям и строит замки из палок и камней. Почему всегда находится кто-нибудь, кто осуждает ее саму и ее семью, заставляет чувствовать себя нелепой и ничтожной, хотя все, что она пытается делать, свидетельствует об обратном?

Альва выпрямилась и проговорила:

– Хорошего вам дня, мисс Рузвельт.

– И вам, мисс Смит.

Отойдя от крыльца, она уже и думать ни о чем другом не могла, кроме слуха об Уильяме. Был ли он и в самом деле на яхте Гордона Беннета? И была ли с ними на борту Тереза Фэйр? И мог ли Уильям уделить девушке столько внимания (а она ведь младше, чем Джулия!), чтобы другим показалось, будто он ею «весьма увлечен»?

Такое вполне возможно – в конце концов, Альва его почти не знала.

Если ничего не случилось, тогда почему об этом ходят слухи?

А если что-то произошло, то по какой причине? Может, Уильям всего лишь любит пофлиртовать? Или оказался настолько непостоянным, что решил не впрягать в свою повозку старую клячу вроде Альвы, имея под рукой Терезу Фэйр – моложе, красивее и без нужды в деньгах… И к тому же совершенно очевидно, что та его просто обожает, а может, даже и любит.

Альва тоже старалась проявлять чувства. Вероятно, она старалась недостаточно.

«Я должна полюбить его».

Со временем, возможно, у нее это получится.

Только вот красивее она точно не станет. И моложе.

Мозоли на ногах, которые Альва натерла по дороге к миссис Бьюкенен, полопались, и теперь обжигающая боль пронизывала левую пятку и мизинец, большой палец на правой ноге и наружную часть стопы…

Уильям развлекал Терезу Фэйр на яхте Гордона Беннета. Для чего ему это?

Если придется, она переживет разрыв с ним, хотя, безусловно, сделается изгоем – ни один джентльмен не пожелает иметь дело с объедками с чужого стола.

И все же это не будет концом света. Ей придется забыть об изначальном плане и научиться довольствоваться малым.

Забыть о бутербродах с маслом и малиновым джемом.

Забыть о жизни состоятельной привилегированной леди,

о фаршированных голубях,

об оплаченных счетах,

о перинах из гусиного пуха,

о полном желудке,

о теплом доме.

Забыть о защите, которую дает женщине удачное замужество.

Забыть о поддержке для Армиды, Дженни и Джулии. И для папы. И Лулу, и Мэри.

А они ведь так на нее рассчитывают, их достаток, благополучие и безопасность зависят от ее свадьбы с Уильямом. Или кем-то вроде него.

«Я должна постараться».

Альва остановилась, чтобы пропустить повозку с рыбой. Ее одолевала усталость, она умирала от голода, а проблемы росли как снежный ком.

«Деньги ей не помогут!» – сказала та девушка в трущобах.

«Но они могут помочь, – думала Альва. – Могут. Мне они должны помочь. Обязательно. Так и будет».

Альва заставила себя сосредоточиться на фактах. Мисс Рузвельт могла быть не права. Даже если она и сказала правду, Альва все еще способна переманить удачу на свою сторону. Ей всего лишь нужно попросить кое-кого о помощи, и, к сожалению, это мужчина. Однако сейчас не время думать о гордости. Пока не время.

– Мистер Уорд Макаллистер скоро вернется, – сообщила Альве служанка. – Если желаете, можете подождать его в вестибюле.

Стоять Альва больше не могла, а потому с готовностью опустилась на скамейку со словами:

– Спасибо, я так и сделаю.

Городская резиденция Макаллистера располагалась в изысканном особняке на Шестнадцатой улице вблизи Пятой авеню. Проживал он там со своей женой Сарой, неприметной дамой, чьей главной отличительной чертой были деньги, полученные ею в наследство от отца, пароходного магната. Мистер Макаллистер имел обыкновение совершать неторопливые прогулки по Пятой авеню, где мог посмотреть на соседей и, конечно же, показать себя. И хотя самые успешные жители Нью-Йорка (включая Кэролайн Астор, а также печально известную мадам Рестелл, промышляющую абортами) жили в той части Пятой авеню, где номера улиц гораздо выше, множество уважаемых людей, в том числе Макаллистер, продолжали обитать в старых кварталах.

Что носят в этом сезоне джентльмены? Рыжие перчатки или серые? Возможно, цилиндры стали немного ниже по сравнению с прошлым годом? Из войлока они или из бобрового фетра? У кого нынче заказывать фрак – у братьев Брукс или у Ветцеля? Какие запонки выбрать – с эмалью или чистого золота? Мистера Макаллистера занимали и такие вопросы – он стремился не отставать от моды. Однако главной областью его экспертизы была вовсе не одежда, а человеческие взаимоотношения, именно поэтому к нему так часто обращались леди всех возрастов и титулов.

Мистер Макаллистер знал практически все о главных представителях манхэттенского общества. Это являлось делом его жизни. Какое-то время он был юристом, однако служить на поприще закона оказалось не так увлекательно, как заниматься жизнью друзей. Например – за кого выйдет мисс Кэрри Астор, когда придет ее пора? И хотя ей не исполнилось и шестнадцати и она даже официально не была представлена в свете, некоторые молодые (и не особенно молодые) люди уже добивались ее внимания на пикниках, званых вечерах и балах. Ее мать Кэролайн, близкий друг Макаллистера, беспокоилась, что младшая мисс Астор влюбится в одного из таких Лотарио[22]Лотарио – персонаж оперы Амбруаза Тома «Миньон». Старый бродячий арфист, питающий особую нежность к Миньон – юной девушке, похищенной цыганами. и пойдет против родительской воли, как ее сестра Эмили, в прошлом году выскочившая за этого несуразного вдовца Джеймса ван Алена. Последует ли Кэрри по ее стопам? Если такое случится, на ком именно она остановит свой выбор? Мистер Макаллистер уверял, что подобные вопросы могут занимать его днями напролет. И это была истинная правда.

По слухам, мистер Макаллистер должен был унаследовать миллионное состояние, однако его планы расстроились, когда тетушка, чьи влияние и поддержка когда-то способствовали его вхождению в высшие круги нью-йоркского общества, разделила все свои средства между Историческим обществом штата Джорджия и пресвитерианской церковью. Макаллистеру не оставалось ничего, кроме как присоединиться к юридической фирме своих отца и брата в Калифорнии. Он любил рассказывать, что в ту пору они втроем неплохо зарабатывали, составляя иски и улаживая споры, пока золото вокруг лилось рекой. Однако лихорадка не могла длиться вечно, и, как бы он ни старался, ему не хватало жесткости Командора Вандербильта или воротил с Уолл-стрит мистера Дрю и мистера Гульда, или шотландца мистера Карнеги – людей, которые преодолевали любое препятствие на своем пути подобно быкам – наклонив голову и выставив рога. Так что ему оставалось только найти богатую невесту, что он наконец и сделал. Наследство, которое Сара получила от отца, позволило Уорду Макаллистеру отойти от дел и заняться тем, что у него выходило лучше всего.

Альва услышала, как к дому подъехал экипаж. Через несколько мгновений щелкнул замок входной двери.

– Мисс Смит, какой сюрприз! – воскликнул мистер Макаллистер, входя в дом. – Чем обязан?

Альва встала и протянула руку.

– Как хорошо, что вы приехали.

– И правда, неплохо, – произнес он, загадочно улыбаясь.

Элегантными движениями он снял шляпу, перчатки, пальто, кашне и передал служанке.

– Проходите, прошу вас. Вещи можете оставить миссис Шаффер.

За все годы их знакомства мистер Макаллистер почти не изменился. Возможно, немного пополнел и полысел, но усы и эспаньолка оставались такими же холеными, разве что слегка поседели. Он был среднего роста, но казался ниже, и, несмотря на внимание, которое он уделял своему внешнему виду, и стремление к утонченности, чем-то напоминал миниатюрного петушка.

Альва вручила экономке пальто и – в очередной раз за этот день – отколола шляпку со словами:

– Я надеялась застать вас дома – мне нужен профессиональный совет.

– А также горячий напиток! Чай или кофе? А может быть, вы желаете шоколаду? Мне привозят лучший какао – из самой Дании.

– Да, благодарю – тогда шоколаду.

Мистер Макаллистер провел Альву в кабинет:

– Позволите поинтересоваться здоровьем вашего отца?

– Он следует предписаниям врача, – ответила она, садясь в кресло.

И поведала, как переживает за отца (сильно преуменьшив серьезность его состояния), и о том, что, когда она выйдет за Уильяма, отец и сестры наконец переедут в дом получше.

– Но это произойдет только в том случае, если свадьба состоится.

– В чем же дело? Этому что-то мешает?

– Точно я не знаю, но до меня дошел неприятный слух… Мистер Макаллистер, я могу просить у вас совета?

– Безусловно!

– Семья Вандербильт очень хорошая. Они тратят свое время и деньги на добрые дела. Помогают церкви. Водят дружбу со многими уважаемыми людьми – включая президента Гранта. И тем не менее ваша добрая знакомая – миссис Астор – ни разу не приняла у себя никого из этой семьи, даже мать моего жениха, женщину с безупречным вкусом и нравами, среди предков которой значится Исаак Рузвельт, чей вклад в жизнь Нью-Йорка, как вам должно быть известно, неоценим.

– Вот это речь!

– Прошу прощения. Исправить эту ситуацию – мой долг. – Альва понизила голос и добавила: – И от этого зависит моя собственная судьба.

– Вы тоже хотите занять место в высшем обществе…

– Нет. То есть, конечно, хочу. Но сейчас важно не это. От того, смогу ли я улучшить положение Вандербильтов в обществе, зависит моя собственная значимость – в качестве невесты, разумеется. Я делаю все, что в моих силах, но…

– Но, возможно, этого недостаточно, чтобы жених оставался тверд в своем выборе?

– Да, именно этого я боюсь.

– Думаете, он может расторгнуть помолвку?

Альва кивнула:

– Вандербильты заслуживают признания, они прекрасные люди и должны стать частью высшего общества. Вы ведь не будете это отрицать.

– Напротив, я совершенно с вами согласен. Я довольно близко общался с Командором и был закадычным другом его сына Корнелиуса Джеремии – разумеется, до того, как бедняга пошел по кривой дорожке.

Альву тронуло это признание:

– Значит, вы поможете мне найти решение? Правда, сейчас я смогу отплатить вам лишь своей благодарностью…

– А кто требует большего? Я весьма рад этой возможности, и мне лестно, что вы обратились ко мне. И я именно тот, кто вам нужен, вы же знаете.

– Я в этом уверена. И хочу спросить ваше мнение об одном неотложном деле. Видите ли, я заказала свадебное платье у миссис Бьюкенен…

– Одна из моих славных знакомых!

– Действительно? Значит, если мы с вами сможем сохранить помолвку…

– Конечно, сможем, – уверил мистер Макаллистер. – Положитесь на меня.

– Мне надо внести задаток за платье, но у меня нет такой возможности. Платье должно получиться великолепным – истинный шедевр, безусловно, стоящий той тысячи долларов, которую за него просят. Но как мне уговорить миссис Бьюкенен отложить оплату, пока отец не получит деньги после свадьбы?

– Мисс Смит, кажется, я понимаю ваши намерения, однако, поверьте – сейчас вам ни к чему платье за тысячу долларов. Нет-нет-нет. Вам нужен скромный наряд – этакая литота. Чтобы получить признание миссис Астор и ее соратников, вы должны стать воплощением благородной простоты.

Служанка принесла поднос с кексами, печеньем и чайничком шоколада. Мистер Макаллистер продолжил:

– Я знаю, в какое сложное финансовое положение попал ваш отец. Подобное случается даже с лучшими из нас. Многие из моих знакомых южан оказались в схожих обстоятельствах. Ужасная вещь – война. Ужасная. Вы не виноваты в несчастьях, которые выпали на вашу долю! И хотя я, конечно, не желаю лишать миссис Бьюкенен возможности выполнить ваш заказ, но лучше попробовать совершенно оригинальным образом преобразить одно из платьев, которыми вы уже располагаете. Скажем, свадебное платье вашей матери – вы сможете его найти?

– Думаю, да. Но оно голубого цвета.

– Тем лучше! Уже тридцать лет все выходят замуж в белом – так предсказуемо и скучно! Миссис Бьюкенен для нашего предприятия не подойдет – она берет слишком дорого, и, если честно, слишком потакает вкусам своих клиентов-нуворишей, хотя, безусловно, никогда бы не подумала навязывать подобные вкусы миссис Астор. А поскольку люди из разных слоев общества не пересекаются, миссис Бьюкенен удается получить свое от каждой. Такова жизнь.

– На самом деле, я…

– Отнесите платье матери мисс Донован – это юная, но невероятно талантливая портниха. Ее мастерская находится на Принс-стрит. Передайте ей мои слова – «благородная простота». Она поймет, что нужно сделать. Что же касается миссис Бьюкенен – скажите ей, что из сентиментальности вы решили быть на свадьбе в платье своей покойной матушки, вы ведь выходите замуж первой из сестер. И тут же добавьте, что восхищаетесь ее работой и по возвращении из медового месяца закажете у нее (по совету своего дорогого друга мистера Макаллистера) весь зимний гардероб.

– Вы уверены, что так будет лучше? – усомнилась Альва.

– Вы ведь спросили моего совета?

– Да, конечно. Прошу прощения.

Мистер Макаллистер склонил голову и продолжил:

– В разговоре с обеими дамами обязательно упоминайте мое имя. В подобных случаях оно работает как волшебное заклинание. – Он взмахнул воображаемой палочкой. – Колдовство заключается в обыкновенной ловкости, однако зритель все равно ему верит.

Альве тоже хотелось поверить.

– Вы просто чудо. Я перед вами в долгу.

– Что же касается вашей ценности как невесты – у меня есть прекрасная идея. Если вы с вашим женихом не сочтете это слишком поспешным – все-таки он еще носит траур, – то я внесу вас в список своих гостей на февральском Балу Патриархов, где лично представлю вас миссис Астор.

– Вы в самом деле собираетесь это сделать?

– Совершенно верно.

– Но мне казалось, что ни я, ни мой жених не подходим…

– Милая, поверьте, я знаю, о чем говорю. Как вы изволили заметить – в подобных вопросах я настоящий эксперт.

– Да, разумеется, в этом я не сомневаюсь. Просто я и надеяться не могла получить от вас приглашение… Это именно то, что мне нужно. Уверена, родные моего жениха будут несказанно рады.

– Вот и превосходно. Сообщите ему эту новость поскорее – ему наверняка захочется обновить свой наряд для приемов. Вам же вновь рекомендую остановить выбор на скромном платье. – Мистер Макаллистер на секунду задумался. – И еще – миссис Астор любит, когда леди носят розовое. Опять-таки можете смело обращаться к мисс Донован. И не забудьте сказать, что действуете по моей рекомендации, а также, что желаете отложить оплату до апреля.

– Мистер Макаллистер, вы не представляете, как я вам благодарна. – Альва старалась не выглядеть чересчур эмоциональной.

Ведь в конечном счете, приблизившись к Вандербильтам, Макаллистер выиграет не меньше. Обычное деловое соглашение. Джентльмены заключают такие соглашения постоянно, и слезы при этом у них не закипают. Альва живо представила, как по тротуарам Уолл-стрит идут джентльмены, то и дело возводящие очи небесам и прижимающие к глазам носовые платки.

Мистер Макаллистер ответил:

– Помогать друзьям – мое любимое занятие. Угощайтесь, пожалуйста. – Он подал Альве блюдо с печеньями. – Возможно, теперь, когда волноваться больше не о чем, к вам вернется аппетит. Вы непозволительно исхудали.

Альва взяла печенье.

– Мой аппетит никуда не пропадал. Есть мне хочется постоянно, а похудела я только потому, что мы весьма стеснены в средствах. У нас нет денег, и я… – Ее голос дрогнул. Она попыталась взять себя в руки, но ничего не вышло – слезы бессильной злобы потекли по щекам: – Сегодня просто ужасный день. Меня ограбили.

– Ограбили? Это неслыханно! – Мистер Макаллистер предложил Альве платок. – Вы не пострадали?

– Пострадала только моя гордость. Хотя, конечно, родные пострадают от потери. Не нужно было выходить в город одной.

– Не корите себя. Я ведь вижу, у вас были благие намерения. Я попрошу своего бакалейщика прислать вам продуктов, потом закажете еще – за мой счет. И даже не вздумайте отказываться. Считайте это свадебным подарком. Вот, возьмите на извозчика, – сказал он, достав кошелек и отсчитав два доллара.

Собравшись с силами, Альва ответила:

– Вы просто подарок небес. Я вам все верну, при первой же возможности.

– Даже не думайте! – всплеснул он руками. – Я помогаю вам как друг. И не забывайте – одного вашего присутствия на балу недостаточно. Войну нельзя выиграть, победив в одной битве – для этого нужна стратегия. Поэтому считайте, что на Балу Патриархов мы готовим не штурм, а всего лишь первоначально наступление.

– Понимаю.

– Отлично. Можете обращаться ко мне по любому поводу. Вам наверняка пригодится совет, как вести домашнее хозяйство. Кстати, вы уже выбрали дом? Могу порекомендовать отличного агента по недвижимости.

– Отец моего жениха нашел нам дом на Сорок четвертой улице, рядом с Пятой авеню.

– Дальше Сороковой! Очень хорошо. Прекрасный выбор для молодых людей, которых не заботит преодоление больших расстояний. Это определенно входит в моду. Буду рекомендовать своим друзьям. Ну а теперь вам пора, – сказал мистер Макаллистер, поднимаясь. Альва тоже встала. – Ваш жених будет рад услышать приятные новости – возможно, настолько рад, что захочет жениться поскорее.

– Вы такой оптимист.

– Поверьте, мир прекрасен, совершенно прекрасен, если правильно на него смотреть.

Купив у булочника два «кошачьих язычка» в шоколаде, Альва взяла экипаж и по дороге к особняку Вандербильтов откинулась на спинку сиденья со вздохом облегчения – натертые ноги отдыхали, в животе больше не урчало, и сама жизнь как будто налаживалась.

Альве не терпелось рассказать о своих достижениях Консуэло. Хотя, возможно, будет лучше, если все посчитают, что она получила приглашение на Бал Патриархов только благодаря расположению мистера Макаллистера. Альва полностью доверяла подруге, однако событие окажет больший эффект, если никто не узнает (даже случайно) об усилиях, которые Альве пришлось для этого приложить.

Взмахни палочкой и произнеси заклинание.

Экипаж остановился у дома номер 459 на Пятой авеню. Альва поднялась к двери и позвонила:

– Доложите мистеру Вандербильту – Уильяму, – что его хочет видеть Альва Смит.

По дороге в гостиную Альва старалась скрыть от дворецкого свою хромающую походку.

Дворецкий указал на софу.

– Пожалуйста, подождите здесь.

Как только он отвернулся, Альва с облегчением опустилась на софу.

– Какой сюрприз! – воскликнул Уильям, присоединившись к ней.

Впрочем, как заметила Альва, приятным он этот сюрприз не назвал.

Ничем не выдав своего смущения, она произнесла:

– У меня есть новости, которые я посчитала необходимым сообщить вам лично.

– Надеюсь, новости хорошие?

Альва кивнула.

– Сегодня днем я случайно встретила мистера Макаллистера. Он хочет пригласить нас на Бал Патриархов.

– Он вам так и сказал?

– Да. Узнав, что мы женимся, он решил таким образом представить нас обществу. Мистер Макаллистер дружен с моей семьей с тех пор, как я была маленькой девочкой, – импровизировала Альва на ходу. – И очень рад возможности оказать мне услугу. То есть нам обоим. – Она заставила себя улыбнуться той улыбкой, какой улыбалась в тот вечер, когда он сделал ей предложение. Улыбкой, содержащей в себе все, что Тереза Фэйр не могла и никогда не сможет предложить.

– Это же отличная новость! – Теперь Уильям тоже улыбался. – А как обрадуются мои сестры! Вы знали об этой возможности?

– Может быть, – кокетливо ответила Альва.

– Останетесь на чай? Мамы и Лилы дома нет, зато Флоренс захочет узнать все подробности, и слушать меня ей будет совершенно неинтересно. – Он вызвал звонком служанку. – На кухне есть отличный салат из лобстера, повар подает его на тостах с маслом. Мама говорит, вам нужно побольше есть.

– Не хочу расстраивать вашу маму. Буду рада остаться.

Ночью, в постели, после неудачных попыток заснуть, Альва зажгла лампу и повернулась к Армиде:

– Проснись. Мне нужно кое в чем признаться.

Не открывая глаз, Армида проворчала из-под одеял:

– Альва, спи.

– Я решилась на это только из-за трудностей. Я хотела все исправить.

– О чем ты говоришь?

– Я потеряла украшения.

Армида открыла глаза и села в кровати.

– То есть…

– Да, сундучок с сокровищами. Только не начинай меня отчитывать, мне и без того тошно, а сделать уже ничего нельзя. Я собиралась сдать их в ломбард, по дороге случилась авария, там было много людей, и кто-то украл у меня шкатулку. Не вздумай рассказывать об этом девочкам. Потом, когда у меня будут деньги, я все верну.

– Но это будет не то! Это ведь были наши семейные реликвии…

– Значит, куплю что-нибудь еще красивее и с хорошей историей.

– Но это будет чужая история!

– Это все, что я могу сделать. Мне ужасно жаль.

Армида тяжело вздохнула:

– Я знаю.

Альва задула лампу, и они какое-то время лежали молча, хотя она чувствовала, что сестра тоже не спит.

– Как бы мне хотелось, чтобы он мне нравился больше.

– Кто?

– Уильям. Он хорош собой, очень мил, но… в общем, он не особенно интересный. Я всегда думала, что мой муж будет образованным, тонким и остроумным, что его будет интересовать не только спорт.

Армида повернулась лицом к Альве:

– Ты не обязана выходить за него. Мы сможем заработать себе на жизнь самостоятельно, даже если и придется жить поскромнее. Уговорим папу перебраться за город, заведем огород и…

– Что? Ни в коем случае! – Альва вспомнила все, что читала о пропавших урожаях, бродягах-мародерах и постелях, кишащих блохами. – Мне кажется, со временем он начнет мне нравиться. У него отличные зубы.

За два дня непрерывного снегопада дороги покрыл целый фут снега, и повозкам на смену пришли сани. Вечером перед самым Балом Патриархов снег прекратился, из-за облаков показалось усыпанное звездами небо. Альве нравились улицы Манхэттена, дышащие свежестью и белизной. Снег делал город по-настоящему праздничным. Отовсюду раздавалась перекличка бубенцов на упряжках. Извозчик Уильяма помог ей сесть в сани. Сам Уильям, укутанный в бобровую шубу, тоже забрался в сани и уселся рядом. Извозчик сел на козлы, взял в руки поводья, и сани тронулись.

Мистер Макаллистер посоветовал Альве приехать попозже – тогда у него будет возможность сразу представить их миссис Астор.

– Она должна увидеть вас прежде, чем о вас услышит. И помните – достаточно лишь добиться ее признания. Наша цель – небольшое вторжение на ее территорию.

Небольшое вторжение этим прекрасным снежным вечером, под руку с весьма привлекательным джентльменом. Джентльменом, который, судя по всему, до сих пор хотел взять ее в жены, который не собирался жениться на рыжеволосой наследнице серебряных рудников и, возможно, никогда этого не хотел, не катался на яхте Гордона Беннета и не сомневался, что Альва ему подходит. Так это или нет, мисс Лидия Рузвельт, сама того не ведая, оказала им большую услугу, внушив Альве сомнения на сей счет.

– Волнуетесь?

Альва кивнула:

– А еще я очень рада. Это ведь огромный вклад в наше будущее.

– Да! Вы бы видели, как суетилась Лила, – поправляла галстук, подбирала запонки…

– Она хочет, чтобы все прошло идеально, ведь от нашего успеха зависит и ее будущее. И будущее Флоренс и моих сестер. Я уверена, им когда-нибудь удастся составить прекрасную партию.

– И они должны благодарить за это вас, моя дорогая. Мне не терпится увидеть наши имена в завтрашней газете. Не удивлюсь, если отец повесит ее в рамке на стену.

Впервые мистер Макаллистер дал Бал Патриархов несколько лет назад. Он и группа нью-йоркских джентльменов составили список из двадцати пяти человек (включая их самих), чьи семьи входили в манхэттенское общество задолго до Британского вторжения 1776 года[23]Кампания британской армии и флота против Континентальной армии в ходе американской Войны за независимость 1775–1783 гг. и доходы которых в настоящий момент достигали не менее миллиона долларов. Способы получения дохода джентльменами не обсуждались. Группа получила название «Общество Патриархов». Каждый член общества мог пригласить на бал, проводившийся в конце зимы, двенадцать гостей – из числа тех, чьи семьи жили в Нью-Йорке по меньшей мере в течение двух, а еще лучше – трех поколений.

Перед балом печатали пригласительные билеты, на которых патриарх (а чаще его жена или секретарь) собственноручно писал имя приглашенного. Назначалась тема бала. Гостям предписывалось прийти в парадном платье. Без пригласительного билета попасть на бал было невозможно, поэтому, как и надеялся мистер Макаллистер, они стали самой желанной добычей светской элиты. Запретный плод всегда сладок.

Последним штрихом стало предложение Кэролайн Астор стать лицом Общества, его формальным руководителем и символом превосходства. Лучший выбор и представить сложно – ее предки жили здесь во времена, когда индейцев на острове Манхэттен было больше, чем белых людей. Помимо того, Кэролайн считалась любимицей Макаллистера – с глазу на глаз он называл ее «моя мистическая роза». По крайней мере, так говорили.

С ростом числа богачей – новоявленных миллионеров, разжившихся на золотой и серебряной лихорадках, на биржевых спекуляциях, продаже земель или войне – Нью-Йорк захлестнула волна неотесанных, а частенько и вовсе неумытых крикливых нуворишей, которые считали, что непременно должны стать частью высшего общества. Большинство этих людей не знали разницы между суповой ложкой и десертной, совершенно не умели говорить по телефону, у них отсутствовало малейшее понятие о приличиях. В светской хронике нередко появлялись сообщения о том, что кто-то из них приходил в Академию музыки на громкие премьеры и требовал лучшие места. Получив отказ, они пытались выкупить ложи у их владельцев.

Альва понимала, что мистер Макаллистер считает сложившееся положение вещей не только увлекательным, но и выгодным для себя, ведь таким образом внутри общества создавалась определенная иерархия, а он помогал отчаявшимся матерям улучшить положение своих дочерей в свете – этот процесс сопровождался тратой тысяч долларов, от чего сам он немало выигрывал.

Мистер Астор, по обыкновению, бал пропускал. Каждую зиму он отправлялся на своей яхте во Флориду, к приветливым берегам Джексонвилла, и оставался там до самой Пасхи, когда приличия требовали его появления в церкви рядом с женой. Поэтому на всех балах Кэролайн Астор сопровождал мистер Макаллистер. Поприветствовав гостей, она, как правило, проводила остаток вечера, сидя на бархатном диванчике, стоящем на возвышении, окруженная избранным кругом приближенных. Оттуда она наблюдала за танцующими, роняя то хвалебные, то осуждающие реплики. Она выслушивала «новости» и высказывала свое мнение на их счет – леди, наносящие визиты знакомым, потом неделями разносили ее слова по домам лучших семейств.

Если Альве этим вечером удастся завоевать расположение миссис Астор (какой-то шанс на это все-таки имелся), она сможет расслабиться, пока данное расположение сохраняется. Возможно, на годы. А может быть, и навсегда. Ну, в самом деле, что помешает миссис Астор посчитать их с Уильямом достойными присоединиться к высшему свету?

Мистер Макаллистер не хотел, чтобы Альва питала слишком большие надежды, это понятно. Тем не менее во всем Нью-Йорке не найти более достойных претендентов, чем она и Уильям. А раз так, то миссис Астор, если она и в самом деле столь мудра и проницательна, как о ней говорят, должна с готовностью взять их под свое крыло.

К одиннадцати часам, когда прибыли Уильям и Альва, три сотни гостей наводнили бальный зал. По его периметру расставили стулья, а полы натерли до зеркального блеска. С узкой верхней галереи доносились звуки камерного оркестра. Гостей хватало и в салоне – там можно было насладиться изысканным ужином а-ля фуршет от шеф-повара Ранхофера.

Альва заметила мистера Макаллистера – тот с кем-то беседовал. Как и остальные джентльмены, он облачился в накрахмаленную белую рубашку с воротничком и белым шелковым галстуком, черный фрак-визитку и черный цилиндр. Однако, в отличие от прочих, выбрал бледно-желтый жилет – довольно неожиданно для столь консервативного мероприятия. Альва подумала – он не отказался бы припудрить лоснящийся лоб, щеки, подбородок и нос, как это делали дамы и французы в старые времена. При французском дворе он чувствовал бы себя как дома – хотя и здесь, в эрзац-монархии Кэролайн Астор, мистер Макаллистер справлялся прекрасно.

Он устремился поприветствовать новоприбывших.

– Доброго вечера вам обоим! – Отступив на шаг, он внимательно рассмотрел наряд Альвы: – Сама простота и элегантность! Цвет немного темнее, чем я предлагал, но, вынужден признать, гранатовый вам к лицу. Изысканная отделка в тон – я ведь говорил, что мисс Донован сделает все как надо. А это декольте – какая изящная линия!

Шлейф платья тоже был скромным, без воланов, и Альва просто перекинула его через руку.

– Мисс Смит, я вами горжусь – и вами тоже, сэр, – добавил мистер Макаллистер, обращаясь к Уильяму. – Вы производите прекрасное впечатление, мой юный друг. Просто прекрасное.

– Благодарю вас. За приглашение в том числе, – поклонился Уильям.

– Не стоит благодарности! Я подумал, что джентльмен, которому удалось завоевать самую прекрасную юную леди в Нью-Йорке, меня не разочарует – так и есть!

Альве хотелось его расцеловать.

– Вы сегодня тоже настоящий франт, – сказала она.

– Я заказал костюм у Мэтью Рока, выложил за него пятьдесят долларов – совершенно издевательская цена. В Лондоне с меня взяли бы вполовину меньше – хотя, конечно, мне для этого пришлось бы отправиться в Лондон, а у меня пока что совершенно нет времени на путешествия! Помимо подготовки приема у Марты Вашингтон, балов Старой гвардии и Французского общества, я полностью посвятил себя сегодняшнему вечеру. Как-никак, это главное событие зимнего сезона, я не мог доверить его посторонним людям. Но что же это я! Идемте, я представлю вас миссис Астор. У меня хорошее предчувствие: вино сегодня течет рекой – итальянский Пьемонт тысяча девятьсот пятьдесят второго года, если не ошибаюсь. Отличный был год для неббиоло, если верить господину Ранхоферу.

Мистер Макаллистер провел молодых людей к возвышению в центре зала, где расположилась Кэролайн Астор в компании госпожи Купер и госпожи Дрессер. Румянец, игравший на щеках госпожи Астор, и ее слегка рассеянная улыбка свидетельствовали о том, что вино ей пришлось по вкусу.

– Позвольте представить вам мисс Альву Смит и мистера Уильяма Киссэма Вандербильта, свадьба которых состоится этой весной.

Уильям поклонился, Альва протянула руку – а Кэролайн Астор, не удостоив их даже взглядом, обратилась к мисс Купер с вопросом:

– Дорогая, как вам понравился кофе в Калькутте? Одни его превозносят, другим же он кажется отвратительным. Что вы думаете на этот счет?

Альва почувствовала, как лицо ее становится пурпурным в тон платья. Она, разумеется, не рассчитывала на радушные объятия, но подобное обращение… Просто возмутительно! Так оскорбить ее, так унизить, и притом совершенно незаслуженно! Ее, Альву Смит, юную леди с безукоризненной репутацией, такую изящную, так прекрасно воспитанную, официально приглашенную на этот бал. И ее жених не уступал ей ни в чем. Альва уже собралась высказать вслух все, что думает, однако господин Макаллистер ловко подхватил ее под руку и увел в сторону, взглядом приказав Уильяму следовать за ними. На ухо Альве он произнес:

– Она нарочно ведет себя бестактно, не позволяйте ей себя спровоцировать. Я вас предупреждал, это будет вторжением на ее территорию. Оставайтесь выше этого, мисс Смит, пусть все убедятся в вашем благородстве. У вас есть прекрасная возможность продемонстрировать утонченные манеры.

Альва взяла себя в руки, приосанилась, улыбнулась жениху и произнесла громко и отчетливо, так, чтобы услышали все окружающие:

– Как жаль, что госпоже Астор начали изменять зрение и слух.

Господин Макаллистер не стал дожидаться реакции публики и потянул Альву к буфету, причитая на ходу:

– Святые небеса… Дитя мое, вы меня удивляете! Вынужден признать – те, кто умудряется заскучать в свете, просто невнимательны. Вот это драма – словно решаются судьбы империй!

Альве было нехорошо. Ее гордость снова оказалась сильнее. Она так надеялась на этот вечер, представляя, как они с Уильямом завоюют симпатию миссис Астор. Следовало внимательнее отнестись к словам мистера Макаллистера.

И все же на лице Уильяма она увидела неприкрытое восхищение. Стоящие вокруг смотрели на нее с таким же выражением.

– Только представьте, что будет с Командором и отцом, когда они об этом услышат! Позвольте, я принесу вам шампанского.