Онлайн чтение книги Прежде всего любовь First Comes Love
Глава третья. Джози

– Как раз вовремя, – говорю я Гейбу, когда он подсаживается ко мне в баре «Локал Три», куда мы регулярно ходим.

Указываю на жареного морского черта и холодный арбузный суп, которыми я его соблазнила. Он, видите ли, заявил, что слишком устал, чтобы слезать с дивана. Он не просто любит поесть, он настоящий гурман, и его всегда можно выманить куда-то едой. Особенно если я обещаю заплатить, что я сделала сегодня, написав ему сообщение от Мередит.

– И что она сделала на этот раз? – спрашивает он.

Я не сообщала ему никаких подробностей нашего разговора, просто сказала, что он мне нужен, чтобы избавиться от «эффекта Мередит». Так я называю комплекс ужасных ощущений, который регулярно обеспечивает мне сестра.

– Через две минуты, – говорю я, – посмотри пока на это.

Я протягиваю ему телефон и смотрю, как он читает письмо, которое пришло только что, пока я парковалась.

– Как интересно, – тянет Гейб, кладя телефон обратно на стойку, – и что ты думаешь?

Это мне в Гейбе нравится. Он всегда спрашивает, что я думаю, прежде чем сказать, что думает сам. Мередит поступает наоборот. Остальные люди тоже.

– Не знаю, – говорю я, – может быть, это как в той пословице? Типа держи друзей близко, а врагов еще ближе?

– Может, – говорит он, – но, вообще, я не вижу тут скрытых мотивов. По-моему, она просто хочет подлизаться к учительнице.

– И как ты оцениваешь тон письма? – спрашиваю я, мечтая услышать его беспристрастное мнение.

– По-моему, оно довольно милое.

Я неохотно киваю. Гораздо проще ненавидеть жену Уилла, чем смириться с тем, что она может оказаться приятной женщиной.

– Ты ей ответила? – спрашивает он, прихлебывая пиво «Свитуотер», которое я тоже ему заказала.

– Пока нет.

– А ответишь?

– Ну да. Придется. Положено отвечать на все письма от родителей.

– А ты всегда соблюдаешь правила, да? – улыбается он.

– Ну, вообще-то да. Хотя бы в школе. Брать ее в родительский комитет главной?

– А что это значит?

– Андреа достаточно выразительно это описала, – говорю я как можно ехиднее и пытаюсь изобразить французский акцент, – она будет координатором связи с другими родителями, – я не совсем понимаю, чего хочу добиться. Подчеркнуть, что она выбрала выпендрежное выражение?

– Ну так кинь ей кость, – предлагает Гейб, – это будет знак доброй воли.

Я морщусь.

– Господи, Джо. Забудь уже Уилла. Это в прошлом.

– Знаю, – говорю я, вспоминая, что после Уилла у меня были одни серьезные отношения и еще пяток других.

– Вообще, я не думаю, что ты его по-настоящему любила, – говорит Гейб.

Я это от него уже слышала. Хотелось бы в это поверить, но никак не получалось. Особенно теперь, когда я познакомилась с дочкой Уилла. Я думаю о просвете между ее зубами и чувствую что-то похожее на настоящую боль.

– Бред, – говорю я, – конечно, любила.

Гейб пожимает плечами.

– Твои действия говорят об обратном. Ты разрушила эти отношения.

– Нет, – отвечаю я, думая, что он единственный из всех знает, что там все было намного сложнее.

– Да. И теперь посмотри на себя.

– Ты о чем?

– Ты торчишь тут со мной и ешь сэндвич со свининой, – говорит он. Тоже мне, король самоуничижения.

– А что не так с моим сэндвичем? – улыбаюсь я. Мне уже стало лучше.

Гейб – мой лучший друг-мужчина, и уже довольно давно. Я всегда его так называю, хотя сама не понимаю почему. Он просто мой лучший друг, независимо от пола. Он тоже вырос в Атланте и даже учился со мной в начальной школе, но ушел в школу Атланта Хай, когда его выгнали из нашей Ловетт-скул. Он влез в компьютерную систему и подделал оценки своим друзьям (менять свои собственные оценки ему не пришлось). Так что, если не считать редких встреч в компании, мы почти не были знакомы вплоть до выпускного курса в Университете Джорджии. Это случилось сразу после смерти Дэниела. Гейб пришел на похороны вместе со своей семьей, но само по себе это ничего не значило, потому что на службе было несколько сотен человек. И вообще, я ничего толком не помню. А потом он послал мне написанную от руки записку, которую я заметила. Там не было ничего особо выдающегося, он просто выражал соболезнования и говорил, что все уважали и любили моего брата. Его все уважали и любили, Дэниел был хорош во всех отношениях, но Гейб хотя бы нашел время сообщить мне об этом. Так что когда через пару недель я увидела его в «Ист-вест бистро» в Афинах, то подошла сказать ему спасибо.

Он кивнул, и я приготовилась к серии жутких вопросов о том, что я чувствую. Но он не стал их задавать, просто еще раз сказал, что ему жаль, и сменил тему. Это обрадовало меня не меньше любого сочувствия. Мы проговорили остаток вечера, он проводил меня до дома и нерешительно попросил телефон. Я сказала, что у меня есть парень, это было ложью – я просто иногда ходила куда-нибудь с одним бейсболистом, – но я хотела ясно дать понять, что в этом качестве он меня не интересует. Гейб пожал плечами и сказал, что это его устраивает, что он готов просто со мной дружить. «Я всегда считал, что ты клевая».

Во-первых, я ему поверила, а во-вторых, других достоинств у меня не было, так что я дала ему свой номер и мы быстро сблизились. Обычно мы ходили по барам и пили или сидели в квартире у одного из нас и тоже пили. Еще мы выгуливали его собаку, древнего черного лабрадора по имени Вуди, и вместе ходили на курс антропологии. Мы прогуливали его так часто, что раньше даже не знали, что оба на него записаны. Еще мы бывали на концертах и любили покурить травку.

Наша дружба казалась странной… просто потому, что она вообще имела место. Не только из-за того, что парни якобы не могут дружить с девушками. У нас было очень мало общего, даже в колледже, когда людей многое связывает.

Гейб был не такой, как все, он совсем не походил на моих подруг или тех парней, к которым меня тянуло. Он мне нравился, хотя иногда любил меня унизить. Я быстро потеряла счет случаям, когда он недоверчиво смотрел на меня и говорил что-то вроде «И как ты можешь этого не знать?» или «Тебе точно надо это посмотреть/прочитать/услышать». Но он абсолютно точно ценил мою прямоту, так же как я – его сложность, и мы сошлись.

Прошло уже много лет, но Мередит и другие мои друзья все еще удивлялись невинности нашей дружбы. Они обвиняли нас в том, что мы тайно встречаемся. Или подозревали, что Гейб хотя бы в меня влюблен. Или я в него. Я всегда твердила, что это не так. Да, конечно, между друзьями разного пола порой возникает мимолетное влечение, особенно если они выпивают вместе. Но между мной и Гейбом никогда не случалось ничего предосудительного, не говоря уж о заранее обреченной попытке построить настоящие отношения. Постепенно нам стало ясно, что никто из нас не хочет рисковать дружбой из-за похоти, одиночества или простого любопытства. Короче говоря, мы живое доказательство того, что парень с девушкой могут просто дружить.

Помогало, конечно, и то, что Гейб был не в моем вкусе. А я не в его. Я фигуристая блондинка, довольно обычная, хотя и симпатичная, а Гейб любит маленьких тощих брюнеток, лучше с экзотической внешностью. Две его последние девушки были азиатки с фигурами мальчиков. А я люблю широкоплечих, крепких, голубоглазых парней, тогда как Гейб длинный, тощий, темноглазый и вечно небритый. Иногда щетина превращается в настоящую бороду, и это реально мерзко.

– Не пойми меня неправильно, – говорит Гейб и машет бармену, чтобы заказать еще пива. Судя по его выражению лица, он хочет и дальше говорить об Уилле. Ну конечно. – Я рад, что вы расстались.

– Страшно круто, – говорю я, – ты рад, что мне тридцать семь, я одна и окончательно отчаялась?

– Типа того, – улыбается он.

Я улыбаюсь, понимая, о чем он. Я чувствую то же самое. Я всегда радуюсь, когда Гейб один. Когда он расстался с последней девушкой, я вздохнула с облегчением. Она отличалась страшным снобизмом и все время хвасталась своими знакомыми. Не то чтобы мы не желаем друг другу счастья. Желаем, конечно. Я хочу, чтобы Гейб влюбился, женился и завел семью (хотя он совершенно не уверен, что создан для этого), и я знаю, что он хочет того же для меня. Но глупо скрывать, что близким одиноким друзьям часто бывает проще без других людей. И к тому же мы всегда понимали, что не станем встречаться с тем, кого не устроит наша проверенная временем дружба. Однажды Гейб даже назвал ее защитным устройством, позволяющим отвадить нервных ревнивых девиц, которых он еще именует «психованными».

Забавно, что так и не подружился с Гейбом только Уилл. Он звал моего друга «депрессивным позером», а это было несправедливо, потому что Гейб никогда не пытается никого впечатлить и его вообще не интересует, что другие о нем думают. И он на самом деле не депрессивный, просто мрачный и едкий. Иногда люди от этого устают. Но он бывает и очень веселым, и он щедрый и верный. Я не сомневаюсь, что Гейб для меня все что угодно сделает.

– И что там с Мередит? – он меняет тему.

Я вздыхаю и пересказываю ему последние новости. Они с моей мамой планируют на декабрь что-то грандиозное.

– Пятнадцать лет прошло…

Он заинтересованно смотрит на меня.

– Они хотят навестить Софи в Нью-Йорке.

– Софи? – спрашивает Гейб, и я понимаю, что уже много лет не упоминала ее имени. В отличие от Мередит и мамы, я не вижу смысла с ней общаться.

– Ну, девушку, с которой он встречался.

– А, точно, – Гейб свистит.

– Ну да. Как-то это нездорово.

– По меньшей мере странно, – он осторожно выбирает слова, как всегда в разговоре о Дэниеле.

– Это очень странно. Ненормально. Им пора жить своей жизнью.

Он поднимает брови и смотрит на меня. Я знаю, что он снова думает про Уилла. Я почти вижу у него над головой пузырь со словами «Чья бы корова мычала».

– Что? – защищаюсь я.

– Ничего, – невинно говорит он.

Я чувствую, что должна принять меры. Достаю телефон и быстро печатаю письмо.

Я быстро проверяю, не наделала ли ошибок, и отправляю письмо. Прислушиваюсь к свисту, с которым оно уходит. Мне кажется, что я сделала что-то необратимое.

– Смотри, – я показываю письмо Гейбу.

Он быстро проглядывает его, возвращает мне телефон и ухмыляется.

– Посмотрите-ка на мисс Держу-Себя-В-Руках.

– Я действительно держу себя в руках, – отзываюсь я и сама в это верю.

Ночью я просыпаюсь около двух часов и не могу заснуть. Я говорю себе, что просто нервничаю из-за начала учебного года, привыкаю к новому режиму, но приближается утро, и я понимаю, что причины лежат глубже. Я понимаю, что дело в Дэниеле, Софи, маме, Мередит, Уилле и Андреа. И, конечно, в Эди, которая наверняка крепко спит. Я представляю себе, как рассыпались по подушке ее светлые кудри. Думаю, что под подушкой лежит блестящая монетка, а девочке снятся волшебные сны. Думаю о своем разговоре с Гейбом, человеком, который знает меня лучше всех, который осведомлен о моих секретах, знает, о чем у меня болит сердце. Прямо сейчас я сожалею о допущенных ошибках, из-за которых мне приходится заводить себе парней на другом континенте. Парней не более реальных, чем Зубная фея.