Онлайн чтение книги Приключения троих русских и троих англичан
Глава XXI. FIAT LUX!

«Форелопер» и его маленький отряд ушли из крепости уже девять дней назад. Какие препятствия задержали их в пути? Люди или животные встали перед ними непреодолимой преградой? Что могло случиться с Михаилом Цорном и Вильямом Эмери? Уж не потеряны ли они безвозвратно для своих друзей?

Вполне понятны опасения, страхи и те переходы состояния от надежды к отчаянию, которые испытывали астрономы, запертые в скорцефской крепости. Их коллеги, их товарищи ушли уже девять дней назад! А через шесть, самое большое — семь дней, они должны были дойти до цели. Если через девять дней после их отправления все еще не загорелся фонарь на вершине Валькирии — значит, они погибли или попали в плен к кочевым племенам!

Такими печальными были мысли и скорбными — предположения, возникавшие в умах полковника Эвереста и его коллег. С каким нетерпением ждали они, когда солнце, наконец, скроется за горизонтом, чтобы начать свои ночные наблюдения! С каким тщанием они делали это! Все их надежды сосредоточились теперь в этом окуляре трубы, который должен был уловить далекий свет! Вся жизнь их зависела от этого маленького объектива! В продолжение всего дня третьего марта, бродя по склонам Скорцефа, едва обмениваясь несколькими словами, поглощенные только одной мыслью, они страдали так, как не страдали еще никогда! Нет, ни знойная жара пустыни, ни тяготи дневного перехода под палящими лучами тропического солнца, ни муки жажды не были столь гнетущими!

В течение дня они съели последние куски муравьеда, и весь гарнизон крепости перешел на пропитание, добываемое в муравейниках.

Пришла ночь, безлунная, тихая и ясная ночь, исключительно благоприятная для наблюдений... Но никакого света на остроконечной Валькирии не появилось. Вплоть до первых утренних лучей полковник Эверест и Матвей Струкс, сменяя друг друга, вели наблюдение за горизонтом с завидным старанием. Но ничего, совсем ничего не появилось на нем, и солнечный свет вскоре сделал всякое наблюдение невозможным!

Между тем макололы, казалось, решили ждать, когда голод вынудит осажденных к сдаче. И у них были на то основания. Четвертого марта голод снова стал мучить пленников Скорцефа, и несчастные европейцы, чтобы хоть немного уменьшить эти мучения, жевали луковичные корни тех самых гладиолусов, что росли среди выступов на склонах горы.

Пленников? Отнюдь нет! Полковник Эверест и его коллеги не являлись таковыми! Самоходная барка, по-прежнему стоявшая на якоре в маленькой бухте, могла перевезти их по водам Нгами к плодородным местам, где не было недостатка ни в дичи, ни в плодах, ни в овощных культурах! Несколько раз поднимался вопрос, не следует ли отправить бушмена на северное побережье, чтобы он поохотился там для гарнизона. Но это значило бы рисковать судном и, следовательно, их спасением, если макололы атакуют барку. Поэтому это предложение всякий раз отклонялось. Все должны были либо вместе уйти, либо вместе остаться. Что касалось того, чтобы покинуть Скорцеф раньше завершения геодезической операции, то об этом даже не было и речи. Следовало ждать, пока все шансы на успех не будут исчерпаны. Речь шла о терпении. А оно у всех было!

— Когда Араго, Био и Родригес, — сказал в тот день полковник Эверест собравшимся вокруг него товарищам, — решили продолжить меридиан от Дюнкерка до острова Ивица, ученые оказались в ситуации, почти подобной нашей. Речь шла о том, чтобы связать остров с побережьем Испании треугольником, стороны которого длиною превышали сто двадцать миль. Астроном Родригес должен был обосноваться в горах на этом острове и держать там зажженными лампы, тогда как французские ученые жили в палатке за сотню миль оттуда, в пустыне Лас-Пальмас. В течение шестидесяти ночей Араго и Био караулили свет фонаря, направление которого хотели определить. Обескураженные, они уже собирались отказаться от наблюдений, когда на шестьдесят первую ночь светящаяся точка, которую только ее неподвижность не позволяла спутать с какой-нибудь звездою шестой величины, появилась в поле зрения их трубы. Шестьдесят одна ночь ожидания! Что ж, господа, разве англичане и русские не смогут сделать того же, что сделали ради высших интересов науки французские астрономы?

Утвердительное «ура!» было общим ответом ученых. Хотя они могли бы заметить полковнику Эвересту, что ни Био, ни Араго на своей долгой стоянке в пустыне Лас-Пальмас не испытывали таких мук голода.

Днем в лагере макололов у подножия Скорцефа возникло большое оживление. Они сновали туда и обратно, что не могло не встревожить бушмена. Уж не собираются ли туземцы этой ночью попробовать предпринять новый штурм горы, или просто готовятся сняться со стоянки? Внимательно понаблюдав за ними, Мокум сумел заметить в их поведении враждебные намерения. Макололы готовили оружие к бою, женщины и дети, покинув лагерь, двинулись под началом нескольких проводников на восток, поближе к побережью Нгами. Так что было не исключено, что осаждавшие захотели в последний раз попытаться захватить крепость, прежде чем навсегда уйти в сторону Макето, их главного селения.

Бушмен сообщил европейцам о результатах своих наблюдений. Полковник Эверест отдал распоряжение ночью нести более бдительную охрану и привести все оружие в состояние боевой готовности. Число осаждавших могло быть очень значительным. Ничто не мешало им кинуться на склоны Скорцефа целыми сотнями. Стена крепости, разрушенная в нескольких местах, вполне давала возможность прохода какой-нибудь группе туземцев. Поэтому один из матросов — механик экипажа «Королевы и Царя» — получил приказ разогреть на барке котел и развести пары на тот случай, если бегство станет неизбежным. Этот приказ следовало исполнить после захода солнца, чтобы туземцы не обнаружили на озере судна.

Вечерняя трапеза состояла из белых муравьев и корней гладиолусов. Скудная пища для людей, которым, возможно, предстояло сражаться! Но они были полны решимости и без страха ожидали рокового часа.

В шесть часов вечера, когда на землю сразу, как это бывает в тропиках, опустилась ночь, механик по отвесному склону Скорцефа пробрался к судну и занялся топкой. Само собой разумеется, полковник Эверест не исключал возможности бегства лишь в самом крайнем случае, ему претила мысль покинуть свой наблюдательный пост, особенно ночью, ибо в любую секунду на вершине Валькирии мог зажечься фонарь Вильяма Эмери и Михаила Цорна.

Матросов расставили у подножия крепостной стены с приказом любой ценой защищать проломы в ней. Митральеза, заряженная и снабженная большим количеством патронов, высунула свои грозные стволы в амбразуру.

Прождали несколько часов. Полковник Эверест и русский астроном, стоя в узкой башне, постоянно следили за вершиной пика, на которую была наведена подзорная труба. Горизонт оставался довольно темным, в то время как в зените уже блистали изумительные созвездия южного неба. Ни один самый легкий порыв ветра не тревожил атмосферы. Эта глубокая тишина в природе казалась величественной.

Тем временем бушмен, стоя на выступе скалы, прислушивался к звукам, поднимавшимся с равнины. Понемногу звуки эти стали отчетливее. Мокум не ошибся в своих предположениях: макололы готовились к последнему штурму Скорцефа.

До десяти часов туземцы не двигались с места. Они потушили все огни, и лагерь погрузился в темноту. Внезапно бушмен заметил тени, двигавшиеся на склоне горы. Наступавшие были уже в ста шагах от плато, на котором стояла крепость.

— Тревога! Тревога! — крикнул Мокум.

Маленький гарнизон немедленно высыпал наружу и открыл плотную стрельбу по штурмующим. Макололы ответили на это воинственным кличем и, несмотря на непрерывную пальбу, не прекратили восхождение. При свете ружейных вспышек можно было увидеть туземцев, явившихся в таком количестве, что всякое сопротивление казалось невозможным. Однако пули, из которых ни одна не пропала даром, проделывали в этой массе большие бреши. Макололы падали гроздьями, скатывавшимися одна за другой обратно к подножию горы. В короткие промежутки между выстрелами осажденные могли слышать крики раненых. Но их ничто не останавливало. Макололы по-прежнему поднимались тесными рядами, не выпустив ни одной стрелы (чтобы не тратить на это время), желая во что бы то ни стало добраться до вершины Скорцефа.

Полковник командовал боем. Его коллеги, вооруженные, как и он, храбро сражались, не исключая и Паландера, который наверняка в первый раз держал в руке ружье. Сэр Джон то с одной скалы, то с другой, тут стреляя с колена, там — лежа, вытворял чудеса, и его карабин, раскалившись от частой стрельбы, уже обжигал ему руки. Что до бушмена, то в этой кровавой битве он превратился в терпеливого, отважного, уверенного в себе охотника, каким его и знали.

Однако ни восхитительная стойкость осаждаемых, ни верность их стрельбы — ничто не могло остановить стремительного потока, который накатывался на них. Одного убитого туземца заменяли двадцать других, а это было слишком много для двенадцати европейцев! После получасовой борьбы полковник Эверест понял, что сейчас его захлестнет.

Действительно, не только на южном склоне Скорцефа, но и на прилегающих склонах волна осаждавших все время нарастала. Трупы одних устилали дорогу другим. Некоторые туземцы делали себе из мертвых щиты и поднимались наверх, укрываясь за их телами. Все это при коротких и редких вспышках выстрелов выглядело зловеще и устрашающе. Нападением диких зверей был штурм этих грабителей, жаждущих крови, они были хуже, чем дикие животные африканской фауны! Они вполне стоили тигров, которых как раз не хватает на этом континенте!

В половине одиннадцатого первые туземцы достигли площадки на вершине Скорцефа. Осаждаемые не могли сражаться с ними врукопашную, то есть в условиях, когда им не могло служить оружие. Таким образом, срочно надо было искать убежища за крепостной стеной. К счастью, маленький отряд был целым и невредимым, потому что макололы не пустили еще ни одной стрелы.

— Всем отойти! — крикнул полковник громким голосом, перекрывшим шум сражения.

И, сделав последние выстрелы, осажденные, следуя за своим начальником, укрылись за стенами крепости.

Это отступление было встречено ликующими криками туземцев. Они тут же столпились перед центральной брешью, намереваясь вскарабкаться здесь наверх.

Но тут внезапно раздался страшный грохот, какой-то жуткий треск, какой бывает при электрическом разряде в атмосфере. Это заговорила митральеза, которой управлял сэр Джон. Ее двадцать пять стволов, расположенных веером, поливали свинцом сектор более чем в сто футов на поверхности площадки, которую заполонили туземцы. Пули, непрерывно подаваемые автоматическим механизмом, падали на осаждавших градом. В ответ на выстрелы этого ужасного орудия сначала раздались крики, но они тут же стихли, и тогда тучей полетели стрелы, которые не причинили и не могли причинить никакого вреда осажденным.

— Она в порядке, ваша крошка! — сдержанно сказал бушмен, подойдя к сэру Джону. — Когда вы только устанете сотрясать воздух?

Но митральеза уже молчала. Макололы, пытаясь укрыться от этого града пуль, исчезли. Они сгрудились на флангах форта, оставив площадку сплошь усеянной своими покойниками.

Что же делали в эту минуту передышки полковник Эверест и Матвей Струкс? Они вернулись на свой наблюдательный пост в башне, и там, прильнув глазом к трубе угломера, высматривали во тьме пик Валькирии. Ни крики, ни опасность не могли взволновать их! Со спокойной душой, с ясным взглядом, великолепные в своем самообладании, они смотрели, они наблюдали с такой тщательностью, словно находились под куполом обсерватории, и, когда завывания макололов дали им знать, что сражение возобновилось, ученые договорились по очереди дежурить возле драгоценного инструмента, после чего полковник Эверест вернулся на линию огня.

Действительно, борьба возобновилась. Митральезы уже было недостаточно, чтобы отразить врага, толпы макололов появились у всех брешей с леденящими душу криками. Около получаса шел бой перед отверстиями в стене. Осажденные, будучи под защитой своего огнестрельного оружия, получили лишь несколько царапин от наконечников копий. Ожесточение с той и другой стороны не убывало, а гнев возрастал, когда дело доходило до рукопашной.

Тогда-то, примерно в половине двенадцатого, в самой гуще схватки, посреди грохота перестрелки около полковника Эвереста появился Матвей Струкс. Его взгляд был одновременно и сияющим и растерянным. Одна стрела только что воткнулась ему в шляпу и еще подрагивала над головой.

— Фонарь! Фонарь! — повторял он.

— Неужели? — воскликнул полковник Эверест, щелкая затвором ружья.

— Да! Фонарь!

— Вы его увидели?

— Да!

При этих словах полковник, в последний раз разрядив карабин, издал победное «ура!» и кинулся к башне, сопровождаемый своим бесстрашным коллегой.

Там полковник нагнулся к подзорной трубе и, сдерживая биение сердца, стал смотреть. О, в этот момент перед его глазами прошла вся его жизнь! Да! Фонарь был на месте, поблескивая в сетке делений объектива! Да! На вершине Валькирии горел свет! Да! Последний треугольник наконец-то нашел свою точку опоры!

Поистине великолепное зрелище представляли собой два ученых, производивших наблюдения в самый разгар схватки. Туземцы, число которых было слишком велико, напирали на стену. Сэр Джон и бушмен оспаривали у них каждый фут земли. На пули европейцев отвечали стрелы макололов, на удары копий — удары топора. И, однако, один за другим полковник Эверест и Матвей Струкс, склоняясь над прибором, беспрестанно производили измерения! Они повторяли и повторяли повороты круга, чтобы проверить ошибки в прочтении данных, а бесстрастный Николай Паландер отмечал в своем реестре результаты их наблюдений! Не раз над их головами пролетали стрелы, но они продолжали визировать фонарь на Валькирии, а потом с помощью лупы уточняли показания верньера, и один неутомимо проверял результаты, полученные другим!

— Еще одно измерение, — говорил Матвей Струкс, поворачивая трубу по разделенному на градусы лимбу.

Наконец огромный камень, брошенный рукой туземца, выбил реестр из рук Паландера и, опрокинув угломер, разбил его.

Но измерения уже были закончены! Направление фонаря было вычислено с точностью до тысячных долей секунды!

Теперь оставалось бежать, чтобы спасти результаты этой великолепной, героической работы. Туземцы уже проникли в каземат и с минуты на минуту могли появиться в башне. Взяв свое оружие, полковник Эверест и два его коллеги вместе с Паландером, подобравшим свой драгоценный реестр, выскочили через один из проломов. Их товарищи снаружи — некоторые из них были легко ранены — приготовились прикрывать отступление.

Но в тот момент, когда астрономы уже начали спускаться по северному склону Скорцефа, Матвей Струкс воскликнул:

— А наш сигнал!

Действительно, на фонарь, зажженный их двумя молодыми коллегами они забыли ответить световым сигналом. Для завершения геодезической операции Вильяму Эмери и Михаилу Цорну в свою очередь следовало завизировать вершину Скорцефа, и конечно же там, на пике, они сейчас с нетерпением ожидали, что этот огонь появится.

— Еще одно усилие! — воскликнул полковник Эверест.

И в то время как его соратники с нечеловеческой энергией теснили ряды макололов, он вернулся в башню.

Башня эта была срублена из сухих бревен. Одной искры было достаточно, чтобы она загорелась. Полковник поджег ее с помощью кремня. Дерево тотчас затрещало, и полковник, бросившись наружу, догнал своих товарищей.

Несколько минут спустя, под градом стрел и под дождем человеческих тел, кидавшихся вниз со Скорцефа, европейцы спускались по уступам, толкая перед собой митральезу, которую ни за что не хотели оставить. В последний раз отбив атаку туземцев огнем этого орудия, они добрались до барки.

Механик держал ее под парами. Канат перерубили, винт пришел в движение, и судно «Королева и Царь» быстро двинулись вперед по темной глади озера.

Когда барка удалилась далеко от берега, ее пассажиры увидели вершину Скорцефа. Охваченная пламенем башня горела, как факел, и ее яркий свет, конечно, уже увидели на пике Валькирии.

Громкое «ура!» англичан и русских встретило этот гигантский фонарь, свет которого заставил далеко отступить ночную тьму.

Вильям Эмери и Михаил Цорн не могли жаловаться!

В ответ на их звездочку им показали целое солнце.