Онлайн чтение книги Пробужденный Reawakened
Глава 5. Пир в Новом царстве

Я резко обернулась.

– Амон? – неверяще прошептала я. – Что ты тут делаешь? Хотя нет, постой. Как ты сюда вообще попал?!

И я с беспокойством оглянулась на дверь в комнату. Вряд ли родители или Марселла стали бы шпионить за мной в такой час, но кто знает…

– Ты нужна мне, Лилия, – ответил он просто.

– Нет, тебе нужно домой, – прошипела я. – Слушай, давай я позвоню в полицию, и они найдут кого-нибудь из твоих знакомых.

Я уже направлялась к выходу с веранды, как вдруг меня остановило тихое:

– Нет.

В ту же секунду сознание затопил парализующий туман – как вчера, на улице, когда я попыталась от него сбежать. Я усилием воли запретила себе думать о полиции и мгновенно обнаружила, что ноги снова мне повинуются.

Я обратила на Амона вопросительный взгляд и без слов ощутила его эмоции.

– Тебе некуда идти, да?

– Мой дом давно обратился в пыль.

Я помотала головой.

– Ты управляешь мной при помощи гипноза?

– Что это такое?

– Ну, контролируешь мой разум, как Дракула – Ренфилда[4]Ренфилд – пожилой пациент лечебницы для душевнобольных, один из персонажей романа Брэма Стокера «Дракула»..

Он несколько секунд неотрывно смотрел мне в глаза, после чего вскинул брови, как будто обнаружил ответ в глубине зрачков.

– Понимаю, – наконец сказал он и, заложив руки за голову, уселся на кушетку. – Верный ответ – нет, не совсем. У меня никогда не было намерения делать тебя рабом своей воли, Лилия.

Рассветные лучи невесомым коконом окутывали тело Амона, заставляя его светиться собственным теплым сиянием. Все происходящее было странным, нелогичным, неправильным. Как он попал на веранду пятьдесят второго этажа, миновав швейцаров и охрану? И все же я с удивлением поняла, что рада его видеть – маньяк он или нет.

Будь я чуть благоразумней, непременно вызвала бы полицию или службу безопасности отеля. Но сейчас мне меньше всего хотелось это делать. Все, что я испытывала, – невероятное облегчение от того, что Амон жив и здоров. Кажется, он тоже обрадовался, найдя меня невредимой.

Впрочем, тревожный колокольчик в глубинах подсознания настойчиво напоминал, что Амон сказал «не совсем». Он не совсем меня контролирует. Значит, мы все же связаны? Что, если он внушил мне и симпатию к себе? Я правда ему доверяла – или мне было приказано ему доверять? Если полагаться на собственные эмоции нельзя, на что вообще я могу положиться?

Я сделала пару шагов и замерла, ощущая себя в совершенном раздрае. Восходящее солнце омывало Амона, плескалось вокруг него, словно золотой прибой. Странно, но я могла поклясться, что он поглощает тепло. Холод, пропитавший меня еще в ванне, так и не ушел – хотя, ложась спать, я старательно закуталась в пуховое одеяло. Амон притягивал меня, словно живое солнце. Он казался воплощением жаркого летнего дня, горячего песка, тропического моря и бриза. Наверное, коснуться его было все равно что завернуться в три одеяла.

Словно почувствовав мои мысли, он повернул голову, улыбнулся – белые зубы ослепительно блеснули на фоне загорелой кожи – и протянул руку. Искушение принять ее было почти неодолимым, но я все же сцепила зубы, напомнила себе, что это манипуляция, и осталась на месте.

– Я жду ответа на свой вопрос. Как ты сюда попал?

Амон опустил руку и нахмурился.

– Стражник золотого ящика указал мне дорогу.

– Стэн? – я недоверчиво покачала головой. – Нет. Это невозможно.

Амон смерил меня долгим взглядом и тяжело вздохнул:

– Ты даже не представляешь, сколь многое возможно.

Да уж. Тревожный колокольчик в голове превратился в набат. Надо бежать.

Я сделала несколько осторожных шагов к стеклянной двери.

– И чего ты от меня хочешь? Зачем преследуешь?

– Мы… связаны, Лилия.

– Связаны, – повторила я безо всякого выражения.

– Да. Я сотворил заклятие, привязавшее мою Ка к твоей.

– Твою Ка? Это что еще за чертовщина?

– Ка – это…

Подыскивая объяснение, Амон поднялся с кушетки и направился к перилам, отчего юбка слегка взметнулась вокруг его мускулистых бедер.

Когда он отвернулся, выяснилась еще одна любопытная вещь: широкая спина и фигурные бицепсы отдельно взятых психов воздействуют на меня ничуть не хуже, чем их же грудь. Я в который раз потрясла головой, словно надеясь вытряхнуть из нее проклятый гипноз. Неужели Амон и правда был самым симпатичным парнем, которого я встречала? Или это очередные манипуляции с моим сознанием?

Амон обернулся – и, видимо, заметил, как мой взгляд панически переметнулся с его груди на лицо. Я тут же залилась краской. На этот раз у меня не было ощущения, будто он читает мои мысли или вкладывает в голову чужие. Я вдруг подумала, что моя симпатия к этому сталкеру может быть вполне искренней, и нахмурилась.

– Ка – это жизненная сила, – продолжил он. – Моя жизненная сила связана с твоей.

– Все равно не понимаю. Ты имеешь в виду, что мы… духовная пара?

– Пара? – на этот раз краской залился он. – Нет! Не в этом смысле.

Я не удержалась и, хихикнув, быстро прикусила губу. Я и сама не понимала, радоваться или огорчаться тому обстоятельству, что он даже не рассматривал меня в таком качестве.

Амон внезапно занервничал и опустил глаза.

– Твои… – он указал на мое туловище, – внутренности – желудок, легкие, печень, кишки, даже сердце – привязаны к моим. Вчера эта связь причинила тебе боль. Прости. Я был в отчаянии. Видишь ли, мне не выжить в этом мире без своих каноп, поэтому…

Я вскинула голову.

– Подожди. Минутку. Пожалуйста, – сказала я, подчеркивая паузой каждое слово. – Ты говоришь, что позаимствовал мои внутренности, потому что не можешь найти свои погребальные сосуды?

– Да.

– Ты серьезно?

– Да.

Я пристально всмотрелась в лицо Амона, но в нем не читалось и следа лжи. Хорошо. Раз уж мы выяснили, что он сумасшедший, можно ненадолго отложить этот факт в сторонку и попытаться выяснить, что потерялось при переводе. По крайней мере, теперь у меня были зацепки.

– И ты говоришь, что вчера мне стало плохо из-за твоего заклятия?

– Именно.

– Значит, ты у нас… охотник за органами? Вроде вампира?

Такую версию я хотя бы могла понять – если и не поверить.

– Я не знаю, что такое «вампир».

– Да ладно! Такие стремные чуваки из склепов. Пьют кровь. Превращаются в летучих мышей. Ненавидят чеснок. Избегают солнечного света, потому что начинают на нем искриться… А нет, это уже из другой оперы. Так, забудь все, что после чеснока!

– Я не избегаю солнечного света. Напротив, он придает мне сил. И я не пью кровь.

– Ага. Значит, ты… – я воспользовалась уловкой матери и выжидающе замолчала, но Амон только недоуменно вскинул брови.

– Ладно, зайдем с другой стороны, – вздохнула я, решив, что сарказм в любом случае лучше паники. – Продолжи фразу. Ты: а) сумасшедший; б) мигрант из Каира; в) убийца, занимающийся продажей органов на опыты; г) порождение фантазии Лили. Итак, время пошло, ваш ответ?

Амон нахмурился.

– Я не сумасшедший, Лилия. Кто такой «мигрант», мне неизвестно. И я отнимал жизнь только у порождений зла, противных всем людям.

Я уже открыла рот, чтобы поподробнее расспросить об этих «порождениях зла», как вдруг парень сделал шаг вперед, и я снова обнаружила, что не могу двинуться – хотя набат в голове почти сменился аварийной сиреной. В следующую секунду Амон коснулся моей щеки и взглянул на меня глазами зелеными, словно ирландские холмы.

Я ощутила уже знакомый аромат его кожи – горячая смола с нотками шерсти и пропитанной солнцем мирры. Мне нравился этот запах. Очень. Хоть я и сопротивлялась. Щека пылала в том месте, где ее касалась ладонь Амона, но я не могла отвернуть голову, не могла даже отвести взгляда.

– Теперь ты веришь, что я настоящий человек, а не образ из твоих снов? – очень серьезно спросил он.

В горле пересохло. Я попыталась сглотнуть комок и ответить, но тут мой взгляд упал на пухлые губы Амона – так что я лишь неопределенно кивнула. Впрочем, как я осознала секундой позже, у меня все равно не было ответа на этот вопрос.

Ладонь Амона соскользнула со щеки к подбородку. Слегка приподняв его кончиками пальцев, он еще несколько секунд вглядывался в мое лицо.

– Не нужно бояться, Лилия. Ты пострадала из-за меня. Позволь мне помочь.

Эти слова послужили своеобразным спусковым крючком: горячая пульсация в затылке, ноющая боль в руках и ногах, тошнотворный узел в желудке, о которых я старалась не думать, в одночасье затопили сознание, заслонив свет и лицо Амона. Я смущенно кивнула, не зная, что он собирается делать, но почему-то доверяя ему.

Амон шагнул еще ближе, так что теперь я видела в основном бесконечную обнаженную грудь. Ему не было нужды меня обнимать: оставшиеся между нами сантиметры и так были наэлектризованы горячими искрами – будто я, решив повторить подвиг Икара, поднялась к самому солнцу, и теперь меня пронизывали его тонкие сияющие стрелы.

Амон закрыл глаза и взял мою шею в ладони. Где-то на задворках сознания промелькнула паническая мысль, что сейчас он меня задушит, но движения парня были бережными, словно он держал бабочку. Затем он начал что-то бормотать себе под нос, и я почувствовала, как ладони нагреваются, словно он смазал их гелем от растяжений. Не прошло и минуты, как по телу прокатилась волна жара – вымывая из конечностей боль и даря им блаженное оцепенение.

Стоило Амону поднять глаза, как мне стало ясно, какую цену он заплатил за это чудо. Еще недавно золотистая кожа приобрела болезненный серый оттенок, а зеленые глаза потемнели, будто лесной родник наводнили бурые водоросли. Амон пошатнулся и рухнул на ближайшую скамейку. Грудь парня тяжело вздымалась и опускалась, воздух выходил из легких с присвистом, будто он только что бежал марафон.

– Что ты сделал? – спросила я, пытаясь как-то уложить в голове эту картину.

– Вернул часть украденной силы. Увы, это лишь временное облегчение.

– Временное?

– Да. Боль вернется, но в следующий раз я разделю ее с тобой. И буду делить так долго, как смогу. Поверь, я никогда не желал, чтобы ты познала мою судьбу.

– Слушай, фаталист, я чего-то не понимаю. Пока мне очевидно только то, что ты применил… гипнотерапию? И теперь мне гораздо лучше. Так что спасибо.

И я, поколебавшись, присела на подушку рядом. Воздух вокруг Амона был напоен горечью. Если на минутку отставить здравый смысл и предположить, что он сказал правду и мы паранормально связаны, эта горечь – теоретически – могла исходить от него. Боль. Усталость… И что-то еще. Что-то, спрятанное под сияющими покровами. До меня наконец дошло: одиночество. Впрочем, стоило мне ухватить эту эмоцию, как она тут же пропала – будто Амон задернул ширму на своей душе.

– Не стоит всматриваться слишком пристально, Юная Лилия, – Амон откинул голову на подушки и добавил уже мягче: – То, что ты увидишь, может тебе не понравиться.

Он закрыл глаза, и длинные ресницы отбросили едва заметные тени на смуглые скулы. Я не сдержалась и положила ладонь ему на лоб. Кожа парня, еще секунду назад лучившаяся теплом и светом, была холодна, как лед.

– Ты замерз, – констатировала я, бросилась в спальню и стащила с кровати пуховое одеяло. Затем на всякий случай заперла комнату изнутри и вернулась на веранду. Как следует укутав Амона, я скептически уточнила: – Ты серьезно веришь, что солнце придает тебе сил?

– Да, Лилия, – еле слышно прошептал он.

– Отлично. Тогда давай-ка пододвинем тебя на солнышко.

Я все еще не понимала, что сделал со мной Амон, но его неожиданная слабость парадоксальным образом усилила нашу связь. Она была мягкой, но теперь я ни на секунду не переставала ее ощущать. На меня словно накатывали маленькие волны – не болезненные, но потихоньку выпивающие силы.

– Ты рассуждаешь верно, – сказал Амон, когда я подтолкнула его к дальнему концу скамейки, залитому солнечным светом. – Но я постараюсь заимствовать у тебя как можно меньше сил.

– Ты читаешь мои мысли?

– Я читаю тебя так же, как ты читаешь меня, – ответил он уклончиво, а затем, помедлив, добавил: – Спасибо тебе, Лилия.

Солнце и в самом деле его оживило. Разница была заметна даже на глаз. Связывающая нас нить тоже начала истончаться, пока я почти ее не потеряла.

– Ладно, – решила я после нескольких минут молчания. – Думаю, это какая-то индивидуальная реакция. Вроде аллергии на солнце, только наоборот. Ты не выносишь тень.

Но если это и правда была индивидуальная реакция, как Амон смог поделиться со мной своим теплом?

– Ты сказал, что заимствуешь мою энергию.

– Да.

– И вчера, когда тебя сбил автомобиль, ты забрал часть моих сил, чтобы излечить свои раны. Это так?

– Отчасти. Ты – пуповина, связывающая меня с этим миром. Якорь для лодки. Чтобы полностью восстановить силы, мне нужно собрать себя воедино. До тех пор я останусь привязан к твоей Ка.

Этот разговор становился бредовее с каждой секундой.

– Ммм… Хорошо. Итак, твое тело – вроде солнечной панели, ты исцеляешься за счет энергии солнца, но чтобы полностью выздороветь, тебе нужна пересадка органов, а до тех пор я работаю твоим персональным «энерджайзером».

Я не замечала, как отчаянно жестикулирую, пока Амон не поймал мои ладони в воздухе.

– Лилия, твои слова приводят меня в смятение. Я и правда получаю силы от солнца, но их недостаточно, чтобы выполнить предначертанное в отпущенное для этого время. Если мне не удастся найти канопы с остатками своей сущности, я скоро умру.

– Ты умираешь?

Он кивнул.

– Слишком рано. Мне нужно продержаться в этом мире, пока я не исполню то, что должен.

Ох.

Мои неосознанные попытки намеками и шутками вернуть его в рассудок тут же потеряли всякий смысл. Я и не подозревала, насколько серьезно его состояние. Что ж, пора выводить на сцену практичную и здравомыслящую Лили.

Я сжала его ладонь.

– Конечно. Ты слишком молод, чтобы умирать.

Все внезапно встало на свои места. Я по-прежнему считала Амона психом, но теперь, по крайней мере, знала, что он неизлечимо болен. Если парню предстояла пересадка органов, его наверняка накачивали лекарствами. От такого у любого поехала бы крыша.

Должно быть, врачи испытывали на нем какие-то нетрадиционные методы. Это объясняло его одержимость солнечным светом и идеями чудесного исцеления. Надо понимать, кто-то из персонала не уследил за пациентом, и он отправился бродить по Нью-Йорку в килте, сооруженном из простыни или больничной пижамы. Это объясняло и босые ноги, и бритую голову. Возможно, добраться до музея было его предсмертным желанием, которое он и сам уже не сознавал?

– Лилия?

Простой звук моего имени тут же остановил шестеренки, бешено крутящиеся в голове.

– Да, Амон? – ответила я с извиняющейся улыбкой.

– Я чувствую твои мысли. Ты права, мое тело ослаблено, но разум свободен от недуга. Мне отпущено мало времени в этом мире. И пока оно не истекло, я должен найти свои канопы и совершить то, что предначертано. Если бы мне удалось пробудить братьев… Они помогли бы довести начатое до конца. Но я не сумею найти их без твоей помощи.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе найти братьев?

– Да.

Меня затопило облегчение.

– Конечно. Я сделаю все, что смогу. Они были с тобой в музее?

Амон покачал головой.

– Они потеряны, как и я.

Значит, он хочет напоследок встретиться с братьями. Что ж, хоть какая-то определенность.

Я на минуту оставила Амона на солнцепеке, сходила в спальню и вернулась с блокнотом и верным механическим карандашом.

– Давай начнем с имен.

Он кивнул.

– Одного зовут Астен.

Я записала: Астен .

– Он сын Халфани.

– Отлично. Значит, его фамилия – Халфани.

– Нет, это его отца зовут Халфани.

– Хорошо, хорошо, – я ободряюще улыбнулась и медленно повторила: – Так как его фамилия?

Глаза Амона сузились, но он все же ответил на мой вопрос.

– Он известен только как Астен. Хотя иногда его называют Небесным магом или Космическим сноходцем.

– Гм… ладно.

Я приписала под именем: «м.б., фокусник; проверить Вегас», после чего сосредоточилась на втором брате.

– Его имя – Амоз, и когда-то он был принцем Васета.

– Васет… Это страна?

– Раньше это был великий город.

– Понятно. Продолжай, – попросила я, быстро записывая: «м.б., политик».

– Еще он известен как Великий целитель и Повелитель зверей и бурь.

– Ясно, – я перечитала написанное, зачеркнула «м.б., политик» и дописала: «м.б., ветеринар или метеоролог». – Когда ты видел их в последний раз?

– Тысячу лет назад.

– Ага…

Некоторое время тишину нарушал только скрип карандаша по бумаге.

Дописав, я захлопнула блокнот и преувеличенно бодро заявила:

– Отлично, теперь нам есть, с чего начать! – я мягко сжала плечо Амона. – Обещаю, я сделаю все, чтобы помочь тебе разыскать братьев и выполнить… предначертанное.

– Спасибо, Юная Лилия.

– Всегда пожалуйста. А пока… Как ты смотришь на утреннее питание ? – и я, запнувшись, быстро добавила: – Тебе можно твердую пищу?

Скормить хот-дог больному раком! О чем я только думала?

– У тебя есть хот-дог? – оживился Амон, будто прочитав мои мысли.

– Честно говоря, хот-доги не очень… питательны. Здесь их нет, но я закажу тебе что-нибудь получше. Что-нибудь мягкое, для твоего желудка.

– Мои зубы в порядке. Каша мне не нужна. Обычно мое прибытие приветствовали пиром и песнями, но ты можешь спеть мне в другой раз. Клянусь, сейчас я голоднее изгнанного из стаи шакала – и не променяю пир на любые увеселения, как бы хороши они ни были.

– Отлично, тогда песни отложим. Думаю, пир я тебе смогу устроить. Посиди тут на солнышке, я скоро вернусь.

Амон молча кивнул. На лице у него читалась неподдельная усталость.

Я осторожно закрыла дверь на веранду, задернула занавески и отправилась на кухню. По пути я задержалась перед зеркалом. Волосы падали на плечи густой спутанной массой, но взгляд голубых глаз был живым и пронзительным, а щеки казались слегка загорелыми.

Двойник, улыбнувшийся мне из зазеркалья, был совсем не той элегантной, собранной, дисциплинированной Лили, к которой я привыкла. Сейчас он выглядел диким, взбудораженным… пожалуй, даже немного безумным. Я глубоко вздохнула, по мере сил пригладила волосы и направилась на кухню. Там было пусто – видимо, родители уже уехали на работу. Секундой позже до меня дошло, что у Марселлы сегодня тоже выходной. Идеально.

Я позвонила в обслуживание номеров, продиктовала заказ и вернулась на веранду.

– Ну как, напитался солнцем?

– Насколько это возможно.

– Отлично. Тогда пойдем внутрь.

Амон проследовал за мной в комнату, с любопытством глядя, как я хватаю висящий на кресле черный кружевной бюстгальтер и вместе с одеялом бросаю их бесформенной кучей на кровать.

– Гм… Завтрак будет через полчаса или около того. Думаю, я присмотрю тебе какую-нибудь одежду в отцовском гардеробе. Не хочешь пока принять душ?

– Душ?

– Или ты предпочитаешь ванну?

– А, понятно. После долгой дороги я бы не отказался от омовения.

– Хорошо. Ванна – вон там.

Амон бросил на меня озадаченный взгляд, но я решила, что уж с этим он как-нибудь разберется сам, и отправилась в спальню родителей.

Она была еще больше моей, а за дверью гардероба скрывался вход в настоящую Нарнию. Я знала, что в дальних шкафах хранятся старые джинсы и футболки, которые отец больше не носит, и направилась прямиком туда. Хорошенько покопавшись на полках, я на глаз выбрала пару кед, носки, рубашку для гольфа, брюки вроде спортивных и легкую ветровку. Я уже выходила с этим богатством из спальни родителей, когда вдруг сообразила, что Амону еще понадобится нижнее белье.

Если бы вчера кто-нибудь сказал мне, что я буду рыться в ящике с отцовскими трусами, я бы рассмеялась ему в лицо. Однако я почувствовала себя еще более неловко, когда начала прикидывать, какая пара подойдет Амону. Чуть не сгорев от стыда в процессе, я наконец остановила свой выбор на эластичных боксерах среднего размера.

Стоило мне перешагнуть порог своей спальни, как в уши ударил рев Ниагарского водопада. Я бросилась в ванную и обнаружила, что Амон выкрутил все краны до упора и теперь с восторгом любуется на свое отражение в раковине.

– Эта ванная… – он запнулся, подбирая слово, – невероятна.

Я поспешно завинтила кран над раковиной.

– Полностью согласна. Вот твоя новая одежда. Ты уже решил, будешь принимать ванну или душ?

– Что такое душ?

Я указала на кабину с массажным душем, который сейчас изрыгал струи из всех возможных отверстий. Амон с интересом на него взглянул, но потом развернулся к ванне и начал возиться с узлом на боку юбки.

Я торопливо отвернулась – и тут же невольно вскрикнула, лицом к лицу столкнувшись с его отражением в зеркале. Это отражение продолжало разоблачаться, ничуть не смущаясь моим присутствием. Я крепко зажмурилась.

– Эй, притормози! Ты можешь хотя бы дождаться, пока я уйду?

– Зачем тебе уходить?

– Надо понимать, о приличиях ты тоже не слышал.

– При… личиях?

– Угу. Египетские боги явно забыли тебя ими укомплектовать.

– Не понимаю. Кто же тогда будет меня мыть?

Я не удержалась от нервного смешка.

– Гм… Ты сам?

Я так и не рискнула открыть глаза, поэтому вслепую нащупала раковину и по стенке добралась до двери.

– Амон, я понимаю, что в больнице тебе помогали нянечки, но эту роль я на себя взять не готова. О’кей?

Я безошибочно услышала шелест, с которым падает ткань на мраморный пол, а потом глухой всплеск – Амон забрался в ванну.

– Хорошо, Лилия. Не будем нарушать при… личия.

– Спасибо.

Я отошла на расстояние, с которого, как я знала, мне будет видна лишь его голова, и только тогда открыла глаза.

– Держи, – я бросила Амону мочалку и кусок мыла. – Для массажа вдави кнопку слева. Прямо рядом с твоей рукой.

Выражение лица, с которым Амон следил за забурлившей водой, сполна возместило мои недавние мучения.

– Полотенца – на сушилке слева от раковины. Завтрак будет минут через двадцать, – я захлопнула за собой дверь и, повысив голос, строго добавила: – И не вздумай выходить, пока не оденешься!

Не успела я прибрать комнату, как телефон разразился трелью, возвещая, что еда готова. Я встретила горничную у лифта, расписалась в получении заказа и покатила тележку на кухню.

– Я позвоню, когда можно будет забрать посуду, о’кей?

– Конечно, мисс.

На кухне я сервировала два места, достала из холодильника молоко и несколько фруктовых соков и нашла в шкафу пару чашек для горячего шоколада.

– Амон! – крикнула я, переставив все блюда с тележки на стол. – Завтрак готов! Ты оделся?

Я чуть не подпрыгнула, когда ответ раздался прямо у меня за спиной:

– Я в затруднении.

– Господи, как ты меня напугал! – я обернулась и тихо ойкнула. В одной руке Амон сжимал кеды, а другой придерживал кое-как натянутые штаны. – Гм… Сидят слишком свободно, да?

Вместо ответа Амон разжал пальцы, и штаны тут же сползли ему на бедра. Белых боксеров я под ними не обнаружила.

– А где остальная одежда, которую я тебе дала?

– Я счел эту самой подходящей. Она прикрывает больше всего.

– Гм, да. С этой точки зрения ты сделал идеальный выбор. Но я надеялась, что ты наденешь все вещи.

– Все? – Амон озадаченно оглядел мою фигуру, по-прежнему затянутую в махровый халат. – Но ты столько не носишь.

– Когда сплю. А когда я собираюсь на улицу, то надеваю такую же одежду, как та, которую я тебе дала.

– Хорошо. Можно сперва поесть?

– Конечно. Присаживайся.

Я дождалась, пока он займет предложенный стул, и принялась театрально снимать крышки с блюд. Кухня наполнилась дразнящими ароматами еды.

– Вот. Завтракай, а я пока оденусь. И я принесу тебе остальную одежду, ладно?

Амон, который потрясенно созерцал стол, едва кивнул.

Я оделась в стиле «изящная повседневность» и по пути на кухню не удержалась от искушения покрутиться перед зеркалом. Глаза моего двойника по-прежнему горели живым блеском, но теперь я выглядела куда более собранной и подтянутой, похожей на обычную себя.

Вернувшись на кухню, я бросила одежду Амона на соседний с ним стул – и чуть не сложилась пополам от смеха. Родители наверняка вытаращат глаза, когда будут просматривать историю заказов, но выражение лица моего гостя заранее окупило возможные неудобства. Он хотел пира – и он получил пир, достойный «списка предсмертных желаний».

Амона окружали яйца, приготовленные восемью разными способами, картофельные оладьи, домашняя ветчина, жареный картофель, сосиски, запеченные с яблоками, колбасная нарезка, блинчики с карамелью и взбитыми сливками, французские тосты с крем-брюле, бельгийские вафли, две отдельные корзинки с фруктами и круассанами и ежевичные кексы с сахарной присыпкой. Если бы он не нашел среди них что-то себе по вкусу, мне пришлось бы признать, что он безнадежен.

– Ну, что тебе понравилось больше всего?

– Всё, – ответил Амон с набитым ртом. – Садись, Лилия. Поешь.

И он, выдвинув стул, чуть не силком заставил меня сесть рядом. Я взяла из корзинки несколько фруктов и принялась меланхолично грызть яблоко, пока Амон то ли во второй, то ли уже в третий раз наполнял свою тарелку.

Внезапно он замер и скосил на меня глаза.

– Почему ты не ешь?

– Слишком много углеводов.

– Что такое углеводы?

– Ну… От них толстеют.

– Но ты не толстая. – И Амон придирчиво оглядел меня с головы до ног, отчего я почувствовала себя немного неловко. – Наоборот, слишком худая. Поешь.

И он, схватив столовую ложку, с горкой наполнил мою тарелку.

– Ладно-ладно! – я примирительно подняла ладони. – Хватит уже!

Амон что-то неразборчиво проворчал и вернулся к трапезе. Впрочем, это не мешало ему бросать в мою сторону неодобрительные взгляды и подкладывать еды в тарелку, стоило ей опустеть хоть на сантиметр.

– Я больше не могу, – простонала я, когда он снова взял на себя роль заботливой бабушки. – Обычно я только пью чай на завтрак!

– Чай – это не еда.

– Но мне больше ничего не надо!

– Неправда. Женщинам нужен не только чай, – возразил Амон, глядя мне прямо в глаза. На секунду мне показалось, что наш разговор странным образом отошел от темы завтрака, и я снова почувствовала себя неуютно. Амон будто разглядывал меня изнутри. Похоже, мы вкладывали в слова «голод» и «питание» разный смысл.

– Гм… Может, ты и прав, – ответила я, отводя взгляд.

Насытившись, парень откинулся на спинку стула и заявил, что готов приступить к поискам братьев. За этим последовала довольно сумбурная попытка одеться. Амон сразу же запутался в рукавах футболки, так что мне пришлось ему помочь. Стоило моим пальцам пару раз коснуться его груди, как щеки снова залила краска. Наконец футболка заняла надлежащее место.

Помогая Амону просунуть руки в ветровку, я заметила, что штаны по-прежнему болтаются у него на бедрах, и выразительно прокашлялась. Парень был совершенно заворожен капюшоном куртки, но все-таки опустил на меня взгляд.

– Гм… Твои штаны… Здесь резинка, видишь? На поясе. Ее нужно затянуть.

С третьей попытки уяснив назначение резинки, Амон схватил ее и потянул сначала в одну сторону, потом в другую. Я решила, что с носками он как-нибудь справится сам, и вернулась в спальню собрать все необходимое для экспедиции.

Первым делом я сунула в рюкзак ноутбук, мобильный телефон, зарядку, блокнот и бумажник. Потом вернулась на кухню и прибавила к ним пару бутылок минералки. Амон выудил из порядком опустевшей корзинки несколько яблок и апельсинов, и сверху как раз осталось место для пачки печенья. Я закинула рюкзак за спину и присела на корточки, помогая Амону зашнуровать кеды.

Ну, и куда теперь? Конечно, самым логичным было бы отвести его в больницу рядом с музеем и расспросить медсестер, не пропадали ли у них недавно пациенты. Но тогда у Амона не останется шансов найти братьев – санитары просто скрутят его и накачают лекарствами. Эта мысль почему-то вызывала у меня отторжение.

– Ты готова, Юная Лилия? – парень протянул мне руку, помогая подняться.

– Спасибо. Да, готова, если ты готов.

– Прекрасно.

И Амон, не выпуская моей ладони, сделал шаг навстречу. В следующую секунду он притянул меня за талию и очень серьезно попросил:

– Прижмись покрепче.

– Амон! Что ты…

Вопрос оборвался криком, когда вокруг нас взметнулся песчаный вихрь. В кожу словно впилась сотня булавок. Я с ужасом смотрела, как погружаюсь в пол, теряя себя в завывании ветра. Очередной крик умер, не родившись: у меня больше не было горла.

Я в ужасе принялась размахивать руками, надеясь ухватиться за стол, стул, хоть что-нибудь… И в ту же секунду почувствовала, что не одна. Я не видела Амона, но всем телом ощущала его близость. Он держал меня крепко, но бережно, как недавно на веранде. Я не успела решить, что чувствовать по этому поводу, – перед глазами сомкнулась удушливая темнота, и я с головой провалилась в зыбучий песок.