Онлайн чтение книги Реквием для меццо Requiem for a Mezzo
Глава 4

Дэйзи отправилась на поиски Мюриэл Уэстли, а к Алеку уже спешил Браун со стеклянной банкой, которую тот просил найти.

– Из-под оливок, – пояснил толстяк, – в баре нашел. Заставил помыть как следует.

– Благодарю вас. – Обернув руку носовым платком, Алек подобрал крупные осколки бокала с пола, положил их в банку и закрутил крышку. – А острый нож принесли?

– Да, но я возражаю, господин старший инспектор. Неужели так уж необходимо портить ковер?!

– Извините, сэр, экспертам в лаборатории понадобятся любые фрагменты, на которых мог остаться напиток миссис Абернати!

– Миссис?.. А, мисс Уэстли. То есть покойной мисс Уэстли, – спохватился он, бросив нервный взгляд на холмик под зеленым сукном. – Что ж, раз надо, так надо.

Теребя руки, он глядел, как Алек вырезает часть ковра с мокрым пятном и скатывает в рулон вместе с оставшимися мелкими осколками. В воздухе по-прежнему стоял резкий запах горького миндаля. «Похоже, яду бедной Беттине не пожалели», – подумал Алек, стараясь не дышать.

Где, черт возьми, носит полицейских из участка?

Ответом ему был тяжелый топот сзади.

– Старший инспектор Флетчер? – отсалютовал полицейский сержант. Следовавший за ним по пятам констебль сделал то же самое.

Алек кивнул.

– Сэр, все выходы взяты под охрану, как вы и распорядились.

– Благодарю вас, сержант. Охрана знает, что нужно записать номер места или хотя бы ряда, имя и адрес каждого зрителя?

– Никаких проблем, – скорбно произнес Браун. – Они только рады будут оставить адрес. Еще бы, нам предстоит вернуть деньги за семь тысяч билетов. Это же весь бюджет в клочья.

Вряд ли Браун годится на роль отравителя, раз его так заботят дыры в ковре и в бюджете. Однако Алеку могут потребоваться все сведения о внутреннем устройстве Альберт-холла.

– Не буду отнимать у вас время, майор, – сказал Алек, – но попрошу оставаться в здании. И еще, пожалуйста, найдите капельдинера, который дежурил у двери в антракте, и направьте его в гримуборную солистов.

– Слушаюсь, господин старший инспектор. – С этими словами управляющий удалился. Вид у него был мрачный, но не испуганный.

Алек назвал сержанту имена тех, кого следовало задержать.

– Доставьте их в хоровую, – добавил он, пока сержант тщательно записывал имена в блокнот. – Это рядом с кабинетом Брауна, в нем, кстати, будет удобно беседовать с подозреваемыми. Когда соберете всех, кого нужно, остальных отпустите. Я буду в гримуборной. Как только приедет сержант Тринг, пусть идет ко мне.

– Слушаюсь, сэр.

– А вы, – обратился Алек к констеблю, – оставайтесь здесь и следите, чтобы никто не прикасался к трупу и уликам. Полицейский врач и фотограф скоро приедут.

Пока Алек протискивался сквозь толпу на выходе из концертного зала, в нем узнавали представителя полиции и требовали объяснений – кто с тревогой, кто с раздражением. Он успокаивал зрителей, обещая, что скоро всем будет позволено разойтись по домам. У гримуборной его ждал заметно нервничающий худой юнец в униформе.

– Вы находились здесь в антракте?

– Д-да, сэр, – проблеял капельдинер. – Я н-н-ничего не видел, честное слово.

– Я вас не укушу, просто задам несколько вопросов. – Алек отпер дверь. – Входите.

Он бегло оглядел комнату. В глаза бросился ряд шезлонгов с шерстяными покрывалами, на которых в клетчатом орнаменте соединились и по отдельности-то отвратительные оттенки: выцветший рыжий и болотно-зеленый. «Еще хуже, чем костюм Тринга», – подумал Алек. В левом углу комнаты на столике стояли маленькие кофейник и чайник, серебристый самовар, графин, наполовину заполненный водой, круглый стальной поднос с хрустальным штофом, чашки, блюдца и стаканы, чистые вперемешку с грязными – один, с перестоявшим чаем, похоже, даже не пригубили, – тарелка с галетами и пустая пепельница.

– Ничего не трогайте, – резко бросил Алек вошедшему за ним капельдинеру. Он указал на две двери в боковых стенах комнаты: – Куда они ведут?

– Правая – в женскую гримерную, а левая – в мужскую. Там есть зеркала и все такое, а в женской еще раскладные кресла, там прилечь можно.

– Кто сюда заходил во время вашего дежурства?

– Все солисты, сэр. Мисс Коста, мисс Уэстли, покойная, которая так-то миссис Абернати, ее сестрица тоже мисс Уэстли, ну, вы знаете, еще мистер Говер и мистер Марченко.

– А органист?

– Мистер Финч? Да, верно, хотя его, бывает, и не приметишь, тихий такой джентльмен.

– Им всем сюда заходить было разрешено. А посторонних впускали?

– Мистер Абернати заглядывал, а так-то он в основном был в хоровой. Мисс Мюриэл Уэстли тут все время находилась, помогала сестре то с тем, то с этим, а вообще она в хоре поет. Майор Браун заходил – но он всегда перед концертом заходит, проверить, не нужно ли чего, как и дирижер, Кукрейн, что ли?

– Кокрейн.

– Он самый. Потом дама пришла, его женой представилась.

– Вы ее впустили?

– Да, сэр. С чего мне было сомневаться, что она жена ему? Вся такая разодетая, с бриллиантами. А вот та, что после нее приходила, та невзрачная была, сказала, что супружница мистера Говера.

– Ее тоже впустили?

– Меня кто-то что-то спросил, она и прошла незаметно, а вышла почти сразу. Сказала, мистер Говер в раздевалке, и она ждать не будет. Я спросил, может, передать чего, так она не велела.

– Значит, миссис Кокрейн и миссис Говер. – Алеку пришлось признать, что Дэйзи опять оказалась права – с ними обеими необходимо побеседовать.

– Мисс Блейз еще тут была. Тоже певица. Забыла какую-то вещь в доме у Абернати, когда на урок ходила, а мисс Мюриэл пообещала принести ей сегодня ее. Больше никого не припомню… А-а, мистер Левич еще.

– Яков Левич? Первая скрипка?

Так-так, скрипача в «списке» Дэйзи не было.

– Да, он, тоже тихий такой джентльмен, хоть и иностранец. Всегда обратится по-доброму, не то что некоторые, правда, часто и не разберешь, чего сказал.

– А он зачем заходил?

– Я не спрашивал. У него так-то другая гримерка, где оркестранты, но как мне было его не пускать? Я же его раньше видел и знаю, кто он.

– Разумно, – признал Алек. – Надеюсь, он не ушел, но, если что, я найду его позже. Ладно, молодой человек, вы… – Он не закончил: в дверь постучали.

– Шеф? – В приоткрывшейся двери показались сизые, свисающие, как у моржа, усы и большая лысина. – А, вот вы где. – В гримерной возник сержант Тринг; его массивную фигуру обтягивал любимый костюм в коричнево-желтую клетку.

– Быстро ты, Том, – заметил Алек.

– Приятель с женой на чай заезжали, вот он и подвез меня на мотоцикле.

Алек с трудом представил тушу сержанта, втиснутую в мотоциклетную коляску или даже взгромоздившуюся на заднее сиденье.

– Рисковый у тебя приятель, передай ему благодарность от меня. Том, найди полицейского из участка и скажи, чтобы добавил в список Якова Левича – первую скрипку. Потом сразу сюда.

– Да, шеф. – Сержант удалился на удивление легкой и неслышной походкой.

Алек вновь обратился к капельдинеру:

– У майора Брауна есть ваш адрес, так что можете пока идти. Спасибо.

– Рад помочь, сэр. – Юноша слегка склонил голову – к нему вновь вернулась обходительность человека, привыкшего угождать посетителям.

Дверь со щелчком захлопнулась. Алек повернулся к столу. Поднос с печеньем напомнил ему, что сейчас время чаепития, но выпить чаю ему не удастся, а если они с Дэйзи все же отправятся на ужин, им даже суп съесть спокойно не дадут, не говоря уж о десерте. Впрочем, она сама ввязалась в расследование, так что обижаться не на что. Придется довольствоваться тем, что бог послал.

Рассеянно жуя несвежую галету, он разглядывал предметы на столе.

Дверь снова открылась.

– Рискуете, шеф! – воскликнул Тринг.

– Ее отравили напитком, а не печеньем. Гляди-ка, именной.

На хрустальном штофе красовался серебристый ярлычок с надписью «Беттина Уэстли». Штоф был пустой, только на дне виднелся осадок.

– Цианид, да немалая доза, шеф. Запах вон какой, как она не почуяла?

– Один из медицинских консультантов мне сегодня напомнил, что не все его чувствуют.

– А-а. – Сержант тоже взял печенье и принялся задумчиво его жевать. – «Пальчики»?

– Да. Инструменты у тебя с собой? Хорошо. Сними отпечатки в этой комнате и в двух соседних и поищи, в чем пронесли цианид. Скоро приедут фотограф и полицейский врач, не знаю, правда, кто сегодня дежурит.

– Точно не мы с вами.

– Что поделать, работа такая; надеюсь, ты извинился за меня перед миссис Тринг. Оставайся тут за главного, а я пока начну беседовать с подозреваемыми. Записывать попрошу кого-нибудь из участка, пока Пайпера нет.

– Обыскивать будете?

– Я думал об этом. Достать цианистый калий или цианистый натрий проще простого – он есть в средствах от вредителей и в фотореактивах. Маленькие белые кристаллики можно пронести в конверте, а потом смыть в уборной. Убийце не составило труда избавиться от улик.

– А-а.

– Но все равно ищите подозрительные емкости. Если убийца воспользовался прусской кислотой, должна остаться какая-нибудь склянка. Ну, я пошел. – Инспектор замялся. – Кстати, Том, я ведь… э-э… не сказал по телефону, что был на концерте с мисс Дэлримпл?

Том расцвел:

– А-а…

– Боюсь, она… В общем, она опять умудрилась впутаться в это дело. Среди подозреваемых ее подруга.

– И как ей это удается? – восхитился сержант.

– Постарайтесь не впутывать ее еще сильнее!

Высказав эту искреннюю просьбу, Алек вышел в коридор. Толпа значительно поредела. Последние зрители, оркестранты и хористы стояли в двух медленно ползущих очередях на выход – констебли все еще записывали имена и адреса.

Возле кабинета управляющего к нему подбежал Эрни Пайпер. Молодой худощавый констебль сыскной полиции запыхался, его пиджак под мышками промок от пота, а галстук съехал набок.

– Изо всех сил торопился, шеф, – пропыхтел он. – Бежал от самой подземки.

– Как раз вовремя. Собираюсь свидетелей допросить.

– Я готов, шеф. – У Пайпера в руках возникли блокнот и три остро отточенных карандаша. Алек порой думал, что констебль и ночью с ними не расстается.

Браун сидел в кабинете, мрачно уставившись в гроссбух.

– Вам кабинет нужен, старший инспектор? – спросил он. – Уступаю вместе с чертовой работой. Дела дрянь! Одна надежда: может, еще удастся убедить народ, что полспектакля прошло, чтоб всю стоимость билетов не возвращать.

– А нельзя концерт перенести и раздать билеты бесплатно?

– Можно, но тоже накладно, да и придет ли народ после того, как этой дуре… кхм, несчастной женщине приспичило умереть у всех на глазах… – Он неожиданно просиял. – Хотя наш британский зритель, он ведь такой, может, наоборот, повалит?

– Вам не жалко миссис Абернати? – спросил Алек.

Браун с тревогой покосился на него.

– Оговорился просто, – произнес он умоляюще. – Я ее только на репетициях видел, однако репутация у нее, я вам скажу! Жаловались, что работать с ней невозможно, и, ей-богу, это чистая правда. То ей слишком жарко, то слишком холодно, будто я тут отоплением управляю! И так постоянно, не одно, так другое, но не стану же я ее прихлопывать из-за этого.

– А кто дал ей партию в Верди? Кто выбирает солистов?

– Со мной советуются, конечно, хотя последнее слово за дирижером. Если что-то вроде «Реквиема», то еще хормейстер в выборе участвует. Роджер Абернати тут часто с хором выступает, вот он всегда за жену и просил. Души в ней не чает… то есть не чаял. Обычно мне удавалось дирижера отговорить ради всеобщего спокойствия.

– А на этот раз не удалось.

– Да я сам удивился не знаю как. Переговорил я, значит, по-тихому с Кокрейном, он согласился, что с Беттиной Уэстли лучше не связываться, и ладно, что поет хорошо. А потом вдруг раз – и передумал, только ее подавай в солистки.

«Вот и Дэйзи говорила, что Кокрейн ведет себя странно», – подумал Алек.

– А почему, не объяснил?

– Не-а, просто решил, что ее голос – как раз то, что нужно для «Реквиема», и плевать на остальное, – уныло ответил майор. – Эти артисты, на них никогда нельзя положиться. Все как один «излом да вывих». Сюрпризов жди в любой момент. Виски не желаете, господин старший инспектор? – Он открыл ящик стола.

– Нет, благодарю, я при исполнении. – На самом деле Алек лишь предполагал, что дело поручено ему. Ни от его начальства, ни от суперинтенданта ближайшего участка распоряжений пока не поступало, хотя дежурный офицер, надо отдать ему должное, сразу же откликнулся на просьбу прислать людей. Что ж, если расследование потом передадут кому-нибудь другому, Алек хотя бы оставит прочный задел.

Перед тем как отпустить управляющего, он задал ему еще несколько вопросов об Альберт-холле в целом и о концерте в частности.

– Для меня честь сотрудничать с вами, господа, – отсалютовал майор Браун. Потом указал на галстук Алека: – В летном корпусе служили? Мне повезло меньше – засунули в службу снабжения и транспорта, хотя пороха нюхнуть тоже довелось. – Он снова взял гроссбух и потянулся за журналом записи посетителей. – Пойду в секретарскую, посижу еще над проклятыми цифрами и кое-какие даты сверю, так что зовите, если понадоблюсь.

– Простите, сэр, в соседней комнате никого быть не должно.

– Что? Ах да, верно! Меньше знаешь – лучше спишь, так ведь? Пойду в кассу считать кассу, ха-ха. – Довольный собой, он удалился.

– Теперь очередь докторов, я полагаю, – сказал Алек Пайперу. – Нехорошо заставлять ждать тех, кто на работе.

– Сразу всех, шеф?

– Да. Они не подозреваемые. Мне от них нужно письменное заключение о причине смерти. Они там. – Он указал на дверь напротив секретарской. – Впрочем, один из врачей, наверное, с Абернати. Э-э… должен предупредить, Эрни, что мисс Дэлримпл тоже тут.

– Наша мисс Дэлримпл везде поспеет! – радостно сказал Пайпер.

Алек вздохнул и отправил его к Абернати за врачом.

Для записи последующего разговора, в котором фигурировали гиперпноэ, диспноэ, гипопноэ, вертиго, конвульсии, цианоз, гипотензия, асфиксия и синкопе, Пайперу понадобились все его стенографические навыки. Доктора, как один, признали, что никогда прежде не видели, как человек умирает от отравления цианидом, но именно такие симптомы описаны в медицинских книгах. А если к этому еще прибавить запах горького миндаля, причина смерти становится очевидной.

– Нужно будет еще поставить подписи под заключением, – сказал наконец Алек. – Пока же в вашем дальнейшем присутствии нет необходимости, только вы, доктор Вудвард, задержитесь на минутку, если можете, – это касается состояния мистера Абернати.

В реакции Вудварда на просьбу промелькнуло что-то странное, но что, Алек уловить не успел – благодарил его старших коллег за сотрудничество.

– Формально мистер Абернати не мой пациент, господин старший инспектор, – предупредил доктор Вудвард. – Но могу сказать, что он серьезно болен. Потрясение, вызванное внезапной потерей жены, спровоцировало приступ грудной жабы, а возможно, даже небольшой сердечный удар. Я проявил бы нерадивость, если бы позволил вам сейчас его допрашивать.

– Карету «Скорой помощи» вызвать?

– Нет, его устроили относительно удобно, и лучше, если он пробудет в таком положении как можно дольше.

– Не будете ли вы так любезны взглянуть на него сейчас и узнать, могу ли я очень кратко с ним поговорить? Если сочтете, что сейчас это невозможно, я увижусь с ним последним или отложу разговор на другой день.

– Возможно, так и придется сделать, хотя не исключено, что через какой-нибудь час его состояние значительно улучшится. Я побуду с ним.

– Благодарю вас, доктор.

Врач кивнул, блеснув очками в золотой оправе. Пайпер проводил его из кабинета.

– Кто следующий, шеф?

– Сестра жертвы, мисс Уэстли. Это ее мисс Дэлримпл взяла под свое крыло на этот раз. Вряд ли их удастся сейчас разлучить, но попробуй намекнуть мисс Дэлримпл, что ее присутствие не требуется.

Пайпер заулыбался:

– Попробую, шеф.

Алек совсем не удивился, когда следом за мисс Уэстли в кабинет вошла Дэйзи – инстинкт защищать возобладал. Он перевел внимание на Мюриэл Уэстли. Худенькая шатенка безропотного вида; глаза покрасневшие и припухшие от слез, держится собранно. По словам Дэйзи, она взяла себя в руки, когда у зятя случился приступ.

По словам Дэйзи… Черт, как-то же он все эти годы распутывал дела без ее помощи! Ха, тогда она не отвлекала его своим присутствием.

– Господин старший инспектор, вы ведь не против, если мисс Дэлримпл побудет со мной? – встревожилась мисс Уэстли.

– Совершенно не против, – стоически произнес он, сдвинув кустистые брови в ответ на улыбку Дэйзи. – Прошу вас, присаживайтесь.

Алек сел за стол управляющего, дамы – напротив. Пайпер с блокнотом и карандашом на изготовку устроился ближе к двери, за спиной у мисс Уэстли. Дэйзи улыбнулась ему – ей не однажды приходилось исполнять роль стенографистки, когда Алек допрашивал подозреваемых.

– Позвольте выразить вам соболезнования, мисс Уэстли, – сказал Алек.

– Благодарю вас. Ужасное по-потрясение. – Ее голос дрогнул.

– Вы, очевидно, были очень близки с сестрой. Я так понимаю, вы жили вместе с четой Абернати?

– Да, я живу с Бетси и Роджером с тех пор, как они поженились.

«Ревность?» – гадал Алек. Невзрачная старая дева влюбляется в мужа красавицы-сестры. Такое уже бывало. Добавьте к этому голос и карьеру, на которую Мюриэл Уэстли никак не могла рассчитывать, капризный характер жертвы, и получится опасная смесь.

Однако слово «опасная» меньше всего подходило сидящей напротив тихой женщине с честным взглядом.

Задумчивое молчание инспектора спровоцировало поток объяснений.

– Всем так было удобнее, – принялась его уверять мисс Уэстли. – Родители не позволили бы Бетси выйти замуж за Роджера и уехать из дома, если бы я не пообещала, что позабочусь о ней. Я не меньше, чем она, хотела жить в Лондоне, но у меня не хватило бы средств на свое жилье. Бетси совсем не интересовалась ведением хозяйства, а у меня это хорошо получается. И потом, она предпочитает… предпочитала брать с собой на концерты меня, а не горничную, если у меня не было репетиций или спектакля.

– Я так понимаю, вы помогали сегодня миссис Абернати в гримерной, хотя сами тоже участвовали в спектакле.

– Да, верно, я все равно свободна в антракте.

– И что вы делали?

– Ничего особенного. Ей просто нравится, когда я рядом. Я причесала ее, пришила пуговицу, принесла ей… О! – Мисс Уэстли закрыла рот руками и с ужасом посмотрела на Алека.

– Принесли ей то, что было в штофе?

Она безмолвно кивнула.

– Возможно, в том, что миссис Абернати пила в антракте, яда не было… Кстати, она пила оттуда в антракте?

– Да, по меньшей мере, полбокала.

– И плохо ей не стало? Нет. Значит, скорее всего, яд она выпила на сцене, и его было достаточно, чтобы смерть наступила мгновенно.

– Но тот бокал тоже я наливала, – выпалила Мюриэл.

Дэйзи взяла ее за руку. Алек ждал.

– Бетси всегда требовала, чтобы рядом во время спектакля стоял бокал – смочить горло и взбодриться. Бокал у нее был свой, из набора со штофом. Никто другой не стал бы из него пить. Все знали, что Бетси предпочитает ратафию, а она слишком сладкая, на любителя.

– Ратафию? – Алеку сразу же представилось, как элегантные дамы эпохи Регентства жеманно смакуют сладкий напиток, в то время как джентльмены чуть ли не ковшами опрокидывают в себя портвейн и кларет. – Ликер?

– Да.

– Довольно старомодно, – заметила Дэйзи, не в силах больше сдерживаться. – У моей бабушки всегда подавали ликерное печенье. По вкусу как миндальные пирожные.

– Тогда не удивительно, что миссис Абернати не почувствовала запаха! – воскликнул Алек. – Значит, яд предназначался именно ей. Тот, кто подмешал его в штоф, точно знал, что делает. Мисс Уэстли, вы говорите, «все» знали. Кого именно вы имеете в виду?

– О, дирижеров, солистов, всех, кто с ней работал. Можно даже сказать, что ее привычка выходить с бокалом на сцену вызывала некоторое недовольство.

– Есть ли среди присутствующих здесь сегодня кто-нибудь, кто мог ненавидеть вашу сестру?

– Ненавидеть! – Мисс Уэстли разразилась слезами. – У Бетси никогда не было врагов!

Дэйзи подскочила к подруге и обняла ее за плечи, бросив на Алека гневный взгляд. Он пожал плечами. Когда допрашиваешь плачущую женщину, мало того, что сам себе кажешься бездушным и жестоким, так еще и результата ноль, особенно если рядом с ней кто-то, готовый немедленно броситься на ее защиту.

А лучшего защитника, чем Дэйзи, и пожелать нельзя.