ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Онлайн чтение книги Рикша
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

У Сянцзы чесались руки, но не может же он драться са стариком или женщиной! Что проку от его силы, тут нужна хитрость, да и все равно их не перехитришь. Он мог, конечно, уйти. Но нельзя бросить Хуню после того, как она разругалась с отцом. Перед людьми стыдно. Хуню решила уйти вместе с Сянцзы, и рикши восприняли это как великую жертву. В общем, парень был в полной растерянности и ждал, чем все это кончится.

Оба, отец и дочь, сказали все, что думали, и теперь с ненавистью смотрели друг на друга. Рикши предпочитали не вмешиваться. Молчание становилось тягостным. Гости чувствовали, что надо бы как-то помочь делу, но ограничились несколькими общими фразами. Уговаривали хозяев не горячиться, спокойно потолковать, уладить все по-хорошему. Ничего из этого не получилось, но гостям было все равно. Тут свои разобраться не могут, а они – чужие, их дело сторона.

Не дожидаясь, пока все разойдутся, Хуню кинулась к господину Фэню.

– Господин Фэнь, может, в вашей лавке найдется место для Сянцзы дня на два? Мы скоро устроимся и стеснять вас не будем… Сянцзы, иди сейчас к господину Фэню, а завтра мы все обсудим! Знай одно: за ворота этого дома я выеду только на свадебном паланкине! Господин Фэнь, поручаю его вам, с вас завтра и спрошу.

Господин Фэнь вздохнул; ему не хотелось впутываться в это дело, но как откажешь хозяйской дочке?

– Куда я денусь, – буркнул Сянцзы, торопясь уйти.

Бросив яростный взгляд на старика, Хуню убежала к себе, заперлась и заревела во весь голос.

Лю Сые уговаривали успокоиться, отдохнуть, но старик, чтобы не потерять лица, попросил всех остаться и выпить еще рюмку-другую.

– Ничего не случилось, друзья, просто каждый из нас будет жить теперь как хочет. Она мне больше не дочь. Пусть уходит! Всю жизнь я слыл порядочным человеком, а эта дрянь меня опозорила! Случись такое лет двадцать назад, я зарезал бы обоих, а сейчас – скатертью дорожка. Только от меня она ничего не получит – пусть не надеется! И медяка не дам! Ни за что! Посмотрим, как она проживет без меня! Может, тогда поймет, кто лучше – отец или эта скотина. Не расходитесь, прошу вас, выпейте по рюмочке!

Приличия ради гости посидели еще немного и поспешили разойтись – подальше от неприятностей!

Сянцзы еще раньше ушел к господину Фэню.

Дальше события разворачивались с необычайной быстротой. Хуню сняла на улице Маоцзяван две комнатушки с окнами на север. Нашла обойщика, велела оклеить потолок и стены белыми обоями, а господина Фэня попросила написать свадебные иероглифы, которые развесила у входа в комнаты. Она заказала разукрашенный звездами паланкин, наняла шестнадцать музыкантов, но решила обойтись без позолоченных фонарей и свадебного распорядителя. Так же быстро ей сшили наряд из красного шелка. Хуню хотела управиться с делами еще в старом году, чтобы к пятому дню нового года все было готово. Свадьба была назначена на самый счастливый – шестой день. Хуню все устроила сама, Сянцзы велела только купить все новое: ведь свадьба бывает раз в жизни!

Но у Сянцзы оставалось всего пять юаней.

– Как же так? Я сама дала тебе тридцать! – удивилась Хуню.

Сянцзы пришлось рассказать, что произошло в доме Цао. Хуню даже глаза вытаращила – и верила и не верила.

– Ладно, некогда мне с тобой ссориться. На, держи пятнадцать юаней! Но смотри, оденься, как полагается жениху!

Шестого числа Хуню села в свадебный паланкин. С отцом она не простилась, никто ее не сопровождал, не поздравлял – ни родственники, ни друзья.

Под звуки праздничных гонгов свадебный паланкин проследовал через ворота Сианьмэнь и дальше через район Сисыпайлоу, вызывая зависть даже у состоятельных людей, не говоря уже о лавочниках.

Сянцзы, одетый во все новое, плелся за паланкином. Лицо его было краснее, чем обычно, на голове еле держалась маленькая атласная шапочка с помпоном. Вид у него был какой-то отсутствующий, казалось, он не понимает, где он и что происходит.

Подумать только! Из угольной лавки Сянцзы переселился в комнаты, оклеенные белоснежными обоями! Прошлое представлялось ему грудами угля, и вдруг из этого черного прошлого он каким-то непостижимым образом попал в ослепительно белую комнату, увешанную кроваво-красными поздравительными иероглифами. Не сон ли все это? Не шутка? Его не покидали гнетущая тоска и беспокойство.

В комнате стояли стол, стулья и кровать, перевезенные от Хуню, печка и кухонный столик, в углу метелка для пыли из разноцветных куриных перьев. Стол и стулья ему были знакомы, а печку, кухонный стол и метелку он видел впервые. Старая мебель напомнила ему прошлое. А что ждет его впереди? Все распоряжаются им как хотят. Сам он как будто не изменился, но в жизнь его вошло что-то новое. Это было и странно и страшно! Ничего не хотелось, его руки и ноги, казалось, чересчур велики для такой комнатушки. Словно большой красноглазый кролик, посаженный в тесную клетку, смотрел он с тоской в окно: будь у него даже самые быстрые ноги, ему не уйти отсюда!

Хуню в красной куртке, напудренная, нарумяненная, не сводила с него глаз. А он не решался взглянуть ей в лицо. Она тоже казалась ему существом странным, знакомым и незнакомым. Невеста, с которой он уже спал. Женщина, похожая на мужчину, не то человек, не то злое чудовище. И это чудовище в красной куртке готовилось сожрать его целиком. Все им распоряжаются, но это чудовище самое страшное: оно следит за ним неотступно, смотрит на него, улыбается, может задушить его в своих объятиях, высосать все соки, и нет никакой возможности от него избавиться…

Он снял шапочку, уставился на красный помпон и смотрел на него, пока не зарябило в глазах; обернулся – на стенах тоже кружатся и прыгают красные пятна, самое большое – Хуню с отвратительной улыбкой на лице!

В первую же ночь Сянцзы понял, что Хуню не беременна. А когда спросил, она ухмыльнулась:

– Не обмани я тебя, ты нипочем не согласился бы! Я тогда на живот подушку пристроила. Ха-ха! – Она хохотала до слез. – Глупый ты! Не сердись! Я ничего плохого не сделала. Из-за тебя поссорилась с отцом, из дома ушла, а ты еще недоволен! Подумай, кто я и кто ты!

На другой день Сянцзы ушел рано. Многие магазины уже торговали. Над дверьми все еще алели полосы бумаги с новогодними пожеланиями, ветер гнал по мостовой жертвенные бумажные деньги. Несмотря на холод, на улицах было много колясок с красными бумажными лентами сзади. Рикши бегали веселые, почти все в новой обувке. Даже завидно. У всех праздник, а он должен томиться в своей клетке и вместо того, чтобы заниматься делом, без толку слоняться по улицам.

Сянцзы не умел бездельничать, а захочет ли Хуню, чтобы он работал: ведь он кормится за ее счет! Его рост, его сила – все теперь ни к чему! Он должен угождать этой клыкастой твари в красной куртке. Он больше не человек – Кусок мяса в пасти чудовища, мышь у кошки в зубах… Нет! Он не станет с ней разговаривать, уйдет – и все.

Сянцзы был оскорблен до глубины души, ему хотелось сорвать с себя новую одежду, смыть эту грязь. Будто тело его было вымазано чем-то нечистым, отвратительным. Он не желал больше видеть Хуню!

Но куда идти? Когда он возил коляску, не приходилось об этом думать: бежал, куда приказывали. Теперь ноги обрели свободу, но сердце сковала тревога. Он побрел на юг через Сисыпайлоу, вышел за ворота Сианьмэнь и увидел дорогу, прямую, словно стрела.

За городскими воротами Сянцзы заметил баню и зашел. Раздевшись, он ощутил жгучий стыд. Влез в бассейн, и дух захватило – такой горячей оказалась вода. Сянцзы закрыл глаза, расслабился, и ему показалось, что из тела выходит вся накопившаяся за это время грязь. Он боялся прикоснуться к себе, сердце громко стучало, пот лил со лба.

Наконец Сянцзы стал задыхаться от нестерпимой жары и вылез из бассейна. Кожа сделалась красной, как у новорожденного. Он снова ощутил стыд и быстро завернулся в простыню, все еще испытывая к себе отвращение. Никогда ему не смыть грязь не только с тела, но и с души. И Лю Сые и остальные отныне будут считать его соблазнителем.

Даже не остыв после бани, Сянцзы оделся и выбежал на улицу. Ему казалось, что все на него смотрят. Постепенно холодный ветер его успокоил.

На улицах становилось все оживленнее. Люди радовались солнцу, ясной погоде. Только у Сянцзы на душе было пасмурно. Куда податься? Свернул налево, еще раз налево и очутился на мосту Тяньцяо. В десятом часу утра началась новогодняя ярмарка. Появились лотки со всевозможными товарами, в балаганах шли представления. Со всех сторон неслись призывные звуки гонгов, но Сянцзы было не до развлечений.

Прежде он хохотал от души, слушая рассказчиков-импровизаторов и певцов, глядя на дрессированных медведей и танцоров, фокусников и акробатов. В Бэйпине его больше всего удерживал Тяньцяо. Всякий раз, как он вспоминал балаганы и толпы людей, вспоминал, сколько забавного видел здесь, мысль о том, что со всем этим придется расстаться, казалась невыносимой.

Но сейчас ничто не веселило душу. Он выбрался из толчеи и побрел по тихим улочкам, но тут еще острее почувствовал, что не в силах покинуть этот полный жизни, дорогой его сердцу город, не в силах расстаться с Тяньцяо! Видно, придется вернуться к Хуню!

Очень уж не хотелось ей объяснять, что он не может сидеть без дела. Надо подумать, как выйти из затруднительного положения. И за что только на него свалилось столько напастей! Впрочем, что говорить об этом! Ничего теперь не исправишь.

Сянцзы остановился. Шум голосов, удары гонгов, снующие взад и вперед люди, повозки… Среди всей этой суеты он чувствовал себя таким одиноким! Вдруг вспомнил две маленькие комнатушки, светлые, теплые, оклеенные красными поздравительными иероглифами, и они показались ему такими родными, хотя он провел там всего одну ночь. Даже женщину в красной куртке он не мог бы так легко бросить. Что есть у него здесь, на Тяньцяо? Ничего. А там, в этих двух комнатах, все. Надо вернуться. Все его будущее в этих двух комнатах. Стыд, страх, переживания – все ни к чему. Главное, чтобы было где жить – он должен вернуться.

Сянцзы заторопился: уже пробило одиннадцать. Когда он пришел, Хуню хлопотала с обедом. Паровые пампушки, мясные фрикадельки с тушеной капустой, холодец, репа в соевом соусе – все было готово, тушилась только капуста, от нее шел аппетитный запах. Хуню сняла свадебный наряд и была, как всегда, в ватной куртке и ватных штанах, только волосы украшал букетик цветов из красного шелка с приколотыми золотистыми бумажными деньгами. Сянцзы взглянул на жену: не очень-то она походила на новобрачную! Скорее на женщину, которая уже много лет замужем: деловитую, опытную, самодовольную. В ней появилось что-то уютное, домашнее: она готовила мужу еду! Запах вкусной пищи, тепло комнаты – все было для него внове. Какая ни есть, а семья. Разве плохо? К тому же лучшего Сянцзы не видел.

– Где ты был? – спросила Хуню, накладывая в тарелку капусту.

– В бане, – ответил Сянцзы, снимая халат.

– В следующий раз говори, куда идешь.

Он не отозвался.

– Ты что, онемел? Ничего, я научу тебя говорить.

Сянцзы что-то пробормотал в ответ. Он знал, что женился на ведьме, но еще не привык к тому, что эта ведьма умеет готовить и прибирать комнаты, что она способна не только ругаться, но и помогать. И все же она была ему не по душе. Он принялся за пампушки, но ел без всякого аппетита, хотя не привык к такой вкусной еде, жевал машинально и не ощущал удовольствия, не то что прежде, когда бывал голоден как волк.

Пообедав, он прилег на кан [16]Кан – отапливаемая лежанка., подложил ладони под голову и уставился в потолок.

– Эй! Помоги вымыть посуду! Я тебе не прислуга! – крикнула Хуню.

Он нехотя поднялся, прошел в соседнюю комнату и принялся помогать. Обычно очень старательный, он делал все кое-как. Раньше он часто помогал Хуню, еще когда жил у Лю Сые, но сейчас не хотелось – она была ему противна.

Впервые в жизни Сянцзы испытал чувство ненависти. Почему – и сам не знал. Но ссориться не хотел – бесполезно. Он чувствовал, что отныне жизнь его будет сущим адом.

Покончив с уборкой, Хуню огляделась, вздохнула и рассмеялась.

– Ну как?

– Что «как»? Сянцзы сидел на корточках у печки, грел руки, хотя они совсем не замерзли, – просто он не знал, чем заняться. В собственном доме не мог найти себе места.

– Давай погуляем! Сходим на базар. Хотя нет, уже поздно. Пройдемся лучше по улице!

Хуню желала вкусить все радости новобрачной. Быть всегда рядом с мужем, весело проводить время – в общем, наслаждаться жизнью.

Она никогда не испытывала недостатка в еде, одежде, деньгах, но была одинока. И сейчас хотела вознаградить себя за прошлое, гордо пройтись с Сянцзы по улицам, чтобы все видели.

У Сянцзы не было ни малейшего желания выходить из дому. Он считал, что с женой вообще неудобно появляться на людях, а такую, как у него, надо держать взаперти. Гордиться нечем, и чем реже их будут видеть вместе, тем лучше. Чего доброго, еще встретишь знакомых! Кто из рикш западной части города не знает Хуню и Сянцзы? Увидят и станут смеяться.

– Может, лучше поговорим? – предложил он, все еще сидя на корточках.

– О чем?

Хуню подошла и встала около печки. Опершись локтями о колени, Сянцзы рассеянно смотрел на огонь и молчал.

– Я не могу без дела сидеть, – проговорил он наконец.

– Ах, бедненький! – рассмеялась Хуню. – День не побегал с коляской, и душа ноет, да? Бери пример с моего старика: он никогда не был рикшей, не торговал своей силой, жил смекалкой! И жил припеваючи, а под старость открыл контору. Учись! Коляску возить и дурак может, но какой от этого толк? Ладно, поживем несколько дней в свое удовольствие, а там посмотрим. Куда спешить? Ничего не случится. Я не хочу с тобой спорить, но лучше меня не зли!

– Давай сейчас поговорим! – стоял на своем Сянцзы. Раз он не смог уйти, надо заняться делом.

– Ну что ж, давай!

Хуню принесла скамейку и села.

– Сколько у тебя денег? – спросил он.

– Ах, вот ты о чем! Я знала, что ты спросишь об этом. Ведь ты и женился на мне ради денег, верно?

У Сянцзы перехватило дыхание. Старик Лю и рикши из «Жэньхэчана» считали, что он позарился на богатство и соблазнил Хуню. А теперь и она то же, самое говорит! Пусть он все потерял – и коляску и деньги, – но неужели он должен кланяться и благодарить за каждую горсть риса? С каким удовольствием он вцепился бы ей в горло и душил, душил, чтобы глаза вылезли из орбит! Он всех их передушил бы, а себе перерезал бы горло. Раз он такое ничтожество, незачем жить на свете!

Нечего было сюда возвращаться…

Видя, что с Сянцзы творится что-то неладное, Хуню смягчилась.

– Ладно! Скажу тебе. У меня было юаней пятьсот. На квартиру, паланкин, оклейку комнат и все остальное ушло около ста юаней, осталось чуть меньше четырехсот. Но ты не волнуйся, отдохни хорошенько хоть несколько дней. Сколько лет бегал с коляской, потел! Да и я засиделась в девицах. Хочу поразвлечься. Кончатся деньги, попросим у старика. Не поругайся я с ним в тот день, ни за что не ушла бы из дома. Сейчас злость прошла. Отец есть отец, а я у него – единственная. Да и ты ему по душе! Придем повинимся. У него деньги есть. По наследству достанутся нам. Поверь, лучше с ним помириться, чем всю жизнь спину гнуть на чужих. А может, ты дня через два сам к нему сходишь? Выгонит – не беда! Раз выгонит, другой выгонит, а на третий наверняка сменит гнев на милость. Я уж как-нибудь его умаслю. Кто знает, может, потом переберемся обратно. Вот тогда будем ходить с гордо поднятой головой, никто не посмеет на нас коситься! Здесь нельзя оставаться надолго, иначе будем всю жизнь бедняками. Правильно я говорю?

Но у Сянцзы на уме было совсем другое. Когда Хуню пришла в дом Цао, он решил жениться на ней, чтобы на ее деньги купить коляску. Что и говорить, пользоваться деньгами жены не очень-то порядочно, но раз уж все так сложилось, делать нечего. То, о чем говорит Хуню, тоже выход. Только не для него.

Человек, в сущности, ничто: он как птица, которая в поисках корма добровольно летит в силки. Даже в клетке поет, хотя знает, что в любой момент ее могут продать.

Сянцзы не желал идти на поклон к Лю Сые. С Хуню его хоть что-то связывает, с Лю Сые – ничего. Он достаточно настрадался из-за Хуню, чтобы еще унижаться перед ее отцом.

– Не могу я сидеть сложа руки! – снова буркнул Сянцзы и замолчал. Не хотелось ни говорить, ни спорить.

– Ах, бедняга! – с иронией произнесла Хуню. – В таком случае займись торговлей!

– Нет! Я умею только возить коляску, и мне это нравится!

От злости у Сянцзы стучало в висках.

– Слушай, ты! Я не позволю тебе бегать с коляской! Не желаю, чтобы потный, вонючий рикша ложился со мной в постель! У тебя свои планы, у меня свои. Посмотрим, чья возьмет! Свадьбу справляли на мои деньги, ты и медяка не дал. Вот и подумай, кто кого должен слушаться!

Сянцзы ничего не ответил


Читать далее

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть