Глава XXI. ИСПУГ

Онлайн чтение книги Роза и семь братьев
Глава XXI. ИСПУГ

— Братец Алек, ты ведь не позволишь Розе выходить на улицу в такой холод, как сегодня, — сказала тетушка Майра, заглянув в одно февральское утро в кабинет, где доктор Алек читал газеты.

— Почему же нет? Если такая болезненная особа, как ты, может переносить этот холод, то и моей девочке он не страшен, тем более что она одета очень тепло, — ответил доктор Алек.

— Но ты не можешь себе вообразить, какой на улице резкий ветер. Я промерзла до мозга костей, — и тетушка Майра принялась тереть кончик красного носа.

— Ничего удивительного в этом нет. Ты же носишь шелк и креп вместо фланели и меха. Роза выходит гулять в любую погоду, и не будет беды, если она и сегодня с часок покатается на коньках.

— Хорошо, но я нахожу, что ты слишком рискуешь здоровьем ребенка и слишком надеешься на то, что она окрепла за этот год. Она все-таки очень нежного сложения и может умереть от первой же серьезной болезни, как ее бедная мать, — продолжала настаивать женщина, и большой чепец качался в такт ее словам.

— И буду рисковать, — дядя Алек нахмурился как всегда, когда ему напоминали о матери Розы.

— Попомни мои слова, ты раскаешься в этом! — и с этим грозным предсказанием тетушка Майра исчезла, как тень.

Надо сказать, что в числе недостатков доктора — а у него они, конечно, имелись — был один, свойственный всем мужчинам: он не любил, чтобы ему давали советы, когда он их не спрашивал. Он всегда с уважением выслушивал советы своих тетушек, часто советовался с миссис Джесси, но прочие три леди просто испытывали его терпение постоянными предостережениями, жалобами и указаниями. Особенно надоедала ему сестрица Майра, и как только она начинала говорить, у него сразу появлялось желание сделать ей наперекор. Доктор решительно не мог удержаться от этого и часто сам смеялся над собой.

Так было и теперь. Он подумал, что Розе лучше бы остаться дома, пока не стихнет ветер и не выглянет солнце. И тут об этом заговорила Майра. Алек не смог удержаться от соблазна пренебречь ее советом и отпустил Розу гулять. Доктор не боялся, что Роза простудится, потому что она выходила на прогулку ежедневно. Выглянув в окно, он увидел на улице улыбающуюся розовощекую девочку с коньками, в костюме, делавшем ее похожей на эскимоса.

— Я надеюсь, что девочка не будет гулять слишком долго, этот ветер может заморозить кости куда более молодые, чем косточки Майры, — пробормотал доктор Алек, когда через полчаса вышел в город, чтобы нанести визиты больным, которых взялся лечить по старому знакомству.

Эта мысль часто приходила ему в голову в это утро, потому что день выдался действительно очень холодным, и доктор Алек дрожал, несмотря на теплое пальто, подбитое медвежьим мехом. Но он надеялся на здравый смысл Розы.

Между тем Мэк, которому теперь было разрешено читать, обещал Розе, что как только сделает уроки, тоже придет покататься на коньках.

Роза обещала подождать его и исполнила свое обещание с точностью, которая дорого ей стоила. Ведь Мэк о договоренности забыл и после уроков занялся химическими опытами. Он вспомнил о Розе только тогда, когда сильный взрыв газов выгнал его из лаборатории. Мальчик поспешно начал собираться на каток, но мать запретила ему выходить, говоря, что холодный ветер может повредить его глазам.

— Но она ждет меня, мама, и будет ждать! Ведь я просил ее остаться, пока я не приду, а Роза всегда держит слово, — объяснял Мэк, представив себе маленькое существо, зябнувшее на ветру в ожидании кузена.

— Конечно, дядя не пустит ее в такой холод. А если и пустит, то, верно, она догадается прийти сюда, за тобой, или уйти домой, — сказала миссис Джейн.

— Но если мне нельзя идти, может быть, Стив сходит и посмотрит, там ли Роза, — предложил Мэк с беспокойством.

— Стив не сделает больше ни шагу, благодарю вас. Он уже отморозил себе пальцы и очень голоден, — ответил Франт, только что пришедший из школы, и поспешно начал снимать сапоги.

Роза ждала Мэка до обеда. Она делала все, что только могла, чтобы не замерзнуть: каталась на коньках, пока не устала и не разгорячилась. Потом наблюдала за другими катающимися, пока не озябла, пробовала ходить взад и вперед, пытаясь согреться, но не смогла. Затем в отчаянии притулилась под высокой сосной, чтобы не пропустить кузена. Когда девочка, наконец, поняла, что ждать Мэка больше не имеет смысла, она решила вернуться домой. Роза так закоченела, что едва могла идти против ветра, который немилосердно трепал ее одежду.

Возвратившись домой, доктор Алек уютно расположился у яркого огня в своем кабинете. Неожиданно он услышал звук сдерживаемого рыдания, который заставил его броситься в зал. Там, дрожа от холода, у камина лежала Роза. Она уже сняла часть теплых вещей и, всеми силами стараясь не расплакаться, пыталась отогреть замерзшие пальцы.

— Что с тобой, моя дорогая? — дядя Алек взял ее на руки.

— Мэк не пришел… Я не могу согреться… Мне больно от огня! — проговорила Роза, страшно дрожа, и разразилась, наконец, плачем, между тем как зубы ее стучали, а маленькие пальцы так посинели, что на них было страшно смотреть.

Доктор Алек тут же уложил девочку на диван и завернул в свое медвежье пальто. Фиби растирала холодные ноги Розы, а он — руки. Тетушка Изобилие приготовила горячее питье, а тетушка Спокойствие прислала для внучатой племянницы свою грелку и вышитое одеяло.

Мучимый угрызениями совести, доктор Алек возился со своей новой пациенткой до тех пор, пока Роза не сказала, что чувствует себя хорошо. Он не позволил ей встать к столу и сам кормил ее, совершенно забыв о собственном обеде, наблюдал, как от действия укрепляющего питья, приготовленного тетушкой Изобилие, девочка начала дремать, а затем заснула.

Доктор не покидал своего поста несколько часов и с беспокойством заметил, что на щеках Розы выступил лихорадочный румянец, что ее дыхание сделалось порывистым и неровным, и что временами она жалобно стонала, как будто у нее что-то болело. Вдруг она вздрогнула, проснулась и, видя, что тетушка Изобилие склонилась над ней, протянула руки, как больное дитя, и сказала раздирающим душу голосом:

— Пожалуйста, позвольте мне лечь в постель.

— Это самое лучшее место для тебя, моя дорогая. Отнеси ее наверх, Алек, я уже велела приготовить горячую воду, а после хорошей ванны она выпьет чашку настоя шалфея, заснет и проспит свою простуду, — весело ответила леди и ушла давать необходимые распоряжения.

— У тебя что-нибудь болит, дорогая? — спросил дядя Алек, неся девочку наверх.

— У меня болит бок, когда я дышу, и мне как-то нехорошо. Но это пустяки, не беспокойтесь, дядя, — прошептала Роза, прижимая горячую маленькую руку к его щеке.

Но доктор, казалось, очень беспокоился, и было от чего. Когда Дэбби вошла в комнату с грелкой в руках, Роза попробовала засмеяться, но не могла, у нее от сильной боли захватило дыхание, и она заплакала.

— Плеврит, — со вздохом констатировала тетушка Изобилие, наклоняясь над ванной.

—  Пьюмония!  — проговорила Дэбби, заворачивая в простыни грелку.

— А это плохо? — спросила Фиби, чуть не уронив от страха ведро с горячей водой. Она понятия не имела о болезнях, и слова Дэбби показались ей особенно ужасными.

— Тише! — сказал доктор таким тоном, что все примолкли и принялись за работу.

— Постарайтесь устроить все как нельзя лучше, а когда она будет в постели, я приду к ней, — прибавил он, когда ванна была готова, а одеяла висели у камина.

Он зашел к тетушке Спокойствие, чтобы ободрить ее, сказав, что это всего лишь простуда. Потом долго ходил взад-вперед, пощипывая бороду и хмуря брови, — верный признак большой тревоги.

— Я воображал, что мне повезет, и я за этот год не потерплю ни одной неудачи. Да будет проклято мое упрямство! Зачем я не послушал Майру и не оставил Розу дома. Нехорошо, что ребенок страдает из-за моей безумной самоуверенности. Нет, она не будет страдать из-за меня! Однако, это действительно пневмония. Но я не боюсь ее! — и он толкнул ногой индейского идола, который попался ему на глаза, как будто эта безобразная кукла мешала ему.

Однако как ни бодрился доктор Алек, сердце его болезненно сжалось, когда он снова увидел Розу. Страдания девочки усилились, и ничто: ни ванны, ни теплые одеяла, ни горячее питье — ей не помогло. Несколько часов бедный ребенок сильно страдал, и мрачные образы носились в умах тех, кто с нежной заботой ухаживал за ней.

Во время сильного приступа кашля пришел Чарли с каким-то поручением от матери.

— Что такое случилось? Вы смотрите так мрачно, точно вышли из могилы, — спросил он у Фиби, которая выходила из комнаты Розы с горчичником, не принесшим никакой пользы.

— Мисс Роза сильно больна.

— Черт возьми, что с ней?

— Не говорите так, мистер Чарли. Роза в самом деле очень больна, и всему причиной мистер Мэк.

И Фиби рассказала о случившемся в достаточно резком тоне, потому что в эту минуту была готова объявить войну всем мальчишкам на свете.

— Ну, уж задам же я ему, будьте покойны, — топнул ногой Чарли. — Но неужели Роза опасно больна? — прибавил он с беспокойством, когда увидел тетушку Изобилие, которая быстро шла с какой-то склянкой.

— О, да! Доктор мало говорит, но он больше не называет это простудой. Теперь это плеврит, а завтра, пожалуй, будет пьюмония,  — ответила Фиби, с отчаянием глядя на горчичник.

Чарли засмеялся над новым произношением слова «пневмония», а Фиби посмотрела на него с презрением, причем черные глаза ее сверкнули огнем, и сказала с трагическим жестом:

— Как у вас хватает духу смеяться, когда она так страдает. Прислушайтесь и потом смейтесь, если посмеете.

Чарли прислушался, и лицо его приняло такое же серьезное выражение, как и лицо Фиби.

— О, дядя, пожалуйста, сделайте так, чтобы боль утихла, дайте мне немного отдохнуть! Не говорите мальчикам, что я так малодушна. Я стараюсь удержаться, но боль так сильна, что я не могу не плакать.

На глазах Чарли выступили слезы, когда он услышал этот слабый, прерывающийся голос. Но ведь мужчины не плачут, и мальчик, пытаясь оправдать свои слезы, быстро нашел им объяснение. Проводя рукой по глазам, он сказал Фиби:

— Не держите так близко горчичник, у меня от него текут слезы.

— Не понимаю, как это может быть, когда в нем нет никакой крепости. Это сказал доктор Алек и послал меня купить новый, — проговорила Фиби, нисколько не смущаясь тем, что ее крупные слезы капают на горчичник.

— Я схожу за горчичником! — и Чарли на некоторое время исчез, очень довольный так кстати подвернувшимся случаем.

Когда он возвратился, следов волнения на его лице уже не было видно. Отдав Фиби коробку с самыми крепкими горчичниками, какие только можно было найти, Принц ушел, чтобы задать трепку Мэку. По его мнению, это было необходимо. Чарли исполнил это так энергично и добросовестно, что бедного Червя охватило отчаяние. Мэк мучился угрызениями совести и, ложась спать, чувствовал, что недостоин теперь называться честным человеком и что на челе его горит печать Каина.

Благодаря искусству доктора и преданности его помощников Розе к полуночи сделалось лучше, и все надеялись, что опасность миновала. Доктор Алек ничего не ел и не пил с тех пор, как Роза заболела. Тетушка Изобилие настаивала на том, чтобы он хотя бы напился чаю. Фиби как раз заваривала чай у камина в кабинете, когда в окно кто-то постучал. Фиби вздрогнула и посмотрела в ту сторону, откуда раздался стук. В окне она увидела чье-то лицо, но не испугалась, потому что, взглянув еще раз, поняла, что это было не привидение и не вор, а Мэк, лицо которого было особенно бледно при зимнем лунном свете.

— Впустите меня, — попросил он и, войдя в комнату, крепко сжал руку Фиби и угрюмо спросил: — Что Роза?

— Слава Богу, ей лучше, — ответила Фиби с улыбкой, которая успокаивающе подействовала на бедного мальчика.

— И завтра она будет совсем здорова?

— О нет. Дэбби говорит, что у нее будет ревматическая лихорадка, если не пьюмония,  — ответила Фиби, уверенная, что правильно произнесла название болезни.

Лицо Мэка снова приняло грустное выражение, и, мучимый раскаянием, мальчик спросил с глубоким вздохом:

— Я думаю, мне нельзя будет ее навестить?

— Конечно нет, особенно теперь, ночью, когда мы пытаемся сделать все, чтобы она заснула.

Мэк открыл рот, чтобы сказать что-то, и вдруг чихнул так громко, что эхо раздалось по всему дому.

— Как же вы не удержались? — упрекнула его Фиби. — Вы, пожалуй, разбудили ее.

— Я не ожидал, что это случится. Такое уж мое счастье, — проворчал Мэк, собираясь уйти и боясь, что его присутствие наделает еще больше беды.

Но вдруг голос с лестницы тихо произнес:

— Мэк, подойди сюда, Роза хочет тебя видеть.

Он поднялся и увидел дядю, который ожидал его.

— Что заставило тебя прийти сюда в такой час, мой мальчик? — спросил дядя шепотом.

— Чарли сказал, что я всему виною, и если она умрет, так это из-за меня. Я не мог заснуть и пришел узнать, что с ней. Никто не знает об этом, кроме Стива, — сказал Мэк с таким волнением, что у дяди не хватило духа его отругать.

Прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, слабый голосок из комнаты позвал:

— Мэк!

— Побудь одну минуту, чтобы доставить ей удовольствие, и уходи. Я хочу, чтобы Роза заснула, — и с этими словами доктор впустил Мэка в комнату.

Лицо на подушке было бледным, и улыбка, которой Роза приветствовала Мэка, была очень слаба, потому что девочка все еще страдала. Но она не успокоилась до тех пор, пока не сказала двоюродному брату слов утешения.

— Как мило, что вы пришли меня проведать, несмотря на столь поздний час. Не беспокойтесь, мне теперь гораздо лучше. И не корите себя, ведь я сама во всем виновата, а вовсе не вы. Глупо было с моей стороны стоять и мерзнуть, потому что я обещала ждать вас.

Мэк поспешил разъяснить ей ситуацию, осыпал себя упреками и умолял не умирать; так сильно подействовало на бедного мальчика нравоучение Чарли.

— Вот уж не знала, что я в такой опасности, — Роза посмотрела на Мэка с выражением какой-то торжественности в больших глазах.

— О, надеюсь, что опасности нет. Но, знаете, иногда люди умирают так неожиданно, и я не мог успокоиться. Мне хотелось, чтобы вы меня простили, — пробормотал Мэк.

Роза лежала тихо, золотистые волосы ее рассыпались по подушке, и на бледном лице застыло выражение страдания.

— Я не думаю, что умру, дядя не даст мне умереть, но если что-нибудь случится, помните, что я вас простила.

Она посмотрела на Мэка с нежным выражением в глазах и, видя, как он глубоко огорчен, ласково добавила:

— Я не хотела вас поцеловать под омелой, но теперь поцелую. Хочу, чтобы вы были уверены: я прощаю вас и люблю так же, как и прежде.

Бедный Мэк был полностью уничтожен. Он едва смог пробормотать несколько слов и стремглав выбежал из комнаты. Придя в гостиную, он лег на диван и лежал, мучаясь мыслью, что вел себя, как ребенок. Но, потом все же заснул, устав от усилий не «хныкать, как девчонка».


Читать далее

Глава XXI. ИСПУГ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть