Онлайн чтение книги Русские заветные сказки
Народные анекдоты

Раз зимою ехали по Волге-реке извозчики. Одна лошадь заартачилась и бросилась с дороги в сторону; извозчик тотчас погнался за нею и только хотел ударить кнутом, как она попала в майну и пошла под лед со всем возом.

– Ну, моли бога, что ушла, – закричал мужик, – а то я бы нахлестал тебе бока-то!

Поехал молодой мужик на промыслы, а жена пошла его провожать; прошла с версту и заплакала.

– Не плачь, жена, я скоро приеду.

– Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли!

Прибили одного дурня ночью и стали ему на другой день смеяться.

– Ну, – говорит он, – молите бога, что ночь была светлая; а то я выкинул бы вам штуку!

– Какую, скажи, пожалуй?

– Я бы спрятался!

Трое прохожих пообедали на постоялом дворе и отправились в путь.

– А что, ребята, ведь мы, кажется, дорого за обед заплатили?

– Ну, я хоть и дорого заплатил, – сказал один, – зато недаром!

– А что?

– А разве вы не приметили? Только хозяин засмотрится, я сейчас схвачу из солоницы горсть соли, да в рот, да в рот!

Какой-то мужик купил полуштоф вина, выпил зараз – ничего; купил еще косушку – все не пьян; выпил еще шкалик – и опьянел. И начал тужить:

– Зачем покупал я полуштоф да косушку? Лучше б прямо купил шкалик – с него б меня и так разобрало!

Овдовел мужик, пришлось самому хлебы ставить. Вот он замесил в деже тесто и вышел куда-то. В сумерках воротился, хотел было вздуть огонь, как услышал, что кто-то пыхтит; а это хлебы кисли. «Недавно, – думает себе, – ушел, а кто-то уж забрался в избу!» – и впотьмах наступил на кочергу. Она ударила его в лоб, он закричал:

– Сделай милость, не дерись, ведь я тебе ничего не сделал! – а сам ну пятиться вон из избы.

На беду, нога разулась, и мужик при выходе прихлопнул оборку дверью и упал.

– Батюшка, отпусти! Не держи меня, право слово – ничего тебе не сделаю!

Богатый купец часто зазывал к себе всяких людей, поил, кормил, угощал; только коли кто скажет ему противное – того непременно поколотит. Раз зазвал он к себе ямщика. Тот отпряг лошадей, вошел в хоромы и после долгого угощения сказал:

– Довольно, хозяин! Мне пора ехать.

Купец давай его бить, так что ямщик едва вырвался и стал запрягать лошадей. Купец за ним. Ямщик нарочно начал дугу вкладывать кольцом назад. Купец закричал:

– Не так вкладываешь!

А ямщик давай его бить да приговаривать:

– Не твое дело указывать! Не твое дело указывать!

Один мужичок охотник был драться; зазвал к себе в гости мужика, велел хозяйке собрать на стол, велит гостю садиться за стол. Тот отговаривается:

– Что ты Демьян Ильич, беспокоишься напрасно?

Демьян Ильич ему плюху, да и по щеке, и говорит:

– В чужом доме хозяина слушай!

Тому нечего делать, сел за стол, потчует его; он ест. Хозяин начал рушать хлеба много. Мужик и говорит:

– Куда ты, Демьян Ильич, столько хлеба нарушиваешь?

Демьян Ильич и другу́ ему чику.

– Не указывай, – говорит, – в чужом доме! Делай то, чего хозяин велит.

Мужик не рад стал: ежели потчует – не ест, не слушает Демьяна. Тот его бьет да приговаривает:

– В чужом дому хозяина слушай!

На эту пору ниоткуда возьмись – другой детина, только в невзрачной лопотине, а парень бойкий, без спросу отворяет ворота, заезжает в ограду; а Демьян вышел на крыльцо, кланяется:

– Милости просим, милости просим! – Охота и этого побить!

Детина – неробкий, снимает шапку и говорит:

– Извини, Демьян Ильич, я не спросился – заехал.

– Ничего, ничего! Милости просим в избу.

Детина вошел. Хозяин и его садит за стол, жене велит ставить ествов, нести хлеба, так и потчует! А детина ест да ест, не перечит. Демьян сколько ни бился – детина ни в чем не перечит: не удалось ему ударить.

Он и пошел на проделки, вынес хорошее, самое лучшее платье, говорит детине:

– Скидай то, надевай вот это!

Думает сам: «Ужо-де отпираться станет, я его выколочу». Детина не прекословит, надевает. Демьян то, другое подсунет; детина все не спорит.

Вывел хорошую лошадь, обседлал в лучшее седло, надел добру узду и говорит детине:

– Садись на мою лошадь; твоя-то худая!

Ужо да не станет ли перечить?

Детина сел. Демьян велит ехать; тот молчит, понужнул лошадь, выехал из ограды и говорит:

– Прощай, Демьян! Не черт пихал, сам попал!

И уехал – поминай как звали: только и было!

Демьян посмотрел вслед, хлопнул руками, да и сказал:

– Ну, видно, нашла коса на камень! Дурак же я – хотел побить, да лошадь и пробил!

Может, лошадь-то со сбруей-то сот полуторых стоила.

Жил-был барин; вышел однажды на базар и купил себе канарейку за пятьдесят рублей. Случилось быть при этом мужику; пришел мужик домой и говорит своей бабе:

– Знаешь ли что, жена?

– А что?

– Ходил я сегодня на базар; там был и барин, и купил он себе малую пташку – пятьдесят рублей заплатил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли?

– Понеси!

Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит:

– Купи, барин, гусака.

– А что стоит? – спросил барин.

– Сто рублей.

– Ах ты, болван!

– Да коли ты за малую пташку не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево!

Барин рассердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром.

– Ну, ладно, – сказал мужик, – попомнишь ты этого гусака!

Воротился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и опять пошел; идет мимо барского дома и кричит:

– Кому теплы сени работать?

Барин услыхал, зовет его к себе:

– Да сумеешь ли ты сделать?

– Отчего не сделать; вот тут неподалечку растет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой топить не надо.

– Ах, братец, – сказал барин, – покажи мне этот лес поскорее.

– Изволь, покажу.

Поехали они вдвоем в лес.

В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать, а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель. Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его дуть да приговаривать:

– Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!

Уж он его дул, дул! Вволю натешился и сказал:

– Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли не отдашь гусака да сотню рублей в придачу.

Сказал и ушел, а барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да пока нашли да из тисков высвободили – времени и многонько ушло!

Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром и опять идет мимо барского двора и кричит:

– Кого полечить?

Барин услыхал, зовет его:

– Ты что за человек?

– Я дохтур; всякую болезнь снимаю.

– Ах, братец, пожалуйста, вылечи меня!

– Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню.

Тотчас вытопили баню.

– Ну, – говорит мужик барину, – пойдем лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного глаза!

Пошли они вдвоем в баню; барин разделся.

– А что, сударь, – спрашивает дохтур, – стерпишь ли, коли в этаком жару начну тебя мазью пачкать?

– Нет, не стерпеть мне! – говорит барин.

– Как же быть? Не велишь связать тебя?

– Пожалуй, свяжи.

Мужик связал его бечевою, взял нагайку и давай валять на обе корки. Уж он валял, валял, а сам приговаривал:

– Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери гусака!

После, уходя, сказал:

– Ну, барин, бил я тебя два раза; прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей на придачу.

Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать третьего раза и отослал мужику и гусака и двести рублей.

Жил-был купец; у него был сын. Вот однажды посылает он сына в нижние города товары закупать и на прощанье наказывает:

– Смотри же, сынок, будь умен да рассудлив, с рыжим да с красным не связывайся!

Поехал купеческий сын в путь-дорогу. День-то был морозный; вот он прозяб и заехал в кабак обогреться; входит – за стойкою сидит рыжий целовальник.

– Налей-ка мне, – говорит ему купеческий сын, – стакан доброй наливки.

Выпил стакан наливки, и больно пришлась она ему по вкусу:

– Вот наливка, так наливка! Ста рублев стоит! Налей-ка еще.

Выпил в другой раз – еще лучше показалась:

– Ну, брат, этот стакан двух сот стоит.

А целовальник себе на уме: какую цену сказывал купеческий сын, ту и на стенку записывал. Пришло дело до расчета.

– Сколько тебе? – спрашивает купеческий сын.

– Триста рублев.

– Что ты, белены объелся? Экую цену заломил!

– Не я заломил, ты же сам назначил, да теперь назад пятишься. Только, брат, от меня не отвертишься; коли не заплатишь – с двора не спущу!

Нечего делать, заплатил купеческий сын триста рублев, поехал дальше и думает сам с собою: «Вот она правда-то! Водись после того с рыжими да с красными! Недаром отец наказывал; родительское слово пустяшное не бывает».

На ту самую пору попадается навстречу рыжий мужик с возом. Как увидал его купеческий сын, тотчас выскочил из кибитки и сунулся ничком в снег, ажно дрожит с испугу!

«Что с ним сталося? Не попритчилось ли?» – подумал встречный мужик, подошел к купеческому сыну и стал подымать его на ноги:

– Вставай, брат!

– Отвяжись от меня! Уж один рыжий надул меня, и ты надуешь.

– Полно, брат! Рыжий да красный всякий бывает: бывает плут, бывает и добрый человек. Да кто тебя обманул-то?

– Так и так, рыжий целовальник из соседнего села.

– Воротись со мной; я с ним сделаюсь.

Вот приехали они в кабак; мужик тотчас окинул глазом всю избу, увидал: под матицей баранья лопатка висит, подошел к целовальнику, спросил рюмку водки, да тут же бьет его по плечу и говорит:

– Продай-ка мне эту лопаточку!

– Купи.

– Что возьмешь?

– Рубль серебра.

Мужик выкинул целковый; после вынул из-за пазухи широкий нож и дает купеческому сыну в руки:

– На, брат, вырежь у него лопатку – мне на закуску.

– Что ты! – говорит целовальник. – Я тебе баранью лопатку продал, а не эту.

– Рассказывай! Меня, брат, не проведешь, как этого купеческого сына; не на таковского напал!

Целовальник просить да молить, чуть не в ноги кланяется.

– Ну, так и быть! – сказал мужик. – Отпущу тебя, коли воротишь купеческому сыну все деньги сполна.

Целовальник отдал назад триста рублев; а мужик того и добивался.

– Вот видишь, – говорит купеческому сыну, – рыжий да красный всякий бывает: бывает и плут, бывает и добрый человек. Поезжай теперь с богом!

А купеческий сын только и думает, как бы скорее убраться; сел в кибитку, погоняет лошадей и говорит сам с собой об мужике:

– Слава богу, вырвался! Целовальник рыжий плутоват, а этот еще плутоватей; коли б с ним связался, кажись, он с меня с живого бы кожу снял!

Жил-был бедный мужик; детей много, а добра – всего один гусь. Долго берег он этого гуся, да голод не тетка: до того дошло, что есть нечего: вот мужик и зарезал гуся; зарезал, зажарил и на стол поставил. Все бы хорошо, да хлеба нет, а соли не бывало. Говорит хозяин своей жене:

– Как станем мы есть без хлеба, без соли? Лучше я отнесу гуся-то к барину на поклон да попрошу у него хлеба.

– Ну что ж, с богом!

Приходит к барину:

– Принес вашей милости гуська на поклон; чем богат, тем и рад. Не побрезгуй, родимый!

– Спасибо, мужичок, спасибо! Раздели же ты гуся промеж нас без обиды!

А у того барина была жена, да два сына, да две дочери – всего было шестеро. Подали мужику нож; стал он кроить, гуся делить. Отрезал голову и дает барину:

– Ты, – говорит, – всему в доме голова, так тебе голова и следует.

Отрезал гузку, дает барыне:

– Тебе дома сидеть, за домом смотреть; вот тебе гузка!

Отрезал ноги, дает сыновьям:

– А вам по ножке, топтать отцовские дорожки!

Дочерям дал по крылышку:

– Вам с отцом, с матерью недолго жить; вырастете – прочь улетите. А я, – говорит, – мужик глуп, мне глодать хлуп!

Так всего гуся и выгадал себе.

Барин засмеялся, напоил мужика вином, наградил хлебом и отпустил домой.

Услыхал про то богатый мужик, позавидовал бедному, взял – зажарил целых пять гусей и понес к барину.

– Что тебе, мужичок? – спрашивает барин.

– Да вот принес вашей милости на поклон пять гуськов.

– Спасибо, братец! Ну-ка раздели промеж нас без обиды.

Мужик и так и сяк; нет, не разделишь поровну! Стоит да в затылке почесывает. Послал барин за бедным мужиком, велел ему делить. Тот взял одного гуся, отдал барину с барыней и говорит:

– Вы теперь, сударь, сам-третей!

Отдал другого гуся двум сыновьям, а третьего – двум дочерям:

– И вы теперь сам-третей!

Остальную пару гусей взял себе:

– Вот и я сам-третей!

Барин говорит:

– Вот молодец, так молодец! Сумел всем поровну разделить и себя не забыл.

Тут наградил он бедного мужика своею казною, а богатого выгнал вон.

Повез бедный мужичок дрова продавать. Встречает его богатый да чванный.

– Эй, постой! Что на базар везешь?

– Солому.

– Врешь, дурак! Какая солома – это дрова!

– Ну, коли сам видишь, так неча и спрашивать! У тебя глаза не вылезли!

Сказал бедный и поехал своей дорогой.

На другой день идет богатый да чванный по улице с приятелем.

– Так и так, – рассказывает ему, – разобидел меня бедный мужичишка!

А бедный как тут – едет опять навстречу.

– Вот он – вчерашний мужик-то! – говорит богатый.

– Нет, врешь! – отвечает ему бедный. – Я не вчерашний: скоро сорок лет стукнет, как я живу на белом свете.

Шли проселком нищие – старик да старуха; стали подходить к деревне. Старик говорит:

– Я здесь молока попрошу!

Старуха в ответ:

– А я в молоко хлеба накрошу!

Старик ухватил старуху и давай бить да приговаривать:

– Не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет, не кроши в молоко хлеба, не то прокиснет!

Пришли в деревню, а молока никто не дал.

Повезла баба в город кринку масла продавать; время-то шло к масленой. Нагоняют ее два солдата: один позади остался, а другой вперед забежал и просит бабу:

– Эй, тетка, подпояшь меня, пожалуйста.

Баба слезла с воза и принялась подпоясывать.

– Да покрепче подтяни!

Баба подтянула покрепче.

– Нет, это туго; ослабь маленько.

Отпустила послабже.

– Уж это больно слабо будет: закрепи потуже.

Пока завязывала баба пояс то крепче, то слабже, другой солдат успел утащить кринку с маслом и убрался себе подобру-поздорову.

– Ну, спасибо тебе, тетка! Подпоясала ты меня на всю масленицу, – говорит солдат.

– На здоровье, служба!

Приехала баба в город, хвать – а масла как не бывало!

Пришел солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке:

– Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть.

А старуха в ответ:

– Вот там на гвоздике повесь.

– Аль ты совсем глуха, что не чуешь?

– Где хошь, там и заночуешь.

– Ах ты, старая ведьма, я те глухоту-то вылечу! – И полез было с кулаками: – Подавай на стол!

– Да нечего, родимый!

– Вари кашицу!

– Да не из чего, родимый!

– Давай топор; я из топора сварю.

«Что за диво! – думает баба. – Дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит».

Принесла ему топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить.

Варил, варил, попробовал и говорит:

– Всем бы кашица взяла, только б малую толику круп подсыпать!

Баба принесла ему круп.

Опять варил, варил, попробовал и говорит:

– Совсем бы готово, только б маслом сдобрить!

Баба принесла ему масла.

Солдат сварил кашицу:

– Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да принимайся за ложку; станем кашицу есть.

Похлебали вдвоем кашицу. Старуха спрашивает:

– Служивый! Когда же топор будем есть?

– Да, вишь, он еще не уварился, – отвечал солдат, – где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю.

Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошел в иную деревню.

Вот так-то солдат и кашицы поел, и топор унес!

Купил мужик гуся к празднику и повесил в сенях. Проведали про то двое солдат; один взобрался на крышу гуся добывать, а другой вошел в избу.

– Здорово, хозяин!

– Здорово, служба!

– Благослови колядовать!

– Колядуй, добрый человек!

Солдат начал:

А хозяину и невдогад, что солдат прямо в глаза ему смеется.

– Спасибо тебе, служивый! Я, – говорит, – такой коляды отроду не слыхивал.

– Ничего, хозяин, завтра сам ее увидишь.

Наутро полезла хозяйка за гусем, а гусем и не пахнет давно!

У мужика в сенях висел кусок сала. Один солдат взобрался на чердак; другой вошел в избу:

– Здравствуй, бабушка! Скажи, пожалуйста, как у вас звонят?

– Неужли ж ты не слыхивал?

– Не доводилось, бабушка!

– У нас звонят: тень-бом! тень-бом!

– А у нас: тини-тини, по-тя-ги-вай, на сто-ро-ну по-гля-ды-вай!

– Хорошо и этак! – говорит баба.

Ну, пока один звонил, другой (солдат) сало стащил.

Бедный мужик, идучи по чистому полю, увидал под кустом зайца, обрадовался и говорит:

– Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью плетью да продам за четыре алтына, на те деньги куплю свинушку, она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати; я всех приколю, амбар мяса накоплю; мясо продам, а на денежки дом заведу да сам оженюсь; жена-то родит мне двух сыновей, Ваську да Ваньку. Детки станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки давать: эй вы, ребятки, крикну, Васька да Ванька, шибко людей на работу не туганьте, видно, сами бедно не живали!

Да так-то громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а дом со всем богатством, с женой и с детьми пропал!

Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой муку, да и задумался:

– Жена! – говорит он своей бабе. – Муки-то я украл, да боюсь – узнают, спросят: отколь ты взял такую белую муку?

– Не кручинься, мой кормилец, я испеку из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржаных.

Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже:

– Не был ли здесь мой пьяница?

– Был.

– Ах, подлец, ах, разбойник! На сколько он выпил?

– На пятак.

– Ну так давай мне на гривну.

Выдали девку замуж; она сидит и воет:

– Свет-то моя крашенина, у матушки на печи осталась!

– Какая крашенина? Много ли аршин?

– Да я в квасу хлеба накрошила густо-нагусто, и с лучком, и с маслицем!

У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей приласкаться к мужу. Вот она и говорит ему:

– Ох ты моя защита и оборона!

– Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая! – И отколотил жену.

– Что ты, глухой черт! – закричала баба. – Разбойник, обидчик этакой!

– Вот давно бы так! – сказал муж.

Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому.

– Пахом, – говорят ему, – а Пахом! Будь ты у нас на селе попом.

Пахом и стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не умеет.

Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был большой у бога праздник. Пахом выносит книгу и спрашивает:

– Православные! Знаете ли вы эту книгу?

– Знаем, батька, знаем. Еще покойный поп все, бывало, ее читал.

– Ну, коли знаете, нечего вам ее и читать.

Выносит другую:

– Православные! А эту книгу знаете?

– Нет, батька, этой не знаем.

– Ну, так что ж вам ее и читать!

Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает к заставе. Обступили его мошенники:

– Стой! Как тебя зовут?

– Егором, родимые!

– Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого все ищут! Смотри ж, коли где тебя спросят: как зовут? – говори: без четверти Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят.

– Спасибо, родимые, спасибо, что научили!

Приехал мужик на подворье, хватился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.

В одном селе жил-был старик, да такой скупой, прижимистый! Как сядет за стол, нарежет хлеба, сидит да на снох посматривает: то на ту, то на другую, а сам ничего не ест. Вот, глядя на него, и снохи тоже поглазеют-поглазеют, да и полезут вон из-за стола голодные. А старик опосля, только что уйдут они по работам, втихомолку наестся, напьется и разляжется на печи сытехонек.

Вот однова отпросилась меньшая сноха и пошла к своему отцу, к матери и стала жаловаться на свекра:

– Такой-де лютый, ненавистный! Жить нельзя! Совсем есть не дает, все ругается: ненаеды вы этакие!

– Хорошо, – говорит ей отец, – я приду к вам в гости, сам посмотрю ваши порядки.

И погодя денек-другой пришел он к старику вечером.

– Здорово, сват!

– Здорово!

– Я к тебе в гости; рад ли мне?

– Рад не рад, делать нечего; садись, так и гость будешь!

– Как моя дочушка живет, хорошо ли хлеб жует?

– Ништо, живет себе!

– Ну-ка, сватушка, соловья баснями не кормят; давай-ка поужинаем, легче говорить будет.

Сели за стол; старик нарезал хлеба, сам не ест – сидит, все на снох глядит.

– Эх, сват! – говорит гость. – Это не по-нашему; у нас нарезал хлеба да поел, еще нарезал – и то поел. Ну вы, бабы молодые, больше хлеба ешьте, здоровее будете!

После ужина стали спать укладываться.

– Ты, сват, где ляжешь? – спрашивает хозяин.

– Я лягу на кутничке.

– Что ты! Я тут завсегда сплю, – говорит старик.

Вишь, в куте́ у него спрятаны были яйца, хлеб и молоко; ночью, как заснут в избе, он украдкою встанет и наестся вдоволь. Сват это дело заприметил.

– Как хочешь, – говорит, – а я лягу на кутничке.

Вот улеглися все спать. В самую как есть полночь старик ползком-ползком да прямо в залавок – скрип! А гость еще с вечера припас про него большой ремённый кнут; как вытянет свата раз, другой, третий – сам бьет да приговаривает:

– Брысь, окаянная, брысь!

Пришлось старику не евши спать. Вот так-то прогостил сват у свата целых три дня и заставил на́долго себя помнить.

Проводил его старик, и с тех пор полно – перестал у снох во рту куски считать.

Шел солдат домой на побывку и забрел к одному мужику ночь ночевать.

– Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!

– Ну что ж, садись за стол, гость будешь!

Солдат снял тесак да ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил стакан горького и говорит:

– Отгадай, служба, загадку – стакан вина поднесу; не отгадаешь – оплеуха тебе!

– Изволь, сказывай загадку.

– А что значит чистота ?

Солдат подумал-подумал и вымолвил:

– Хлеб чист, значит, он и чистота.

Мужик хлоп его по щеке.

– Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают.

– Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать ?

Солдат опять подумал-подумал и говорит:

– Знамое дело, хлеб – благодать!

Мужик хлоп его в другой раз:

– Врешь, брат, служба! Благодать – вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота ?

Солдат опять свое:

– Хлеб, – говорит, – красота!

– Врешь, служба; красота – огонь; вот тебе и еще оплеуха! Теперь полно, давай ужинать.

Солдат ест да про себя думает: «Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!»

Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много, ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег, да кошку на чердак погнал; бросилась она туда со всех четырех ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть!

Солдат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать.

– Что ты, служивый?

– Прощай, хозяин! Иду в поход.

– Ступай с богом!

– Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту; коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отгадывай! – сказал солдат и пошел со двора.

Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок.

– Воды! Воды! – кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло.

– Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати!

Отольются кошке мышиные слезки!

Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Временной Пятницы. Приходит в балаган к разносчику:

– Дядюшка, покажи-ка мне образ Временной Пятницы!

Вместо того показывает он ей Егория Храброго.

– Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на коне?

– Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Временною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит. Вишь, конь-то так копытища и задирает!

Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш:

– Вот тебе, Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!

Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать:

– Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!

После того баба ставила по свечке и Егорию и змию. Люди и спрашивают, зачем она это делает?

– Да как же, родимые! Ведь незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!

Орал мужик в поле, выорал самоцветный камень.

Идет домой, а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень:

– Кому гож?

– Неси, – говорит, – к царю.

Понес; приходит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли:

– Батюшка! Доведи до царя.

– Зачем тебе нужно?

– Несу из деревни подарок.

– Ну, мужичок, чем царь тебя наградит, отдай мне половину; а не хочешь – вовек не дойти тебе до царя.

Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя.

– Благодарю, мужичок! – говорит царь. – Вот тебе в награду за то две тысячи рублей.

Мужик пал на колени:

– Не надо мне, царь-государь, иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину.

Возжалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько. А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал:

– Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел меня до вашего царского величества.

Ну, того позвали и сполна отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему целых три тысячи.

Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит:

– Завтра у нас праздник, работать нельзя.

– Какой там праздник выдумал?

– Да святого Николы, батюшка!

– А где он? Покажь мне его!

Староста принес образ.

– Ну, это доска! – говорит немец. – Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь.

Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста:

– У нас, батюшка, завтра праздник.

– Какой праздник?

– Да преподобного шерстня!

– А где он? Покажь!

Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились:

– Вот он!

Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят!

– Ишь, – говорит немец, – как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать.

Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить.

– Ай-ай! – закричал он во всю мочь. – Право слово – не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют.