Онлайн чтение книги Русские заветные сказки
Притворная болезнь

Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил.

Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим, ходил он с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу: рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил.

А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, влюбилась и стала частенько навещать его в темнице.

Однажды говорит ей Пан Плешевич:

– Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать!

Царица ему в ответ:

– Я бы очень рада была, если б ты убил его!

– Сам я убить его не смогу: а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трех головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трех головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их – у меня бы силы прибыло.

На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово:

– Чадо мое милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое; убей чудище о трех головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю – авось поправлюсь!

Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал.

В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждет...

Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб зашумел и погнулся.

– Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь – на обед, молодец – на ужин!

– Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! – сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калену стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привез домой и отдал матери.

Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.

Съел он, царица и спрашивает:

– Что – будет ли у тебя силы с моего сына?

– Нет, еще не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрет, или он привезет еще шесть сердец.

Царица побежала к Ивану-царевичу:

– Чадо мое милое! Мне немного полегчило; а слышала я, что есть в чистом поле другое чудище, о шести головах; убей его и привези шесть сердец.

Иван-царевич сел на коня и поехал в чистое поле, привязал коня к старому дубу, а сам сел под дерево.

Прилетело чудище о шести головах – весь дуб пошатнулся:

– Ха-ха-ха! Конь – на обед, молодец – на ужин!

– Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!

Натянул царевич свой тугой лук, пустил калену стрелу и сбил чудищу три головы.

Бросилось на него чудище поганое, и бились они долгое время; Иван-царевич осилил, срубил и остальные три головы, вынул из чудища шесть сердец, привез и отдал матери.

Она того часу приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.

Пан Плешевич от радости на́ ноги вскочил, царице челом бил; съел шесть сердец – царица и спрашивает:

– Что – станет ли у тебя силы с моего сына?

– Нет, не станет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; коли съем еще его сердца́ – тогда нешто будет у меня силы с ним поправиться!

Царица побрела к Ивану-царевичу:

– Чадо мое милое! Мне получше стало; а слышала я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; убей его и привези девять сердец.

– Ах, матушка ро́дная! Ведь я устал, пожалуй, мне не состоять супротив того чудища о девяти головах!

– Дитя мое! Прошу тебя – съезди, привези.

Иван-царевич сел на коня и поехал; в чистом поле привязал коня к старому дубу, сам сел под дерево и заспал.

Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб до земли пошатнулся.

– Ха-ха-ха! Конь – на обед, молодец – на ужин!

Царевич проснулся:

– Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!

Натянул свой тугой лук, пустил калену стрелу и сразу сшиб шесть голов, а с достальными долго-долго бился; срубил и те, вынул сердца́, сел на коня и поскакал домой.

Мать встречает его:

– Что, Иван-царевич, привез ли девять сердец?

– Привез, матушка! Хоть с великим трудом, а достал.

– Ну, дитя мое, теперь отдохни!

Взяла от сына сердца́, приказала сжарить и отнесла в темницу к Пану Плешевичу.

Пан Плешевич съел, царица и спрашивает:

– Что – станет ли теперь силы с моего сына?

– Станет-то станет, да все опасно; а слышал я, что когда богатырь в баню сходит, то много у него силы убудет; пошли-ка наперед сына в баню.

Царица побежала к Ивану-царевичу:

– Чадо мое милое! Надо тебе в баню сходить, с белого тела кровь омыть.

Иван-царевич пошел в баню; только что омылся – а Пан Плешевич тут как тут, размахнулся острым мечом и срубил ему голову.

Повестил о том царицу – она от радости запрыгала, велела Ивана-царевича зарыть в могилу, а сама стала с Паном Плешевичем в любви поживать да всем царством заправлять.

Осталось у Ивана-царевича двое малых сыновей; они бегали, играли, у бабушки-задворенки оконницу изломали.

– Ах вы, собачьи сыны! – обругала их бабушка-задворенка. – Зачем оконницу изломали?

Прибежали они к своей мамке, стали ее спрашивать: почему-де так неласково обзывают нас?

Отвечает мать:

– Нет, дитятки! Вы не собачьи сыны; был у вас батюшка, сильный и славный богатырь Иван-царевич, да убил его Пан Плешевич, и схоронили его во сырой земле.

– Матушка! Дай нам мешочек сухариков, мы пойдем оживим нашего батюшку.

– Нет, дитятки, не оживить его вам.

– Благослови, матушка, мы пойдем.

– Ну, ступайте; бог с вами!

Того часу дети Ивана-царевича срядились и пошли в дорогу.

Долго ли, коротко ли шли они – скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; попался навстречу им седой старичок:

– Куда вы, царевичи, путь держите?

– Идем к батюшке на могилу; хотим его оживить.

– Ох, царевичи, вам самим его не оживить. Хотите, я помогу?

– Помоги, дедушка!

– Нате, вот вам корешок; отройте Ивана-царевича, этим корешком его вытрите да три раза перевернитесь через него.

Они взяли корешок, нашли могилу Ивана-царевича, разрыли, вынули его, тем корешком вытерли и три раза перевернулись через него – Иван-царевич встал:

– Здравствуйте, дети мои малые! Как я долго спал.

Воротился домой, а у Пана Плешевича пир идет. Как увидал он Ивана-царевича – так со страху и задрожал.

Иван-царевич предал его лютой смерти; попы его схоронили, панихиду отпели и отправились поминки творить; и я тут был – поминал, кутью большой ложкой хлебал, по бороде текло – в рот не попало!