РЕПКА
Посадил дед репку и говорит:
— Расти, расти, репка, сладкá! Расти, расти, репка, крепкá!
Выросла репка сладкá, крепкá, большая-пребольшая.
Пошёл дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может. Позвал дед бабку.
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала бабка внучку.
Внучка за бабку,
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала внучка Жучку.
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала Жучка кошку.
Кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала кошка мышку.
Мышка за кошку,
Кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
Тянут-потянут — и вытянули репку.
ЯИЧКО
Жил себе дед да баба, у них была курочка-ряба; снесла под полом яичко — пестрó, вострó, костянó, мудренó! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается!
Шли за водою поповы дочери, спрашивают деда, спрашивают бабу:
— О чём вы плачете?
— Как нам не плакать! — отвечают дед да баба. — Есть у нас курочка-ряба; снесла под полом яичко — пестрó, вострó, костянó, мудренó! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила.
Как услышали это поповы дочери, со великого горя бросили вёдра наземь, поломали коромысла и воротились домой с пустыми руками.
— Ах, матушка! — говорят они попадье. — Ничего ты не знаешь, ничего не ведаешь, а на свете много деется: живут себе дед да баба, у них курочка-ряба; снесла под полом яичко — пестрó, вострó, костянó, мудренó! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Оттого дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается! А мы, идучи за водою, вёдра побросали, коромысла поломали!
На ту пору попадья квашню месила. Как услышала она, что дед плачет, и баба плачет, и курочка кудкудачет, тотчас с великого горя опрокинула квашню и всё тесто разметала по полу.
Пришёл поп с книгою.
— Ах, батюшка! — сказывает ему попадья. — Ничего ты не знаешь, ничего не ведаешь, а на свете много деется: живут себе дед да баба, у них курочка-ряба; снесла под полом яичко — пестрó, вострó, костянó, мудренó! Дед бил — не разбил, баба била — не разбила, а мышка прибежала да хвостиком раздавила. Оттого дед плачет, баба плачет, курочка кудкудачет, ворота скрипят, со двора щепки летят, на избе верх шатается! Наши дочки, идучи за водою, вёдра побросали, коромысла поломали, а я тесто месила да со великого горя все по полу разметала!
Поп затужил-загоревал, свою книгу в клочья изорвал.
ТЕРЕМОК
Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норышка и спрашивает:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
Никто не отзывается.
Вот она вошла и стала жить в лошадиной голове. Пришла лягушка-квакушка:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Я, мышка-норышка; а ты кто?
— А я лягушка-квакушка.
— Ступай ко мне жить.
Вошла лягушка, и стали себе вдвоем жить. Прибежал заяц:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Я, мышка-норышка, да лягушка-квакушка; а ты кто?
— А я на горе увертыш.
— Ступай к нам.
Стали они втроём жить. Прибежала лисица:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Мышка-норышка, лягушка-квакушка, на горе увертыш; а ты кто?
— А я везде поскокиш.
— Иди к нам.
Стали четверо жить. Пришёл волк:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Мышка-норышка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, везде поскокиш; а ты кто?
— А я из-за кустов хватыш.
— Иди к нам.
Стали пятеро жить. Вот приходит к ним медведь:
— Терем-теремок! Кто в тереме живёт?
— Мышка-норышка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, везде поскокиш, из-за кустов хватыш.
— А я всех вас давиш!
Сел на голову и раздавил всех.
КОЛОБОК
Жили да были старик да старуха; у них не было ни хлеба, ни соли, ни кислых щей. Пошёл старик по сусекам скрести, по лукошкам мести. Собравши немного муки, стали месить колобок.
На масле смесили, на сковороде прягли и на окне студили. Колобок соскочил и убежал.
Бежит вдоль по дорожке. Попадается ему заяц навстречу и спрашивает его:
— Куда бежишь, колобок?
Колобок ему в ответ:
Я по коробам метён,
По сусекам скребён,
В сыром масле пряжен,
На окошке стужён;
Я от деда ушёл,
Я от бабы ушёл
И от тебя убегу.
И побежал колобок. Навстречу ему серенький волчок.
— Что, куда ты, колобок?
Колобок ему в ответ:
Я по коробам метён,
По сусекам скребён,
В сыром масле пряжён,
На окошке стужён;
Я от деда ушёл,
Я от бабы ушёл,
Я от зайца ушёл
И от тебя, волк, убегу.
Колобочек побежал. Ему навстречу попадается медведь и спрашивает его:
— Куда ты, колобок?
Колобок ему в ответ:
Я по коробам метён,
По сусекам скребён,
В сыром масле пряжён,
На окошке стужён;
Я от деда ушёл,
Я от бабы ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
И от тебя, медведь, убегу.
Колобочек побежал. Ему навстречу попадается черемная[8]Черемная — красная, рыжая. лисица, баять мастерица, испрашивает, готовясь его слизнуть:
— Куда бежишь, колобочек, скажи мне, дружочек, мой милый свет!
Колобок ей в ответ:
Я по коробам метён,
По сусекам скребён,
В сыром масле пряжён.
На окошке стужён;
Я от деда ушёл,
Я от бабы ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
От медведя ушёл
И от тебя убегу.
Лисица говорит ему:
— Я не чую, что ты баешь? Сядь ко мне на верхнюю губу!
Колобочек сел, опять то же запел.
— Я ещё ничего не слышу! Сядь ко мне на язычок.
Он и на язычок ей сел. Опять то же запел.
Она — хам! — его и съела.
ВОЛК И КОЗА
Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму. Как только уйдёт, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоёт:
— Козлятушки, детятушки!
Отопритеся, отворитеся!
А я, коза, в бору была;
Ела траву шёлковую,
Пила воду студёную.
Бежит молоко по вымечку,
Из вымочка в копытечко,
Из копытечка в сыру землю!
Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдёт в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко.
Волк всё это и подслушал; выждал время, и только коза в бор, он подошёл к избушке и закричал своим толстым голосом:
— Вы, детушки, вы, батюшки,
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла,
Молока принесла,
Полны копытца водицы!
А козлятки отвечают:
— Слышим, слышим — не матушкин голосок. Наша матушка поёт тонким голоском и не так причитает.
Волк ушёл и спрятался.
Вот приходит коза и стучится:
— Козлятушки, детятушки!
Отопритеся, отворитеся!
А я, коза, в бору была;
Ела траву шёлковую,
Пила воду студёную.
Бежит молоко по вымечку.
Из вымечка в копытечко,
Из копытечка в сыру землю!
Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк и хотел их поесть.
Коза покормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придёт кто к избушке и станет проситься толстым голосом и не переберёт всего, что она им причитывает, — того ни за что не впускать в двери.
Только что ушла коза, волк прибежал к избе, постучался и начал причитывать тоненьким голоском:
— Козлятушки, детятушки!
Отопритеся, отворитеся!
А я, коза, в бору была;
Ела траву шёлковую,
Пила воду студеную.
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка в копытечко,
Из копытечка в сыру землю!
Козлята отперли двери, волк вбежал в избу и всех поел, только один козлёночек схоронился, в печь влез.
Приходит коза; сколько ни причитывала — никто ей не отзывается. Подошла поближе к дверям и видит, что всё отворено; в избу — а там всё пусто; заглянула в печь и нашла одного детища.
Как узнала коза о своей беде, села она на лавку, начала горько плакать и припевать:
— Ох, вы, детушки мои, козлятушки! На что отпиралися-отворялися, злому волку доставалися? Он вас всех поел и меня, козу, со великим горем, со кручиной сделал.
Услышал это волк, входит в избушку и говорит козе:
— Ах ты, кума, кума! Что ты на меня грешишь? Неужли-таки я сделаю это! Пойдём в лес, погуляем.
— Нет, кум, не до гулянья.
Пойдём! — уговаривает волк.
Пошли они в лес, нашли яму, а в этой яме разбойники кашицу недавно варили, и оставалось в ней ещё довольно-таки огня.
Коза говорит волку:
— Кум, давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму?
Стали прыгать.
Волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлятки выбежали оттуда да прыг к матери.
И стали они жить да поживать, ума наживать, а лиха избывать.
ПЕТУШОК-ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК
Жили-были кот, дрозд да петушок-золотой гребешок. Жили они в лесу, в избушке. Кот да дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют.
Уходят — строго наказывают:
— Мы пойдём далеко, а ты оставайся домовничать, да голоса не подавай, когда придет лиса, в окошко не выглядывай.
Проведала лиса, что кота и дрозда дома нет, прибежала к избушке, села под окошко и запела:
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок и выставил головку в окошко. Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
— Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!..
Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню и отняли у лисы петушка.
В другой раз кот и дрозд пошли в лес дрова рубить и опять наказывают:
— Ну, теперь, петух, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше пойдём, не услышим твоего голоса.
Они ушли, а лиса опять прибежала к избушке и запела:
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
Петушок и выставил головку в окошко:
— Ко-ко-ко! Как не дают?!
Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
— Несёт меня лиса
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!
Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню. Кот бежит, дрозд летит… Догнали лису — кот дерёт, дрозд клюёт, и отняли петушка.
Долго ли, коротко ли, опять собрались кот да дрозд в лес дрова рубить. Уходя, строго-настрого наказывали петушку:
— Не слушай лисы, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше уйдём, не услышим твоего голоса.
И пошли кот да дрозд далеко в лес дрова рубить. А лиса — тут как тут: села под окошечко и поёт:
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
Петушок всё помалкивает. А лиса — опять:
— Люди бежали,
Орехов насыпали,
Куры-то клюют,
Петухам не дают…
Петушок и выставил головку в окошко:
— Ко-ко-ко! Как не дают?!
Лиса схватила его в когти плотно, понесла в свою нору, за темные леса, за быстрые реки, за высокие горы…
Сколько петушок ни кричал, ни звал — кот и дрозд не услышали его. А когда вернулись домой — петушка-то нет.
Побежали кот и дрозд по Лисицыным следам. Кот бежит, дрозд летит… Прибежали к лисицыной норе. Кот настроил гусельцы и давай натренькивать:
— Трень, брень, гусельцы,
Золотые струночки…
Ещё дома ли Лисафья-кума
Во своём ли теплом гнездышке?
Лисица слушала, слушала и думает:
«Дай-ка посмотрю — кто это так хорошо на гуслях играет, сладко напевает».
Взяла да и вылезла из норы. Кот и дрозд её схватили — и давай бить-колотить. Били и колотили, покуда она ноги не унесла.
Взяли они петушка, посадили в лукошко и принесли домой.
И с тех пор стали жить да быть, да и теперь живут.
ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК
Жил себе дед да баба. Дед говорит бабе:
— Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой.
Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге.
Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мёртвая.
— Вот будет подарок жене, — сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошёл впереди.
А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросала всю рыбу, и сама ушла.
— Ну, старуха, — говорит дед, — какой воротник привёз я тебе на шубу.
— Где?
— Там, на возу, — и рыба и воротник.
Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы, и начала ругать мужа:
— Ах ты!.. Такой-сякой! Ты ещё вздумал обманывать!
Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего.
А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе. Навстречу ей идёт волк:
— Здравствуй, кумушка!
— Здравствуй, куманёк!
— Дай мне рыбки!
— Налови сам, да и ешь.
— Я не умею.
— Эка, ведь я же наловила; ты, куманёк, ступай на реку, опусти хвост в прорубь — рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.
Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал было приподняться: не тут-то было.
— Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь! — думает он.
Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:
— Волк, волк! Бейте его! Бейте его!
Прибежали и начали колотить волка — кто коромыслом, кто ведром, чем кто попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.
— Хорошо же, — думает, — уж я тебе отплачу, кумушка!
А лисичка-сестричка, покушамши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:
— Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!
— Эх, куманек, — говорит лисичка-сестричка, — у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили; я насилу плетусь.
— И то правда, — говорит волк, — где тебе, кумушка, уж идти; садись на меня, я тебя довезу.
Лисичка села ему на спину, он ее и понес. Вот лисичка-сестричка сидит, да потихоньку и говорит:
— Битый небитого везёт, битый небитого везёт.
— Что ты, кумушка, говоришь?
— Я, куманёк, говорю: битый битого везет.
— Так, кумушка, так!
БОБОВОЕ ЗЕРНЫШКО
Жили-были петушок да курочка. Рылся петушок и вырыл бобок.
— Ко-ко-ко, курочка, ешь бобовое зёрнышко!
— Ко-ко-ко, петушок, ешь сам!
Съел петушок зёрнышко и подавился. Позвал курочку:
— Сходи, курочка, к речке, попроси водицы напиться.
Побежала курочка к речке:
— Речка, речка, дай мне водицы: петушок подавился бобовым зёрнышком!
Речка говорит:
— Сходи к липке, попроси листок, тогда дам водицы.
Побежала курочка к липке:
— Липка, липка, дай мне листок! Отнеси листок речке — речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зёрнышком.
Липка говорит:
— Сходи к девушке, попроси нитку.
Побежала курочка:
— Девушка, девушка, дай нитку! Отнесу нитку липке — липка даст листок, отнесу листок речке — речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зёрнышком.
Девушка отвечает:
— Сходи к гребенщикам, вопроси гребень, тогда дам нитку.
Курочка прибежала к гребенщикам:
— Гребенщики, гребенщики, дайте мне гребень! Отнесу гребень девушке — девушка даст нитку, отнесу нитку липке — липка даст листок, отнесу листок речке — речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зёрнышком. Гребенщики говорят:
— Сходи к калашникам, пусть дадут нам калачей.
Побежала курочка к калашникам:
— Калашники, калашники, дайте калачей! Калачи отнесу гребенщикам — гребенщики дадут гребень, отнесу гребень девушке — девушка даст нитку, нитку отнесу липке — липка даст листок, листок отнесу речке — речка даст водицы петушку напиться: петушок исдавился бобовым зёрнышком.
Калашники говорят:
— Сходи к дровосекам, пусть нам дров дадут.
Пошла курочка к дровосекам:
— Дровосеки, дровосеки, дайте дров! Отнесу дрова калашникам — калашники дадут калачей, калачи отнесу гребенщикам — гребенщики дадут гребень, гребень отнесу девушке — девушка даст нитку, нитку отдам липке — липка даст листок, листок отнесу речке — речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зёрнышком.
Дровосеки дали курочке дров.
Отнесла курочка дрова калашникам — калашники дали ей калачей, калачи отдала гребенщикам — гребенщики дали ей гребень, отнесла гребень девушке — девушка дала ей нитку, нитку отнесла липке — липка дала листок, отнесла листок речке — речка дала водицы.
Петушок напился, и проскочило зернышко.
Запел петушок:
— Ку-ка-ре-куу!
ЛИСА, ЗАЯЦ И ПЕТУХ
Жили-были лиса да заяц. У лисицы была избёнка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна красна — у лисицы избёнка растаяла, а у зайчика стоит по-старому.
Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.
Идёт дорогой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки:
— Тяф, тяф, тяф! О чём, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
— Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная, попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Не плачь, зайчик! — говорят собаки. — Мы её выгоним.
— Нет, не выгоните!
— Нет, выгоним!
Подошли к избенке:
— Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон!
А она им с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Собаки испугались и ушли.
Зайчик опять идёт да плачет. Ему навстречу медведь:
— О чём, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
— Отстань, медведь! Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Не плачь, зайчик! — говорит медведь. — Я вы гоню ее.
— Нет, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, и ты не выгонишь.
— Нет, выгоню!
Пошли гнать:
— Поди, лиса, вон!
А она с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Медведь испугался и ушёл.
Идёт опять зайчик да плачет, а ему навстречу бык:
— О чём, зайчик, плачешь?
— Отстань, бык! Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне да меня и выгнала.
— Пойдём, я её выгоню.
— Нет, бык, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, медведь гнал — не выгнал, и ты не выгонишь.
— Нет, выгоню.
Подошли к избёнке:
— Поди, лиса, вон!
А она с печи:
— Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по заулочкам!
Бык испугался и ушёл.
Идет опять зайчик да плачет, а ему навстречу петух с косой:
Кукареку! О чём, зайчик, плачешь?
— Отстань, петух! Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
— Пойдём, я выгоню.
— Нет, не выгонишь! Собаки гнали — не выгнали, медведь гнал — не выгнал, бык гнал — не выгнал, и ты не выгонишь!
— Нет, выгоню!
Подошли к избенке:
— Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вой!
А она услыхала, испугалась, говорит:
— Одеваюсь!..
Петух опять:
— Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
А она говорит:
— Шубу надеваю.
Петух в третий раз:
— Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи! Поди, лиса, вон!
Лисица выбежала; он её зарубил косой-то и стал с зайчиком жить да поживать да добра наживать. Вот тебе сказка, а мне кринка масла.
ЗВЕРИ В ЯМЕ
Жил себе старик со старухой, и у них только и было именья что один боров. Пошёл боров в лес желудя есть. Навстречу ему идёт волк.
— Боров, боров, куда ты идёшь?
— В лес, желуди есть.
— Возьми меня с собою.
— Я бы взял, — говорит, — тебя с собою, да там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь.
— Ничего, — говорит, — перепрыгну.
Вот и пошли; шли, шли по лесу и пришли к этой яме.
— Ну, — говорит волк, — прыгай.
Боров прыгнул — перепрыгнул. Волк прыгнул, да прямо в яму. Ну, потом боров наелся желудей и отправился домой.
На другой день опять идет боров в лес. Навстречу ему медведь.
— Боров, боров, куда ты идёшь?
— В лес, желуди есть.
— Возьми, — говорит медведь, — меня с собою.
— Я бы взял, да там яма глубока, широка, ты не перепрыгнешь.
— Небось, — говорит, — перепрыгну.
Подошли к этой яме. Боров прыгнул — перепрыгнул; медведь прыгнул — прямо в яму угодил. Боров наелся желудей, отправился домой.
На третий день боров опять пошел в лес желуди есть. Навстречу ему косой заяц.
— Здравствуй, боров!
— Здравствуй, косой заяц!
— Куда ты идёшь?
— В лес, желуди есть.
— Возьми меня с собою.
— Нет, косой, там яма ость широка, глубока, ты не перепрыгнешь.
— Вот не перепрыгну, как не перепрыгнуть!
Пошли и пришли к яме. Боров прыгнул — перепрыгнул. Заяц прыгнул — попал в яму. Ну, боров наелся желудей, отправился домой.
На четвёртый день идет боров в лес желуди есть. Навстречу ему лисица: тоже просится, чтоб взял её боров с собою.
— Нет, — говорит боров, — там яма есть глубока, широка, ты не перепрыгнешь!
— И-и, — говорит лисица, — перепрыгну!
Ну, и она попалась в яму.
Вот их набралось там в яме четверо, и стали они горевать, как им еду добывать.
Лисица и говорит:
— Давайте-ка голос тянуть; кто не встянет — того и есть станем.
Вот начали тянуть голос; один заяц отстал, а лисица всех перетянула. Взяли зайца, разорвали и съели. Проголодались и опять стали уговариваться голос тянуть: кто отстанет — чтоб того и есть.
— Если, — говорит лисица, — я отстану, то и меня есть, всё равно!
Начали тянуть; только волк отстал, не мог встянуть голос. Лисица с медведем взяли его, разорвали и съели. Только лисица надула медведя: дала ему немного мяса, а остальное припрятала от него и ест себе потихоньку. Вот медведь начинает опять голодать и говорит:
— Кума, кума, где ты берёшь себе еду?
— Экой ты, кум! Ты возьми-ка просунь себе лапу в рёбра, зацепись за ребро — так и узнаешь, как есть.
Медведь так и сделал, зацепил себя лапой за ребро, да и околел. Лисица осталась одна. После этого, убрамши медведя, начала лисица голодать.
Над этой ямой стояло древо, на этом древе вил дрозд гнездо. Лисица сидела, сидела в яме, все на дрозда смотрела и говорит ему:
— Дрозд, дрозд, что ты делаешь?
— Гнездо вью.
— Для чего ты вьёшь?
— Детей выведу.
— Дрозд, накорми меня, если не накормишь — я твоих детей поем.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу ему накормить. Полетел в село, принес ей курицу. Лисица курицу убрала и говорит опять:
— Дрозд, дрозд, ты меня накормил?
— Накормил.
— Ну, напои ж меня.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу напоить. Полетел в село, принёс ей воды. Напилась лисица и говорит:
— Дрозд, дрозд, ты меня накормил?
— Накормил.
— Ты меня напоил?
— Напоил.
— Вытащи-ка меня из ямы.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу вынимать. Вот начал он палки в яму метать; наметал так, что лисица выбралась по этим палкам на волю и возле самого древа легла — протянулась.
— Ну, — говорит, — накормил ты меня, дрозд?
— Накормил.
— Напоил ты меня?
— Напоил.
— Вытащил ты меня из ямы?
— Вытащил.
— Ну, рассмеши ж меня теперь.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу рассмешить.
— Я, — говорит он, — полечу, а ты, лиса, иди за мною.
Вот хорошо — полетел дрозд в село, сел на ворота к богатому мужику, а лисица легла под воротами. Дрозд и начал кричать:
— Бабка, бабка, принеси мне сала кусок! Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!
Выскочили собаки и разорвали лисицу…
ЛИСА И РАК
Лиса и рак стоят вместе и говорят промеж себя. Лиса говорит раку:
— Давай с тобой перегоняться.
Рак:
— Что ж, лиса, ну давай!
Зачали перегоняться. Лишь лиса побегла, рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добегла, а рак не отцепляется. Лиса обернулась посмотреть, вернула хвостом, рак отцепился и говорит:
— А я давно уж жду тебя тут.
ЛИСА И КУВШИН
К одному мужику повадилась лиса ходить кур красть. Мужик повесил кувшин. Ветер в кувшин дует. Он гудит: «Бу-у-у, бу-бу-у!»
Приходит лиса и слушает, что такое гудет. Увидела кувшин, схватила его за обрывок и надела себе на шею.
— Погоди, кувшинище-дурачище, я тебя, — говорит, — утоплю.
И понесла кувшин в прорубь; стала его топить. Кувшин захлебнулся водою: бурк-бурк-бурк-бурк, — и тянет лису с собою на дно. Лиса просит:
— Кувшин, кувшин, не топи меня, я не буду, это я тебя только так постращала.
Кувшинище-дурачище не слушается, всё тянет на дно и утопил лису!
ЖУРАВЛЬ И ЦАПЛЯ
Летала сова — весёлая голова; вот она летала, летала и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела, и опять полетела; летала, летала и села, хвостиком повертела да по сторонам посмотрела… Это присказка, сказка вся впереди.
Жили-были на болоте журавль да цапля, построили себе по концам избушки. Журавлю показалось скучно жить одному и задумал он жениться.
— Дай пойду посватаюсь на цапле!
Пошёл — тяп, тяп! Семь вёрст болото месил; приходит и говорит:
— Дома ли цапля?
— Дома.
— Выдь за меня замуж!
— Нет, журавль, нейду за тя замуж; у тебя ноги долги, платье коротко, сам худо летаешь, и кормить-то меня тебе нечем! Ступай прочь, долговязый!
Журавль как не солоно похлебал, ушёл домой. Цапля после раздумалась и сказала:
— Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля.
Приходит к журавлю и говорит:
— Журавль, возьми меня замуж!
— Нет, цапля, мне тебя не надо! Не хочу жениться, не беру тебя замуж. Убирайся!
Цапля заплакала со стыда и воротилась назад. Журавль раздумался и сказал:
— Напрасно не взял за себя цаплю; ведь одному-то скучно. Пойду теперь и возьму её замуж.
Приходит и говорит:
— Цапля! Я вздумал на тебе жениться: поди за меня.
— Нет, журавль, нейду за тя замуж!
Пошел журавль домой.
Тут цапля раздумалась:
— Зачем отказала? Что одной-то жить? Лучше за журавля пойду!
Приходит свататься, а журавль не хочет. Вот так-то и ходят они по сю пору один на другом свататься, да никак не женятся.
ЛИСА И ТЕТЕРЕВ
Лиса увидела тетерева, — на дереве в леску сидит, — подошла к нему и говорит:
— Терентьюшко-батюшко, приехала я из города; слышала указ: тетеревам не летать по деревам, а ходить по земле.
— Так что, я слезу. Да вон, лиса, кто-то идёт, да что-то на плече-то несёт, да за собой что-то ведёт.
— Хвост не крючочком ли?
— Да, да, крючком!
— Ах, нет; мне некогда тебя ждать: у меня ножки зябнут да ребята дома ждут. Я пойду.
ЛИСА И ЖУРАВЛЬ
Лиса с журавлем подружилась, даже покумилась с ним у кого-то на родинах.
Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости.
— Приходи, куманёк, приходи, дорогой! Уж я так тебя угощу!
Идёт журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает:
— Покушай, мой голубчик-куманек! Сама стряпала.
Журавль хлоп-хлоп носом, стучал, стучал, ничего не попадает!
А лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала.
Каша съедена; лисица говорит:
— Не бессудь, любезный кум! Больше потчевать нечем.
— Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости.
На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, наклал в кувшин с малым горлышком, поставил на стол и говорит:
— Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.
Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдёт и этак, и лизнёт его, и понюхает-то, всё ничего не достанет! Не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все поел.
— Ну, не бессудь, кума! Больше угощать нечем.
Взяла лису досада, думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла как не солоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось!
С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.
МЕДВЕДЬ
Жил-был старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику:
— Старик, сходи по дрова.
Старик пошёл по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает:
— Старик, давай бороться.
Старик взял да и отсек медведю топором лапу, ушел домой с лапой и отдал старухе:
— Вари, старуха, медвежью лапу.
Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на неё и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться.
Медведь ревел, ревел, надумался, и сделал себе липовую лапу; идет к старику на деревяшке и поёт:
Скрипи, нога,
Скрипи, липовая!
И вода-то спит,
И земля-то спит,
И по сёлам спят,
По деревням спят;
Одна баба не спит,
На моей коже сидит,
Мою шерстку прядет,
Моё мясо варит,
Мою кожу сушит.
В те поры старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под чёрные рубахи.
Медведь взошёл в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашёл их, взял да и съел.
ГУСИ-ЛЕБЕДИ
Жили старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький.
— Дочка, дочка! — говорила мать. — Мы пойдём на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек; будь умна, береги братца, не ходи со двора.
Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали; посадила братца на травке под окошком, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках.
Пришла девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету! Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и матери, — братец не откликнулся! Выбежала в чистое поле; метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за тёмным лесом.
Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали; девочка угадала, что они унесли её братца, бросилась их догонять. Бежала, бежала, стоит печка.
— Печка, печка, скажи, куда гуси полетели?
— Съешь моего ржаного пирожка, скажу.
— О, у моего батюшки пшеничные не едятся!
Печь не сказала.
Побежала дальше, стоит яблонь.
— Яблонь, яблонь, скажи, куда гуси полетели?
— Съешь моего лесного яблока, скажу.
— О, у моего батюшки и садовые не едятся!
Побежала дальше, стоит молочная речка, кисельные берега.
— Молочная речка, кисельные берега, куда гуси полетели?
— Съешь моего простого киселика с молоком, скажу.
— О, у моего батюшки и сливочки не едятся!
И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да, к счастью, попался еж; хотела она его толкнуть, побоялась наколоться и спрашивает:
— Ёжик, ежик, не видал ли, куда гуси полетели?
— Вон туда-то! — указал.
Побежала — стоит избушка на курьих ножках, стоит-поворачивается. В избушке сидит баба-яга, морда жилиная, нога глиняная; сидит и братец на лавочке, играет золотыми яблочками. Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла; а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи, куда деваться? Бежит молочная речка, кисельные берега.
— Речка, матушка, спрячь меня!
— Съешь моего киселика!
Нечего делать, съела. Речка её посадила под бережок, гуси пролетели. Вышла она, сказала: «Спасибо!» и опять бежит с братцем; а гуси воротились, летят навстречу. Что делать? Беда! Стоит яблонь.
— Яблонь, яблонь-матушка, спрячь меня!
— Съешь моё лесное яблочко!
Поскорей съела. Яблонь ее заслонила веточками, прикрыла листиками; гуси пролетели. Вышла и опять бежит с братцем, а гуси увидели — да за ней; совсем налетают, уж крыльями бьют, того и гляди — из рук вырвут! К счастью, на дороге печка.
— Сударыня печка, спрячь меня!
— Съешь моего ржаного пирожка!
Девушка поскорей пирожок в рот, а сама в печь, села в устьецо. Гуси полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели.
А она прибежала домой, да хорошо ещё, что успела прибежать, а тут и отец и мать пришли.
МОРОЗКО
Живало-бывало, — жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка.
Все знают, как за мачехой жить: перевернешься — бита и недовернешься — бита. А родная дочь что ни сделает — за всё гладят по головке: умница.
Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела — ещё до свету… Ничем старухе не угодишь — всё не так, всё худо.
Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится — не скоро уймется. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
— Вези, вези её, старик, — говорит мужу, — куда хочешь, чтобы мои глаза её не видали! Вези её в лес, на трескучий мороз.
Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспорить. Запряг лошадь:
— Садись, мила дочь, в сани.
Повёз бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.
Девушка сидит под елью, дрожит, озноб её пробирает. Вдруг слышит — невдалеке Морозно по ёлкам потрёскивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает. Очутился па той ели, под которой девица сидит, и сверху её спрашивает:
— Тепло ли тебе, девица?
— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко стал ниже спускаться, сильное потрескивает, пощелкивает:
— Тепло ли тебе девица? Тепло ли тебе, красная?
Она чуть дух переводит:
— Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
Морозко ещё ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защёлкал:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
— Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Тут Морозко сжалился над девицей, окутал её тёплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами.
А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу:
— Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоронить!
Поехал старик в лес, доезжает до того места, — под большою елью сидит его дочь, весёлая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около — короб с богатыми подарками.
Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повёз домой.
А дома старуха печет блины, а собачка под столом:
— Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
Старуха бросит ей блин:
— Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
Собака съем блин и опять:
— Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
Старуха и блины ей кидала, и била ее, собачка — все своё…
Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идёт падчерица — в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжёлый. Старуха глянула — и руки врозь…
— Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
Старик посадил старухину дочь в сани, повёз её в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
Старухина дочь сидит, зубами стучит.
А Морозко по лесу потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает, пощёлкивает, на старухину дочь поглядывает:
— Тепло ли тебе, девица?
А она ему:
— Ой, студёно! Не скрипи, не трещи, Морозко…
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощёлкивать.
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
Ещё ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защёлкал:
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
— Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
Рассердился Морозко да так хватил, что старухина дочь окостенела.
Чуть свет старуха посылает мужа:
— Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези её в злате-серебре…
Старик уехал. А собачка под столом:
— Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
Старуха кинула ей пирог:
— Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
А собака — всё своё:
— Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мёртвая. Заголосила старуха, да поздно.
СЕСТРИЦА АЛЁНУШКА И БРАТЕЦ ИВАНУШКА
Жили-были старик да старуха, у них была дочка Алёнушка да сынок Иванушка.
Старик со старухой умерли. Остались Алёнушка да Иванушка одни-одинёшеньки.
Пошла Алёнушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
— Сестрица Алёнушка, я пить хочу!
— Подожди, братец, дойдём до колодца.
Шли-шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце полно водицы.
— Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца!
— Не пей, братец, телёночком станешь!
Братец послушался, пошли дальше.
Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно водицы.
— Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, жеребёночком станешь!
Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше.
Идут, идут — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно водицы.
Иванушка говорит:
— Сестрица Алёнушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!
— Не пей, братец, козлёночком станешь!
Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца.
Напился и стал козлёночком…
Зовёт Алёнушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёночек.
Залилась Алёнушка слезами, села под стожок — плачет, а козлёночек возле неё скачет.
В ту пору ехал мимо купец:
— О чём, красная девица, плачешь?
Рассказала ему Алёнушка про свою беду.
Купец ей говорит:
— Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато-серебро, и козленочек будет жить с нами.
Аленушка подумала, подумала и пошла за купца замуж.
Стали они жить-поживать, и козлёночек с ними живёт, ест-пьет с Алёнушкой из одной чашки.
Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись, приходит ведьма: стала под Аленушкино окошко и так-то ласково начала звать ее купаться на реку.
Привела ведьма Алёнушку на реку. Кинулась на неё, привязала Алёнушке на шею камень и бросила её в воду.
А сама оборотилась Алёнушкой, нарядилась в ее платье и пришла в её хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся — и тот не распознал.
Одному козленочку всё было ведомо. Повесил он голову, не пьёт, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовёт:
— Алёнушка, сестрица моя!.
Выплынь, выплынь на бережок…
Узнала об этом ведьма и стала просить мужа — зарежь да зарежь козлёнка…
Купцу жалко было козлёночка, привык он к нему. А ведьма так пристаёт, так упрашивает, — делать нечего, купец согласился:
— Ну, зарежь его…
Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные.
Козлёночек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу:
— Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
— Ну, сходи.
Побежал козлёночек па речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал:
— Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Алёнушка из реки ему отвечает:
— Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень на дно тянет,
Шёлкова трава ноги спутала,
Жёлты пески на груди легли.
А ведьма ищет козлёночка, не может найти и посылает слугу:
— Пойди найди козлёнка, приведи его ко мне.
Пошёл слуга на реку и видит: по берегу бегает козленочек и жалобнехонько зовёт:
— Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
А из реки ему отвечают:
— Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень на дно тянет,
Шёлкова трава ноги спутала,
Жёлты пески на груди легли.
Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Алёнушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули ее в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Алёнушка ожила и стала краше, чем была.
А козлёночек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся, мальчиком Иванушкой.
Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле.
ДОКУЧНЫЕ
Жили-были два братца, два братца — кулик да журавль. Накосили они стожок сенцá, поставили среди польцá. Не сказать ли сказку опять с конца?
Жил-был царь, у царя был двор, на дворе был кол, на колу мочало; не сказать ли с начала?
Сказать ли тебе сказку про белого бычка?
— Скажи.
— Ты скажи, да я скажи, да сказать ли тебе сказку про белого бычка?
— Скажи.
— Ты скажи, да я скажи, да чего у нас будет, да докуль это будет! Сказать ли тебе сказку про белого бычка?
Рассказать ли тебе докучную сказочку?
— Расскажи.
— Ты говоришь: расскажи, я говорю: расскажи; рассказать ли тебе докучную сказочку?
— Не надо.
— Ты говоришь: не надо, я говорю: не надо; рассказать ли тебе докучную сказочку? — и т. д.
— Жил-был старичок. Поехал на мельницу намолоть муки…
— Ну, вот поманил,[9]Поманил — здесь: начал рассказывать. а не рассказываешь!
— Кабы доехал, рассказал, а он, может, неделю проедет!
Летел гусь, сел на дорогу — упал в воду. Мок-мок, кис-кис — вымок, выкис, вылез — сел на дорогу и опять пал в воду. Мок-мок, кис-кис, выкис, вылез и т. д.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления