Онлайн чтение книги Счастливые сестры Тосканы The Star-Crossed Sisters of Tuscany
Глава 12. Эмилия

Ивот наконец настает день отъезда. Все это время я упорно избегала серьезного разговора с Мэттом под тем благовидным предлогом, что якобы полностью поглощена подготовкой к путешествию. Я, разумеется, понимала, что нам следует объясниться, но все откладывала, откладывала… И вот пожалуйста, дотянула до последнего. Надо хотя бы с ним попрощаться. Пока наше такси едет в аэропорт и Люси занята своими ногтями, я обдумываю, как лучше поступить. Может, послать эсэмэску? Написать, что люблю его и буду скучать. Но в последнее время все так усложнилось. Теперь Мэтт начнет искать скрытый подтекст, может все не так истолковать. Я не хочу, чтобы это выглядело так, будто я вожу его за нос.

И я набираю сообщение:

Ответ, как всегда, приходит мгновенно:

О господи! Я ведь так и не вернула Мэтту толстовку, которую он одолжил мне в тот вечер, когда Дария устраивала у себя собрание Клуба книголюбов.

Я уже собираюсь отключить телефон, когда приходит еще одна эсэмска:

У меня сводит живот. Я делаю глубокий вдох.

Я забрасываю телефон в сумочку и уже хочу ее защелкнуть, как вдруг какой-то предмет на дне бросается мне в глаза. Я замираю. Волоски на руках встают дыбом. Не может быть!

Он холодный и размером с серебряный доллар. По кругу надпись: «Святой Христофор, защити нас». Бронзовый медальон, который когда-то принадлежал нашей маме.

Многие годы этот медальон был для Дарии самой ценной вещью. Отец подарил его старшей дочери на первое причастие.

– Святой Христофор – покровитель путешественников, – сказал тогда папа. – Твоя мама хотела бы, чтобы этот медальон перешел к тебе.

И вот теперь Дария передала его мне. Она, наверное, постеснялась вручить его мне лично и решила тайком подбросить в сумку.

Я с тихим стоном выуживаю талисман из сумки и прижимаю его к груди. Становится так спокойно на душе. Теперь меня оберегают святой Христофор… и память моей мамы… и любовь сестры.

Люси перестает дуть на ногти и, склонив голову набок, смотрит на меня:

– Господи, Эм, что с тобой? Оргазм, что ли, испытала?

Как мы и договаривались, тетя Поппи ждет нас у стойки авиакомпании «Дельта».

В последний раз мы виделись десять лет назад, но я узнаю ее с первого взгляда. Вообще-то, Поппи трудно не заметить – на ней ярко-зеленые слаксы, блейзер в стиле пэчворк и круглые очки в половину лица.

– Ну чем не Элтон Джон, – бурчит себе под нос Люси.

Тетя машет нам сразу обеими руками. Рядом с ней стоят два чемодана на колесиках, оба в фиолетовых, красных и желтых пятнах, как будто кто-то – может быть, и сама Поппи – взял кисти, окунул их в краску и забрызгал идеально белую поверхность.

– Солнце мое! – Тетя трусцой бежит в нашу сторону, у нее блестящий коралловый маникюр в тон губной помаде. – В жизни ты еще прекраснее!

Хотелось бы мне суметь разозлиться на женщину, которая пыталась украсть мою маму, но, когда я делаю шаг навстречу и попадаю в ее объятия, все опасения моментально исчезают. Что бы Поппи ни совершила в прошлом, она дарит мне ощущение, что я любима, и это начинает мне нравиться. И одновременно накатывает чувство вины. Я всю жизнь прожила с бабушкой и вот теперь предаю ее, отправляясь в путешествие с тетей, которую едва знаю.

– Я так счастлива! – Поппи целует меня в обе щеки и поворачивается к Люси. – И ты тоже здесь! – Она собирается обнять Люси, но та стоит руки по швам. – Как я рада тебя видеть, Лучана, – после короткой паузы говорит Поппи и улыбается. – Хотя, возможно, я предпочла бы видеть чуточку меньше.

Люси отшатывается:

– Это еще что значит?

Я отвожу глаза. Мне неловко за мою бедную кузину, которая и впрямь вырядилась не самым лучшим образом. Я просто обомлела, когда она, покачиваясь на высоких каблуках, спустилась со своего крыльца в белом обтягивающем коктейльном платье и черных ботильонах с открытым носком. Кто, кроме нее, мог решить, что одеться так в дорогу – хорошая идея? Но такси стоило кучу денег, а нам надо было успеть в аэропорт. Зачем начинать путешествие с препирательств?

Поппи похлопывает Люси по щеке:

– Это глупое фамильное проклятие превращает нас в дурочек. Дорогая моя девочка, ты только посмотри на себя. Так отчаянно хочется любви, да? Да и твоя кузина не лучше, – тетя показывает на меня, – оделась как старая клуша.

У меня челюсть отваливается.

– Что?

Люси давится от смеха:

– Это точно. Но ты же снимешь его? Проклятие?

Поппи вскидывает голову:

– В свой восьмидесятый день рождения я встречу на ступенях собора в Равелло любовь всей моей жизни.

Теперь уже Люси разевает рот от удивления:

– Это и есть твой план по снятию проклятия?

Лицо Поппи сияет, как у счастливого ребенка. Она кивает. Люси хватает ее за плечи:

– Нет! Нет и нет! Ты же это несерьезно, да? С чего ты взяла, что встретишь любовь в восемьдесят, если я не могу найти ее в двадцать один год?

У меня сердце в пятки уходит. Я пытаюсь смягчить ситуацию:

– Люси хочет сказать, что на данном этапе… на этом этапе твоей жизни… встретить кого-то… это…

– Не хочется тебя расстраивать, Поппи, – перебивает меня Люси, – но трудно найти мужчину, который мечтает о высохших сиськах и сморщенной заднице.

Меня аж передергивает, я молю Бога, чтобы у тети были проблемы со слухом.

Поппи переводит взгляд с Люси на меня:

– Скажи-ка, когда ты перестала верить в чудеса?

Этот вопрос застает меня врасплох. Так и подмывает ответить правду: я перестала верить в чудеса где-то в четвертом классе. Я столько лет молилась и ждала, однако мамы у меня так и не появилось.

– Я здесь только потому, что ты пообещала снять проклятие, – говорит Люси. – Да мама мне уже телефон оборвала. Ждет не дождется, бедняжка, когда я наконец-то от него освобожусь. Пожалуйста, скажи, что у тебя есть план «Б».

Поппи отворачивается и выдвигает ручки своих чемоданов:

– Забудь о проклятии, Лучана. Мы летим в Италию!

Я стараюсь не смотреть на Люси, но чувствую на себе ее взгляды, которые вонзаются в меня, словно кинжалы. Мне хочется подбодрить кузину, сказать, что если даже фамильное проклятие и существует – а ничего такого, понятное дело, нет, – то Поппи его обязательно снимет, что она непременно сдержит обещание. Но я не могу. Похоже, наша двоюродная бабушка может оказаться знатной манипуляторшей, покруче, чем старая леди Грэнтэм из сериала «Аббатство Даунтон».

Паспортный контроль я прохожу следом за Поппи. По сравнению с проштемпелеванным визами и отметками таможни загранпаспортом тети мой документ девственно чист.

– Интересно, сколько стран ты посетила? – спрашиваю я, пока Поппи убирает паспорт в огромную оранжевую косметичку.

– Тридцать четыре, и это еще не предел. Но Италия – страна особенная. Я возвращаюсь туда каждый год.

– Ты каждый год летала в Италию в надежде встретить настоящую любовь?

– О господи, нет, конечно! Только в этот раз. Я, кстати, не была в Равелло с шестьдесят первого года. Этот город я приберегла на следующую неделю.

Мы втроем сидим рядом в зале ожидания на креслах из искусственной кожи и ждем, когда объявят посадку. Люси отвернулась и яростно набирает сообщения в телефоне. Поппи как будто этого не замечает, она сидит с прямой спиной, словно королева, и, улыбаясь, кивает проходящим мимо пассажирам.

– Аэропорт – такое интересное место. Ты не находишь, Лучана?

– Ага, круче только салон, где делают бразильскую эпиляцию, – говорит Люси, не отрывая глаз от телефона.

Поппи откидывает голову назад и смеется:

– Ты такая умная, Лучана, особенно для девушки, которая для перелета через океан выбирает обувь на шпильках.

Люси бросает взгляд через плечо:

– Лучше уж мои ботильоны, чем монашеские туфельки Эмилии.

– А что не так с моими туфлями? Это, между прочим, «Кларкс», и они суперудобные.

Поппи накрывает мою руку своей:

– Дорогая, как только начинаешь одеваться в удобные вещи – считай, все, покатилась по наклонной. Ты когда-нибудь бывала в доме престарелых? Сплошной эластик и липучки.

Упс! Она умудрилась разом уколоть и Люси, и меня.

Люси продолжает набирать сообщение, а Поппи рассказывает мне о своей любви к лошадям:

– Купила Хиггинса на свое шестидесятилетие. – (О своих предпочтениях в музыке.) – Я просто с ума схожу от Chastity Belt . Это новая группа, которая играет в стиле альтернативного рока. Ты их еще не слышала? – (О занятиях по йоге, благодаря которым она сохраняет гибкость.) – Ты в курсе, что семьдесят процентов взрослых людей не могут встать с пола без помощи рук? Представляешь?!

Тетя говорит, а я тем временем за ней наблюдаю. Смотрю, как она жестикулирует, хмурится, откидывается назад или стонет, чтобы передать свои эмоции. У Поппи хватает морщин, это да, однако лицо у нее не такое иссохшее, как у бабушки. И еще эти глаза. Они миндалевидной формы и темно-карие, как у Розы, но готова поставить все свои сбережения на то, что морщинки вокруг тетиных глаз появились не от озлобленности, а от положительных эмоций.

Я вздрагиваю, потому что понимаю, что Поппи замолчала.

– Извини. Я слушаю, продолжай.

Она наклоняется ко мне:

– Дорогая, ты смотришь так, будто видишь меня первый раз в жизни.

Я чувствую, что покраснела, и улыбаюсь:

– Просто я никогда не думала, что ты такая красивая.

– Вообще-то, в детстве я была самым обыкновенным ребенком. Но, знаешь, если посадить человека в правильную почву, он расцветает. И с тобой тоже так будет, когда найдешь свой настоящий дом.

– Мой дом – Бенсонхёрст.

– Правда? – Поппи пристально смотрит мне в глаза. – А что, если ты на тридцатом году жизни вдруг поймешь, что выросла не в том месте?

Мне почему-то становится не по себе, даже в дрожь бросает. Я вспоминаю о медальоне.

– Извини, мне надо позвонить.

Набираю номер сестры и отхожу к окну.

Дария отвечает после третьего гудка.

– Спасибо огромное за медальон святого Христофора. Я только что его обнаружила.

– Это тебе на время, смотри не потеряй.

– Не потеряю, обещаю. Мы уже в аэропорту. – Я чувствую себя на седьмом небе от счастья и улыбаюсь от уха до уха.

– Поверить не могу, что ты на это решилась. Бабушка просто вне себя.

– Ничего страшного, она смирится, – говорю я, хотя сама не очень-то в это верю.

– Так ты вернешься в пятницу?

– В пятницу? В эту? Нет, конечно. Мы вернемся на следующей неделе, во вторник. Двадцать третьего. Восемь дней в Италии и еще два на дорогу. Ты разве не помнишь?

Дария преувеличенно громко стонет:

– Но на этот уик-энд мы планировали поехать в Атлантик-Сити.

Я хлопаю себя ладонью по лбу. О господи! Точно, она ведь купила тогда по акции путевку за полцены, а я согласилась присмотреть за детьми… Но это же было больше месяца назад. Почему Дар мне не напомнила?

– Ой, прости, пожалуйста, совсем забыла! Хочешь, я позвоню Кармелле? Может, она присмотрит за девочками?

– Думаешь, если она наша кузина, то согласится даром сидеть с моими детьми? Да она мне такой счет выставит, мама не горюй.

– Слушай, я все оплачу…

– Не бери в голову, Эмми. Лети себе в Италию и не заморачивайся нашими проблемами. Для тебя ведь куда важнее угодить Поппи, которая разбила бабушке сердце!

Я дрожащими пальцами провожу по шраму под нижней губой.

– Не сердись, Дар. У нас уже скоро вылет. Я не могу сейчас ее бросить.

– Не можешь… или не хочешь?

Я через плечо смотрю на тетю. Она играет в «ку-ку» с сидящим напротив нее малышом. Эта эксцентричная старая женщина готова к очередному приключению, которое может принести ей великую радость… или разбить сердце. Что-то мне подсказывает: если у меня хватило смелости присоединиться к Поппи, то и меня тоже ждет приключение.

– Пожалуйста, пойми…

– Нет, Эмми, я не понимаю. Это совсем на тебя не похоже. Бабушка права: Поппи здорово промыла тебе мозги.

– Дария, прошу…

– Мне надо идти, – перебивает меня сестра и с сарказмом в голосе добавляет: – Хорошенько повеселитесь там, в Италии.

А потом щелчок – и разговор окончен.

Я бегу в туалет, снимаю очки и промакиваю глаза бумажным полотенцем. Дария не на шутку обиделась. Бабушка в ярости. Люси злится. Папа тоже наверняка расстроен. Есть хоть кто-нибудь, кого я не разочаровала? И все ради чего? Ради каприза старой женщины, которая решила, что под конец жизни найдет свою настоящую любовь? Или ради того, чтобы покончить с проклятием, в которое я даже не верю? Я, правда, очень надеюсь услышать рассказы о маме, однако еще не факт, что они будут правдивыми.

Поппи входит в туалет и, увидев меня в зеркале, резко останавливается.

– Ох ты господи! – Она обнимает меня, и я погружаюсь в цитрусовый аромат ее духов. – Девочка моя, что случилось?

– Все нормально. – Я вытираю нос шершавым бумажным полотенцем. – Вернее, все ужасно.

Поппи прижимает меня к своему хрупкому телу, и я готова поклясться, что слышу, как бьется ее сердце. Я закрываю глаза и объясняю:

– Дария очень расстроилась. Она рассчитывала, что я побуду с ее детьми в этот уик-энд.

Тетя отстраняется и смотрит мне в глаза:

– Ты это ей пообещала?

– Еще в августе, – киваю я. – Правда, о конкретной дате мы не договаривались. Честно говоря, я вообще об этом забыла. – Я швыряю скомканное полотенце в урну. – Ну как я могла так подвести сестру!

Поппи берет меня плечи и разворачивает кругом. Теперь я стою к ней задом. Когда тетя вдруг начинает отряхивать мне спину, я даже вздрагиваю от неожиданности и изумленно смотрю на нее через плечо.

– Что ты делаешь?

– Стираю у тебя со спины следы ног.

– Какие еще следы?

– Те, что оставила твоя сестра, когда топталась на тебе.

Поппи смотрит мне в глаза и покатывается со смеху. Я не выдерживаю и тоже хихикаю.

– Что одновременно возвышает и очищает нас? – Тетя берет со столешницы у раковины очки и водружает их мне на нос. – Смех сквозь слезы.

И в этот момент я понимаю, почему решила полететь с ней в Италию.

Минут десять спустя я с покрасневшими, но сухими глазами возвращаюсь к выходу на посадку. Поппи с просветленным лицом наблюдает за людьми, а Люси продолжает с кем-то переписываться по телефону, быстро набирая и отправляя односложные ответы на сообщения. Чтобы отвлечься от мыслей обо всех родственниках, которых подвела, я достаю блокнот с авторучкой и, прикрывая страницу левой ладонью, начинаю марать бумагу. Но Поппи все замечает:

– Да ты у нас писательница!

Я закрываю блокнот:

– Да нет, какое там. Это просто хобби.

– Не смущайся, милая. То, что приносит радость, не может очернить.

Мне смешно.

– Очернить? Кто в наше время использует это старомодное слово?

– Литераторы, кто же еще. А теперь расскажи, что ты сочиняешь?

– Любовный роман, – отвечаю я и быстро добавляю: – Но я вовсе не собираюсь его печатать.

– Роман? Это впечатляет. – Поппи делает серьезное лицо. – У тебя, видимо, богатый опыт в таких делах?

– Ну, не так чтобы очень богатый. У меня был парень в колледже. Лиам. Наши отношения продлились несколько месяцев. – Я смеюсь. – К счастью, у меня богатое воображение.

– Думаю, тут мы с тобой похожи. Я предпочитаю видеть жизнь такой, какой она должна быть, а не такой, какая она есть. – Тетя достает из сумочки помаду. – А этот твой бойфренд… Лиам. Что между вами произошло? Вы были влюблены?

Прямой вопрос Поппи застает меня врасплох. У меня комок подкатывает к горлу. Я заставляю себя улыбнуться:

– Да, наверное. Хотя все закончилось, еще толком не начавшись. Я ушла из Барнарда в зимние каникулы, надо было помогать дяде Бруно в его магазине. Все закончилось тем, что я перевелась в колледж в Бруклине. Лиам и я… мы просто отдалились друг от друга.

Поппи хмурится:

– Ничего не понимаю. Что за хрень?! – Она быстро прикрывает рот ладонью, как будто сама от себя такого не ожидала. – Пардон, вырвалось, но иногда другого слова и не подберешь.

Я не могу удержаться от смеха.

– Лиам был неплохим парнем, – говорю я в надежде закрыть тему.

– И только? – Тетя подкрашивает губы блестящей коралловой помадой. – Эмили, ты заслуживаешь большего. Пришла пора подыскать тебе достойную пару. – Она причмокивает губами. – Мне представляется, что это будет интеллектуал. Мечтатель… Любитель литературы. Парень с острым умом и крепким задом. – Поппи хохочет, и я даже не успеваю ничего возразить, как она вдруг спрашивает: – Ты играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте?

– О господи, нет!

– А твой дедушка неплохо музицировал.

– Правда?

Я видела фотографии дедушки Альберто. На них он всегда был запечатлен с сигарой, но с музыкальным инструментом – никогда. Тетя наверняка что-то путает, но мне не хочется с ней спорить.

Поппи протягивает мне помаду. Я отрицательно качаю головой. Она смотрит на мой шрам и бросает помаду в сумочку.

– Ты увлекаешься живописью? Рисуешь?

– Поппи, честное слово, я тебе практически все о себе рассказала. У меня не такая уж интересная жизнь.

– Ничего страшного, Эмилия. Это скоро изменится.

Я перевожу разговор в более безопасную плоскость:

– Расскажи лучше о себе. Ты уехала их Бенсонхёрста в шестьдесят первом году. Что было потом?

На лицо Поппи набегает тень, но она быстро встряхивается.

– Я переехала в Херши, это городок в Пенсильвании. Устроилась на шоколадную фабрику. Работала там на конвейере. – Поппи хватает себя руками за горло и скашивает глаза к носу. – Тоска смертная, хоть удавись.

Я смеюсь:

– А затем ты получила степень по искусствоведению?

Тетя кивает:

– Я пять лет училась на вечернем отделении в Колледже Франклина и Маршалла и получила степень бакалавра. А потом мне выпал редкий шанс: я выиграла грант на обучение в магистратуре Пенсильванского университета. Вот тогда-то я уволилась с фабрики в Херши и переехала в Филадельфию.

Поппи рассказывает о своей работе в Колледже Брин-Мар, о том, как преподавала подросткам искусствоведение.

– Целых сорок лет, даже больше. Но последние десять я предпочитаю работать волонтером.

– Ничего себе!

Я с восторгом смотрю на эту образованную, не потерявшую интереса к жизни независимую даму, которая так не похожа на остальных женщин из рода Фонтана. Даже не верится, что у нас с ней общие корни.

– До посадки еще полно времени. Может, ты расскажешь что-нибудь о моей маме?

Люси отрывается от своего телефона:

– Почему бы не потрепаться на более современные темы. Например, кто твой любимый герой в сериале «Холостяк» или обсудить еще что-нибудь в таком духе?

Так странно, что в моей семье никто, включая Лучану, не понимает, почему я хочу узнать побольше о своей маме. Неужели они действительно не представляют, что можно отчаянно скучать по человеку, которого никогда не знал?

– Да, конечно, – говорит тетя, и я подозреваю, что она согласна с Люси.

Но потом Поппи крепко берет меня за руку и выдыхает так, будто приготовилась сделать первый шаг на трудной и опасной дороге.