Я стою у окна в свинцовом переплете, полускрытый бархатными шторами. На подъездной аллее смеются и оживленно переговариваются Майкл и его спутники в тяжелых толстых куртках; изо ртов поднимаются облачка пара, ружья зажаты в сгибе локтя. Гости вырвались из дома на свободу, предвкушая предстоящую бойню, и выглядят почти как люди.
Слова Даниеля утешают, но не даруют прощения. Я должен вместе с охотниками отправиться на поиски той, кого не смог спасти. А вместо этого я трусливо прячусь. С позором гляжу из своего укрытия, как охотники уходят без меня.
Под окнами охотничьи собаки рвутся с поводков, псари с трудом удерживают свору. Две группы сливаются в одну, пересекают лужайку у леса, направляются туда, куда я указал Даниелю. Но моего приятеля среди них не видно. Наверное, он присоединится к ним позже.
Дождавшись, когда все охотники скроются в чаще, возвращаюсь к карте на стене. Если верить карте, конюшня совсем рядом с особняком. Конюх наверняка там. У него обязательно найдется экипаж, который доставит меня в деревню, а оттуда я поездом вернусь домой.
Я направляюсь к двери в гостиную, но путь мне преграждает огромная черная ворона.
Сердце чуть не выпрыгивает из груди. Я отшатываюсь, задеваю комод, с него падают семейные фотографии и какие-то безделушки.
– Не бойтесь, – произносит жуткое создание, выходя из сумрака.
Это не ворона. Это человек в костюме средневекового чумного Лекаря; вместо перьев – черный плащ, клювастая фарфоровая маска поблескивает в свете лампы. Судя по всему, это наряд для сегодняшнего бала-маскарада, хотя непонятно, зачем надевать это зловещее облачение средь бела дня.
– Вы меня напугали, – говорю я, потирая грудь и смущенно посмеиваясь.
Он склоняет голову набок, разглядывает меня, будто дикого зверька, невесть как очутившегося на ковре.
– Что вы помните? – спрашивает он.
– Простите?
– Вы очнулись с каким-то словом на губах. С каким именно?
– Простите, а мы с вами знакомы? – Я выглядываю в гостиную, надеясь, что там остался кто-то из гостей.
К сожалению, там никого нет. Мы с неизвестным наедине, чего он и добивался, с тревогой соображаю я.
– Я вас знаю, – говорит он. – Этого достаточно. С каким словом вы очнулись?
– Снимите маску, давайте побеседуем лицом к лицу, – предлагаю я.
– Пусть она вас не волнует, доктор Белл, – заявляет он. – Отвечайте на вопрос.
В его словах нет ничего угрожающего, но фарфоровая маска глушит голос, в каждом предложении слышится низкий звериный рык.
– Анна, – говорю я, хлопая себя по бедру, чтобы унять дрожь в ноге.
– Жаль, – вздыхает он.
– Вы знаете, кто она? – с надеждой спрашиваю я. – Здесь никто о ней не слышал.
– И неудивительно. – Он пренебрежительно взмахивает рукой в перчатке, достает из-под плаща золотые карманные часы, цокает языком, глядя на циферблат. – Нам предстоит многое сделать, но не сегодня. Сначала вам нужно прийти в себя. Мы еще поговорим, когда все немного прояснится. А пока советую вам поближе познакомиться с Блэкхитом и его обитателями. Отдыхайте и развлекайтесь, доктор, лакей вас скоро отыщет.
– Лакей? – переспрашиваю я; это слово почему-то вызывает во мне тревогу. – Это он убил Анну и искалечил мне руку?
– Сомневаюсь, – говорит Чумной Лекарь. – Лакею вашей руки будет маловато.
Громкий шум за спиной заставляет меня обернуться. По стеклу растекается кровавое пятно, в зарослях сорняков под окном бьется и трепещет умирающая птица. Наверное, влетела в стекло. Меня пронзает жалость, на глаза наворачиваются слезы при виде бессмысленной смерти. Первым делом надо похоронить птицу. Я поворачиваюсь к таинственному собеседнику, но его уже нет.
Удивленно гляжу на руки. Кулаки сжаты так сильно, что ногти впиваются в ладони.
– Лакей, – повторяю я.
Самое обычное слово вызывает у меня необъяснимое чувство ужаса. Я почему-то до смерти боюсь этого человека.
Страх подгоняет меня к письменному столу, где лежит ножичек для вскрытия писем. Он маленький, но острый; кончик до крови прокалывает мне большой палец. Посасывая ранку, прячу ножичек в карман. Теперь можно не запираться в кабинете.
Набравшись смелости, я возвращаюсь к себе в спальню. Без гостей обстановка Блэкхита и впрямь навевает тоску. За исключением великолепного вестибюля, все остальные комнаты пришли в запустение, в них пахнет плесенью и гнилью. По углам рассыпаны катышки крысиного яда, пыль лежит толстым слоем там, куда не дотягивается рука служанки. Ветхие ковры, исцарапанная мебель, почерневшие серебряные сервизы за мутными стеклами сервантов. Гости Блэкхита – не самая приятная компания, но сейчас мне не хватает гула их голосов. Они наполняют особняк жизнью, изгоняют отсюда мрачную тишину. Блэкхит – дом, которому нужны обитатели, иначе он превращается в унылые развалины, в руины, которые давно пора снести.
В спальне я надеваю пальто, беру зонтик и выхожу в сад, где по земле хлещет дождь, а в воздухе удушающе пахнет палой листвой. Не знаю, в какое окно ударилась птица, поэтому медленно иду вдоль цветочного бордюра. Отыскав крохотный трупик, рою могилу ножом для бумаг и хороню птицу. Мои перчатки промокают насквозь.
Дрожа от холода, размышляю, куда идти дальше. Вымощенная булыжником дорожка тянется по дальнему краю лужайки к конюшне. Можно пройти по траве, но тогда промокнут и туфли. Я отправляюсь кружным путем, по подъездной аллее, от которой влево сворачивает еще одна мощеная тропа. Как и следует ожидать, тоже в ужасном состоянии. Корни деревьев выворачивают камни из земли, над дорожкой нависают корявые пальцы ветвей. Встреча с незнакомцем в наряде чумного лекаря меня напугала. Я покрепче сжимаю ножичек и иду медленно и осторожно, боясь оскользнуться и упасть, опасаясь, что кто-то выскочит из-за кустов. Не знаю, зачем таинственный незнакомец нацепил на себя зловещий наряд, но не могу забыть его пугающих предупреждений.
Кто-то убил Анну и вручил мне компас. Маловероятно, что один и тот же человек напал на меня ночью и спас утром. А теперь появился еще и какой-то лакей. Да кто же я такой? Откуда у меня столько врагов?
Дорожка ведет к высокой кирпичной арке, в которую вделаны часы; стекло циферблата разбито. За аркой виднеется двор, конюшни, какие-то сарайчики и пристройки. В кормушки насыпан овес; бок о бок стоят экипажи, накрытые зеленым брезентом от дождя.
Вот только лошадей нет.
Все стойла пусты.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – неуверенно спрашиваю я.
Голос разносится по двору, но ответа я не слышу.
Над одной из хижин из трубы поднимается черный дымок. Дверь не заперта, я выкрикиваю приветствие и вхожу. Как ни странно, хозяев нет дома, хотя в очаге горит огонь, на столе стоит миска овсянки и тарелка поджаренного хлеба. Я снимаю мокрые перчатки, вешаю их на перекладину над огнем, чтобы на обратном пути было не так зябко.
Кончиком пальца дотрагиваюсь до еды. Она еще теплая, оставлена недавно. На стуле лежит седло и кусок кожи, – видно, кого-то неожиданно оторвали от работы. Могу лишь предположить, что обитатель дома отлучился по срочному делу. Может быть, стоит дождаться его возвращения. Во всяком случае, здесь тепло и сухо, хотя уголь нещадно дымит, а в доме сильно пахнет конским волосом и какой-то смазкой. Хуже другое: дом стоит на отшибе. Пока я не выясню, кто напал на меня вчера ночью, все обитатели Блэкхита находятся под подозрением, включая конюха. По возможности я не стану встречаться с ним один на один.
На гвозде у двери висит расписание работ, рядом с ним болтается карандаш на веревочке. Я снимаю листок, переворачиваю его, чтобы оставить записку с просьбой отвезти меня в деревню, но там уже что-то написано.
Не уезжайте из Блэкхита. От Вас зависит не только Ваша жизнь, но и жизни многих других. Сегодня вечером, в 10:20, приходите к склепу на фамильном кладбище, я Вам все объясню. Кстати, не забудьте про перчатки, они вот-вот сгорят.
С любовью, Анна.
Дым щекочет ноздри. Оборачиваюсь к очагу: и правда, перчатки вот-вот загорятся. Я срываю их с перекладины над огнем, затаптываю угли. Сердце колотится. Таращу глаза, оглядываю дом, пытаюсь понять, что это за фокус.
«Вечером встретитесь с Анной, у нее и спросите».
– Я же видел, как она умерла! – выкрикиваю я в пустоту и пристыженно умолкаю.
Успокаиваюсь, перечитываю записку еще раз, но это мало что объясняет. Если Анна жива, то с ее стороны было бы слишком жестоко так измываться надо мной. Скорее всего, когда все в особняке узнали о ночном происшествии, кто-то решил подшутить надо мной и нарочно выбрал мрачное место и время для встречи.
«Этот кто-то, наверное, ясновидящий».
– Погода сегодня ненастная, кто угодно мог предположить, что мне захочется высушить перчатки.
Дом вежливо слушает, но мне самому такое объяснение кажется слишком надуманным. Как и желание объявить записку чьей-то глупой шуткой. Увы, очевидно, что в моем характере слишком много безнадежных изъянов: вместо того чтобы питать хоть какую-то надежду на то, что Анна все-таки жива, мне проще считать ее мертвой, чтобы самому с чистой совестью побыстрее отсюда сбежать.
Терзаясь сомнениями, я натягиваю подпаленные перчатки. Надо все обдумать, и лучше делать это на ходу.
Отправляюсь в обход конюшни, мимо конского выгула, заросшего высокой травой по пояс; столбы ограды прогнили напрочь, еле держатся. В дальнем конце выгула виднеются две фигуры под одним зонтиком. Наверное, там пролегает какая-то тайная тропа, потому что они идут слаженно, рука об руку. Бог знает как они меня заметили, но одна из фигур приветственно машет мне. Охваченный мимолетным дружеским порывом, я повторяю жест, и парочка скрывается в сумрачном лесу.
Опускаю руку. Все решено.
Я убедил себя, что ничем не обязан убитой и поэтому вправе уехать из Блэкхита. Это довод труса, типичный, но в чем-то правдивый.
Однако же если Анна жива, то он неприменим.
Утром я ее предал, а потом только об этом и думал. А теперь у меня появился шанс, и упускать его я не намерен. Ей грозит опасность, а значит, я обязан ей помочь. И помогу. Если это не удержит меня в Блэкхите, то я не достоин жизни, с которой опасаюсь расстаться. Во что бы то ни стало сегодня ночью, в двадцать минут одиннадцатого, я приду на кладбище.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления