Онлайн чтение книги Ты будешь там? Seras-tu Là?
1. Первая встреча

Аэропорт Майами

Сентябрь 1976 года

Элиоту 30 лет

Сентябрьское воскресенье во Флориде. По дороге, ведущей к аэропорту, летел «Тандерберд»[2]«Тандерберд» (T-Bird) – название люксового автомобиля марки «Форд». с откидным верхом. За рулем сидела молодая женщина. Ее волосы развевались на ветру. Обогнав несколько машин, она ненадолго остановилась перед входом в зону вылета, чтобы высадить пассажира. Мужчина достал из багажника сумку и, наклонившись к окошку, поцеловал женщину. Хлопнула входная дверь – он вошел в здание из стекла и стали.

Его звали Элиот Купер. Он был красив и строен; из-за кожаной куртки и спутанных волос его можно было принять за подростка, хотя он работал врачом в Сан-Франциско.

Элиот на автомате подошел к стойке регистрации, чтобы получить посадочный талон на рейс Майами – Сан-Франциско.

– Спорим, ты по мне уже соскучился?

Услышав знакомый голос, мужчина резко обернулся. Ее изумрудные глаза смотрели на него вопросительно, но с вызовом. На ней были джинсы с заниженной талией, замшевый пиджак с надписью «Мир и любовь» и футболка цветов ее родного бразильского флага.

– Когда я в последний раз тебя целовал?

– Прошла уже минута.

– Это же целая вечность!

Он обнял и привлек к себе любимую. Ее звали Илена. Он знал ее уже десять лет и был обязан ей многим: профессией, изменившимися взглядами на жизнь…

Элиот удивился ее возвращению: они оба избегали прощальных сцен, прекрасно понимая, что те только усилят боль расставания.

Их отношения складывались сложно. Илена работала во Флориде, он – в Сан-Франциско. Между ними было четыре часовых пояса и четыре тысячи километров, разделявших Восточное и Западное побережья.

Конечно, они уже давно могли жить вместе, но боялись задохнуться в спокойной семейной жизни и потерять то ощущение счастья, которое испытывали во время своих недолгих встреч.

И потом, каждый занимался любимым делом. Он – на берегу Тихого океана, она – Атлантического. После долгой учебы на медицинском факультете Элиот наконец получил должность хирурга в одной из больниц Сан-Франциско. Илена работала ветеринаром в «Морском мире Орландо» – самом большом океанариуме на планете, – она лечила дельфинов и косаток. Последние несколько месяцев она много времени отдавала «Гринпису», с первых же дней получившему широкую известность. Эта организация, основанная четыре года назад группой убежденных пацифистов и экологов, прославилась борьбой с ядерными испытаниями. Но Илена участвовала главным образом в кампании против массового уничтожения китов и тюленей.

Словом, они жили интенсивной жизнью, в которой не было места скуке. Однако каждое новое расставание давалось тяжелее предыдущего.

«Объявляется посадка на рейс семьсот одиннадцать до Сан-Франциско, выход номер восемнадцать…» – прозвучало в зале ожидания.

– Это твой самолет? – спросила Илена, высвобождаясь из его объятий.

Элиот кивнул и, поскольку давно ее знал, добавил:

– Ты хотела мне что-то сказать?

– Да. Я провожу тебя до зоны вылета. – Она взяла его за руку и заговорила с особым южноамериканским акцентом, который он обожал: – Я прекрасно вижу, Элиот, что мир движется к катастрофе: холодная война, коммунистическая угроза, гонка ядерных вооружений…

Каждый раз, когда они расставались, он смотрел на Илену, словно в последний раз. Как она была красива сейчас!

– …истощение природных ресурсов, не говоря уже о загрязнении окружающей среды, вырубки тропических лесов и…

– Илена?

– Да?

– К чему ты клонишь?

– Я хочу ребенка, Элиот…

– Прямо сейчас, в аэропорту?

Он не нашелся, что еще сказать. Отшутился, чтобы скрыть растерянность. Но Илена не смеялась.

– Я не шучу, Элиот, и прошу тебя серьезно об этом подумать, – ответила она и, выпустив его руку, пошла к выходу.

– Подожди! – крикнул он, пытаясь ее остановить.

«Мистер Элиот Купер, вас просят срочно пройти на посадку рейса семьсот одиннадцать…»

– Черт! – вырвалось у него, и он покорно встал на эскалатор.

Он обернулся, чтобы последний раз помахать Илене.

Сентябрьское солнце заливало зал. Элиот искал глазами любимую, но ее уже не было.

* * *

Когда самолет приземлился в Сан-Франциско, наступила ночь. Полет длился шесть часов, и в Калифорнии был уже десятый час вечера.

Элиот собирался выйти из терминала и взять такси, но почувствовал, что очень голоден. Взволнованный разговором с Иленой, он даже не притронулся в самолете к подносу с едой. К тому же он знал, что дома его ждет пустой холодильник. На втором этаже он увидел знакомую вывеску «Кафе «Золотые Ворота». Он уже бывал здесь с лучшим другом Мэттом, который не раз летал с ним на Восточное побережье. Элиот подошел к стойке и заказал салат, два рогалика и бокал шардоне. Усталость давала о себе знать, он протер глаза и попросил телефонные жетоны. В кабинке он набрал номер Илены, но никто не ответил. Из-за разницы во времени во Флориде было уже за полночь. Илена наверняка вернулась домой, но, видимо, не хотела с ним разговаривать.

Что и следовало ожидать…

Однако Элиот не жалел, что ответил шуткой на ее просьбу. По правде говоря, он не хотел детей.

И дело было не в недостатке чувств: он обожал Илену, и его любви хватило бы на пятерых. Но одной любви недостаточно. Потому что сейчас, в середине семидесятых годов, молодой врач считал, что мир летит в пропасть; ему совсем не хотелось брать на себя ответственность за будущего ребенка.

А Илена ничего не хотела слушать.

Вернувшись к стойке, Элиот расправился с ужином и заказал кофе. Он нервничал и машинально хрустел пальцами, не замечая этого. В кармане куртки он нащупал пачку сигарет и, не удержавшись, распечатал ее.

Он знал, что должен бросить курить. Вокруг все больше и больше говорили о вреде табака. За последние пятнадцать лет эпидемиологические исследования показали: никотин вызывает наркотическую зависимость, и, будучи хирургом, Элиот прекрасно знал, что у курильщиков гораздо выше риск заработать рак легких и сердечно-сосудистые заболевания, чем у остальных. Но, как многие врачи, он больше думал о здоровье других, чем о своем собственном. Курить было разрешено всюду: и в ресторане, и в самолете. А сигарета стала непременным атрибутом стиля, символизируя социальную и культурную свободу.

«Скоро брошу, – подумал Элиот, выпуская колечко дыма, – но только не сегодня». Он слишком устал, чтобы принимать решения.

Рассеянно глядя в окно кафе, Элиот неожиданно заметил странного мужчину в небесно-голубой пижаме, который пристально смотрел на него. Хирург прищурился, чтобы лучше его разглядеть. Незнакомцу было лет шестьдесят, его спортивная внешность и слегка поседевшая бородка придавали ему сходство со стареющим Шоном Коннери. Элиот нахмурился: что делает в такой поздний час в аэропорту босой мужчина в пижаме?

В сущности, Элиоту не было до этого дела, но какая-то неведомая сила заставила его встать и выйти из кафе. Незнакомец выглядел потерянным, как будто сам не понимал, как здесь оказался. Чем ближе Элиот подходил к нему, тем сильнее его охватывало непонятное беспокойство. Кто этот человек? Может, это пациент, сбежавший из больницы? В таком случае разве не должен он, как врач, оказать ему помощь?

Когда до мужчины оставалось не больше трех метров, Элиот понял, что же его так тревожило: тот был поразительно похож на его отца, умершего пять лет назад от рака поджелудочной железы.

В полной растерянности врач сделал еще пару шагов. Сходство его ошеломило. Тот же овал лица, та же ямочка на щеке, которую унаследовал Элиот.

А если это он и есть?..

Нет, надо взять себя в руки! Отец умер, и умер давно! Он сам видел, как его положили в гроб; он присутствовал на кремации.

– Я могу вам помочь, сэр?

Мужчина попятился – он тоже был взволнован. Он казался сильным, и в то же время было очевидно, что сейчас потерял почву под ногами.

– Я могу вам помочь? – повторил врач.

Но незнакомец только пробормотал:

– Элиот…

Откуда он мог знать его имя? И этот голос…

То, что они с отцом никогда не были близки – это еще мягко сказано. Но теперь, когда отца уже не было, Элиот порой жалел, что не старался его понять.

Растерявшись и осознавая абсурдность вопроса, Элиот не смог удержаться и спросил сдавленным от волнения голосом:

– Папа?..

– Нет, Элиот, я не твой отец.

Как ни странно, этот разумный ответ его совершенно не успокоил: интуиция подсказывала ему, что самое невероятное еще впереди.

– Тогда кто вы?

Мужчина положил руку ему на плечо. В его глазах появился знакомый блеск. Немного поколебавшись, незнакомец ответил:

– Я – это ты, Элиот…

Врач отскочил назад и застыл, как громом пораженный, а мужчина закончил:

– …через тридцать лет.

* * *

– Я через тридцать лет? – ошеломленно повторил Элиот. – Что вы хотите этим сказать?

Мужчина не успел ответить: у него внезапно пошла носом кровь и залила воротник пижамы.

– Запрокиньте голову! – скомандовал Элиот, достав из кармана бумажную салфетку, прихваченную в кафе, и положил ее на нос тому, кого считал теперь своим пациентом. – Сейчас пройдет, – сказал он успокаивающим тоном.

Элиот пожалел, что при нем нет сумки с инструментами, но кровотечение быстро остановилось.

– Пойдемте со мной, вам надо умыться.

Мужчина послушно пошел за ним. Но когда они подошли к туалету, его затрясло, как при эпилептическом припадке.

Элиот хотел помочь, но незнакомец с силой оттолкнул его.

– Не трогайте меня! – потребовал он, распахивая дверь туалета.

Получив такой отпор, Элиот решил подождать снаружи.

Какая странная история. Сначала это поразительное сходство, потом несуразная фраза: «Я – это ты, но через тридцать лет», а теперь еще кровотечение и конвульсии.

Черт знает, что за день!

Но странности еще не закончились, потому что через минуту, решив, что ожидание слишком затянулось, Элиот решил войти в туалет.

Врач прошел ряд умывальников. Никого. Здесь не было ни окон, ни запасного выхода. Значит, мужчина заперся в одной из кабинок.

– Вы здесь, сэр?

В ответ – тишина. Боясь, что тот потерял сознание, Элиот распахнул дверь первой кабинки: никого.

Вторая, третья, десятая… пусто.

В отчаянии врач поднял глаза к потолку: все панели были на своих местах.

Это казалось невозможным, однако пришлось признать очевидное: незнакомец исчез.