Онлайн чтение книги Серебряная клятва
3. Вдовье горе

Он увидел их издали – ладные корабли из темного дерева, с темными же парусами – синими, серыми, багровыми. Но не по парусам и не по древесине он их узнал, а по носовым фигурам – посеребренным волкам с глазами-корундами, золоченым крысам, ряженным в жемчуга. Пиратская Вольница. Пиратская Вольница и правда зачем-то прислала Карсо свои силы, если, конечно, может прислать силы страна, которой нет.

О тех землях – скопище островов, зовущемся чужеродно и рычаще, «Гара-Гола» – Хельмо знал мало. Находились они на другом конце мира, дружить с Острарой никогда не рвались. Вроде люди поселились там три сотни лет назад, после каких-то волнений в Цветочных краях; вроде были это сплошь изгнанные графы, бароны и прочие правители, да все одичали, обозлились, выстроили диковинные суда, работающие не на ветре, а на огне, – и ударились в морские бои. Составляли Вольницу три не то ордена, не то гильдии: Соколы, Крысы да Волки. Если первые, как правило, нанимались служить в страны со слабым флотом, то вторые и третьи предпочитали разбой: Крысы за звонкую монету, Волки – из принципа и ража. Что Крысы и Волки забыли здесь?.. Ладони похолодели, но Хельмо быстро успокоил себя: это же Инада, с ней в вольные времена у пиратов имелись связи. Они приходили сюда на зимовку, здесь были их притоны, рабские рынки, таверны, тайные пещеры-сокровищницы, храмы, где они могли помолиться своим богам – Рыжей Судьбе, Королю Кошмаров, Слепому Судье… Но ведь это в прошлом. Вайго присоединил город. Ничего не запретил, кроме кровавых жертвоприношений и торговли детьми, но дал понять: не рады тут пиратам, не повесят, но и не поцелуют. Вайго был лих, да только равных себе по лихости не любил.

Шелковых наемников прибыло меньше, но их корабли Хельмо тоже опознал – по красным носовым фонарям и парусам, поблескивающим серебром. Боже… они даже не пытаются скрываться, просто пришвартовались и, возможно, наблюдают за ним прямо сейчас. Но не атакуют? Он задумался. Переглянулся с Янгредом, тот вопросительно поднял брови. Скорее всего, опять пытался выяснить: «Это для вас нормально, такие гости?» Хельмо пожал плечами. Нет… не надо нагнетать, пока он не пообщается с Карсо.

Лобное место выступало над портовой площадью. Оно было обнесено заграждением из золотистого шпата; камни, расходясь лучами, образовывали солнце. Округлый центр и был возвышением; там сияло второе «светило» – подвешенный на крепких опорах, отлитый из желтого металла священный набат. Не доезжая пары десятков шагов, Хельмо начал спешиваться. При мысли, что придется подняться, привлечь всеобщее внимание, заговорить, опять бросило в дрожь. Мелькнуло опасение: «Вот тут-то пираты меня и застрелят». Янгред будто прочел его мысли, спросил предупредительно:

– Я могу вас сопровождать? На вас лица что-то нет…

Стало неловко, но каким мучительным был соблазн кивнуть. Может, хоть блистательная фигура рядом придаст речи весомости? Немое: «Вот они, союзники. Вот кто нас спасет. Записывайтесь в отряды!» И Хельмо прошептал одними губами: «Пожалуйста».

Площадь бурлила: лепились друг к другу косые лавчонки и пестрые навесы, и фонтан в виде скопища угрей, стремящихся к небу, – у него многие спасались от жары. Поблизости высился белокаменный, с лазурными куполами храм, на ступенях которого сидели старухи и юродивые. Никто не обращал на Хельмо внимания, а конвой не спешил помогать его привлечь. Сгрудившись, стрельцы как ни в чем не бывало заговорили, загоготали. Хельмо окликнул ближайшего, с мушкетом, но тот словно не слышал. «Разбирайся как знаешь». Это явно был вызов, но Хельмо не стал его принимать: себе дороже тратить время на склоки. Привязав Илги и развернувшись, он пошел к лобному месту; Янгред последовал его примеру. Никто не остановил их – уже неплохо.

Молот, скорее всего, хранился у священников или у наряда караульных – по крайней мере, рядом с набатом не было ничего похожего. Хельмо пару раз крикнул: «Люди! Народ Инады! У меня указ!», но услышала его лишь притащившаяся за занятным зрелищем толпа из соседних кварталов. Здешние же горожане продолжали сновать туда-сюда: торговались, поругивались, кто-то как раз поймал за ухо воришку, потянувшегося к чужому кошельку. Хорошо бы выстрелить в воздух, да только оружия не было.

Хельмо чувствовал пока не раздражение – недоумение. Никто ни намеком не предупредил его на выезде, что в Инаде ополчение не ждут. Как вообще заявить о полномочиях, где Карсо? Можно только вообразить, что думает Янгред: ничего не подготовлено, не организовано, все через… через лошадиный круп! Кулаки невольно сжались. Нет, нет, нет… он ничего не испортит.

– ИНАДЦЫ! – взревел Хельмо громче и ударил по набату. Хотел кулаком, но в последний момент разжал, побоялся богохульства, и удар потонул в площадном шуме. На рассеченных фалангах пальцев выступила кровь.

– Почем рыба? – орал кто-то, тыча в разложенные на подтаивающем льду тушки.

– Я тебе, я тебе! – честили воришку у одежной лавки.

– Пойдемте плавнем! – зазывали друг друга гуляки, вываливаясь из винодельни.

Хельмо глубоко вздохнул, замахнулся повторно, но услышал:

– Позвольте, я помогу, это я умею.

Ответить он не успел: Янгред ударил в набат. Даже не замахивался: наверное, тоже опасался, что обвинят в святотатстве, но все равно удар металла о металл прозвучал даже зычнее, чем Хельмо ожидал, – грохнул, раскатился в знойном воздухе. Ослепительно сверкнуло солнце – оно как раз отразилось в золотом круге. Хельмо схватил Янгреда за руку, чтобы как можно меньше людей заметило, как язычник прикоснулся к солнечному символу. Стало так тихо, что было слышно: под крышей ближнего дома возится в гнезде голубь. Воришку выпустили, пьяницы замолкли, юродивые – даже калеки – начали вставать. Одна за другой к лобному месту поворачивались головы.

Хельмо осознал, что еще держит Янгреда за кисть, поймал усмешку вкупе с очередным приподнятием бровей и торопливо отпустил. Стало еще более неловко, захотелось даже извиниться, но эту глупость нужно было скорее отбросить. И он отбросил – улыбнулся, шепнул: «Спасибо» и, крепче сжав флаг, шагнул вперед. На него смотрели в ожидании, и отчего-то под этими взглядами рука, потянувшаяся за пазуху, замерла. Нет… не нужно по бумаге.

– Инадцы, – повторил он громко, но ровно, зная: теперь-то его слова ловят, а не выбрасывают небрежно под ноги. – Инадцы, я прибыл от царя Хинсдро, прибыл с дурной вестью. В Остраре началась война.

Мало кого могло бы это удивить. Ну не глухие же отшельники здесь жили, знали, что Самозванка уже на северо-западных берегах. Но может, так действует любая изреченная правда: бьет оглушительно, как закованный в металл кулак по набату. Тишина вроде не могла стать гуще, но стала, и несколько отдельных горестных возгласов – женских и детских – взрезали ее ножами.

– Вы вряд ли рады мне и, похоже, меня не ждали, – продолжил Хельмо, скользя по толпе взглядом: как вытягиваются лица, потупляются некоторые головы, разбегаются шепотки. – Но я здесь, чтобы не оставлять вас в неведении и… – потребовалось промедление, – просить помощи. Первое ополчение, все лучшие воины, уже защищают Острару. Их берут измором, их калечат и пожирают… – говорить этого он не хотел, но должен был и сразу, кожей, почувствовал холод чужого страха. – Их сил хватит еще на некоторое время. Но чем дальше продвинется Самозванка, тем сложнее будет. Пора готовиться к обороне, собирать второе ополчение, и мы уже начали делать это, начали по всем храбрым землям… – он понял, что частит, перевел дух, опять оглядел толпу и добавил то, что, как он надеялся, воодушевит ее: – Впрочем, мы будем биться не одни. У нас есть друзья.

Рука еще кровоточила, когда Хельмо положил ее на плечо Янгреда. Тот, прежде глядевший вниз, тоже посмотрел на толпу и слабо, заледенело улыбнулся. Наверное, ему было неуютно. Наверное, он привык к своему лихому народу, всегда готовому драться. Здесь же… здесь он не мог не заметить ужас, выглядывающий из каждой пары глаз. Янгред ничего не сказал, только, приложив ладонь к груди, слегка поклонился, и солнце заблестело в его наплечниках, запуталось в волосах. Это было величественно; люди, кажется, впечатлились, потому что опять воздух зазвенел шепотками.

– А они-то нас не захватят? – выкрикнул вдруг кто-то из гущи людей у фонтана, и людское море загудело. А правда?

– А поживем – увидим! – в тон ему, так же дерзко ответил за Хельмо Янгред, и неожиданно это встретили целой россыпью смешков.

– Если не верить союзникам, кому верить? – Хельмо сказал это громко, подняв руку в призыве замолчать, после чего продолжил: – Но это не ваша, поверьте, не ваша забота: я возглавлю ополчение и только мне вести вперед это пламя. Вас тронут, только если тронут меня. И касается это… любой дурной воли. Клянусь.

Он чувствовал себя странно: будто его охватывает невидимое пламя. Может, у него горело лицо, может, просто он наконец упарился, а может, Янгред смотрел с таким вниманием, что становилось жарко. Хельмо облизнул губы. Было немного дурно, но он собрался и продолжил о более насущном: о том, где и как можно будет записаться в ополчение; о направлениях, в которых Самозванка еще не преуспела; о защите столицы, к которой обязательно нужно будет вернуться. Его слушали, не перебивая. Дядю он старался не упоминать: понимал, что обязательно услышит что-то вроде: «А где сам царь? Прячется?» Пойдут за ним, за Хельмо… значит, ему и сулить, и утешать, и ободрять. Закончил он тихо, просто, понимая: ничего не выдумать лучше:

– Не пойдете – что ж. Мы не просто потеряем свои дома. Не просто будем убиты, ограблены, съедены на кровавых пирах. Мы будем стерты как народ. Небесная луна лишь отражает свет солнца, а на земле станет наоборот. Я этого не хочу.

Хельмо замолк. Тишина надвинулась, стала еще пронзительнее, но наконец раздались хлопки, все чаще и чаще. Они сопровождались криками; некоторые в толпе склонялись, другие напирали на них, чтобы подобраться ближе и о чем-то спросить. Гвалта, не разделяемого на отдельные фразы, было много. Но один голос, словно колокольчик, вдруг вырвался из гулкой пелены и заставил замолчать все прочие:

– Чудесно! Пропустите, пропустите меня, мои люди! Не видите, кто идет?

Это воскликнула женщина в ближних рядах – она и захлопала первой. Разумеется, Хельмо сразу ее узнал, и сердце опять екнуло, но иначе. Он облегченно улыбнулся.

С ней была стража, но не стрелецкая, вместо молодцов в голубом – быстрые сероглазые люди в черной кисее и золоте, в плотной чешуе и остроконечных шлемах, сплошь длинноволосые. Выходцы из Шелковых пустынь, такие же, как та, кого они сопровождали.

– Какая речь, мой юный друг! – повторила женщина и грациозно, величественно скользнула вперед. – Каким ты стал взрослым!

Янгред с любопытством, пожалуй, бесцеремонным, на нее уставился, но Хельмо сложно было его не понять. Как может не поразить такая дикая, точеная красота?

– Имшин Велеречивая… – выдохнул он и тихо пояснил Янгреду: – Это супруга наместника Карсо.

Она почти летела, а пред ней расступались. Одета она была в синюю хламиду, шитую перламутром, но Хельмо знал: под этим нарядом, как обычно, полупрозрачные шаровары и открытый лиф, а пупок проколот. Волосы, тяжелые, черные, гладкие, трепетали на ветру. Мерцающий взгляд раскосых серых глаз еще острее делала красная подводка; лицо – свежее, золотисто-смуглое – могло бы принадлежать деве. Мало кто угадал бы истинный возраст этой чарующей женщины, у которой росли два сына, рожденных в один год с Тсино. Хельмо никогда и не пытался, помнил ее вечно юной.

– Ты все же здесь! – проговорила она, подступив. – Что ж, добро пожаловать.

Хельмо поклонился, но Имшин тут же рассмеялась и подцепила его подбородок тонкой, унизанной звенящими браслетами рукой. Жест был нежным, хотя багровые коготки и впились в кожу. По пальцам тянулся черненый рисунок: волны, линии, а обильнее всего – обережные треугольники, символ чужого божества.

– Государеву племяннику негоже склоняться перед супругой городского головы, милый, – строго сказала она, и Хельмо почувствовал, как заливается краской.

– Мужчине подобает поклониться красивой женщине, Имшин.

Украдкой он заметил, как нахмурился Янгред, как шевельнулись его губы, повторяя: «Государев племянник?» Запоздало Хельмо осознал, что не сообщил союзникам таких подробностей, представился лишь воеводой, побоялся заискивания… Он вообще не любил дуть щеки, не считал важным родство с царем. А еще, что таить, постеснялся раскрывать положение при дворе, когда опростоволосился перед блистательным, гордым, взвешивающим каждое слово Янгредом – простым офицером.

– А ты, похоже, знаменитый рыцарь счастливой звезды, Огненный Янгред… – продолжила Имшин. – Не думала, что увижу тебя воочию.

Она смотрела с таким же цепким любопытством, как он на нее. Глаза встретились, губы изогнулись в одинаково прохладных улыбках. Это читалось: Имшин встревожена присутствием иноземца, пусть и не скажет об этом из расположения к Хельмо. Янгред же… скорее всего, он насторожился, услышав свое имя. Не кланяясь, он ровно спросил:

– Я столь приметен среди других офицеров Свергенхайма?

Глаза Имшин блеснули. Разговор напоминал поединок.

– Ты один из немногих, кто покинул его и прославился. И также, – она помедлила, – один из немногих, столь похожих на его покойного короля, точно… плоть от плоти его?

Теперь опешил Хельмо, метнул на Янгреда взгляд и заметил смущение. Тот, похоже, понял подтекст: сжал губы, опять обратился в ледяную статую. Мог ли «простой офицер» быть… принцем? И ведь тоже не признался! А похоже, еще Цзуго что-то такое заметил! Хельмо облизнул губы и почти тут же осознал: не обижается. С чего обижаться, если у обоих по мешку секретов за плечами? Имшин тем временем, решив, видимо, оставить в покое тайны чужой крови, снова обратилась к нему:

– Я рада, что ты здесь. Рада, что государь в добром здравии. И… – вздохнув, она опять глянула на Янгреда, – рада, что ты обзавелся союзниками. У тебя сейчас трудное время.

– У нас, – робко поправил он. Что-то его встревожило.

– У нас, – нехотя повторила она, замолкла, и пришлось самому перейти к сложному, неприятному, но неминуемому:

– Почему вы не пустили, – Хельмо кивнул на Янгреда, – их? Они стоят под стенами несколько дней. Мне доложили, что гонец был, предупреждал. И… – вопрос о кораблях он пока опустил, спросил главное, от чего и теперь тревожно щемило в ребрах: – Где наш славный Карсо, неужели еще спит? Почему ты встречаешь меня, а не он?

Вопросы упали камнями, тяжело и звучно. Хельмо опять попытался улыбнуться, не зная зачем, – не облегчит улыбка дурной ответ. Не вышло; наверное, лицо, скорее, покривилось. Такая же судорога исказила черты Имшин. Не отвечая, она медленно подняла к глазам Хельмо левую руку, провела ею вправо-влево. Тоненькое деревянное колечко на среднем пальце было черным как уголь.

– О Господи, – прошептал Хельмо, едва не отпрянув. Все стало ясно. – Нет, нет…

– А они, – отозвалась Имшин, другой рукой поведя в сторону моря и кораблей, – прибыли проводить его и поддержать меня. Говорю на случай, если они тебя напугали.

Хельмо молчал. Колени предательски подрагивали, горло сдавило. Он сглотнул.

– Что случилось? – поинтересовался Янгред хмуро, и Имшин, видимо, сжалившись над потрясенным Хельмо, пояснила сама:

– Это венчальное кольцо, Огненный Янгред, светлое, из орехового дерева… было светлым. Пока не умер мой супруг. Это произошло две седьмицы назад.

Немало стоили ей слова. Она опустила голову, сжала зубы так, что заходили желваки, нервно оправила волосы, звякнув сережками. Ресницы дрогнули, потом сомкнулись веки – тоже закрашенные алым, напоминающие рыбок. Было похоже, что Имшин с трудом сдерживает то ли слезы, то ли крик.

– Мне очень жаль… – все, на что Хельмо хватило. «Как не вовремя» – чуть не сорвалось с языка, но это он удержал. Имшин грустно кивнула.

– Мы не думали, что это случится, да еще так нелепо. Его одолела лихорадка, он долго боролся и даже переносил на ногах, продолжал трудиться… – Она потерла лоб. – Ты же помнишь, каким грязным был раньше этот город; знаешь, какие тут свирепствуют ветра и как любят все пить из этих гадких фонтанов, хоть мы и запрещаем. Мы болеем каждый раз, как приходит Зеленая Сестрица, и неоднократно, всем чем можно, разносим заразу, и вот… Карсо нет. Многие подавлены и напуганы. Городом управляю пока я.

Хельмо покачал головой. Принять весть он еще не мог, сказал, будто это что-то меняло:

– Но об этом не сообщили в столицу… – он запоздало понял, что звучит это как упрек. Имшин оправдываться не стала.

– Хельмо, мы едва-едва оправились. Вести ныне идут неважно, и я не решилась послать их. Если перехватит Самозванка, если узнает, как мы стали беззащитны, если придет… – Имшин всплеснула руками. Она все сильнее начинала волноваться. – Ох, Хельмо… Я же не воин! И если бы не славные друзья… – Она опять обернулась на корабли.

– Не знал, что Карсо успел так… тесно подружиться опять с пиратами. – Хельмо мысленно пересчитал «крысиные» и «волчьи» корабли, прикидывая, сколько их еще может стоять в дальних бухтах.

– Не вижу ничего дурного в пиратах, – довольно холодно возразила Имшин и посмотрела теперь на шелковые корабли. – Да и многие мои прежние соотечественники наняли их просто как охрану, чтобы пересечь море. Не все пустынники – воины.

– Да, помню… – Хельмо, поколебался и уточнил: – А когда они уйдут?

Имшин ужалила его взглядом. Он пожалел о вопросе.

– Странно слышать подобное от коренного острарца, в крови которого уважение к законам гостеприимства. Они нам не мешают, они даже привезли мне подарки…

– А вот эти гости остались под стенами, – все же решился повторить Хельмо, кивнув на молчащего, о чем-то задумавшегося Янгреда. Ссориться он не хотел, поэтому мирно, полушутливо уточнил: – Тебя извиняет то, что ты все же не коренная острарка?

Имшин улыбнулась, невесело, но и без желчи. Опять посмотрела на Янгреда и, окликнув его, проговорила:

– Посмотри, он стыдит меня, словно девочку. Но я не в обиде. Поймите правильно оба: я боялась многого. Что горожане, которым не ясна обстановка в стране, перепугаются; что мы не справимся с таким количеством… вас, что вы заболеете, напившись из наших фонтанов, с которыми, как я уже говорила, беда… и, в конце концов, что вы – не вы.

– Понимаю, – уверил Янгред. Хельмо сейчас смотрел, в основном, на него и видел то, что и при знакомстве: лед. Он все же был задет, как ни пытался это смягчить. Тем не менее, помедлив совсем чуть-чуть, он прибавил: – И даже поддерживаю, это разумно в военное время.

– Но, конечно, так нельзя, – твердо продолжила Имшин и улыбнулась теплее. – Прости меня. Твои люди, самые уставшие, могут перебраться на постой. У нас всегда пустует часть казарм, прежней армии ведь давно нет. К тому же, не думаю, что это займет много времени. – Она бросила рассеянный взгляд на стоявших перед лобным местом шелковых. – Вы ведь, если я не ошибаюсь, скоро собираетесь в путь.

– Не займет… – так же рассеянно пробормотал Янгред. – Спасибо за щедрое приглашение. Пожалуй, я его приму.

Имшин оживилась. Кажется, она правда чувствовала вину и теперь радовалась.

– Скажи, сколько солдат придет к нам? Нужно же подготовить им кров.

– Четыре сотни… – медленно, что-то считая в уме, сказал Янгред, – разместятся?

– Вполне! – Она продолжала внимательно на него смотреть. – А командующие? Я могла бы предоставить вам покои в нашем… моем Голубом замке. Это честь – принимать вас. Я даже почтила бы это пиром, пусть и горюю по Карсо… – Снова губы дрогнули в слабой улыбке, она перевела взгляд на Хельмо. – А ты что скажешь, милый? Это ведь касается вас обоих, тем более тебя я давно не видела.

Хельмо поймал взгляд Янгреда – и «Да» не слетело с губ. Он сам скучал по жене Карсо, по ее чудным мальчишкам, чьей любимой забавой было заклинать змей, и все же… в приглашении многое виделось неправильным – прежде всего, то, что заночевать в тепле удастся далеко не всем. Несколько сот наемников, а остальные? Конечно, он не сердился, опасения и некоторая прижимистость Имшин были понятны, и все же.

– Ты очень добра, – покачал головой он. – Но, думается мне, место командиров с теми, кто будет ночевать без крыши и очага.

Янгред одобрительно кивнул, даже хлопнул его по плечу. Имшин, наоборот, огорчилась.

– Жаль. Мне… нам всем… так грустно без Карсо. И вообще, я тоскую по былому… – Она взяла Хельмо за руку, кончиком пальца начала водить по линиям на ладони. – Помнишь, как я тебе гадала? Разучилась, все забыла… а тоскую.

Он опять потупился, стал колебаться – все же какая она была красивая, какая родная. Часто он видел ее в Ас-Кованте в детстве; часто слышал ее звонкий хохот на пирах. Как головокружительно она там танцевала, не стыдясь поражать всех обнаженной полоской живота и стройными ногами, как обтирала ему, Хельмо, окровавленное лицо после пары неудачных детских драк и как хотелось утешить ее сейчас – погасшую, потерянную. Но, увы, приехал он не ради этого. И, увы, приглашения в гости стоило скорее оставить позади.

– Я навещу тебя, если успею, – мягко, но непреклонно отозвался он. – Позже. Мы едва встретились с союзниками, у нас ничего не оговорено, много дел. И также многое не оговорено у нас с тобой, ты ведь понимаешь? Учитывая, что получила дядино письмо.

– Не совсем. – Она отступила, оправила широкие рукава и спрятала в них руки, точно вдруг озябла. Похоже, обиделась, но спорить более не решилась. – Что, Хельмо?

– Скажи, Имшин. – Голос дрогнул, но он овладел собой, поднял глаза и прямо спросил: – Сколько ратников ты предоставишь в ополчение при таких обстоятельствах? Городские воеводы смогут уменьшить дружины и направить часть людей ко мне? А что со стрелецкими отрядами? Может, Карсо успел начать хоть что-то?

Об ответе – как и о том, что грянет дальше, – он догадывался, поэтому не дрогнул, когда Имшин недоуменно, испуганно глянула ему в лицо. Какое-то время она молчала, кусая пухлые капризные губы, но наконец, кашлянув, заговорила:

– Я понимаю… правда. Но для начала ты ответь, что без части воинства будем делать мы, если придет Самозванка? Кто защитит нас от людоедов при таких обстоятельствах? – Последнее она повторила его тоном. – Карсо во всем этом хотя бы разбирался. А я…

– Имшин. – Хельмо все же немного растерялся. Казалось, она готова броситься.

– Ответь. Сейчас же. О чем думает твой… наш царь? – Имшин, расправляя вновь плечи, подступила ближе. Взгляд ее жег. – А ты?! Я так рассчитывала на милосердие…

Она все крутила вдовье кольцо на пальце, глаза горели серебром. Расстроенная, рассерженная, напуганная… Хельмо понурился, проклиная все на свете. Возможно, торг не стоило затевать сейчас, «с порога», но поздно. В конце концов, лучше сразу, чем непонятно когда и непонятно как. В конце концов, она – родная.

– Ну и что же? – наседала Имшин. Хельмо молчал, понимая: с этой бедой он один. Янгред, судя по виду, жалел его, но вмешиваться не собирался. Себе дороже: внутренние дрязги союзников его не касались, могли, скорее, выйти боком, а уж с женщинами…

– Имшин, – наконец начал Хельмо. Он знал: следующие слова прозвучат высокопарно и бездушно, но других не было. – Нужно защитить столицу. Неприятель идет к ней, это его основная цель. Если падет сердце страны, за приходом Самозванки сюда дело не станет. Но пока все иначе: ваши земли окраинные, флот не задействован. Мы прогоним врагов раньше.

– Сердце. – Имшин скривилась. – Каждый город – разве не маленькое сердце? Твое сердце… разве не так же оно уязвимо для пуль и клинков, как сердце царя? А мое? Тебе его не жаль? Оно и так кровит.

Янгред усмехнулся. Имшин это заметила, судя по тому, как нахмурилась, и бросила:

– Да-да, Огненный, мы говорим красивые речи о грязном. Но это, скорее, печально, чем смешно. – Снова она посмотрела на Хельмо и мрачно, но уже твердо продолжила. – Впрочем, я знаю: ты лишь выполняешь долг. Столица – край господ, все прочее – край слуг. И я – тоже слуга. Бери все, что пожелаешь, бери.

Она будто обрушивала хлесткие оплеухи. Больше всего Хельмо хотелось сдаться, сказать Янгреду: «Вернемся позже» – а потом… потом что? Он не знал. Он не сможет уйти без подкрепления; он рассчитывал на этот город, с вольных времен полный ловких, храбрых, не пренебрегающих оружием людей. Здесь жили потомки кочевников, пришедших с Карсо; остепенившиеся пираты и разбойники; почти всякий богач имел хотя бы небольшой отряд. Что сделать? Пожалеть? Уступить бедной вдове, боящейся за себя и свою вотчину, мол, «Пусть со мной уходят лишь те, кто сам захочет»? А если не захочет никто?

– Ты не права. Мне тоже дорога Инада… – начал он и осекся, не зная, чем продолжить. – Имшин… я не господин, а вы не слуги; я не прошу и тем более не приказываю. Я умоляю. – Он окинул взглядом толпу перед лобным местом. Ее оттеснили пустынники; она поредела, но не рассосалась полностью. – Не надейся на спокойную жизнь в случае, если убьют дядю, меня, перебьют наши войска. Не дав людей, ты, скорее всего, просто отсрочишь свою гибель, спасешь что-то сейчас, но лишишься потом. Подумай об этом.

Теперь потупилась она. Глаза блестели, в них, кажется, вскипали слезы. В конце концов Имшин пришлось вытереть их – и красная подводка превратилась в грязные косые росчерки. Даже это не испортило ее лица. Хельмо не сводил с него взгляда. Желание отступиться усиливалось, слова заканчивались, оставалось только повторить:

– Подумай. Пожалуйста. Я буду тебе защитником, если ты поддержишь меня.

Янгред все не вмешивался. Покосившись на него, Хельмо так и не прочел на лице ни единого чувства. Как бы действовал он, чем бы ободрял? Скорее всего… да полно, скорее всего, его призывная речь заразила бы толпу сразу; скорее всего, ни у кого, включая наместницу, не осталось бы сомнения: война будет выиграна, и блестяще. Но он был здесь чужим. Он молчал, не пытаясь выпятить грудь, и просто наблюдал. Хотелось послать ему хотя бы умоляющий взгляд, но это было бы глупо. Хельмо даже разозлился на себя: знакомы один день, нет, меньше дня, почти равны по возрасту, совершенно равны по статусу… а он уже чуть что тянется за поддержкой, как к какой-то мамке-няньке.

– Хельмо, – голос Имшин, полный горечи, заставил его отбросить эти мысли. – Бедный мой маленький Хельмо. Все-таки удивительно, как же ты возмужал.

Она уже подняла глаза, снова слабо, грустно заулыбалась. Руки ее дрожали. Хельмо не нашелся с ответом; с языка просилось только «Прости». Он покачал головой:

– Не так я себе это представлял.

– Я надеюсь, – заговорила она чуть спокойнее, – ты хотя бы дашь нам с… немногими, на кого я могу сейчас полагаться, время. Мы обсудим, как можем перераспределить силы в обороне города; разошлем гонцов по окрестностям. Принуждать я никого не стану, но думаю, твои героические трели, – она тихо усмехнулась, – некоторых уже воодушевили. Я…

– Пять сотен, – глухо, но непреклонно оборвал Хельмо. Это был последний виток его выдержки.

– Что? – Имшин прищурилась.

– Это большой город, – он очень старался не отводить глаз. – От тебя мы рассчитываем хотя бы на пять сотен. И две сотни с окрестностей. Это… самое маленькое число, какое я могу назвать. Будь обстоятельства иными, просил бы больше.

– Ох, Хельмо. – Имшин покачала головой. Было видно, что она расстроилась еще сильнее. – Хельмо, мы ведь давно стали мирными, у нас здесь одни торговцы, рыбаки, художники, музыканты, священники… женщин больше, чем мужчин…

– Я понимаю. И не прошу тебя отправлять кого попало. Просто постарайся…

– Мы с боярами все обсудим, и я подумаю. – На этот раз она, явно не в силах больше сдерживать чувства, даже махнула рукой, зазвенела браслетами. – Подумаю, Хельмо, слышишь? Но ничего пока не обещаю! Какие-то люди… какие-то – да, будут. Я все сказала.

Она побледнела за время разговора, сжалась, еще и обхватила себя руками за плечи. Но Хельмо ее понимал: его и самого поколачивало, несмотря на жару. Он запустил пальцы в волосы, стиснул их, делая себе больно, отвел назад… Полегчало, прояснился рассудок. Он понял: заканчивать нужно сейчас. Он и так вытребовал все, что мог.

– Я благодарю тебя от всего сердца и, конечно же, соболезную. – Он поклонился, намного ниже, чем при встрече. – У вас два дня, союзники за это время отдохнут.

Больше Имшин не коснулась его лица, не пожурила – осталась непреклонно возвышаться, принимая поклон. Верила ли она обещанию о защите? О чем думала? Лицо ее снова стало ласковым, но во взгляде сквозила болезненная отрешенность.

– В таком случае мне пора. И вас, думаю, тоже ждут хлопоты. Прощайте.

– Скорее, «до встречи», надеюсь, мы еще увидимся так или иначе… – начал было Хельмо, но поранился об очередную горькую усмешку.

– Никогда не знаешь, успеешь ли попрощаться. Карсо вот умер, пока я была на совете… не у его постели я встретила эту кончину.

– Как я буду скучать по его буйствам, по его смеху, – тихо произнес Хельмо то, что теперь грызло его. Он уже сожалел об отказе пожить в Голубом Замке, расставание на таком надрыве казалось ему неправильным, и он цеплялся за что мог: – Помнишь, как он выходил один на медведя и побеждал? А помнишь…

– Я многое помню, – сухо откликнулась Имшин. Было ясно: она передумала бередить вдовьи раны нежными воспоминаниями, по крайней мере, более не станет делить их с Хельмо. – И одно, знаешь ли, сейчас примиряет меня с тобой: Карсо был бы на твоей стороне. По крайней мере, пока не увидел бы первые трупы своих воевод. А может, и потом. Мне сложнее.

– Я… – начал Хельмо, но она уже сделала шаг назад.

– Будь покоен, оправдания мне не нужны. Иди, отдыхай… – Опять она метнула взгляд на Янгреда. – И будь добрее к ним, все же они – пока твоя основная сила. Прощайте.

Повторив это, она сошла к безмолвной страже – и вскоре все они направились прочь. Янгред проводил маленький отряд глазами, потом перевел взгляд на Хельмо, открыл рот, но промолчал. Скорее всего, увидел печаль и раскаяние, с которыми тот не мог совладать. Скорее всего, не знал, что с этим делать. Хельмо не знал и сам и, пытаясь завести хоть какой-то разговор, коротко объяснил:

– Карсо Буйноголовый был из присягнувших Вайго кочевников, а жену взял из Шелковых земель. Священники не одобрили этого, у нас запрещены браки между людьми разных вер. Но царь союз благословил, и пришлось им уступить. Вайго вообще любил иноземцев, дружил даже с некоторыми людоедами. Он был вспыльчив, но уважал храбрых врагов, храбрых друзей – и того больше. Карсо был и вовсе первый друг…

Второй. Но об этом союзникам знать вообще не обязательно. Янгред равнодушно кивнул: похоже, о чем-то размышлял. Хельмо не удержался, закусил губу и спросил, хотя понимал, как глупо это прозвучит:

– Я был жесток, да?

Янгред очнулся, глянул удивленно и без промедления возразил:

– Вы были разумны, так или иначе. Войска не собрать словами «Приходи сражаться, если хочешь, а не хочешь – не приходи». Стратегически Инада вряд ли будет важна Самозванке, далеко лежит. Разве что лунные и правда задействуют суда… но таких планов вроде бы пока нет, мы бы знали, и мы их не пропустим. Так что эту овцу стоит обстричь.

– Овцу. – Хельмо невольно улыбнулся, потом спохватился. – У вас разве есть овцы?

– Нет. – Янгред мотнул головой. – Как вы помните, у нас вообще мало живых тварей. Но мы видим овец со стены, в ваших приграничьях. Симпатичные существа…

– Куда приятнее нас, – вздохнул Хельмо, потер веки и постарался взбодриться. – Ладно, горевать не время. Пора нам, думаю, в лагерь, да, мой… друг?

Хельмо помедлил перед последним словом, а произнеся его, смолк. Прибавил шагу, скорее покинул лобное место – лишь бы Янгред не увидел его смущенного лица. «Друг»… Сильно, а главное, обязывает. Можно только гадать, как это прозвучало со стороны, как принял слово такой холодный, сдержанный человек. Ожидаемо, ответа не последовало. Захотелось провалиться сквозь землю.

Стрельцы вернули Янгреду и Хельмо оружие: видно, за ним послали по приказу Имшин. Когда лошади тронулись, конвой остался на площади – такой знак доверия нельзя было не расценить как добрый. А вот толпа опять увязалась следом. Люди держались на расстоянии, но не спускали с гостей глаз, шептались. Сейчас любопытство, пусть дружелюбное, раздражало. Хельмо пришпорил Илги; Янгред последовал его примеру. Вскоре они все же остались вдвоем, но еще довольно долго меж ними висело молчание. Хельмо не знал, как его нарушить, не знал, нужно ли, а голова ныла от тревог. К счастью, Янгред заговорил первым.

– Вы хорошо произнесли речь, – отметил он уже на подъезде к казармам. – Пожалуй, мои родственники не смогли бы так просто, по-человечески объясниться с народом. Скорее, посулили бы деньги или пригрозили казнью.

– Я тоже пригрозил, просто вражеской, – напомнил Хельмо, но на сердце потеплело. – А вообще спасибо. Я все запомню.

– Право, это не стоит благодарности, – удивленно возразил Янгред, а Хельмо осознал вдруг подлинный смысл собственных слов и, решившись, выпалил:

– Я не только об этом. Спасибо, что вы поступили так, как поступили.

Оказывается, он давно хотел это произнести – и теперь стало чуть легче. Правда, Янгред воззрился на него с искренним изумлением, даже нахмурился.

– Поясните. – Он говорил разве что не с опаской, и это искреннее непонимание трогало, хоть и удивляло. Хельмо вздохнул и начал перечислять:

– Въехали в этот город. Пошли на лобное место. Вы очень поддержали меня…

– Ой, да бросьте, – Янгред быстро отбросил волосы за спину. Было похоже, что он в замешательстве. – Мы союзники? Тогда как иначе?

«Как иначе?» Правда, как? И Хельмо, глубоко вздохнув, сказал главное, что в той или иной мере преследовало его уже долго. Не день. Не два. Не с выезда из столицы. Буквально со дня, как дядя написал первое письмо Трем Королям:

– Я вообще сомневался, что это правильно, – он помедлил. – Я, как вам сказать… не верю в войны за чужих. Мы никогда не звали наемников. За что, кроме своего дома, вообще стоит воевать?

– За друзей, нет? – Янгред улыбнулся. Удивительная все же улыбка, лицо, правда, стало совсем иным, светлее. Так, правда, мог улыбаться принц, не знавший бед.

– Наши земли не друзья, – вздохнул Хельмо. – И мы тоже.

– Недавно вы сказали другое, – не без лукавства напомнил Янгред, потрепав лошадь между ушами. Хельмо смутился. – Да и вообще, бросьте. Вы не забыли, что кое-что из того, за что мы воюем… наше? Например, может, нам полагаются какие-нибудь овцы?

Он раскатисто засмеялся над своей шуткой, но Хельмо от этого здравого напоминания стало лишь хуже. Вздохнув, он озвучил еще одну вещь, которую стоило – судя по давнему, пусть непрямому наказу дяди – утаивать как можно дольше. Но он не мог, теперь это казалось почти подлостью. Молчать нельзя. Будь что будет.

– Государь… дядя… не отдал мне ключи от ваших городов. У меня лишь бумаги и часть платы.

Он пристально следил за лицом Янгреда, но оно не дрогнуло. Догадывался? Короли Свергенхайма, по словам дяди, не отличались наивностью и умели выжидать. Интересно, что они приказали? Докладывать о каждой подвижке и препоне? А если препон станет слишком много?

– Понятно, – сказал Янгред. – Но за все нужно платить в свое время. Не слышали эту присказку?

Хельмо вздрогнул от его ободряющего тона. Не ожидал, что все примут столь спокойно.

– Слышал другую.

«Какие времена, такая и расплата». Но этого он не произнес, пообещал лишь:

– В столице вы получите их прямо из рук царя.

– Дяди… – не без усмешки поправил Янгред. Хельмо смутился еще сильнее, но почти тут же нашелся:

– Да-да. Мой дядя отдаст вам ключи. Для ваших братьев.

Они сражались взглядами некоторое время, потом Янгред все так же мирно, даже весело полюбопытствовал:

– Отчего скрыли-то?

– А вы? – Хельмо понимал, что это по-детски, но заупрямился. Он стеснялся признаваться в причине, связанной с тем, сколь «царственно» держался при встрече его новый союзник и сколь дурацки – он сам. Но стеснение забылось вмиг, стоило Янгреду беззлобно, но сдавленно признаться:

– Они мне не семья. И никогда не были. Надеюсь, у вас…

– Не так, – выдохнул Хельмо быстрее, чем осознал это. Янгред вдруг опять улыбнулся.

– Рад. Это видно. Даже завидно немного.

Их выпустили за ворота – и солнце ударило в лица вместе с морским ветром. Стало теплее, светлее, легче. Чувствуя, как падает с плеч какой-то камень, Хельмо поднял глаза к бегущим облакам и опять услышал голос Янгреда:

– Вы будто светитесь. Как и весь ваш дом. Такое правда стоит защищать.

Сердце сжалось одновременно тревожно и благодарно. Захотелось ответить что-то столь же обнадеживающее, но Хельмо не успел. Навстречу ехали дружинники и огненные офицеры. Похоже, они были нешуточно рады возвращению живых командиров. Хельмо вздохнул, выпрямил спину и, не оборачиваясь, устремился к ним.

Многое еще предстояло сделать, обдумать и принять. Но это уже казалось проще.