Онлайн чтение книги Шарло Бантар
Глава одиннадцатая. В оружейных мастерских

О вступлении вражеских войск в Париж Бельвиль узнал поздно вечером.

Двери «Весёлого сверчка» были уже закрыты для новых посетителей. Кафе опустело. Задержались, как всегда, только два вечерних посетителя: водонос Оливье и газовщик Леру, которые всегда заканчивали свой трудовой день позднее других. Один должен был обеспечить жителей квартала водой на утро, другой — проверить, горят ли газовые фонари. Как водопроводные установки, так и газовые заводы со времени первой осады Парижа немцами и второй — версальцами работали с перебоями. Рабочие же предместья и до войны плохо снабжались водой и газом, так что Оливье и Леру были тем более желанными гостями для каждого бельвильца.

Мадам Дидье сосредоточенно подсчитывала дневную выручку. Она отрывалась от этого важного занятия лишь для того, чтобы поторопить Кри-Кри, который подметал пол, не выпуская в то же время из рук газеты «Крик народа». Несмотря на ворчание мадам Дидье, он то и дело останавливался, зажимал щётку между коленями и, строка за строкой, жадно поглощал статью, озаглавленную «Подвиг учительницы».

Ещё днём, когда он вернулся после концерта из Тюильри, он услыхал о героическом поведении Мадлен Рок, сражавшейся у ворот Ла-Рокетт. Посетители кафе громко восторгались мужеством молодой женщины.

Кри-Кри ловил на лету каждое услышанное слово, но ему самому не удавалось даже урывками прочесть газету. Мадам Дидье сердилась на своего подручного за долгое отсутствие и не оставляла его в покое ни на минуту. К тому же в этот воскресный день благодаря хорошей погоде публика высыпала на улицы и осаждала «Весёлый сверчок».

Теперь наконец Кри-Кри погрузился в чтение газеты, которую ему дал Оливье.

«…Редут у ворот Ла-Рокетт был превращён вражеской артиллерией в груду развалин. Войска коммунаров были разгромлены, у орудий никого не осталось. Командир редута приказал защитникам отступать.

Но вдруг из отряда женщин выступила вперёд Мадлен Рок и крикнула: “Я никуда отсюда не уйду!”

Тогда остальные женщины, а вслед за ними и национальные гвардейцы стали кричать: “И я не уйду! И я не уйду!” Мадлен Рок развернула знамя и с кличем: “За мной! За Коммуну!” — бросилась вперёд.

Все, как один, пошли за ней в атаку на врага и опрокинули его. Версальцы бежали в беспорядке…»

Но Кри-Кри так и не суждено было в этот день дочитать до конца увлекательный рассказ о подвиге Мадлен Рок, близкого друга Жозефа Бантара, а следовательно, друга и самого Шарло.

Тяжёлые и частые удары колокола бельвильской церкви ворвались в открытые окна кафе. Тревожный набат напомнил о недавнем ночном пожаре на фабрике военной амуниции, о вражеских руках, которые, как щупальца, проникали в тыл коммунаров и сеяли смерть и разрушение.

Все вскочили с мест и бросились к дверям. Даже мадам Дидье оставила на столе несколько неподсчитанных монет. Но нигде не было видно ни дыма, ни отблесков пожара.

Набат между тем становился громче и громче, улица заполнялась людьми, выбегавшими из домов. Люди в беспокойстве озирались, теряясь в догадках. Никто не мог понять причину тревожного призыва. Никто не знал, что следует предпринять.

— Кри-Кри, — позвала хозяйка, — кончай скорее уборку!.. А я схожу к мадам Либу. Она всё знает… Ах, да вот и она сама, легка на помине!.. Пожалуйте, мадам Либу. Как хорошо, что вы пришли!

Кри-Кри не удивился неожиданному появлению старой сплетницы. Он привык к тому, что обе подруги шептались по углам каждый раз, когда над Коммуной нависала опасность. Мальчик последовал за ними, чтобы услышать новости, принесённые мадам Либу.

Войдя в кафе, она тщательно прикрыла за собой двери, огляделась по сторонам и прошептала:

— Тьеровские солдаты уже в Париже!

Шарло решил немедленно бежать на редут к Гастону. Там он обо всём узнает, а потом разыщет дядю Жозефа. Но привычка уходить из кафе только после окончания уборки удержала его. Он поставил в шкаф недопитые стаканы Оливье и Леру, наскоро вытер столик, за которым они сидели, и взялся за щётку. Однако и в эту грозную минуту он не мог удержаться, чтобы не крикнуть вдогонку уходящей мадам Либу:

— До свидания, мадам Ибу!

Но и она и хозяйка оставили на этот раз без внимания его насмешку. Мадам Дидье была сильно возбуждена. Подойдя к стене, разукрашенной плакатами и воззваниями Коммуны, она молча уставилась на карикатуру, изображавшую палача Коммуны Тьера в виде уродливого карлика с головой жабы. Постояв так с минуту, она решительно ринулась вперёд и протянула обе руки, чтобы сорвать плакат.

Кри-Кри сразу угадал намерение хозяйки и крепко сжал в руках щётку, готовый защитить прославленную карикатуру «Пер Дюшена».

Почувствовав за спиной насторожённый взгляд подручного, мадам Дидье невольно обернулась. Смутившись, она сказала:

— Надо это немедленно убрать. Не ровен час, сюда войдут солдаты. Ты слышал, что говорила мадам Либу?

— А вы слышали, что сказал дядя Жозеф? В Бельвиль враг не пройдёт. О плакатах не беспокойтесь, я спрячу их, когда это понадобится.

— Ну хорошо, хорошо, тебя не переспоришь! — смирилась хозяйка перед настойчивостью Шарло.

Надев маленькую шляпку, она направилась к выходу. У самой двери она обернулась и жалобно произнесла:

— Уж я на тебя надеюсь, Кри-Кри. Смотри же, не подведи меня!

— Да уж будьте спокойны, не подведу. Можете идти, — кивнул ей головой Кри-Кри.

Он запер входную дверь, отнёс ключ в своё жильё, оставил там передник и направился к сен-флорентийским укреплениям, где рассчитывал увидеть Гастона.

Кри-Кри долго ходил вокруг сен-флорентийских баррикад, расспрашивая патрульных о батальоне школьников, но никто не мог объяснить ему, как разыскать его товарища.

— Здесь нет ни одного подростка. Земляные работы закончены, кладка камней тоже, — сказал ему национальный гвардеец. — Вот только женщины ещё занимаются последней отделкой. Видишь, украшают редут зелёным ковром, — с усмешкой показал он на проходившую женщину с корзинкой свеженарезанного дёрна. — Не забудь, Марго, выложить каёмочку из ландышей!

Женщина опустила корзину на землю и, улыбаясь, погрозила насмешнику пальцем:

— Ты же знаешь, дёрн мы кладём не для украшения, а для крепости, чтобы земля на скатах не осыпалась. А для красоты принесём и цветы. Видел ты ящики с цветами вдоль всей стены на баррикаде Шато д’О?

— Уж не для версальских ли гостей они предназначены?

Марго рассмеялась:

— Им не по душе придутся наши цветы. От них вот какие ягодки! — Марго показала на патронную сумку коммунара.

Кри-Кри понравилась эта разговорчивая женщина, и он решил, что она-то поможет ему разыскать друга.

— Не скажете ли, мадемуазель, — спросил он, — где батальон школьников? Он работал здесь.

— Ну и долго же ты гулял, если не знаешь, что твой батальон вот уже третий день за городом, исправляет повреждения на крепостном валу! Как же это ты отстал?

Кри-Кри смутился. Он не заслужил такой обиды. Но как объяснить, почему он разыскивает батальон? Раз Марго подозревает его в дезертирстве, она всё равно не поверит. И он не находил нужных, убедительных слов. Наконец, покраснев от возбуждения, он крикнул:

— До сих пор я не мог быть в батальоне, а сейчас, если версальцы ворвались в город, я пойду с ними сражаться!

— Это другой разговор, — сказала серьёзно Марго, взваливая на плечи корзинку с дёрном. — Пройди на площадь Согласия, там как раз составляются отряды добровольцев. Желаю успеха!.. Как тебя зовут?

— Шарло Бантар.

— Ещё один Бантар! Не более получаса тому назад сюда приходил Жозеф Бантар. Не родня ты ему?

— Он мой дядя.

— Ну, извини, молодой человек. Я подумала, ты прогулял свой батальон. А коли ты Бантар, тогда всё понятно… Может, на площади ты встретишь и дядю. Там собралось много народу. Все жители, бежавшие из Нейи. Никому не хочется расставаться со свободой… Ступай, парень, прямо вдоль рва, к тем гвардейцам, что охраняют проход. До свидания, маленький Бантар! Счастливо!

Сен-Флорентийский редут — прочное баррикадное сооружение — тянулся до самого Тюильрийского сада. Широкий, глубокий ров отделял его от площади Согласия. Единственный проход в земляной насыпи охраняли два национальных гвардейца. Они, как и предвидела Марго, доверчиво кивнули Кри-Кри, подтверждая этим, что для него проход открыт.

Кри-Кри часто бывал на площади Согласия. Не раз он забегал сюда, когда, выполняя поручение хозяйки, ходил в магазины на улицах Рояль и Елисейских полей. Его всегда манили прекрасные, живописно расположенные в центре площади фонтаны, среди которых высился обелиск из цельного куска розового гранита.

Но сегодня самая красивая площадь Парижа показалась Кри-Кри совсем иной. По-другому выглядели в этот час и восемь статуй по краям площади, олицетворявшие восемь главных городов Франции: Лилль, Страсбург, Бордо, Нант, Руан, Брест, Марсель и Лион. Около балюстрад, служивших основаниями для этих статуй, толпились сотни людей. Они громко разговаривали, переходили с места на место, строились в ряды, перекликались.

Кри-Кри сновал между ними, надеясь встретить дядю Жозефа. Его он не нашёл, но зато, когда, разочарованный, уже собрался уходить, он заметил Мадлен Рок, окружённую женщинами разного возраста.

Шарло подошёл к ней и остановился, дожидаясь, пока кончит свой рассказ немолодая, но ещё стройная и крепкая женщина.

— …Спасаясь от версальских солдат, к нам в подъезд вбежал коммунар, — говорила она. — Я стирала бельё на третьем этаже и выскочила на площадку, когда услыхала на лестнице его торопливые шаги. Человек, опоясанный делегатским шарфом, улыбнулся мне и спросил, как пройти на чердак. «Хода на чердак здесь нет, — ответила я ему. — Но заходите к нам, не бойтесь. Если что случится, я выпущу вас через чёрный ход». — «Нет, — ответил коммунар, — разве я могу навлекать на вас такую опасность! Они убьют вас, если узнают, что вы посочувствовали мне». С этими словами он пошёл к выходу. Как я его ни уговаривала, он не вернулся. Только сказал: «Будьте счастливы! Когда ваши дети подрастут, расскажите им обо всём, что вы видели». Скоро мы услыхали внизу шум, а потом выстрелы. Я сбежала по лестнице и увидела того человека на тротуаре, у самой двери… Он лежал мёртвый… Я долго не могла оторвать глаз от его спокойного лица. Пришла я домой, наплакалась досыта и сказала себе: «Сидела ты всё время, Мариетта, в своём Нейи, ни во что не вмешиваясь. Вот и дождалась!» И, как только стемнело, я пробралась сюда. Не знаю, где сейчас мой муж и жив ли. В войну он пропал без вести. Но знаю: будь он здесь, он при шёл бы сюда, со мной. Только научите меня стрелять!

— Слушайте, гражданки! — обратилась Мадлен к женщинам. — Вы можете помогать Коммуне и без оружия в руках: нам нужны санитарки, маркитантки, нужны рабочие руки для восстановления разрушенных укреплений и для постройки новых баррикад. Выбирайте, что кому больше по душе.

— Посылайте куда надо!

— Приказывайте, всё будем делать!

Мадлен продолжала:

— Днём вы будете работать, вечером — учиться, как обращаться с ружьём. Я отведу вас в оружейные мастерские, там вас научат стрелять.

— Мадемуазель Рок, — воскликнул Кри-Кри, — возьмите и меня! Я стрелял, но из старого ружья, а шаспо никогда не держал в руках.

Кивком головы Мадлен дала согласие.

Путь лежал мимо статуи, посвящённой Страсбургу.[58]Страсбург — главный город Эльзас-Лотарингии, отторгнутой от Франции Пруссией в результате войны 1870 года.

Несколько женщин и детей снимали ленты из чёрного крепа[59]Креп — траурная материя. и бессмертники. Другие подносили корзины со свежими цветами и зелёные ветки, укладывая их у основания статуи.

— Что они делают? — с недоумением спросил Шарло.

— В эти траурные ткани парижане одели статую в дни, когда министры, изменившие родине, отдали Пруссии наш Страсбург. Но рабочие не признают этой преступной сделки Тьера и Бисмарка. Коммунары верят, что Страсбург снова станет французским городом.

Мастерские для ремонта оружия занимали несколько больших залов в Луврском дворце.

Мадлен оставила сопровождавших её женщин перед зданием дворца, а сама вместе с Кри-Кри вошла в дверь, на которой висела небольшая вывеска: «Цех починки ружей». В нескольких шагах от входа стояли две изуродованные митральезы.

— Мы и туда пойдём? — спросил Кри-Кри, показывая в сторону митральез и имея в виду цех починки артиллерийских орудий.

— Нет, туда нам незачем. Самое интересное, что тебе надо увидеть, мы найдём и здесь. Вот, гляди, этого нет ещё нигде на свете, кроме Парижа! — сказала Мадлен, входя в помещение мастерской. Она показала на объявление, наклеенное на стене, рядом с дверью: — Прочти и запомни.

Мадлен вошла в дверь, на которой было написано: «Управляющий мастерскими».

Не теряя времени, Кри-Кри приступил к чтению листка. Это было решение общего собрания рабочих. Речь шла об их участии в управлении мастерскими. «Так вот как на деле осуществляется то, о чём говорил дядя Жозеф 18 марта», — подумал Кри-Кри.

Он иными глазами стал смотреть на всё, что происходило в помещениях мастерских.

Огромный, очень высокий зал с овальным стеклянным потолком, с красивыми переплётами больших оконных рам был ярко освещён газовыми фонарями. Они висели над каждым из верстаков, расположенных в два ряда по всей длине зала. Моторчики жужжали, как пчёлы; бесшумно скользили приводные ремни. Оружейники работали молча, сосредоточенно.

Несколько подростков с совками и метёлками в руках сновали между верстаками, подбирали с полу металлическую пыль, испорченные детали, уносили исправленные ружья и приносили другие со склада, где они ждали своей очереди, чтобы лечь на стол мастера. Опытные и старательные руки скоро снова направят их в бой.

Мадлен окликнула Кри-Кри; он не сразу услыхал её голос. Впервые он видел этот свободный труд, работу людей, объединённых сознанием своего долга, благородной идеей борьбы за Коммуну, — людей, освобождённых от кнута хозяина. Шарло глядел не отрываясь на равномерные движения рабочих, на их оживлённые лица.

Мадлен поняла душевное состояние Кри-Кри и смотрела на него молча. Он увидел её, вспомнил, зачем пришёл сюда, и шаспо, над которым трудился мастер за ближайшим верстаком, приобрело для него особый интерес.

Мадлен подошла к оружейнику и взяла исправленное ружьё.

— Пойдём, — сказала она мальчику, — я покажу тебе, как с ним обращаться. Наступит скоро час, когда это тебе пригодится.

Между тем к женщинам, которые пришли вместе с Мадлен и ждали её около мастерских, присоединялись всё новые и новые люди. По мере того как по Парижу распространялась весть о вторжении версальских солдат, жители рабочих предместий стремились в центр города: одни — чтобы услышать подробности, другие — чтобы заявить о своём желании вступить в добровольческие отряды защитников Коммуны.

Мадлен вышла из мастерской и, не спускаясь со ступенек, обратилась к собравшимся:

— Граждане! Оружейным мастерским нужны люди. Кто хочет здесь работать, проходите в тот павильон, что стоит слева, рядом с воротами. — Мадлен указала на небольшой одноэтажный дом с частыми окнами; стены его почти целиком были покрыты зелёными ветвями густого плюща. — Беженцев из Нейи, — продолжала Мадлен, — там накормят и предоставят им ночлег. Все остальные, кто хочет вступить в отряды добровольцев, должны отправиться в свои мэрии.

Люди стали расходиться. Мадлен присела на ступеньки и кивком головы пригласила Кри-Кри последовать её примеру. Она быстро разобрала шаспо, которое взяла у мастера, смешала все части в одну кучу и сказала Кри-Кри:

— Теперь собери ружьё!

Не сразу, но всё же довольно проворно мальчик поставил каждую деталь на своё место.

— Вот и всё! — сказала Мадлен, поднимаясь со ступеньки. Она разговаривала со своим учеником просто, серьёзно, как с равным. — Надо уметь разбирать и собирать ружьё, чтобы держать его всегда в чистоте, — закончила она короткий урок. — Тогда и стрелять из него нетрудно. Конечно, и глаз должен быть меткий. Как у тебя на этот счёт, Шарло?

— Я не промахнусь! Только бы дядя Жозеф доверил мне ружьё. Ни одна пуля не пропадёт зря, будьте спокойны, мадемуазель Рок!