Онлайн чтение книги След хищника
Глава 5

Алисия проснулась вечером, совершенно разбитая. Ченчи взлетел по лестнице наверх, чтобы заключить ее в объятия, и вернулся вниз с глазами на мокром месте, сказав, что она все еще никак не может проснуться окончательно и поверить, что она дома.

Я не видел ее. Илария по предложению тетушки Луизы проспала всю ночь на поставленной в комнате Алисии еще одной постели. Похоже, она была искренне рада возвращению сестры. Утром она спокойно спустилась к завтраку и сказала, что Алисия чувствует себя плохо и не хочет вылезать из ванной.

– Почему? – испуганно спросил Ченчи.

– Говорит, что она грязная. Уже дважды вымыла волосы. Говорит, что от нее воняет.

– Но ведь это не так, – запротестовал он.

– Не так. Я ей сказала. Эффекта никакого.

– Дайте ей немного бренди и флакон духов, – посоветовал я.

Ченчи непонимающе уставился на меня, а Илария хмыкнула:

– Почему бы и нет?

Она пошла отнести все это сестре. Сегодня утром она держалась куда свободнее, чем все время прежде, как будто освобождение сестры стало освобождением и для нее.

К полудню приехал Пучинелли со стенографистом. Алисия спустилась к нему. Стоя в холле рядом с Пучинелли, я смотрел на нерешительно спускающуюся по лестнице фигурку и прямо-таки ощущал ее неодолимое желание спрятаться. Она остановилась, не дойдя до конца лестницы четыре ступеньки, и оглянулась, но Иларии, которая ходила позвать ее, нигде не было.

Ченчи шагнул вперед и обнял ее за плечи, вкратце объяснив, кто я такой, и сказав, что Пучинелли хочет знать все, что с ней произошло, надеясь найти в этом ключ, который поможет ему арестовать виновных.

Она слегка кивнула. Лицо ее было бледным.

Я видел жертв похищений, которые при возвращении домой впадали в буйную радость, в истерику, в апатию – все это было шоком. Состояние Алисии как раз подходило для подобного случая – смесь робости, отстраненности, слабости, облегчения и страха.

Волосы ее были еще влажными. На ней были футболка и джинсы. Никакой косметики. Она казалась беззащитной шестнадцатилетней девочкой, только что оправившейся от болезни, девочкой, которую я видел раздетой. Но уж на что она точно не была похожа, так на любимицу всех европейских ипподромов, чье лицо не сходило с обложек журналов.

Ченчи отвел ее в библиотеку, и мы расселись по креслам.

– Пожалуйста, – сказал Пучинелли, – расскажите нам о том, что случилось. С самого начала.

– Я… это было, кажется, так давно… – Она говорила, обращаясь по большей части к отцу, изредка поглядывая на Пучинелли и вовсе не глядя на меня. Она все время говорила по-итальянски, хотя медленно и с частыми паузами, так что я легко понимал ее. На миг в голове промелькнула мысль, что я после приезда изрядно поднаторел в итальянском и лишь теперь это заметил. – Я скакала на местном ипподроме… но ты же знаешь.

Ченчи кивнул.

– Я выиграла скачку, что была в шесть. Но результат оспорили…

Теперь кивнули уже оба – и Ченчи, и Пучинелли. Помощник, не поднимая глаз, сосредоточенно стенографировал.

– Я поехала домой. Я думала об Англии. О том, как буду скакать на Брунеллески в Дерби… – Она замолкла. – Он выиграл?

Ее отец растерянно посмотрел на нас. Вряд ли после ее исчезновения он заметил бы даже пришествие марсиан.

– Нет, – ответил я. – Пришел четвертым.

– О, – рассеянно сказала она, а я не стал объяснять, что знаю, какой пришла лошадь, только потому, что на ней должна была скакать она. Обычное любопытство и ничего больше.

– Я была уже… я уже видела дом. Почти у ворот. Я сбросила скорость, чтобы повернуть…

Классическое место для похищения – у самого дома жертвы. У нее была красная спортивная машина, кроме того, она в тот день ехала, опустив крышу, как всегда делала при хорошей погоде. Услышав это, я подумал, что некоторые люди в прямом смысле слова облегчают задачу похитителям.

– Тут ко мне подъехала машина… Я ждала, пока она проедет, чтобы повернуть к дому… но она не проехала, она вдруг остановилась между мной и воротами… загородила дорогу… – Она замолчала и с мучительным беспокойством посмотрела на отца. – Я ничего не смогла сделать, папа. Правда.

– Милая, дорогая моя… – Казалось, даже сама мысль удивила его. Он не видел, как я, верхушки айсберга, который называется комплексом вины. Но ведь он не так часто, как я, с этим сталкивался.

– Я не могла понять, что они делают, – продолжала она. – Затем вдруг все двери той машины сразу открылись, и оттуда выскочили четверо… все в этих ужасных масках… правда, ужасных… маски демонов и чудовищ. Я подумала, что они хотят меня ограбить. Бросила им свой кошелек и попыталась дать задний ход… а они запрыгнули в мою машину… просто запрыгнули… – Она замолчала. Слишком разволновалась. – Все было так быстро, – виновато говорила она. – Я ничего не смогла сделать…

– Синьорина, – спокойно сказал Пучинелли, – тут нечего стыдиться. Если бандиты хотят кого-нибудь похитить, то они это делают. Даже вся охрана Альдо Моро не смогла им помешать. А тут молодая девушка в открытой машине… – Он выразительно пожал плечами, даже не считая нужным закончить предложение. По крайней мере на некоторое время она успокоилась.

Месяцем раньше в частном разговоре он сказал мне, что любая богатая девушка, которая разъезжает в открытой спортивной машине, просто провоцирует грабителей и насильников.

– Я не хочу сказать, что они не похитили бы ее так или иначе, но она вела себя глупо. Она просто облегчила им задачу.

– Мало радости в жизни, если тебе двадцать три, если ты достиг успеха и не можешь позволить себе покататься в солнечный денек в открытой спортивной машине. Что бы ты ей посоветовал – ездить в закрытом почтенного возраста автомобиле с запертыми дверьми?

– Да, – ответил он. – Да и ты тоже, если бы твою фирму насчет этого спросили. Вам за такие советы и платят.

– Довольно верно.

Алисия продолжала:

– Они надели мне на голову мешок… от него шел какой-то сладкий запах…

– Сладкий? – спросил Пучинелли.

– Понимаете, как эфир. Хлороформ. Что-то вроде этого. Я пыталась сопротивляться… они держали меня за руки… вроде бы подняли меня… больше ничего не помню.

– Они вытащили вас из машины?

– Наверное. Должны были.

Пучинелли кивнул. Ее машину нашли в доброй миле от дома, на стоянке у фермы.

– Я проснулась в палатке, – сказала Алисия.

– В палатке? – растерянно спросил Ченчи.

– Да… ну… она стояла в комнате, но я не сразу это поняла.

– Что за палатка? – спросил Пучинелли. – Опишите.

– О… – Она слабо пошевелила рукой. – Я каждый стежок могу описать. Зеленый брезент. Около двух с половиной квадратных метров… чуть меньше. Стенки были… я не могла в ней встать.

Каркасная палатка.

– У нее был пол. Очень плотная ткань. Серая. Водонепроницаемая, наверное, хотя это не имеет значения…

– Что случилось, когда вы проснулись? – продолжал Пучинелли.

– Один из них стоял возле меня на коленях и бил меня по щекам. Сильно. «Давай, – говорил он. – Давай». Когда я открыла глаза, он заворчал на меня и сказал, что я должна повторить несколько слов и потом могу снова спать.

– Он был в маске?

– Да… морда черта… оранжевая… вся в бородавках.

Мы все знали, что это были за слова. Мы все их не раз слышали, снова и снова прокручивая первую пленку. «Это Алисия. Пожалуйста, сделайте, как они говорят. Иначе меня убьют». Голос был пьяным от наркотиков, но все же узнаваемым.

– Я понимала, что говорю, – сказал она. – Я поняла, когда окончательно проснулась… но когда я говорила эти слова, все у меня в голове плыло. Я и маски-то толком не могла рассмотреть… я просто отключалась и просыпалась снова.

– Вы когда-нибудь видели кого-нибудь из них без маски? – спросил Пучинелли.

Еле заметная улыбка скользнула по ее губам.

– Я больше никого из них не видела, даже в масках. Вообще никого. Первым человеком, которого я увидела с того самого дня, была тетушка Луиза… Она сидела у моей кровати… вышивала… и я подумала, что сплю… – На глаза ее неожиданно навернулись слезы. – Они сказали, что, если я увижу их лица, они меня убьют. Сказали, чтобы я и не пыталась увидеть их… – Она сглотнула комок. – Ну… я и не… пыталась…

– Вы поверили им?

Молчание. Затем она сказала «да» с такой уверенностью, что мы как наяву представили то, что ей пришлось пережить. Ченчи, который и сам верил в эти угрозы, был просто потрясен. Пучинелли твердо заверил ее, что, по его мнению, она была права. Я тоже так думал, хотя об этом и не говорил.

– Они сказали… что я в целости и сохранности попаду домой, если буду вести себя тихо… и если вы за меня заплатите. – Она по-прежнему старалась не плакать. – Папа…

– Дорогая моя… я все бы отдал! – Он сам того гляди готов был разрыдаться.

– Да, – сухо подтвердил Пучинелли. – Ваш отец заплатил.

Я посмотрел на него.

– Он заплатил, – повторил он, твердо глядя на Ченчи. – Сколько и где – знает только он. Иначе вас бы не освободили.

– Я был рад тому, что мне выпал шанс, после того, как ваши люди… – защищаясь, заговорил Ченчи.

Пучинелли быстро прокашлялся и сказал:

– Продолжим. Синьорина, опишите, пожалуйста, как вы жили последние шесть недель.

– Я не знала, сколько времени это тянулось, пока тетя Луиза мне не сказала. Я потеряла счет времени… столько дней… да это и не имело значения. Я спрашивала, почему так долго, но они не отвечали. Они никогда не отвечали. Не было смысла спрашивать… но я иногда все же спрашивала, чтобы услышать собственный голос. – Она замолчала. – Странно разговаривать так. Я целые дни вообще ничего не говорила.

– А они говорили с вами, синьорина?

– Они давали приказы.

– Какие?

– Забрать еду. Выставить… парашу… – Она осеклась, затем сказала: – В этой комнате все это так дико звучит…

Она обвела взглядом благородные книжные шкафы, возвышавшиеся до самого потолка, обитые шелком кресла, бледный китайский ковер на мраморном полу. Каждая комната в этом доме была полна непринужденной атмосферы благополучия, старинных вещей, стоявших тут десятилетиями, сокровищ, уже воспринимаемых как должное. За свою карьеру жокея она, наверное, не раз жила в бедных комнатенках, но сейчас она взирала на свои корни, как я понимал, свежим взглядом.

– В палатке, – сказала она покорно, – был кусок пенополиуретана, на котором я спала, и еще кусок поменьше, вместо подушки. Там еще была параша… обыкновенная бадья, как в конюшнях. Больше ничего. – Она помолчала. – С одной стороны палатки была «молния». Она открывалась только на пятнадцать сантиметров… выше она была заклинена. Они говорили мне, когда ее расстегнуть, и я находила там еду…

– Вы могли видеть из палатки комнату? – спросил Пучинелли.

Она покачала головой.

– За «молнией» была еще одна палатка… но слегка провисшая вроде бы… в смысле, установленная не так, как другая палатка для жилья… – Она помолчала. – Они велели мне и не пытаться проникнуть в нее. – Снова молчание. – Еда всегда стояла так, что я легко могла ее достать. Прямо за «молнией».

– Что за еда? – спросил Ченчи, глубоко встревоженный.

– Макароны. – Молчание. – Иногда горячие, иногда холодные. С подливой. Думаю, консервированные. Короче, – устало сказала она, – их приносили два раза в день. И со второй порцией обычно бывали снотворные таблетки.

Ченчи было негодующе выкрикнул что-то, но Алисия сказала:

– Мне было все равно. Я просто глотала их… все лучше, чем бодрствовать.

Повисло молчание. Затем Пучинелли сказал:

– Вы слышали что-нибудь, что могло бы помочь нам обнаружить, где вас держали?

– Слышала? – Она рассеянно посмотрела на него. – Только музыку.

– Какую?

– Ох… записи. Запись, все время одну и туже.

– Что это была за музыка?

– Верди. Оркестровые произведения, без голоса. Три четверти пленки – Верди, затем поп-музыка. И тоже без пения.

– Вы можете записать все музыкальные фрагменты по порядку?

Она слегка удивленно посмотрела на него, но ответила:

– Да, наверное. Я знаю все названия.

– Если вы сделаете это сегодня, я пришлю человека за списком.

– Хорошо.

– Вам что-нибудь еще приходит в голову?

Она тупо уставилась в пол. Тонкое ее лицо было полно усталости – сейчас, после освобождения, мыслительные усилия были для нее еще слишком утомительны. Затем она сказала:

– Раза четыре мне велели зачитать вслух несколько предложений, причем каждый раз говорили, чтобы я упомянула что-нибудь из моего детства, о чем мог бы знать только мой отец, чтобы он поверил, что я еще… что со мной все хорошо.

Пучинелли кивнул:

– Вы читали из ежедневных газет.

Она покачала головой.

– Это были не газеты. Просто предложения, напечатанные на обыкновенной бумаге.

– Эти бумажки оставались у вас?

– Нет… они приказывали мне передавать их после прочтения сквозь то отверстие. – Она помолчала. – Они выключали музыку только тогда, когда записывали меня.

– Вы видели микрофон?

– Нет… но я четко слышала сквозь палатку, как они разговаривают, потому я думаю, что они записывали меня снаружи.

– Вы могли бы припомнить их голоса?

Она невольно вздрогнула.

– Два – да. Они больше всего говорили. Но были и другие. Тот, что делал записи… я узнаю его. Голос был такой… холодный. Второй был такой отвратительный… казалось, он наслаждается этим… но хуже всего он был в самом начале… или я привыкла, и мне стало все равно. Затем был один, который все время извинялся… «Прошу прощения, синьорина», – говорил он, когда приносил еду. А один просто ворчал… Никто из них не отвечал, когда я говорила.

– Синьорина, – сказал Пучинелли, – если мы прокрутим вам одну из тех записей, что получил ваш отец, вы скажете нам, если узнаете голос?

– О… – Она сглотнула. – Да, конечно.

У него с собой был маленький магнитофон и копии записей. Она опасливо смотрела, как он вставляет кассету и нажимает на кнопку. Ченчи крепко взял ее за руку, словно мог защитить от того, что ей предстояло услышать.

– Ченчи, – послышался ЕГО голос, – ваша дочь Алисия у нас. Мы вернем ее после того, как вы заплатите пятнадцать миллиардов лир. Послушайте голос своей дочери.

Щелчок. Затем голос Алисии. Потом снова ОН:

– Поверьте ей. Мы ее убьем, если вы не заплатите. Не тяните. С карабинерами не связывайтесь, иначе вашу дочь изобьют. Мы будем бить ее за каждый день опоздания, а также…

Пучинелли решительно нажал кнопку, резко и безжалостно отсекая самые страшные, мерзкие угрозы. Алисию и так трясло, она едва могла говорить. Она коротко и выразительно кивала.

– Вы можете поклясться?

– Д-да…

Пучинелли убрал магнитофон.

– На всех записях один и тот же мужской голос. Мы провели экспертизу голоса, чтобы быть уверенными.

У Алисии пересохло во рту, она с трудом сглотнула слюну.

– Они меня не били. Даже не угрожали. Они ничего подобного не говорили.

Пучинелли кивнул.

– Угрозы были для вашего отца.

– Папа, – с напряженным волнением сказала она, – ты же не заплатил столько? Это же все… ты же не мог…

Он ободряюще покачал головой.

– Нет-нет, ничего подобного. Не волнуйся… успокойся…

– Простите, – сказал я по-английски.

Все удивленно повернулись ко мне – словно вдруг обои заговорили.

– Синьорина, – спросил я, – вас ни разу не перевозили с места на место? Особенно четыре-пять дней назад?

Она покачала головой.

– Нет.

Однако ее уверенность поколебалась, и, нахмурившись, она сказала:

– Я все время была в палатке. Но…

– Что «но»?

– Последние несколько дней чувствовался запах свежего хлеба, как в пекарне, и свет был вроде бы ярче… Но я подумала, что они, наверное, отодвинули занавески… хотя я вообще-то мало о чем думала. В смысле, я так много спала… так было лучше…