Онлайн чтение книги Смерть выберет тебя
Глава 2

Когда все началось, я чувствовал себя как пакет свежих креветок, скармливаемых золотым рыбкам, которых я держу в десятигаллонном аквариуме в моей конторе в центре Лос-Анджелеса — на Бродвее между Третьей и Четвертой улицами. Туда ведет один пролет лестницы, и на ее двери из матового стекла написано: «Шелдон Скотт. Расследования». Не то чтобы я сам был расследованием, но так написано на стекле. Во всяком случае, маленькие разноцветные рыбки жадно поглощали креветок, когда зазвонил телефон.

На другом конце линии оказался Артур Джеймс Лоуренс, известный в шоу-бизнесе и в других видах бизнеса как Сказочный Лоуренс. Так его называли постоянно, даже в печати, где он появлялся довольно часто. Такое было у него дело — попадать в печать самому и рекламировать своих клиентов. Он был представителем в печати, консультантом по рекламе, создателем блестящих карьер. Как его ни называй, он был хорош в своем деле. Действительно, «сказочно» хорош.

Сказочный Лоуренс был тем парнем, который выдумал — если вы еще этого не знаете — «Великое закрытие» вместо «Великого открытия». Сочинил он это много лет назад для универсама «Уолтон», и так удачно, что «Уолтон» заработал кучу денег и на следующей неделе устроил «Великое открытие». Он же выдумал конкурс «Мисс Америка месяца», складную пластиковую «Маску славы», плакаты на воздушных шарах, которые рекламировали над городами «Шейную притирку» для больных шей, «Перерыв на мартини»… и многие другие новые штучки. Он рекламировал кинозвезд, деятелей телевидения, политиков и даже других рекламных агентов. Он был Сказочным Лоуренсом, парнем, который готов был дважды попробовать любую шутку, парнем, который мог сделать стадо слонов из любой мухи.

В данный момент Лоуренс рекламировал «Мамзель». После нескольких первых секунд знакомства он затараторил:

— Вы ведь работали на Джона Рэндольфа, не так ли?

— Верно.

Джон Рэндольф был первым среди теле— и радиокомментаторов на общенациональном уровне. Я поработал весьма интересный денек на него в прошлом месяце и получил за это чек на пять сотен — неплохой дневной заработок.

— Хорошо. Вы тот человек, который мне нужен. Вы сейчас достаточно свободны, чтобы взять работу? Для меня и «Мамзель»?

— Что за работа?

— Я совсем один, и меня окружают эти роскошные девочки. Все они выглядят так, словно попали в машину вакуумного шейпинга груди и выбрались из нее почти слишком поздно. И у нас неприятности. «Мамзель» в беде. Все ее красотки в беде. Всех их может ожидать безработица, они могут оказаться на улицах Голливуда и стать жертвами продюсеров, режиссеров и даже актеров.

— Это было бы ужасно. Я выезжаю сейчас же.

— Как скоро вы будете здесь?

— Если на мосту не будет дорожных происшествий, через двадцать минут.

— Ладно.

Мы оба положили трубки. Я был уже внизу и забирался в свой «кадиллак», когда мне пришло в голову, что Лоуренс так ничего и не сказал мне о деле. Я задумался над этим, отъезжая от обочины. Я, кажется, начал понимать, почему Лоуренса называли Сказочным.

До «Мамзель» я доехал даже быстрее, чем за двадцать минут. Салон находился на бульваре Сансет в Голливуде, в нескольких кварталах к югу от «Палладиума», и по размерам напоминал большой танцевальный зал. Приземистое белое здание, вполне современное, с ничем не испорченным фасадом, если не считать дверей из стекла и хрома в правом углу с одним словом «Мамзель», написанным поверх красными буквами высотой в фут как бы летящим женским почерком. Я оставил машину на стоянке сбоку здания, подошел к центральному входу и проник внутрь.

Я оказался в весьма своеобразной приемной. У стены справа стоял бледно-зеленый диван, два стула блестящего «золотого» цвета и маленький золоченый столик. Ковер на полу выцвел и стал из кофейного бледно-молочным. Три остальные стены состояли из сплошных зеркал от пола до потолка. В середине комнаты — белый письменный стол, столь утонченный и ажурный, что походил на закуску для пары термитов. За столом же сидела, взмахивая ресницами, рыжеволосая красотка в ядовито-зеленом платье. Дамочка, по всей видимости, выполняла здесь роль секретарши.

Понадобилось время, чтобы мои глаза привыкли к слабому освещению комнаты, но гораздо больше времени понадобилось бы для того, чтобы мои глаза привыкли к блондинистой красотке. Она была одной из тех девиц, о которых мне говорил Лоуренс; из тех, что застряли в бюстостроительной машине.

Когда я остановился у двери и посмотрел на нее, она лучезарно улыбнулась и произнесла: «Привет». Потом встала и сделала шаг ко мне.

Ну, это уже было почти чересчур. Если иметь в виду зеркальную стену сзади нее, отражающую каждую подробность ее фигуры со спины, и меня, наблюдающего за каждым ее движением спереди, она, казалось, одновременно приближалась ко мне и как бы отступала от меня, пытаясь при этом еще и двигаться боком. Она выглядела так, словно и дыхание могло оставить на ней синяки, но одновременно так, как если бы она могла забраться на Эверест, даже не запыхавшись. Короче, она выглядела стопроцентно здоровой, полной жизни — в каждой своей клеточке и каждом покачивании бедер, и все-таки мягкой, нежной и восхитительно женственной.

Остановившись в непосредственной близости от меня, она проговорила:

— Вы ведь Шелл Скотт, не так ли?

— Да, а вы, должно быть, Мамзель?

— О Боже, нет! — Она радостно рассмеялась. — Но все равно благодарю за комплимент. Меня зовут Диди, мистер Скотт.

— Шелл. Зовите меня Шелл. Откуда вы знаете, кто я такой?

— Лоуренс предупредил меня, что вы должны появиться, и объяснил, как вас можно узнать. Правильнее было бы сказать, что он попытался описать вас. Ваша внешность подавляет, знаете ли.

— Вот как?

— Конечно. Пойдемте, я вас провожу.

Она взяла меня за руку и потянула за собой, но через несколько шагов повернула меня ко всем этим зеркалам. Я мог видеть себя с трех сторон, лишь слегка поворачивая голову, и мой собственный вид вызвал у меня неприятное впечатление.

Мало того что во мне шесть футов два дюйма, если мерить меня в одних носках, и что я вешу двести пять фунтов, в которых почти невозможно найти жира, мои коротко остриженные волосы совершенно белые. Вернее, они блондинисто-белые, но кажутся абсолютно белыми на фоне моей загорелой кожи. Такого же цвета у меня и брови, которые стоят «домиком» над моими серыми глазами и о которых злословы говорили, что эти четыре брови были случайно собраны не на той голове. Лично я считаю их весьма лихими, поскольку мне все равно от них не отделаться, как и от носа, который однажды был сломан и затем подрихтован не совсем ровно. К тому же мне не хватает маленького кусочка на верхушке левого уха, задетого пулей одного мазурика. Но кто смотрит мужчине на уши? Моя внешность — главная помеха в моей работе частного сыщика. Мне не так-то просто скрыться в толпе. Мне легче было бы спрятаться среди бетономешалок или посреди дорожно-транспортного происшествия.

У меня крепкие зубы, но они, казалось, закачались, когда я улыбнулся самому себе. Я-то хотел улыбнуться победно, но получилось довольно потерянно.

Рядом со мной Диди проговорила:

— О Боже, какой вы очень большой!

Я еще немного глупо поулыбался самому себе:

— Зеркала-зеркала, кто красивей из всех слюнтяев? Но хватит. Я должен встретиться здесь с Лоуренсом. Где он?

Диди показала рукой на дверь, так тщательно упрятанную в зеркальной стене, что различить ее можно было только по розовой ручке размером с гроздь винограда.

— Нужно войти сюда, и с другой стороны холла увидите дверь, на которой написано: «Мамзель». Он там.

— Ага! Теперь-то мы узнаем всю правду. Выходит, Сказочный Лоуренс — это Мамзель? Она хихикнула:

— Не совсем так. Просто он сегодня пользуется ее кабинетом. Мамзель — Лита Коррел, и она совсем не похожа на Сказочного Лоуренса, который, кстати сказать, уже, наверное, думает, куда вы запропастились. — Тут она улыбнулась очень приятной улыбкой. — Мне не хотелось бы, чтобы вас уволили.

Я поблагодарил ее за работу, подошел к двери, повернул розовую гроздь и прошел в холл за зеркалом.

* * *

По периметру холла было несколько дверей справа от меня и две двери — посредине стены слева. По-видимому, справа находились офисы салона «Мамзель», за ними расположилась автостоянка, а двери слева вели в сам салон: с его аппаратами, тренажерами, парными кабинками, всем тем оборудованием, которое служило улучшению фигур клиенток. Из-за левой стены доносились мягкие звуки и приятно ласкали мои барабанные перепонки. Я не знал в точности, что означали эти звуки, поэтому дал волю своему воображению.

Тут я увидел слово «Мамзель», выписанное женским почерком красными буквами на двери справа, — миниатюрное повторение надписи над входной дверью снаружи. Я постучал, и мужской голос пригласил:

— Входите, входите.

Я вошел в кабинет. Мужик уже обходил белый письменный стол, женственный, как фальшивые ресницы, протягивая мне руку. Комната была выдержана в пастельных тонах: бледно-голубые стены, розовые стулья и другие предметы. В таком окружении Сказочный Лоуренс выглядел совершенно нелепо.

Я узнал его по тем фотографиям, которые появлялись в газетах. Сильное лицо, не очень привлекательное, но мужественное, с резкими чертами. Каштановые волосы, чуть тронутые сединой, хоть он и выглядел слишком молодым для седины. Его брови лежали прямыми темными линиями над его карими глазами, которые впились в мои зрачки, когда он ухватил мою руку и твердо пожал ее. Он был чуть ниже шести футов, мощно сложенный, но не толстый.

— Вы — Шелл Скотт?

— Верно. Мое почтение, мистер Лоуренс. Он подвел меня к белому письменному столу, указал на розовый стул рядом с ним и проговорил быстрым стаккато:

— Садитесь сюда. Скотт. Так я постараюсь сразу определить, насколько вы круты. В действительности стул гораздо крепче, чем кажется. Он даже может выдержать ваш вес.

Он таки выдержал. Лоуренс сел за стол и спросил:

— Вы готовы начать работать на нас уже сегодня утром?

— Если я возьмусь за дело. Какие у вас проблемы?

— Проблем хватает. Разрешите мне обрисовать подоплеку. «Мамзель» — это цепь салонов шейпинга, самое крупное имя в этом бизнесе. Лита Коррел — первоначальная Мамзель, обладательница наибольшего пакета акций и основательница компании «Мамзель» — наняла меня, чтобы сделать ее имя еще известнее. Пока в сети семь салонов, а в понедельник откроются еще три. Завтра в имении Хорэйшио Адера в три часа дня состоится большой прием и коктейль с журналистами, телекамерами и тому подобным, который положит начало самой широкой рекламной кампании, которую я когда-либо организовывал. Как вы понимаете, тут не место для неприятностей с «Мамзель». Пока все ясно?

Он поднялся, отошел от письменного стола, вернулся к своему стулу и присел на его краешек. То ли в нем было так много энергии, что она неудержимо сочилась из него, то ли у него были слишком тесные трусы.

— Все пока ясно, — откликнулся я. — Что за неприятности?

— Их несколько. В том-то, черт побери, и беда. Погибла одна женщина — это, пожалуй, самое худшее. Но… Я расскажу все в хронологическом порядке. Во-первых, у нас возникли трудности с Роем Тоби. Это не все, но достаточно для начала.

— Да уж, неважное начало.

— Верно, неважное. И первое из пожеланий: сделайте так, чтобы оно не стало еще хуже. Я пригласил вас, уяснив из передачи Рэндольфа на прошлой неделе, что вам Тоби нравится не больше, чем мне, и что вы его не боитесь. Вы даже находитесь в состоянии войны с ним, не так ли?

— Примерно. Но пока что обходимся боксерскими перчатками. До крови еще не дошло.

— Если вы будете работать на нас, вам, вероятно, придется снять эти перчатки.

— Отчего же нет?

— Хорошо. Но единственное, что я знаю о вашей стычке с Тоби, — это то, что было сообщено Рэндольфом. Может быть, вы расскажете мне всю историю?

На самом деле ничего особенного не случилось. Рой Тоби был одним из крупнейших мафиози на Западном побережье. Гангстером, который занимался созданием империи ублюдков из тех, кто готов зарезать собственную бабушку или застрелить кого-нибудь из-за угла. Он возглавлял одну из самых грязных, порочных и опасных банд, которая когда-либо существовала в Южной Калифорнии. Тоби следовало бы давно изъять из обращения, но если не считать одного осуждения на срок от одного до десяти лет, — а отсидел он только тринадцать месяцев в тюрьме Квентин, — он проживал на воле, и его даже не очень преследовали правоохранительные органы.

Рэндольф был из тех парней, кому не нравилось, что Тоби находится на свободе. По крайней мере, в последние два месяца Рэндольф преследовал Тоби по пятам и вполне мог организовать своему «подопечному» крупные неприятности. «Новости и комментарии Джона Рэндольфа» смотрели в полсотне миллионов семей, если верить рекламе передачи. И в русле кампании по разоблачению наиболее неприглядных сторон деятельности Тоби Рэндольф нанял меня на сутки следить за Тоби в надежде, что я разнюхаю какие-то сведения, которые он мог бы использовать в своей субботней передаче. Даже то немногое, что мне удалось узнать, весьма порадовало Рэндольфа.

Вечером в прошлую субботу Рэндольф процитировал в своей телепрограмме несколько строк из моего донесения. Дело не в том, что мои донесения хорошо написаны, но Рэндольф процитировал добытые мною сведения буквально. Он сказал: «Я цитирую донесение, переданное мне мистером Шелдоном Скоттом, известным местным детективом: „Могу свидетельствовать, что шестнадцатого числа сего месяца Рой Хоскинс Тоби, иначе известный как Малыш Тоби, встретился с Мэнни Куном по прозвищу Хей-Хей, неофициальным гробовщиком банды Джека Спрэтта, и с Полем Кохеном по прозвищу Мороженый, мошенником, отсидевшим два срока в Квентине за подделку чеков. Все трое отправились на охоту. Рой Хоскинс стрелял из винтовки 30-го калибра и из автоматического пистолета 45-го калибра, который он неожиданно достал из-под своего пиджака. Весьма вероятно, что эти громилы охотились на кроликов с винтовками 30-го калибра, автоматическими пистолетами 45-го калибра и ружьем 12-го калибра только потому, что у них не было с собой автоматов. И пока Тоби стрелял только по кроликам и попадал в воздух, могу биться об заклад, что он просто тренировался для стрельбы по людям“».

Рэндольф прокомментировал это в том духе, что Тоби освобожден условно-досрочно, но общается с известными преступниками, владеет оружием и стреляет из него, что является вопиющим нарушением условного освобождения. Рэндольф подробно остановился на этом вопросе и спросил, почему это Тоби все еще пребывает среди добропорядочных мужчин и женщин на улицах Лос-Анджелеса.

Я объяснил Лоуренсу, каким образом я проделал эту работу для Рэндольфа, и добавил, что на следующий день после его телепрограммы, то есть в прошлое воскресенье, ко мне заявились двое подручных Тоби и предупредили, что мне следует утратить всякий интерес к Тоби, если только я не хочу потерять всякий интерес и навсегда. Потом я спросил:

— А какие неприятности доставляет он вам?

— Он хочет большую часть прибыли «Мамзель» и готов платить за это из расчета один цент за доллар. Иначе… Вы знаете, как он действует.

— Ага, с помощью затупленного ножа и без всякой анестезии. Без анестезии, если не считать таковой удар дубинкой по голове. Кто объявил вам ультиматум?

— Около трех недель назад Тоби явился собственной персоной и объяснил, что он особенно заинтересован в «Мамзель», поскольку контролирует спортивный зал «Джейсон Флис». Я и не знал, что он связан с этим спортзалом, а вы?

— Я знаю, что он вложил деньги во «Флис». Может, он влез в это дело так же, как пытается влезть в «Мамзель». В спортзале у него даже свой кабинет…

* * *

У Джейсона Флиса была фигура ставшей явью мечты девяносташестифунтового слабака. Однажды он даже был претендентом в конкурсе на звание «Мистер Вселенная», после чего и открыл свой спортзал в Голливуде. Вскоре после его открытия — может, и до, это мне неизвестно, — Рой Тоби оказался связан с этим заведением. Зал Джейсона Флиса, можно сказать, был мужским вариантом «Мамзель».

— Может, — заметил я, — Тоби пытается завладеть монополией на тела, так сказать, завладеть мясным рынком?

— Может быть. Во всяком случае, он не стал распространяться насчет «а иначе будет плохо». Но он сумел довести до моего сведения, что большие неприятности ожидают всех связанных с сетью «Мамзель», если мы не сделаем его капитаном команды.

— И он вовсе не пытался выглядеть шутником, верно? — подсказал я. — Что вы хотите от меня? Требуется его подстрелить?

Лоуренс ухмыльнулся, показав кривоватые белые зубы.

— Я хочу, чтобы вы убедили Тоби, если сможете, что с его стороны было бы неблагоразумно беспокоить людей, связанных с «Мамзель». Что он поступит разумно, если забудет, что когда-либо слышал о «Мамзель». Другими словами, убедить его, что ему следует бросить ночные грезы о куче фигуристых женщин и оставить нас в покое. Как вы думаете, вам это по силам?

— Я могу попытаться. Но ведь даже множество силачей в спортзале Джейсона Флиса не помешали ему заиметь участие в тамошних прибылях. Я хочу сказать, что я ведь не могу просто подстрелить его или зайти в его логово и дать ему по морде. Но я могу навестить его и сообщить, что вы не собираетесь уступать ему и что я на вашей стороне.

— Хорошо. Это именно то, чего я от вас хочу. — Он выдержал паузу. — О'кей. С Тоби все ясно. Теперь поговорим о еще большей неприятности. Сегодня рано утром женщина по имени Зоу Авилла была найдена в неглубокой могиле в нескольких милях от города. Полиция произвела обыск в ее доме и обнаружила там некий список, в котором фигурируют почти все люди, связанные с «Мамзель». Поэтому полиция сразу же явилась сюда.

— Что это за список?

— Не знаю. Полиция спросила меня, что это за список. Судя по их поведению, можно подумать, что это я убил ее. Во всяком случае, Скотт, в связи с началом нашей рекламной кампании мы нуждаемся в срочной помощи. Я хочу знать, каким образом эта женщина была связана с «Мамзель», если она вообще была связана, и что означает этот список со всеми нашими именами, включая мое. Я ведь даже никогда не слышал о ней. Такова суть дела. Возьметесь?

— О'кей. — Мы договорились о моем гонораре, потом я спросил:

— Кто-нибудь знал эту Авилла? Он покачал головой:

— Во всяком случае, никто не признался, что знал ее. Он встал, дошел до середины комнаты и вернулся к своему стулу, но на этот раз не стал садиться.

— Вы понимаете, как отразится даже малейшая неприятность на нашей рекламной кампании? Последствия могут быть разорительными. Кампания обойдется в миллион долларов, но не принесет и цента, если нас замарают.

— Вернемся на минутку к Тоби. Он хочет войти в долю? Или он упомянул контрольный пакет акций? Как именно обстоят дела?

— Он не упомянул никакой цифры. Даже смешно. — Лоуренс снова сел. — Тоби, должно быть, узнал о подготовке большой кампании, да она и не составляет секрета. Он явился сюда и беседовал со мной минут десять — пятнадцать. Собственно, он только сказал, что мы станем партнерами. При этом никаких условий мы вообще не оговаривали. Он дал мне одну-две недели на то, чтобы привыкнуть к этой мысли, ибо он, видишь ли, предпочитает обделывать такие дела втихомолку. И без насилия.

— Кто сейчас участвует в прибылях?

— Чего?

— Кто владеет «Мамзель» — имя, количество акций и тому подобное. Кто получает доходы?

— Ах это… Лите принадлежит шестьдесят процентов. Мне — двадцать. Лита позволила мне выкупить акции, к счастью, до начала кампании. Но стоили они мне довольно дорого. Остальные двадцать процентов принадлежат в различных долях работающим в фирме десяти девушкам. Девушкам «Мамзель». И Диди.

Мы поговорили еще несколько минут, но он мало что мог добавить к сказанному. Я поднялся и проговорил:

— О'кей, Лоуренс. Я поразнюхаю немного и свяжусь с вами.

* * *

Зазвонил телефон. Лоуренс снял трубку, поздоровался, потом нахмурился: «Кто во Флориде?» Кивнув, он взглянул на меня, состроил гримасу, приставил указательный палец к виску и покрутил большим пальцем так, словно хотел выбить себе выстрелом мозги. Это был междугородный звонок. В следующую секунду он изобразил жуткую ухмылку и сказал: «Гарри, старина, как ты поживаешь, парень? Да? Рад тебя слышать, Гарри». Он посмотрел на меня с кислым выражением лица и медленно покачал головой из стороны в сторону. Я понял, что не так-то уж он и рад этому Гарри. Я махнул Лоуренсу рукой и вышел.

Когда я выехал с автостоянки около «Мамзель» и направился по бульвару Сансет в сторону центра, синий «крайслер-империал» на другой стороне улицы отъехал от обочины и включился в поток машин позади меня. Заметил я его только потому, что «империал» — привлекательная машина и я всегда восхищался ее линиями. Но «империал» держался сзади на одинаковом расстоянии как привязанный, хоть я и менял пару раз полосы движения.

Я пока не поддавался подозрениям, но по привычке свернул направо с шоссе, не доезжая центра города. Только чтобы посмотреть, что сделает парень в «империале».

Он последовал за мной.

Впереди на перекресток выходило складское здание, из-за которого не была видна улица справа. На углу стоял знак «Проезд без остановки запрещен». Бросив взгляд в зеркало заднего вида и заметив, что «империал» держится примерно в квартале сзади, я нажал на газ и быстро набрал скорость. Проскочив знак и не останавливаясь, повернув направо, я врезал по тормозам и, проехав юзом, остановился.

«Империал» тоже с ходу проскочил поворот, пошел юзом и завернул направо на визжащих шинах. Его водитель был захвачен врасплох. Заметив мой «кадиллак», он попытался остановиться, потом передумал, нажал на газ и промчался мимо меня до следующего перекрестка, завернул за угол и исчез. Но я успел разглядеть его, когда он проскочил мимо. Судя по тому, как он плохо умещался на сиденье, это был здоровенный мужик. Выглядел он неплохо, его даже можно было назвать красивым. Я отметил резкие черты лица и темные волосы. Раньше я никогда его не видел.

Но судя по всему, мне предстояло еще не раз с ним встретиться.