Онлайн чтение книги Нежные щечки Soft Cheeks
1

Касуми с облегчением подняла взгляд, когда они вынырнули из темноты и грохота тоннеля. Поезд приближался к станции «Накано» на ветке метро «Тодзай». Появившееся в окне небо было таким пасмурным, что можно было легко ошибиться, решив, что уже наступил вечер. Дождь молотил в окно крупными каплями и ручьями стекал по стеклу. Казалось, все кругом с треском лопается под ударами дождя – такой он был силы. Поезд проскользнул к платформе, стряхивая с себя дождевые капли. Летний ливень застал Касуми врасплох. Пробираясь к выходу, она размышляла о том, что надо бы купить зонт. Хотя от такого дождя никакой зонт не спасет – промокнешь до нитки. На станции, сбежав по лестнице, она бросила взгляд на часы. Было уже больше пяти. Как бы ей ни хотелось переждать дождь под навесом, но время не позволяло. Сначала нужно было уладить кое-какие дела, а потом ехать за Рисой в клуб продленного дня в Мусасисакаи. В такие моменты ей становилось жалко себя: щемящее чувство, что в ее жизни нет ни времени, ни покоя.

Касуми купила в киоске голубой виниловый зонт. На ладони, что держала зонт, поблескивала белая пыльца. Касуми потерла одну руку о другую, пытаясь стряхнуть пыльцу – та поскрипывала, как, бывает, поскрипывает рисовая мука. С дешевым зонтиком в руке она нерешительно мялась под навесом станции. Ливень был таким сильным, что брызги долетали и сюда – вокруг были лужи. Прохожие с криками забегали под навес, промокшие с головы до пят, будто их окатили ушатом воды. «Лучше переждите!» – посоветовал мужчина средних лет, заметив сомнение на лице Касуми. Лишь на мгновение лицо ее смягчилось, но тут же снова напряглось, как у канатоходца. С тех пор как пропала Юка, это странное выражение, начисто лишенное радости, будто приклеилось к ее лицу.

Вытянув шею, Касуми посмотрела на небо. Дождь, похоже, не собирался униматься. Можно было бы легко все уладить, просто взяв такси. Увы, в деньгах она была ограничена так же сильно, как и во времени. Правда, сегодня было одиннадцатое число, и это окончательно разрешило ее сомнения. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, нужно было, даже взяв такси, пошевеливаться. Именно потому, что сегодня одиннадцатое, поскупившись сейчас, она, возможно, будет раскаиваться позднее. Именно потому, что сегодня было одиннадцатое, она решила сама поехать за Рисой в клуб продленного дня, хотя в этом не было никакой необходимости – острая потребность души, причина которой лежала в том непоправимом, что случилось много лет назад. Раскрыв только что купленный зонт, Касуми направилась к стоянке такси, и с каждым шагом уверенность, что она приняла правильное решение, крепла.

Через несколько минут такси остановилось перед зданием с надписью «Накано коопорасу» – домом, где раньше жила Касуми. Она попросила водителя подождать и зашла в подъезд. Все в этом доме, где она прожила восемь лет после замужества и откуда переехала лишь два года назад, было до боли знакомым. Всего восемьдесят четыре квартиры. Она до сих пор помнила не только код почтового ящика, но и код отсека, где стояли мусорные баки. Трехкомнатная квартира не была такой уж просторной, но зато сам дом находился близко от станции «Накано», и ей с Митихиро было удобно добираться до работы.

Касуми бросила взгляд на почтовый ящик с номером квартиры, где она когда-то жила. Ей нестерпимо захотелось заглянуть внутрь: не пришло ли чего-нибудь важного. Знакомый консьерж, видимо, уже ушел домой: его окошко было занавешено выцветшей белой хлопчатобумажной шторкой. Быстренько убедившись, что никого нет, Касуми набрала код и приоткрыла металлическую дверцу ящика. Внутри лежали только рекламные буклеты и листовки. Разочарованная, она закрыла ящик.

Рядом с комнатенкой консьержа висела доска из пробкового дерева, на которой жильцы вывешивали объявления. Касуми посмотрела на маленький кусочек бумажки, приклеенный в самом углу. Лаконичный текст, набранный на фотонаборном аппарате и откопированный. Как это бывает с объявлениями о похоронах, будто говорящих «тронешь – будешь наказан», никто не рискнул сорвать его или подписать что-нибудь неприличное. Ни грязи, ни пятен – объявление выглядело точь-в-точь как месяц назад. Вид бумажки, прочно приклеенной к доске и не претерпевшей никаких изменений, привел Касуми в уныние. Каждый месяц одиннадцатого числа она приходила сюда поменять объявление и справиться у консьержа, нет ли новостей. Консьерж, раньше из жалости частенько беседовавший с ней, в последнее время стал ее избегать. Люди ко всему привыкают. Касуми размышляла о человеческом равнодушии то ли с печалью, то ли с чувством неизбежности.

Юка-тян!

Папа и мама переехали по адресу, указанному ниже.

Мы тебя очень ждем, обязательно свяжись с нами.

Мусасино, Сакаимати 6—3–6

Телефон: 0422—36—00ХХ

Мориваки Митихиро

Касуми

Риса

Хлопнула входная дверь. Шум ливня и запах сырости заполнили подъезд. Касуми обернулась. Женщина в красном плаще, с маленьким мальчиком за руку, слегка поклонилась ей в знак приветствия.

– Ну и ливень! – обратилась она к Касуми, складывая зонт.

– Да уж.

Капли дождя стекали с ее зонта – на кафельном полу моментально образовалась лужа. Капало даже с плаща.

– Извините, это ваше? – раздался шепот за спиной у Касуми; та поправляла кнопки, на которых держалось объявление.

– Да. Моя фамилия Мориваки. – Касуми повернулась к женщине.

Та разглядывала ее с нескрываемым любопытством.

– А как это случилось? Я переехала сюда в прошлом году и все время обращаю внимание на ваше объявление.

– Моя дочка пропала без вести на Хоккайдо.

Ахнув, женщина схватилась за грудь.

– На Хоккайдо?

Бесстрастным голосом Касуми произнесла, как заученный, текст:

– На Хоккайдо. Мы гостили у знакомых на даче неподалеку от Сикоцу. Однажды утром дочка неожиданно исчезла.

– Какая жалость! А сколько было вашей девочке?

– Пять лет.

– А что же полиция?

– Естественно, объявили в розыск. Даже привозили собак-ищеек, но так и не нашли.

– Может, несчастный случай?

– Так и не выяснили – несчастный случай или преступление.

– А… – женщина запнулась, – а когда это случилось?

– Четыре года назад. Мы в этом доме жили, но потом, в позапрошлом году, решили переехать. Вот повесили объявление – подумали, бедная девочка вернется, а нас никого нет.

– Да уж. – Молодая женщина крепче сжала детскую ладошку, будто испугавшись, что сын может вот прямо сейчас исчезнуть; в глазах у нее стояли слезы.

– Консьерж – очень хороший человек. Разрешил нам повесить объявление. Так что я каждый месяц одиннадцатого числа прихожу проверить, висит или нет.

– Одиннадцатого? – Женщина озадаченно посмотрела на нее.

– Да, дочка исчезла одиннадцатого августа. Сегодня одиннадцатое июля, так ведь? То есть через месяц, одиннадцатого августа, будет ровно четыре года. Дочке уже исполнилось девять.

Женщина, не промолвив ни слова, кивнула с горечью на лице. «Если бы была жива». Касуми прекрасно знала, о чем она подумала. «Если бы была жива». Касуми понимала – эти слова запретны в общении между людьми. Никто не верил, что Юка жива. Только Касуми верила. Теперь, как никогда, она не просто была уверена, она почти веровала в это. И эта вера определяла все ее поступки, придавала ей силы. Сначала, после исчезновения Юки, в дни скорби, Касуми жила только надеждой, но надежда была чем-то эфемерным, готовым исчезнуть во тьме беспросветного отчаяния.

– Не знаю, где она сейчас, но уж буквы читать наверняка может. Все-таки третий класс.

Слова Касуми привели женщину в замешательство, и она как-то неопределенно кивнула.

– Дай бог, найдется.

– Если что-то узнаете, позвоните, пожалуйста, по этому телефону.

– Да-да, конечно.

На лице женщины отразилось облегчение, будто она освободилась от какого-то груза. Касуми, сделав вид, что не заметила, вышла из подъезда. Струи дождя стали размеренно-спокойными, но вместе с утраченной мощью исчезло и предчувствие, что он вот-вот может прекратиться. Вечер обещал быть дождливым.

Касуми нырнула в ожидающее ее такси.

– На светофоре налево, – попросила она.

Машина тронулась с места. Касуми прислонилась лбом к стеклу и стала смотреть на темную, мокрую от дождя дорогу, полную воспоминаний: вот она сажает Юку на велосипед и они едут в детский сад, вот она едет забирать Юку из сада. Было и еще одно воспоминание. По этой дороге, сев на велосипед, она мчалась на короткие свидания с Исиямой.

– Подождите здесь, пожалуйста! – попросила остановиться Касуми перед кирпичным зданием, какие обычно сдаются в аренду под небольшие бизнесы.

Не раскрывая зонта, она вбежала внутрь. В небольшом холле с лифтом стены были увешаны вывесками разнообразных питейных заведений и парикмахерских. Сбоку скромно висело объявление, идентичное объявлению в их доме в Накано. Без единого пятнышка. Среди всех этих вывесок бумажка выглядела как инородное тело – от нее веяло одиночеством.

В этом здании на самом верхнем этаже находился детский садик. Юка ходила сюда три года. «Ребенка нельзя расстраивать. Что, если Юка по детской своей памяти вздумает прийти сюда?» – размышляла Касуми. Вернувшись в такси, она прочла на лице водителя, видимо наблюдавшего за ней, немой вопрос:

– Потеряли что-то?

– Можно и так сказать, – неопределенно ответила Касуми, а про себя подумала, что так оно и есть.

Она все это время искала потерянное четыре года назад. И случилось это потому, что, пытаясь жить мимолетным настоящим, она допустила мысль, будто можно забыть о своих детях, отречься от них. Почувствовав тяжелый комок в груди, она вздохнула. Любой незначительный предлог – и ее мысли начинали тщетно вертеться по одному и тому же кругу.

– Или кошка сбежала? – беззаботно встрял в ее размышления водитель.

Касуми уставилась на непрерывно двигающиеся дворники на лобовом стекле. Она сама уже не очень осознавала, кто и что потерял и что она ищет. Определенно, она искала свою дочку по имени Юка. Но сейчас, четыре года спустя после исчезновения девочки, она понимала, что потеряла что-то еще, не только Юку. А что – не знала.

– Я поеду по шоссе Ицукаити, – быстро пробормотал водитель, почувствовав, что спросил что-то лишнее, и погрузился в молчание; в наступившей тишине Касуми закрыла глаза. – Вас к какому выходу станции подвезти?

Похоже, усталость дала о себе знать, и она задремала. Такси уже подъезжало к Мусасисакаи. Она поднесла часы к лицу, так чтобы на них падал свет уличных фонарей, – было уже больше шести. Касуми объяснила, где находится здание клуба продленного дня, и попросила таксиста подождать ее. Касуми корила себя: доехала в комфорте, раскошелившись на такси, а из-за пробок все равно опоздала. Она часто ругала себя за то, что Риса была для нее второстепенной, не главной, и все ее мысли – о Юке.

Касуми торопливым шагом зашла в здание. Риса с ранцем за спиной ждала ее в прихожей, раздраженно переминаясь с ноги на ногу. Все дети уже разошлись, она осталась одна. Касуми коснулась коротко постриженных волос дочки. Риса ходила в первый класс. Она была худенькой и по-мальчишески резвой. В ней не было Юкиной проницательности. Да, Касуми украдкой сравнивала их и ничего не могла с собой поделать. В такие минуты она думала, как бы все было гармонично, если бы Юка была с ними. От Рисы исходил какой-то молочный запах, словно от молочного супа-рагу, которым часто кормят детей в садах и школах. Это был почти забытый ею запах. Касуми замерла, охваченная воспоминаниями. Дети, по утрам пахнувшие так по-домашнему, к вечеру пропитывались запахами детского сада. Юка, ходившая в эту же группу продленного дня, не была исключением. Правда, от Юки зачастую пахло сладостями, которые дети получали на полдник. Это было еще одним мучительным воспоминанием.

– Мамочка, там дождь. Где зонт? – надула губы Риса.

– Не волнуйся, я на такси. Иди в машину.

– Почему? – Риса бросила на мать беспокойный взгляд. – Почему я должна идти в машину без тебя?

– Мне надо поговорить с учительницей.

– О чем?

– Сегодня одиннадцатое число. Ты знаешь, о чем.

– А, про Юку-тян?

Одиннадцатое число было для их семьи особенным днем. Риса, перегнавшая по возрасту старшую сестру на момент ее исчезновения, стала звать ее Юка- тян . Касуми иногда не находила слов, настолько все это было странным. Риса с покорным видом направилась к такси. С тех пор как Риса стала осознавать окружающую действительность, она научилась понимать: в их жизни все, что касалось исчезнувшей сестры, было на первом месте.

Все в детском корпусе клуба было маленького размера: и шкафчики для обуви, и деревянные настилы. Касуми разулась, чувствуя себя великаном в детском царстве. Надела тапочки для посетителей и направилась в учительскую, расположенную в глубине помещения. В комнате оставались только два преподавателя. Касуми обратилась к работающей здесь не на полную ставку старшей преподавательнице, которую знала в лицо.

– Сэнсэй[12]Сэнсэй – почтительное обращение к учителям, врачам, ученым, а также зачастую просто к уважаемым людям, старшим по возрасту., сегодня одиннадцатое число. Новостей ведь нет никаких, так?

– Одиннадцатое? – Одетая в спортивный костюм молодая учительница лет тридцати в растерянности бросила взгляд на расписание, вывешенное на доске, и перевела взгляд на коллегу. – Что там у нас одиннадцатого?

Касуми увидела, как коллега стала подавать старшей преподавательнице знаки глазами.

– Сегодня день, когда исчезла моя старшая дочка Юка.

Юка исчезла, когда еще ходила в детский сад, так что она не имела никакого отношения к этому корпусу, где была расположена группа продленного дня. И все же Касуми не могла удержаться от того, чтобы каждый месяц не спрашивать, нет ли каких новостей.

– А! Нет, ничего не было. За этот месяц ничего. Извините, что я не сразу поняла, о чем вы.

– Ничего, ничего. Я так, на всякий случай. До свидания.

– До свидания.

Ну отчего все вздыхают с облегчением, даже голос и выражение лица меняются, стоит закончить разговор о Юке, будто они освободились от чего-то мрачного? Радуются, что могут вернуться из тьмы безнадежности, которую увидели краешком глаза, к понятной им обыденности, светлой и спокойной? И значит ли это, что обыденность Касуми и ее семьи состоит из тьмы?

– Мама, а ты первый раз за мной на такси приехала! Почему? Потому что одиннадцатое число?

– Потому что дождь пошел, – ответила Касуми, сама на мгновение забыв, что не стала бы брать такси, не будь сегодня одиннадцатое число; она была погружена в размышления о том, когда же и они будут жить как все остальные, когда и их жизнь станет светлой и спокойной.

В тот вечер Митихиро задерживался на работе позже обычного. «Наверное, срочный заказ», – беспокоилась Касуми, промывая рис. Чтобы успеть приготовить ужин, Касуми ушла из офиса пораньше.

Выставив на стол палочки и пиалу для Юки, Касуми и Риса съели свой незатейливый ужин. Касуми всегда готовила на одну порцию больше, чем требовалось, чтобы хватило Юке, когда бы та ни вернулась. Помыв за собой посуду, Касуми позвонила на Хоккайдо. Первый звонок был Мидзусиме.

– Алло, говорит Мориваки…

– А, здравствуйте-здравствуйте!

Касуми не успела даже закончить фразу, когда раздался громкий голос Мидзусимы. Отчетливо звучащие согласные – Касуми так и видела перед глазами его красивую осанку.

– Как дела, все здоровы?

– Да, все здоровы. Я вот…

Еще до того, как Касуми задала вопрос, Мидзусима перебил:

– Сегодня одиннадцатое. У меня в календаре помечено. Я всегда с нетерпением жду вашего звонка. Знаю, что «с нетерпением» звучит неуместно, но…

– Как у вас с погодой?

– Сегодня прекрасная. Градусов двадцать шесть, и влажность восемнадцать процентов. Ни облачка на небе, по-настоящему летняя погода.

Касуми на мгновение представила себе Юку, идущую в одиночестве под этим ясным небом. В ее воображении Юка всегда выглядела счастливой и довольной.

– Никаких изменений?

– Да все по-прежнему, – печально произнес Мидзусима извиняющимся тоном. – Я вот по поводу фотографии, что здесь в дачном поселке висит. Это ведь фотография Юки, когда ей было пять. До чего же она на ней милая. Только сейчас она, должно быть, уже подросла, я вот и думаю, как быть с фотографией.

– Да уж. Возможно, выглядит она теперь иначе.

Касуми сделала пометку. Перед дачей Исиямы, где исчезла Юка, Идзуми повесил табличку с надписью «Если встретите в окрестностях маленькую девочку, пожалуйста, позвоните».

– Да. Тут неожиданно Тоёкава-сан в гости пожаловал. Я даже удивился.

– Тоёкава-сан?

В памяти Касуми всплыла яркая картинка: семейство Тоёкава на фоне пронзительно-синего неба. Сын ведь, наверное, уже институт окончил. Интересно, он по-прежнему улыбается той своей полуулыбкой?

– Да. Бизнес у него по-прежнему идет хорошо, он влиятельный человек в определенных кругах. Сын устроился на работу в кооперативный банк «Синкин», волосы, говорят, пришлось отстричь. Тоёкава-сан, похоже, тоже все переживает: что же случилось с Юкой-тян? Для всех это такая травма!

– Да, я понимаю.

– Извините меня. Конечно, для вашей семьи это самое тяжелое испытание. А я тут такое говорю.

– Ничего. Кстати, как поживает жена Идзуми-сан?

– Все нормально. Вчера вот снова изъявила желание съездить в Саппоро посмотреть кино. Я ее отвозил. В декабре уж два года исполнится, как его нет. Как же время быстро бежит!

Масаёси Идзуми, пройдя через тяготы банкротства, в позапрошлом году покончил жизнь самоубийством в охотничьем угодье в Кусиро. Когда Касуми получила это известие, она вспомнила слова Идзуми, произнесенные им на прощание: «Я готов взять на себя ответственность за произошедшее». Считалось, что банкротство стало причиной его самоубийства, но Касуми иногда думала, не исчезновение ли Юки толкнуло его на этот шаг.

– Такое несчастье.

– Босс был очень ответственным человеком, – проникновенным голосом произнес Мидзусима.

Управление в дачном поселке сменилось, но Мидзусима продолжал работать в администрации. Желающих купить дома не находилось, и поселок превратился в «призрак», где только один дом, дом Идзуми, оставался жилым. Мидзусима фактически превратился в слугу Цутаэ, оставшейся без мужа. А возможно, он даже стал жить вместе с обворожительной вдовой?

– Тут такое дело… – запнулся Мидзусима. – Вы ведь сейчас будете звонить супруге Идзуми-сан?

– Да, я собиралась.

– Вы уж на меня не обижайтесь, – Мидзусима старался подобрать слова. – Тут такое дело, госпожа Цутаэ не очень себя хорошо чувствует. Могу я вас попросить не звонить ей больше?

– Что вы имеете в виду?

– Я буду со всей ответственностью продолжать поиски Юки-тян. Вы уж не трогайте, пожалуйста, госпожу Цутаэ.

– Неужели мои звонки так обременительны для нее?

– Да вы не подумайте чего. Госпожа очень уж переживает, чувствуя свою ответственность каждый раз, когда вы звоните.

– Я же просто узнать, нет ли чего нового.

– Я-то понимаю. Я до боли вас хорошо понимаю. Но ведь, знаете, бывают люди, когда им вот так звонишь каждый месяц в один и тот же день, они расстраиваются.

Цутаэ было наплевать на исчезновение Юки – вот в чем было дело. Касуми смутно понимала это, но сейчас почувствовала какое-то бессилие – будто соскальзывает в темное ущелье, где не за что уцепиться. Если так пойдет и дальше, Юка будет всеми забыта! Когда Касуми чувствовала, что другим нет дела до ее беды, одиночество, какое и словами не выразишь, становилось невыносимым.

– Извините меня, пожалуйста, – полным отчаяния голосом произнес Мидзусима, как будто пал ниц на том конце провода, моля о прощении. – Простите, что причинил вам боль.

– Нет, все нормально.

– Простите. Но я… Я обязательно найду Юку-тян, будьте уверены. Кстати, вы планируете приехать в следующем месяце?

– Да, собираюсь.

Касуми взяла за правило каждый год в августе ездить на Хоккайдо.

– Понятно. Ну что ж, буду рад повидаться с вами.

Рад? Это что же получается? Будто она едет на какую-то увеселительную прогулку! Касуми не могла прогнать странное ощущение, какое бывает, когда тело не может избавиться от жара, – она никому не могла о нем сказать, и даже вздумай она сказать, ее бы не поняли: она чувствовала, что люди, оказавшиеся вовлеченными в историю исчезновения Юки, все как один хотели похоронить это происшествие в прошлом.

Перед ней стоял Митихиро – она даже не заметила, когда он вернулся домой. Митихиро выглядел еще более поникшим, чем когда она видела его сегодня перед уходом из офиса. Митихиро было уже под пятьдесят. На его лице тяжелые трудовые будни оставили глубокие, нестираемые борозды. Его некогда стройное тело будто стало усыхать. К переживаниям о Юке в последнее время прибавились и проблемы на работе. Среди его клиентов не осталось таких, каким был когда-то Исияма, вечно расхваливавший его работу. Да и сам спрос на работу такого рода постепенно исчезал. Даже просто удержаться на плаву было сложно – многие подобные компании одна за другой уходили из бизнеса. Касуми поувольняла сотрудников, внедрила компьютеры, и одно время дела шли получше, но потом, после исчезновения Юки, стало ни до чего, и «тихая» реформа увяла, не успев начаться. Последний сотрудник компании уволился в этом году, и Митихиро работал в одиночку, перебиваясь мелкими заказами.

– С возвращением, – сказала Касуми, положив трубку. – Я тоже только недавно пришла.

– Тут неожиданно срочный заказ, сегодня вечером придется опять идти в офис.

Единственным способом выжить было, выступая субподрядчиком крупных компаний, браться за экстренные заказы. И большей частью такие заказы приходилось выполнять в ночное время, что не пользовалось популярностью среди молодежи.

– Ужас какой! Я бы пошла помочь, но мне сегодня вечером надо к Огате-сэнсэю.

– Опять?

Митихиро скривился, но Касуми сделала вид, что не заметила этого.

– Кстати, ты Исияме-сан позвонил? Сегодня одиннадцатое.

Обязанностью Митихиро было связываться с Исиямой и местной полицией.

– Сегодня утром позвонил. – Митихиро стоял с поникшей головой, будто придавленный какой-то тяжестью. – Позвонил, но никто не подошел.

– Ну, тогда я попробую дозвониться.

– Нет, не надо. Если честно, я тебе не говорил, но я уже несколько месяцев не могу с ним связаться. Думаю, он куда-то переехал.

Касуми не сводила с мужа глаз.

– А домашний телефон?

– Звонил, но последнее время там тоже никто не подходит. Мне неохота было разбираться, вот я и не говорил тебе правду.

Нужно было срочно связаться с Исиямой. Она знала, что не успокоится, пока не узнает, не случилось ли чего. Касуми нервно кусала ногти. Она знала о своей странной зацикленности на одиннадцатом числе, но, казалось, она не сможет двигаться вперед, пока все кусочки головоломки не встанут по местам.

– Наверное, переехал куда-то.

– И ты не знаешь, как с ним связаться?

– Угу.

– И у кого мы теперь будем спрашивать про Юку?

– Да прекрати уже, – тихо огрызнулся Митихиро. – Давай оставим его в покое.

– Почему?

– Думаешь, ему приятно постоянно чувствовать, что его в чем-то обвиняют?

– Но ведь просто ответить на телефонный звонок ему ничего не стоит, правда? – непроизвольно повысила голос Касуми.

Риса, смотревшая в углу телевизор, не выдержав, вышла из комнаты. Касуми почувствовала, как оболочка лопнула и душа ее стала вытекать, будто сукровица из лопнувшего волдыря. Одиннадцатого числа оболочка рвалась особенно легко.

– Я позвонил Асануме. Он сказал, что новостей нет, – сменил тему Митихиро.

Асанума был полицейским из Энивы, ответственным за дело Юки.

– Он только и делает, что в гольф играет.

Митихиро горько усмехнулся, но Касуми, похоже, разозлилась не на шутку. Она считала, что Асанума недостаточно ревностно занимается расследованием.

Из ванной послышался звук льющейся воды. Наверное, Митихиро решил освежиться перед тем, как вернуться обратно в офис. Воспользовавшись моментом, Касуми взяла трубку и нажала одну из кнопок быстрого набора номера. Это был рабочий телефон Исиямы. После исчезновения Юки Исияма ушел из рекламного агентства и стал заниматься закупками товаров для туризма и активного отдыха. Поговаривали, что дела у него идут хорошо. Касуми несколько раз набрала номер и каждый раз слышала одно и то же: «Набранный вами номер не используется». Она попробовала позвонить по домашнему телефону, но и там никто не подходил. Касуми почуяла неладное. Она заглянула в записную книжку и решительно набрала номер офиса Норико.

– Офис компании «К-дизайн».

Было уже начало девятого, но Норико сама подошла к телефону – видимо, работала сверхурочно.

– Норико-сан, это Касуми.

Это был их первый разговор после того, что произошло на Хоккайдо. Касуми почувствовала, как Норико затаила дыхание.

– А, Касуми-сан! Сколько лет, сколько зим. Как с Юкой-тян?

– Не нашли.

– Вот как. Жалость какая, – удрученно произнесла Норико.

На той стороне провода слышался оживленный разговор коллег Норико.

– А что случилось с Исиямой-сан? Сегодня одиннадцатое число, я ему позвонила, но никто не подходит.

– А, так вы не в курсе! – устало сказала Норико, понизив голос. – Мы развелись год назад.

– Я не знала, – оторопела Касуми.

– Так между вами все кончено? – шепотом, но без обиняков спросила Норико.

Касуми с горечью осознала, что развод сделал Норико жестче.

– Да. И я очень раскаиваюсь в том, что произошло.

– Ничего, ничего. Вам тоже нелегко после того, что случилось с Юкой.

Касуми промолчала. Последний довод Норико прозвучал так, будто она хотела сказать: «Теперь мы квиты». Касуми не была готова к тому, что озлобленность Норико прорвется по прошествии времени.

– И чем же занимается Исияма-сан?

– Он мне не звонит, так что я не в курсе. Думаю, нелегко ему со всеми его долгами.

– С долгами?

– Естественно. С бизнесом у него в конечном итоге не заладилось. Я еще до того, как все это началось, получила дом в Мэгуро, но недавно мы оттуда переехали. Теперь и до школы, и до работы примерно одинаково по времени добираться.

Куда они переехали, Норико не уточнила. Касуми поблагодарила и повесила трубку. Тогда на лестнице перед дачей Исияма молил ее подождать, пока он все уладит. Вот, похоже, и уладил. Потерял работу, семью и сам исчез. Где он и что делает сейчас? Так же она думала и о Юке. Что случилось с этими двоими? Касуми вспомнила собственное чувство одиночества тем летом, четыре года назад.

– Кому звонила?

Перед ней в футболке и семейных трусах стоял с мокрой головой Митихиро.

– Жене Идзуми-сан, – соврала она.

– Ну и что она сказала?

– Попросила больше не звонить, – только тут не соврала Касуми.

– Не обращай внимания. Все привыкли.

– Привыкли? К чему привыкли? – Касуми подняла голову и уставилась на мужа.

Митихиро закурил и, выпуская дым, с иронией в голосе ответил:

– К ситуации. Не для всех же это так серьезно, как для нас. Вот и все. В этом мире всегда так. Давай прекращай каждый месяц всем подряд звонить.

– Почему?

– В этом году будет уже четыре года. Ты всех утомила своими звонками. Понятно же: если что-то случится, с нами обязательно свяжутся. Поэтому давай прекратим эти звонки. И еще, я думаю, тебе же будет легче, если хоть немного примиришься с действительностью.

Касуми абсолютно не понимала, что Митихиро пытается сказать.

– По-моему, я примирилась с действительностью. С той действительностью, что Юки нет. Именно так я и живу, разве нет? Когда Юка исчезла, мне было так тяжело, что хотелось умереть. Разве то, что я еще жива, не доказывает, что я примирилась с действительностью?

– Но ведь мы не можем позволить себе умереть еще и потому, что есть Риса. И потому, что Юка пропала без вести. Так ведь? И пока мы не будем точно знать, жива она или нет, мы ведь не можем умереть. Разве не так?

– Так.

– Но это не значит, что мы по-настоящему живем. Ты ведь абсолютно уверена, что Юка жива. Поэтому никогда не сможешь смириться со своей судьбой. Другими словами, на самом деле ты не примирилась с действительностью. Ты живешь во сне. И если так будет продолжаться, этому никогда не будет конца. Нужно научиться терять надежду.

– Но ведь потерять надежду – значит признать, что наша девочка умерла?

– Я понимаю, как тяжело это признать. И что теперь? Ты собираешься всю жизнь продолжать искать? – утомленно потер веки Митихиро. – Я, по правде сказать, немного устал. Мне жаль Юку, но иногда я думаю, что с этим ничего уже не поделаешь.

– Ты что, сдался? – Касуми нахмурилась, чувствуя, что муж ее предал. Ее охватила глубокая печаль.

Митихиро с жалостью смотрел на изменившуюся в лице жену.

– В какой-то мере. Мы столько сил тратим, чтобы найти ее, и никаких результатов. Мне иногда даже кажется, что тут замешаны какие-то сверхъестественные силы. И к тому же, если ты будешь продолжать в том же духе, подумай, что будет со мной и Рисой. Пока ты живешь в своем сне, хватаясь за надежду, люди, живые люди вокруг тебя вынуждены постоянно страдать.

– О чем ты?

– Послушай, пора простить меня и Рису. И Исияму с его женой.

– Простить? – Касуми побледнела.

Митихиро продолжал:

– Ты никого не прощаешь. Никогда. Поэтому тебе так тяжело.

– Я тебя не понимаю. Объясни, я тебя не понимаю!

– Ты не можешь мне простить, что я упустил Юку из виду и она в этот момент исчезла. Ты не можешь простить Рисе, что она именно в этот момент попросилась в туалет. Исияма виноват в том, что пригласил нас на дачу. Разве не так? – скороговоркой выпалил Митихиро, стоя с опущенной головой.

– Это не так! – отрезала Касуми.

Обвинения Митихиро были далеки от истины. Это ее собственный поступок и поступок Исиямы были непростительны. И вместе с тем их можно было простить. Поскольку то, что в глазах окружающих было предательством, для них было тем, ради чего они с Исиямой жили. Так что Касуми простила всех, включая саму себя.

– Что значит «не так»? А, ладно, в другой раз поговорим. – Митихиро со вздохом вышел из комнаты.

Касуми столбом замерла посреди гостиной. И хотя комната была ярко освещена, ей казалось, что она дрейфует во мраке, беспомощная и одинокая. Даже Исияма, который раньше делил с ней все невзгоды, отдаляется от нее, уплывает в сторону берега.

После того как Митихиро снова ушел в офис, Касуми уложила Рису спать, а сама вышла из дома. Дождь еще продолжался. Она раскрыла зонт и зашагала по темному жилому кварталу. Прошла мимо аккуратных типовых домиков, через улицу, мимо старого многоквартирного муниципального дома. Наконец подошла к ветхому одноэтажному строению. На табличке надпись: «Огата». Касуми ходила к старцу Огате так часто, что им пришлось переехать из Накано в Мусасисакаи. Рядом с домом, втиснутый в узкое пространство, выпятил заднюю часть большой автобус, явно не новый и без колес. Дом был погружен в темноту, но в автобусе, подключенном к генератору, ярко горел голубоватый свет, как в торговых киосках по вечерам.

– Добрый вечер! – Касуми положила мокрый зонт на ступеньки автобуса и постучала в дверь.

На двери была наклеена пластиковая табличка, на ней фломастером написано: «Общество “Парадайз”».

– Кто там? – спросил мужской голос.

– Сэнсэй, это я, Мориваки.

– А, Касуми-сан, заходите-заходите.

Щуплого вида пожилой мужчина, ниже Касуми ростом, открыл складную дверь-гармошку. Все окна в автобусе были закрыты, и оттого внутри стояла духота. Вентилятор, покачиваясь из стороны в сторону, гонял по автобусу тепловатый воздух.

– Жарко, наверное. Пришлось окна задвинуть от комаров.

– Извините, сэнсэй, что беспокою в такое позднее время.

Касуми, озабоченно посмотрев на рукав футболки, промокший под дождем, зашла внутрь. У старика были посетители: две женщины средних лет, расположившись в углу автобуса, в тишине читали Библию. Касуми поклонилась женщинам и, поджав под себя ноги, присела перед стариком. Огата, в белой рубашке с отложным воротником и серых брюках, спокойно сидел на небольшой подушечке. Его скромный наряд оставался неизменным круглый год. Зимой он надевал куртку, протертую на локтях, или накидывал свалявшийся свитер. Огате было чуть за шестьдесят, взгляд проницательный, лицо моложавое.

– Сегодня ведь одиннадцатое. Что-нибудь случилось? – Огата помнил, что одиннадцатое число было важным для Касуми.

Касуми кивнула:

– Да так, по мелочам.

– Похоже, что-то не очень хорошее?

– Да. Исияма-сан развелся. Его жена сказала, что он весь в долгах и она не знает, где он.

– Исияма-сан? – переспросил Огата, будто не веря своим ушам. – Интересно, что случилось.