Онлайн чтение книги Степан Буков
XX

Как в тяжелые нервные военные годы, так и в спокойное послевоенное время Степан Буков в общем сохранял свой живой вес в норме с плюсом или минусом в три-четыре килограмма. Терял он обычно от переживаний. Расстраивался для посторонних незаметно. После смены походка становилась тяжелая, сердитая, если во время работы от глупости других случались неполадки и от этого он простаивал.

Он просто на глазах мог отощать, сидя в кабине экскаватора и беспокойно поглядывая в дверцу с опущенным стеклом, когда случался простой. Если же все обстояло нормально, он сидел в кабине экскаватора с выражением блаженного отдыха на лице, какое бывает у летчика, доверившего машину автопилоту. Только вся разница: Буков с этим выражением на лице ворочал рукоятями контроллеров, то беря их на себя, то отдавая вперед, работал ногами на педалях, вертя головой то вправо, то влево, поскольку не было у него такого прибора — автомашиниста, на который можно положиться почти как на человека. Это летчик может лететь по прибору, на землю не глядя, по тысяче километров в час отхватывать запросто. А у Букова каждый метр забоя — серьезное, ответственное пространство. Тут, как Зуев любил наставлять, надо все время аналитически мыслить и оперативно оценивать каждый факт. Вот крупногабаритный кусок, можно его ковшом подцепить на зубьях и свалить в думпкар, но ведь так и повредить емкость недолго. Приходится сначала наваливать подушку из мелочи, а потом сверху положить крупный габарит. Вот куски руды обнаружились, надо их подлопатить в сторонку, пока идет выборка породы. Потом, когда руда пойдет, прихватить и эти куски. Клад не клад, а все же ценность. Выскреб жилку на полковша — ювелирная работа. А ковш не совок, емкость — вагонетка на восемь кубов. Он сумеет и коробку спичек с земли поднять так же, как глыбу камня многотонную.

Буков работает на дне карьера, на самом нижнем его горизонте, у восточного борта, куда еще железнодорожную ветку не протянули, но будут тянуть, это точно.

Котлован налит тяжелым, жгучим зноем, синевато-сизым от едкой загазованности свыше нормы. Буков договорился с директором карьера, чтобы вызвали вертолет, вот он сейчас висит в котловане, как гигантский вентилятор, махает лопастями, проветривает помещение.

В кабине экскаватора поставлен кондиционер, но Буков не считает справедливым, что у него может быть персональная, относительная с пеклом котлована прохлада, и поэтому включает свой кондиционер редко. Главное, надо, чтобы скорее железнодорожную ветку наладили: электровоз дизельным топливом не чадит, выхлопных труб не имеет. Самый гигиенический вид транспорта, помимо всего прочего!

Ребята шутили: по случаю запыленности надо требовать к спецовкам паранджу.

Буков с механиком карьера помозговал — пустили дождевальные установки собственной конструкции. Под сильным напором они не брызжут, а только водяной пылью взвешенные частицы обволакивают, освежают, ну и воздух, конечно, увлажненный, прохладный.

Перед работой Буков всегда просматривает у буровиков взрывной паспорт, который дает геологическую характеристику фронта забоя, чтобы заранее точно знать, с какими пластами придется иметь дело. В зависимости от этого и настраивается. Если сплошная порода, давай темп. С выходом руды бди, чтобы не свалить ценный материал в отвал. Пойдет рудное тело, сразу появляется хорошее настроение — к самому себе уважение прибавляется.

Если руда бедная, то ее вывозят в специальный складирующий отвал. Сейчас наука и техника еще не обеспечивают выгоду переработки бедных руд. Но, надо полагать, придумают дешевую методику, и тогда все в дело пойдет выцедят медь и из никудышной пока, нищей руды.

В среднем как получается? На тонну руды три куба вскрыши, в год по вскрышным работам — пятьдесят миллионов кубов, поделим на три — цифра хорошая получается.

Когда забой обеспечен транспортом, а взрывники раскрошили уступ по всему фронту по оптимальным параметрам и габаритов по норме не больше двух процентов, тогда работа идет без особых о ней мыслей — нервы отдыхают, и ты можешь размышлять о чем угодно. Как бы полуотсутствуешь на рабочем месте.

Утвердили проект транспортера ребятам — будет он шуршать лавиной, поднятой над пустыней, над ущельями на стальных мачтах. В горном теле для него будет специальный туннель пробит. Говорят, что подобного транспортера на планете пока еще не заводили. И тут Букова грызет зависть — у него всегда слабость по этой линии: присматриваться к специальностям других. Так и тянет себя на новом деле испытать, ну просто какая-то хищническая жадность. Привезли для прокладки туннеля горнопроходческий комбайн со щитом и к нему целый букет буровых приспособлений со всяческими, даже алмазными коронками. Могучий агрегат! Ходил вокруг него Буков и даже холодел при мысли, что не он, а кто-то другой будет на этой машине работать. Щемило сердце так, будто чем-то на всю жизнь обидели, обошли, недооценили. Страдал молча. И до сих пор страдает. Подобное с ним было и тогда, когда в карьере рудника появились первые самоходные буровые установки, — тоже тосковал, завидовал, томился.

Восьмикубовый экскаватор — инструмент серьезный. Но есть и шагающие, и роторные. Конечно, Степан Буков на людях подавлял в себе чувство неукротимой зависти, не высказывал сожаления, что его обходят высшей новой техникой, но наедине с собой страдал, томился. И вот даже сейчас подымет глаза, поглядит на вертолет — и тоже тянет туда, на высоту. Что он, не мог бы у штурвала сидеть, как тот пилот в гражданском костюмчике, при галстуке, в берете? Он, этот пилот, взялся стальные, смонтированные опорные мачты по воздуху доставлять на трассы транспортера. Вот какая штука получается: воздушный подъемный кран и одновременно транспортное средство. Перспективная вещь! Есть люди, которые стареют, а есть, которые устаревают. Это когда от новой техники отстают…

Буков включил рацию. Вызвал горного инспектора, предупредил:

— У меня тут выход руды намечается. Пришлите геолога. — Затем транспортному диспетчеру доложил: — Готовьте порожняк для руды через две ездки с породой.

Делал это он машинально, продолжая думать о своем, постороннем для работы.

Вот Сережа Струнников и другие ребята-инженеры занялись автоматическими устройствами. Как они выражались, с целью блокировать отрицательную психологию, чтобы человек на машине по рассеянности не совершал глупость и автомат его одергивал бы сигналом. Вещь нужная! Но только техникой с отрицательной психологией не сладить. Надо человеческими, надежными способами.

* * *

Вот недавно у Букова тяжелый разговор был с бывшим помощником машиниста Курочкиным.

— Ты для меня, Курочкин, — спокойно сказал Буков, — теперь бесперспективный. И на одних кубиках тебе в бригаде не ужиться. Добыча у нас всех сверх плана. За нее деньги хорошие платят. Но за подлость вычетов в бухгалтерии не делают. Так что рекомендую: выкидывайся отсюда по собственному желанию. Это я тебе не сердито говорю, душевно. Значит, правильно.

— Пользуетесь своими званиями! — огрызнулся Курочкин.

— Главное мое звание — человек, — сухо сказал Буков. — По-человечески тебя и осуждаю.

— А у другого человеческие чувства давите.

— У тебя не чувство, а хищничество, жену у товарища крадешь.

— Так не я к ней, она ко мне привязалась.

— А почему?

— Значит, приглянулся.

— Чем? Физиономией?

— Ну и что?

— С Мартыном она вместе много горя перенесла, в больших бедах намучилась. Ее понимаем, а тебе не простим. Отчего у Мартына лицо поврежденное? Работал взрывником, запалили шнур, а какой-то охломон из укрытия вылез. Мартын к шнурам кинулся — поздно. Обоих покалечило. Его же и осудили за нарушение правил безопасности. Он тогда за ней только ухаживал, а она его отвергала. А как засудили, решила, что он допустил из-за нее, от огорчения, рассеянность по линии предупредительной сигнализации. Ну и вроде чтобы искупить свою вину, взяла и вышла за него замуж. На взрывные работы его не берут, а лучше его взрывника не было. Сначала пошел в разнорабочие, потом уж я его в обучение взял. А ученический заработок для семейного среднего возраста обидный. Так он одну смену у меня, а другую у транспортников подрабатывал. Почернел, подсох. Наша бригада кубики брала, на него наряды выписывала. А она окончила курсы клубных работников, вернулась и, не дожидаясь того, как он сдаст на машиниста, стала с тобой разгуливать, с мародером человеческой неудачи. Так что вот, — сказал Буков. — Бригада мне поручила, чтоб ты сгинул полностью и окончательно со всех наших горизонтов. — Пояснил: — Мы бы могли еще тебя в человека воспитать, но не позволяет обстановка. Мартыну должны плацдарм обеспечить, чтобы он мог машинистом себя показать. Так что будь здоров и катись…

Буков закрепил каждый узел экскаватора — по уходу, смазке, текущему ремонту — персонально между членами бригады. Осматривая перед сменой машину, он как бы получал коллективный портрет своих людей, запечатленный в узлах машины. И если у кого дома было неладно и это отражалось на уходе, он не делал сразу резких замечаний по технике. Начинал ходить в дом к этому человеку, исподволь, осторожно выяснял, что там по ходу жизни случилось.

Мартыну он сказал так, будто между прочим:

— Вот интересный факт заметил: убьют змею, бросят на обочину, а змей к убитой приползает, положит на нее свою голову и так лежит по нескольку суток, переживает, Змея. Существо хладнокровное, а мы люди…

Мартын помолчал, подумал.

— Ладно, стерплю, как-нибудь уладится.

Буков не счел нужным рассказывать Курочкину, что у Мартына погиб ребенок, укушенный каракуртом, еще когда Мартын работал в геологической экспедиции. Сыворотки не было. Мартын повез ребенка в район на грузовике. От сильного таяния ледников река разлилась, снесла понтонный мост. Мартын на автомобильной шине переправился с ребенком через реку, а потом бежал до больницы шестнадцать километров, но ребенок умер у него на руках. И Мартын не мог простить жене того, что, когда она увидела в коляске ребенка ядовитого паука, испугалась, обомлела, закричала и только после схватила рукой каракурта, хотя уже было поздно. От этого они и жили отчужденно.

Буков заходил к Мартыну в гости, вовлекал его жену в деловой разговор о том, сколько будет получать Мартын, став машинистом, обсуждал, что им в первую очередь надлежит тогда приобрести.

— А ей, — говорил Буков, внимательно оглядывая супругу Мартына, — ты сразу же на все шубу из цигейки построй в ателье на заказ. Шуба вещь капитальная, на года!

Жена тревожно оглянулась на Мартына. Тот сказал, потомившись, но твердо:

— Сделаем.

Когда Мартын получил диплом машиниста, а свободного экскаватора не было, Буков после трудного и резкого разговора с механиком карьера отдал свою машину Мартыну, а сам до получения новой работал почти три месяца на отвале, сгребал бульдозером пустую породу в откос.

Но чувствовал он себя при этом вполне удовлетворительно, не испытывал отрицательных эмоций оттого, что работа на отвале не считалась почетной.