Онлайн чтение книги Совершенство Sublime
Глава 2

Он

Неделю спустя

Колин мнется у двери, разглядывая собственные, торчащие из свеженаложенного гипса пальцы. Они выглядят большими и неуклюжими – некоторые из них кривые от прошлых еще переломов, которые он так и не удосужился вправить. Костяшки у него широкие, и кожа на пальцах вся в неровностях от царапин и ссадин, которые должны зажить сами по себе. Сегодня пальцы у него сильно распухли. Вид у них неважный. Ясно, что с ними плохо обращались. Когда, наконец, он открывает дверь, его босс смотрит прямо на него.

– Колин, – произносит Дот. Вид у нее мрачный, но решительный. – Джо звонил, сказал, ты все утро провел в медпункте.

Ей не нужно добавлять: «Можешь не оправдываться» или: «Я так и знала, что это произойдет опять».

Он делает прерывистый вдох, и выдох облачком повисает перед ним в холодном воздухе.

– Дот, прости, – говорит он, отпуская дверь, которая закрывается за его спиной.

– У меня-то чего прощения просить? Это у тебя рука в гипсе.

Кашлянув, она дотрагивается до гипса. Выражение лица у нее смягчается.

– Что, в этот раз перелом?

Он кивает.

– Так чего на работу явился?

Фартук у нее мокрый насквозь. Опять она посуду мыла, и Колин мысленно делает себе пометку намылить шею Дэну за то, что тот не закончил все как следует, прежде чем бежать на урок.

– Я зашел сказать, что не смогу работать следующие две недели.

– Всего две? – Она склоняет голову набок и глядит ему прямо в глаза – ловит на вранье.

– Ну, четыре. – Он мнется, делает движение, чтобы почесать шею сломанной рукой, и морщится, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ругнуться при Дот. Не хочется ее расстраивать.

– И на тренировки по баскетболу ты уже три недели не являлся, – продолжает она. Глаза у него расширяются. – Да-да, и об этом я тоже знаю. Говорила неделю назад с тренером Такером; он сказал, тебя из команды отчислили.

– Ну ладно тебе, Дот. Ты же знаешь, не мое это.

Дот щурится, внимательно его разглядывая.

– А что же именно тогда твое? Гонки со смертью? Хочешь, чтобы мы тут все спились от страха за тебя? Парень, мне всегда нравился твой драйв, но больше это безумие я терпеть не намерена.

– Да это не безумие, – возражает Колин вопреки здравому смыслу. – Это велосипедный спорт.

– А вот это уже явное вранье. Это опасные трюки и рискованные выходки, прыжки с вагонов на рельсы. Это поездочки по рельсам, а также по веревочным мостам через карьер.

Он удивленно поднимает глаза, и Дот яростно кивает.

– О да, я и об этом знаю. Ты же убиться мог. Когда, наконец, до тебя дойдет, что рисковать можно до определенного предела – пока еще не слишком поздно?

– Джо в курсе? – тихо вырывается у Колина.

– Нет. – Он улавливает в ее голосе нотку тепла, а также непроизнесенное «пока».  – Притормози. Трюки, гонки. Все это. Я уже слишком стара, чтобы ночи не спать, беспокоиться за тебя.

Она замолкает, взвешивая слова, потом заговаривает вновь.

– Знаю, в семнадцать лет мальчикам кажется, что ничего с ними приключиться не может, но уж тебе-то лучше других известно, как легко потерять человека. Я не собираюсь позволить этому случиться с тобой.

Он слегка напрягается, и Дот притрагивается к его руке.

– Просто пообещай, что будешь осторожнее. Обещай, что подумаешь над этим. – В ответ он молчит, и на один долгий миг она закрывает глаза.

– Я урезаю твои карманные расходы и отзываю пропуск в парки штата. Твои передвижения ограничены территорией школы, пока я не разрешу тебе выходить. – Она бросает на него взгляд, должно быть, ожидая взрыва, но он знает – дело того не стоит. С тех пор, как не стало родителей Колина, Джо приютил мальчика под своей крышей и ведал официальными делами, касавшимися скудного наследства, но неофициально последнее слово всегда оставалось за Дот. Колина они держали на длинном поводке, и, когда он злоупотреблял этой возможностью – с предсказуемыми последствиями, – они всегда были рядом. Подобное положение вещей существовало уже довольно долго.

Он кивает, забрасывает рюкзак за плечо, идет в кухню, чтобы вычеркнуть свое имя из графика дежурств по кухне. Скрип маркера в тишине звучит как окончательный приговор, и он чувствует, как взгляд Дот сверлит ему спину. Он терпеть не может ее разочаровывать. Знает, как сильно она за него беспокоится; что тревожные мысли о нем постоянно вертятся у нее в голове, как заезженная пластинка. Именно поэтому вчера ночью он прятался со сломанной рукой у себя в комнате, вместо того, чтобы сразу пойти в медпункт. Именно поэтому Дот и Джо никогда, ни при каких обстоятельствах не узнают и половины тех глупостей, которые он успел наделать. Натянув на ветру капюшон, он хватается за перила и поднимается по ступенькам Хэнли-холла. Ощущает привычный холодок металла под ладонью – перила ощущаются холоднее, даже чем стылый осенний воздух, забирающийся под одежду. Белая краска на перилах уже шелушится, и вся поверхность исчерчена отметинами велосипедных шин и колес скейтбордов – большинство оставил он сам. По краям отметин уже начала расползаться ржавчина. Поспать этой ночью ему удалось недолго – он постоянно просыпался от режущей боли в руке. Теперь чувствует себя больным и уставшим и вообще не уверен, что сегодняшний день ему по плечу.

Он толкает дверь, и его приветствует пустота; тишина звенит от синхронного тиканья часов на противоположных концах длинного коридора.

Но коридор пустеет недолго. Раздается звонок, и, свернув за угол, он наталкивается на Джея, который тискает девушку у шкафчиков рядом с дверью в класс – в его русых волосах блуждает десяток алых акриловых ногтей.

Джей оглядывается на Колина и ухмыляется.

– Явился, наконец, прогульщик, – говорит он. – Пропустил самую заковыристую в мире алгебру. Я прямо чувствовал, как у меня мозги из ушей лезут.

Колин кивает в знак приветствия и помахивает гипсом.

– Я бы предпочел этому алгебру.

– Мне бы твою уверенность. – Последнее завоевание Джея нехотя удаляется, и парни заходят в класс. Кабинет постепенно заполняется учениками; Колин бросает рюкзак на парту и начинает копаться в нем в поисках папки с заданием.

– Так ты был прав, – спрашивает Джей, кивая на гипс. – Сломана?

– Ага, – Колин быстро, насколько это возможно с единственной действующей рукой, отыскивает папку и запихивает все остальное обратно в рюкзак.

– Что, Джо с Дот уже зачитали тебе твои права? Предъявили обвинение? – Джей ходил в школу Св. Осанны столько же, сколько и Колин – с детского сада, и ему прекрасно известно, что Дот никогда не одобряла тягу обоих мальчишек к приключениям.

Колин кидает на него серьезный взгляд.

– Это была Дот.

Джей напрягается:

– Плакали твои легкие денежки?

– Ага. И я заточен на территории школы на неопределенный срок. Хорошо еще, что ты спрятал велосипед у своих родителей – а то она бы и его забрала!

– Жестко.

Колин бурчит что-то в знак согласия и передает учителю папку с заданием. Обиднее всего то, что в этот раз ничего особо опасного не предполагалось. Неделю назад он прыгнул на велосипеде с края карьера на валун на самом дне, и ничего, ни царапины. А вчера, облажавшись, не смог выполнить элементарный прыжок на рампе.

– Капюшон долой, Колин, – говорит миссис Польцевски. Парень откидывает капюшон, отбрасывает волосы со лба и садится за парту.

И как раз в ту секунду, как звонит звонок, входит она. Девушка из столовой. Колин не видел ее неделю, и все это время он не мог перестать думать о том, что она сказала перед тем, как выбежать за дверь.

Мне кажется, я пришла за тобой.

Да кто вообще способен на то, чтобы сказать подобную фигню? Он собирался было окликнуть ее, но она исчезла прежде, чем он успел закрыть рот.

Проскользнув в кабинет, она занимает место в соседнем с ним ряду, кидает на него быстрый взгляд и так же быстро отводит глаза. В руках у нее ничего нет – ни учебников, ни тетрадей, ни рюкзака. Несколько человек наблюдают за тем, как она садится, но ее движения так легки и свободны, что, кажется, она уже влилась в общий ритм класса.

– Если тебе целый месяц нельзя будет ездить, надо продумать план, – шепчет Джей. – Вряд ли ты сможешь сидеть тут безвылазно целый месяц – свихнешься.

Колин только хмыкает в ответ – ему не до того. Это просто безумие: она как не из этого мира. Тонкая пленка света, кажется, обтягивает кожу ее обнаженных рук. В ее светлых, почти белых волосах уже нет листьев; на ней рубашка-оксфорд оттенка французской лазури, темно-синяя форменная юбка, на ногах эти вызывающие, до колен, черные сапоги со шнуровкой. Губы у нее полные и красные, ресницы густые. Выглядит она так, будто достаточно одного грязного словечка, вылетевшего из ее рта, и ты будешь готов сорвать с себя одежду. Словно почувствовав его взгляд, она вытягивает ноги чуть дальше под партой и стискивает ладони.

Джей тычет Колина в руку пальцем, прямо над гипсом.

– Ты ведь не позволишь этой маленькой повязочке помешать тебе развлекаться, а?

Тот отрывает взгляд от девушки, чтобы взглянуть на Джея.

– Ты что, шутишь? Да существует множество способов влипнуть в неприятности, не покидая школьной территории.

Джей ухмыляется и стукает кулаком о кулак Колина – на здоровой руке.

Миссис Польцевски сосредоточенно разбирается с бумагами у себя на столе, не обращая внимания на приглушенный шум и суету вокруг: кто-то открывает учебник, кто-то перелистывает страницы, кто-то хмыкает себе под нос, или кашляет, или точит карандаш. Девушка просто сидит и смотрит прямо перед собой, и выглядит это так, будто она изо всех сил старается остаться незамеченной.

Где она была все это время?

Краем глаза Колин замечает, как она берет своими тонкими пальцами карандаш, который кто-то оставил на столе. Она вертит его в руке еще и еще раз, будто делает упражнение, и рассматривает его при этом так пристально, словно подозревает, что это не карандаш, а волшебная палочка.

Нет, Колин, кажется, никогда не видел настолько светлых волос. Вот, изучая карандаш, она слегка наклоняет голову; солнечный луч запутывается в волосах, и они кажутся почти прозрачными.

Волосы струйками рассыпаются по слегка ссутуленным плечам, которые кажутся слишком хрупкими под рубашкой, которая явно велика. Не девушка, а тень. Тень в шапке из солнечного света.

Почувствовав его взгляд, она оборачивается, и невольная улыбка приподнимает краешек ее губ. Ямочка на щеке наводит его на мысли об озорном смехе, о притворных отказах, о вкусе сахара на языке. Его взгляд встречают темно-серые, почти черные глаза, и цвет этот кажется живым, переливающимся, будто океан в бурю – притягивающий, затягивающий.

И он позволяет себе утонуть.