Онлайн чтение книги Совершенство Sublime
Глава 5

Она

Как только Люси вспоминает о том, что с ней случилось, в памяти всплывает еще несколько островков-воспоминаний, соединенных зыбкой сетью ассоциаций. Она вспоминает себя: громкий смех, тонкие руки и волосы настолько безнадежно-прямые, что постоянно выбивались из любой заколки или резинки. Ей легко давалась химия, а еще она любила искусство и запах апельсинов и боялась собак.

Она вспоминает лицо своей первой учительницы, но не лицо отца. Вспоминает любимые драные джинсы и толстовку с Куки-монстром, которую маленькой требовала надевать каждый день.

Другими словами, она не вспоминает ничего такого, что могло бы хоть как-то намекнуть на то, почему она здесь, а не раскатывает где-нибудь на облаке, или не танцует в пламени где-то там, внизу.

И этот самый вопрос – Зачем я здесь?  – начинает потихоньку разъедать ее скромную защитную оболочку. Вопросы жгут ей язык. Но она знает – отвечать на них некому. С тех пор, как она очнулась, часами размышляла, пытаясь понять, кто же она такая. Если она вернулась на то место, где была убита, значит, она – призрак? И если это действительно так, то каким образом она может носить одежду, открывать двери – как ее могут видеть? Может, она – ангел, упавший, пробив облака, на тропинку у озера? Тогда куда девались крылья? Где чувство цели?

В груди – тянущее чувство постоянной тревоги, ощущение, что она может взять и исчезнуть так же быстро – и загадочно, – как появилась. Почему-то мысль о том, что она будет не здесь, а где-то еще, пугает Люси гораздо больше, чем возможность остаться здесь в качестве тени. По крайней мере, это место кажется знакомым. А какое-то другое может оказаться полным кошмаром: многоголовые монстры, иссиня-черная тьма, желтые клыки и тоска.

У стольких вещей в этом странном существовании просто отсутствует смысл. Во дворе стоит статуя – та, с простертыми руками, в плаще, падающем тяжелыми мраморными складками с плеч. Люси уверена – в прошлом она касалась статуи множество раз, но теперь это ощущение… какое-то неправильное. Или, скорее, оно более правильное , чем должно быть, когда трогаешь камень. Когда Люси в первый раз задержала руку на изящно вырезанных пальцах, она попыталась вспомнить в точности тот момент, когда она притрагивалась к ним раньше, и удивилась странной на ощупь бархатистой поверхности камня. Но в последний раз она резко отдернула руку: ей показалось – нет, она была уверена, – что ощутила легкое тепло под мраморной кожей и то, что один из пальцев шевельнулся. Остальные ребята огибали статую по широкой дуге, но Люси она манила.

И еще одна вещь, которая отличает ее от остальных: кожа становится почти прозрачной под лучами солнца. Обыденные предметы вроде карандашей и камней завораживают ее, но, когда она берет их в руки, вещи будто наливаются свинцом. Она достаточно материальна, чтобы носить одежду, но вещи весят гораздо больше, чем она сама, и никогда не дают о себе забыть: чересчур жесткая ткань постоянно трется о кожу. В голове у нее полно вопросов и почти нет воспоминаний. Такое ощущение, что ее обронили здесь, и вот она парит в подвешенном состоянии, ждет, когда раздастся грохот от ее падения.

Иногда полнейшая неизвестность, в которой она пребывает, добирается до ее сознания, и тогда она чувствует, что ей нечем дышать, как сжимается грудь и накатывает паника. В такие моменты Люси закрывает глаза и отгораживается от всего, погружаясь в тишину и покой. Вот она, здесь, призрак в девичьей одежде, не дающая покоя этой школе; ей просто нужно к этому привыкнуть. Но ей не хочется лишать покоя кого бы то ни было. Ей хочется стать осязаемой, реальной. Спать в общежитии, есть в столовой, флиртовать. С ним. Все, чего ей хочется – это быть рядом с ним.

И, похоже, ему хочется того же. Колин следует за ней повсюду, и если она – это сплошные вопросы и сомнения, он будто плывет по течению, счастливый уже тем, что может быть с ней рядом. Его присутствие отзывается теплой, мурлыкающей пульсацией под кожей. Он следует за ней по пятам, когда она идет по коридору из класса в класс. Иногда он идет рядом и говорит – обо всем,  – хотя она редко отвечает на его вопросы. Он перестал предлагать ей свой обед. Перестал предлагать свои учебники. С того первого дня в коридоре он ни разу не попытался к ней прикоснуться. Но лишать ее своей компании он не спешит.

* * *

Она намеренно держит дистанцию со всеми остальными потому, что чувствует себя настолько другой. Она так и не нашла в себе сил выкинуть ту одежду, в которой она очнулась, но эти вещи – сиротливая стопка на полу в найденном ею сарае – кажутся зацепкой, привязкой к какому-то иному месту Каждый раз, как Люси смотрит на них, ей становится ясно: именно в этом она была похоронена, лежала где-то в оставленной ею могиле. Новая одежда – украденная униформа – уныло свисает с ее худых плеч. Она заставляет себя ходить на уроки, потому что – ну что еще у нее есть? По крайней мере, так она может быть рядом с ним. И чем он ближе, тем она чувствует себя спокойнее. Насколько это опасно – так сильно хотеть узнать кого-то, не зная при этом, кто есть она сама?

Она притворяется, что просто бродит по территории – не ищет его, нет. Но вот она натыкается на него у задних ворот – он выделывает всякие штуки на ВМХ-байке вместе с тем парнем, с которым она постоянно видит Колина рядом – и ее с головой захлестывает волна дикого, радостного возбуждения. Его друг – его зовут Джей, вспоминает она, – симпатичный, немного ниже Колина, но жилистый и с постоянной усмешкой на лице. Его взгляд скользит по ней, мимо и фокусируется на лице Колина, считывая его реакцию на приближение Люси. Потом Джей приподнимается на педалях и уезжает.

– Эй, – говорит Люси слишком, как ей кажется, тихо, но Колин, вздрогнув, поворачивает голову; его глаза расширяются. Каждый раз, как она закрывает глаза, она видит его лицо, но до сих пор реальность его присутствия ошеломляет ее.

Он подъезжает поближе – слишком длинные руки и ноги, слишком длинные волосы – и спрыгивает с велосипеда, резко остановив его в нескольких сантиметрах от ее ног. Похоже, на него произвело впечатление то, что она не отступила.

– Эй, Люси.

Она сглатывает – ее имя, сказанное его голосом, звучит так интимно, что это застигло ее врасплох.

– Как можно ездить со сломанной рукой?

Он пожимает плечами, но в глазах у него разгорается огонек, и она понимает, что это – радость.

– Да мы тут так, дурака валяем, хотим посмотреть, смогу ли я выйти на трассу на следующей неделе.

Тянущее чувство в груди, трепет.

– С одной рукой?

– Ага. – Он ухмыляется, и вид этих чуть неровных зубов в сочетании с кольцом в нижней губе заставляет ее моргнуть и отвести взгляд, прежде чем она может обдумать его ответ.

– Ноги у меня в порядке, а рука, чтобы управлять, нужна только одна.

Она кивает и приглаживает пушистые волосы, лезущие в лицо.

– Ты что, ходишь за мной?

Она ожидает, что он смутится или станет оправдываться, но он только хохочет, вытирая лоб рукавом здоровой руки.

– Я хожу за тобой?  – Он переводит взгляд на байк, потом – обратно на нее и подмигивает. – Прямо сейчас – явно нет.

Она смущается, пытаясь сдержать улыбку.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – говорит он. – И, думаю, да, есть такое дело.

Он замолкает, вглядываясь в ее лицо.

– То есть мы оба знаем, что это так.

Тут его улыбка становится шире – улыбаются щеки, брови, лоб, все лицо – и, наконец, загораются глаза, так, что ей хочется глядеть на него бесконечно.

Медленно опускаются длинные ресницы, будто проявляя еще одно изображение. Ей так нравится, как он моргает. Странно, конечно, но ей ужасно хочется спросить, что он видит на обратной стороне век.

– Почему? – спрашивает она.

– Почему я за тобой хожу?

Она кивает, и его улыбка гаснет.

– Не знаю.

– Ты смотришь на меня иначе, чем все остальные, – говорит она.

Он внимательно ее рассматривает, неторопливо, как это делает только он: будто день состоит из тысячи часов, и спешить абсолютно некуда.

– И как же смотрят на тебя остальные?

– Никак.

Он пожимает плечами; взгляд его смягчается…

– Тогда они идиоты.

Каждым сантиметром кожи она тянется быть рядом с ним, но сомнения возвращаются, накатывают, как облака на серое осеннее небо. Инстинкт самосохранения у него явно отсутствует. Разве можно поверить, что он до сих пор не заметил, насколько она отличается от других?

– Ты не должен за мной ходить. Я не та, за кого ты меня принимаешь.

Он закатывает глаза.

– Это, типа, очень драматично.

– Я знаю. Именно об этом я и говорю.

Он придвигается поближе.

– И что, ты пришла сюда, нашла меня – чтобы сказать перестать находить тебя?

Она пожимает плечами, сдерживая очередную улыбку.

– Зря истратила перерыв на обед. Могла бы просто подождать, пока я не найду тебя попозже. Такой у меня план, сразу после химии.

– Правда, Колин. Ты не должен…

– Это все не так просто, – прерывает он. Из его голоса исчезла всякая насмешка, и он страшно краснеет, осекается. Едва не шепотом добавляет: – Я сам не знаю почему, да? Просто хочу узнать тебя получше, и не могу остановиться.

Люси молча впитывает вид его полных губ, голодное выражение глаз, его искренний интерес, и старается сохранить все это где-то глубоко внутри.

– Колин.

Он резко выдыхает, и срывающимся голосом произносит:

– Что?

Она отводит взгляд, глядит в небо, на серые осенние тучи, которые явно вот-вот опять разразятся грозой.

– Как ты сказал, я девушка драматичная. – Она улыбается, чувствуя, как под кожей гудит электричество от того, с каким вниманием он впитывает каждое ее слово. – Разве ребят это обычно не отпугивает?

– Обычно – да. – Он облизывает губы, задевает кончиком языка серебряное колечко.

– Правда, серьезно, – говорит она, с усилием отводя взгляд от его губ. Боль в груди. – Я даже не знаю, что я здесь делаю.

Что-то в ее глазах не дает ему почувствовать горечь отказа. Он моргает, кивает медленно, будто это уже было ему известно.

– О’кей.

Когда она уходит, он неотрывно смотрит ей вслед; его взгляд – как горячее пятно у нее на спине. Неужели она только что велела ему держаться от нее подальше?

Позади нее – будто магнит, а она состоит сплошь из металлической стружки. Ее почти непреодолимо тянет назад. Впереди – бревенчатый домик, примостившийся на отшибе; на крыльце стоит человек в тренировочном костюме и делает растяжки на холодном ветру. Небольшая табличка у тропинки, ведущей к домику, гласит:

Когда она проходит мимо тропинки, ведущей к этому дому, человек на крыльце не улыбается, не приветствует ее – вообще никак не реагирует на ее присутствие. Его внимание сосредоточено на парковке у ворот позади нее, где Колин и Джей продолжают крутиться на велосипедах. Он прищуривается, плечи его опускаются, и что-то похожее на отчаяние мелькает в его глазах.

– Колин Новак! – кричит он с раздражением, – Врач сказал: никаких велосипедов!

Она ощущает в груди растущее давление, словно воздушный шарик, раздувающийся от некой потребности, нужды настолько сильной, что она даже боится, как бы у нее не треснули ребра. Она чувствует ярость. Но понятия не имеет, почему. И, пока отзвуки его голоса эхом бродят между корпусами, человек на крыльце взглядывает на нее, и на его лице отражается ужас, а потом такое крепкое на вид крыльцо издает ужасающий скрип, и доски проламываются. Это происходит почти мгновенно, и все же Люси видит происходящее как бы на замедленной перемотке: вот трескается дерево, вот Веласкес сначала наклоняется вперед, а потом – назад, когда его ноги пробивают крыльцо и он проваливается вниз.

Его удивленный вскрик разносится над лужайкой.

Шарик лопается, и она ощущает облегчение – каждой клеточкой тела. Она опять может дышать, и она глотает воздух, будто в первый раз. И ей страшно. Люси, спотыкаясь, взбегает по ступенькам и тянется было взять его за руку, но тут же отскакивает. Она никогда ни к кому не прикасалась, не в этом теле. Она даже не знает, может ли она к кому-то притронуться. Какой-то инстинкт удерживает ее. Он провалился по пояс и глядит на нее снизу вверх. Лицо его искажено болью.

– Уходи, уходи, – умоляюще произносит он.

Она делает еще шаг назад, руки ее взмывают ко рту, взглядом она просит о прощении. Но она не может узнать собственное лицо под пальцами, будто внутренний жар и гнев сорвали с нее кожу, расплавили ее черты.

– Мне кажется, я не смогу вас вытащить, – говорит она слишком тихо, раздираемая чувством вины и нежеланием подходить ближе к раненому – будто между ним и ею выросла невидимая стена. Он смотрит на нее с ужасом, и она опять отступает назад, поднимая руки:

– Боюсь даже пробовать, вдруг…

От ворот доносятся крики, быстрый топот по лужайке, вниз по склону. Колин и сразу за ним – Джей бегут и кричат:

– Джо! О господи, Джо!

Колин падает на колени у зияющей дыры в крыльце, и они с Джеем с трудом вытаскивают покрытого пылью, раненого мистера Веласкеса.

Порванная одежда, кровь… И Люси странным образом завораживает, как алое пятно расцветает на ткани штанов, расползается у ног Колина на досках крыльца.

– Я пойду… Позову кого-нибудь, – говорит она.

– Зови Мэгги, – бросает Джей, отрывая кусок собственной рубашки и повязывая вокруг ноги мистера Веласкеса.

– Мэгги?

– Медсестра. Погоди. Я с тобой пойду. Ты здесь справишься, Кол?

Колин растерянно кивает и смотрит, как она отступает и начинает спускаться по ступенькам.

– Что произошло, Люси?

– Он провалился, – оторопело отвечает она.

Алая лужа подбирается к ноге Колина, и он отодвигается. Повернувшись обратно к раненому, он тихо произносит:

– Мы тебя починим, Джо.

Люси поворачивается, чтобы идти; ей не дает покоя непонятное чувство вины, которое охватывает ее при воспоминании об ужасе, проявившемся на лице мистера Веласкеса – будто он понял, что вот-вот случится что-то страшное. Рядом Джей уже прокручивает список имен на ярком, красочном экране, как она поняла, телефона.

– Я пойду с тобой, – говорит он.

Сперва Люси приводило в недоумение, когда она видела, как другие старшеклассники сидят, уставясь в экран чего-то, напоминающего маленький телевизор, да еще стучат по нему пальцами. Она в жизни ничего подобного не видела. «Я не отсюда, – думала она. – Я не из сейчас». Она задумывается, что произойдет, если она возьмет один такой телефон и попытается позвонить в город. Звонок тоже отбросит обратно на территорию школы?

Они идут по дорожке обратно в таком темпе, что, хотя Джей на ходу рассказывает Мэгги о ситуации, Люси еле за ним поспевает – ей трудно подстроиться под его неровный шаг. Перед ними расстилается лужайка, такая ровная и зеленая, что кажется ненастоящей. Неужели они войдут в медпункт вместе? Что, если у нее потребуют объяснений, как могло произойти, что совершенно прочное на вид крыльцо вдруг не выдержало веса не очень высокого человека? В первый раз Люси хочется, чтобы земля разверзлась и поглотила ее, девушку без ответов.

Она оборачивается и смотрит назад на Колина, который, склонившись над мистером Веласкесом, что-то негромко ему говорит.

– Почему он так расстроен?

– Ты что, не рассмотрела как следует? – спрашивает Джей с ноткой сарказма в голосе. – Человек в крыльце по грудь. Повсюду кровь.

Люси кивает, опустив голову и разглядывая невозможно зеленую траву у себя под ногами. Травинки едва гнутся под ее весом. Собственные слова начинают казаться ей ужасно глупыми.

– Конечно. Я вовсе не имела в виду, что он не должен быть расстроен.

– Да нет, я понимаю, что ты имела в виду. Он, наверное, расстроился сильнее, чем кто-нибудь другой на его месте. – Джей низко наклоняется, чтобы встретиться с ней взглядом. – Просто Колин чудом выжил в той страшной аварии, когда погибли его родители. Так что несчастные случаи несколько выводят его из себя. А Джо – еще его крестный и, типа, его единственный на планете оставшийся в живых полуродственник.