Онлайн чтение книги Ласточки и амазонки Swallows and Amazons
Глава 20. Титти в одиночестве

После того как мама уехала, матрос Титти решила, что, пожалуй, следует совершить обход острова. Все было в полном порядке. Оляпка вернулась обратно на свой камень у входа в гавань и снова принялась кланяться. Титти поклонилась ей в ответ, но теперь они были далеко друг от друга, и поэтому птица не улетела, а осталась стоять на камне, несколько раз в минуту отбивая быстрые поклоны. Титти увидела, как оляпка бросилась в воду, а потом снова вылетела на поверхность. Полюбовавшись на нее, матрос продолжила патрулирование острова. Наконец она вернулась в лагерь и подложила дров в костер.

Потом Титти вспомнила, что Робинзон Крузо на своем острове вел дневник и что она именно для этой цели привезла тетрадь. Усевшись на солнышке перед входом в палатку, Титти крупными буквами вывела наверху заглавной страницы: «ДНЕВНИК». Как жалко, что она не вела счет дням, оставляя зарубки на палочке, но поскольку ей предстояло записать в дневник события всего одного дня, то это не имело никакого значения. Дальше Титти сделала такую запись:

«Двадцать пять лет назад в этот самый день я потерпел кораблекрушение и был выброшен на этот безлюдный клочок суши. Ветер юго-западный. Море неспокойно. На рассвете был туман. Встретил вежливую птицу. Я видел, как она летает под водой. На берегу обнаружил туземное каноэ. Туземец оказался дружелюбным. Ее, то есть его, звали Пятница. В его стране водятся кенгуру. И еще медведи. Для меня, живущего в одиночестве, было радостно услышать голос человека, пусть даже дикаря. Пятница приготовил нам обед – пеммикановые лепешки с чаем. Он отбыл в своем каноэ на материк, где обитают туземцы. Он…»

Тут матрос Титти запнулась, не в силах придумать, что написать дальше. После того как она осталась на острове одна, ничего больше не случилось. И до тех пор, пока не произойдет что-нибудь новенькое, сказать о пребывании на необитаемом Острове будет нечего. Титти начала проглядывать книгу «Робинзон Крузо», не читать по-настоящему, поскольку до этого она прочла этот роман столько раз, что знала его почти наизусть, а просто перелистывать страницы. Сначала она набрела на то место, где рассказывалось, как Робинзон спал на дереве, опасаясь диких зверей.

«Я подошел к дереву и вскарабкался на него, стараясь разместиться так, чтобы не упасть, когда засну. Срезав в качестве оружия короткую толстую палку наподобие дубинки, я забрался в свое убежище на дереве и, будучи чрезвычайно усталым, быстро погрузился в сон. Я спал так крепко, как немногие, полагаю, смогли бы спать на моем месте. Проснувшись, я почувствовал себя гораздо более отдохнувшим, чем, как мне казалось, должен был бы быть после сна в столь необычном положении».

Титти начала размышлять, часто ли Робинзон Крузо спал на деревьях и есть ли на острове такое дерево, на котором можно было бы спать. Но ведь все равно никаких диких зверей на острове не водилось.

Потом Титти прочла главу о следах на песке и вспомнила целую кучу вещей, которую ей следовало сказать Пятнице.

Листая книгу взад-вперед, Титти набрела на эпизод, который напомнил ей о капитане Флинте.

«Все то время, пока я был занят работой, – писал Робинзон Крузо, – я развлекался тем, что говорил со своим попугаем и учил его говорить. Я быстро научил его узнавать его собственное имя, и наконец он произнес его вслух: „Полли“… это было первое слово, которое я услышал на этом острове и которое было произнесено кем-либо помимо меня самого…»

Конечно, если бы у Титти был попугай, то жизнь на необитаемом острове была бы просто идеальной. Девочка подумала о зеленом попугае, сидевшем на перилах баржи. Потом ей вспомнились сойки, которые перекликались в лесу в тот день, когда Ласточки ходили в гости к угольщикам. Мысль о сойках, равно как и о зеленом попугае, снова напомнила Титти о капитане Флинте, потому что в тот день старик Билли просил сказать кое-что Амазонкам, что-бы те передали это послание хозяину баржи. Титти вновь повторила про себя слова угольщика: старик думал, будто кто-то собирается забраться на баржу, и нужно, чтобы капитан Флинт навесил на свое жилище прочный замок. Потом Титти припомнила, что Джон пытался передать капитану Флинту это послание, но тот был слишком зол, чтобы выслушать его, и к тому же назвал Джона вруном. А теперь мама хочет передать послание капитану Флинту через маму Амазонок. А ведь Джон отправился к реке Амазонке, и вовсе не затем, чтобы повидаться с Амазонками, а для того, чтобы увести их корабль, так что до завтрашнего дня Ласточки ничего не смогут передать Амазонкам.

– Черт бы побрал капитана Флинта, – вслух произнесла Титти, отложила книгу и поднялась на наблюдательный пункт с подзорной трубой в руках – она хотела оглядеть окрестности.

По озеру плавало множество лодок, а в подзорную трубу Титти увидела бакланов, сидящих на сухом дереве на Бакланьем острове. Но, несмотря на все эти интересные наблюдения, время тянулось медленно. Титти вскипятила и заварила чай, сварила два яйца, съела их вместе с добрым ломтем белого хлеба и большим куском мармелада, но даже это не заняло столько времени, сколько, казалось, занимало тогда, когда нужно было торопиться, чтобы успеть взяться за какое-нибудь другое дело. Титти почудилось, что приготовление и поедание обеда, а также мытье посуды заняло у нее не больше пары минут, после чего она снова забралась на Дозорную высоту и принялась гадать, что сейчас поделывают Ласточки. Она знала, что они не вернутся еще долго, потому что будут дожидаться сумерек, прежде чем войти в устье Амазонки. Матрос Титти с нетерпением ждала заката, и это ожидание показалось ей ёще более долгим, чем капитану, боцману и юнге, сидевшим в засаде у островов Рио. Наконец солнце закатилось за горизонт. Последний вечерний пароход прошел с севера на юг – в это время Роджера обычно отправляли спать. Последний рыбак-туземец взялся за весла, погреб к берегу и скрылся в сумерках. Титти превратилась в хранителя маяка на одиноком скалистом рифе.

Она зажгла большую масляную лампу, подняла ее на дерево и закрепила оба конца веревки. Лампа, распространявшая чудесный яркий свет, неподвижно висела высоко над головой девочки, и Титти подумывала о том, не отплыть ли ей немного от острова, чтобы посмотреть, как выглядит ее маяк с воды. Но потом она решила, что такой поступок не подобает смотрителю маяка. Его же может унести течением в открытый океан, и, когда лампа догорит, никто не подольет в нее масла, и какой-нибудь большой корабль налетит на рифы в темноте.

Прежде чем темнота сгустилась настолько, что без фонарика невозможно было разглядеть ничего, Титти взяла одну из маленьких ламп и подвесила ее на гвоздь, вбитый в раздвоенное дерево. Гораздо легче будет открыть уже висящую лампу и зажечь в ней свечу, чем сперва зажечь, а потом тянуться к гвоздю, пытаясь зацепиться за него дужкой наверху горячей лампы. Потом Титти вернулась в лагерь. «Быть может, как раз в эту минуту они уводят „Амазонку“»; – подумала она и поняла, что усидеть на одном месте, когда где-то происходят такие захватывающие события, будет трудновато. Пару раз Титти взбегала на Дозорную высоту, чтобы убедиться, что маячная лампа горит как положено, хотя можно было бы обойтись и без этого – Титти даже из лагеря видела сквозь кроны деревьев ее сияние.

Наконец девочка осознала, что ей не остается теперь делать ничего, кроме как ждать и слушать, не раздастся ли уханье совы. Это будет означать, что Ласточки вернулись и ждут, пока она зажжет для них бакены, чтобы победители могли ввести «Ласточку» и «Амазонку» в гавань.

– Если только им удастся захватить «Амазонку», – вслух подумала Титти.

Она тщательно сложила костерок, так, чтобы все веточки сходились в середине очага, а потом прикрыла его комьями дерна, которые заранее накопала Сьюзен. Но в лагере сразу же стало так темно, что Титти снова расшвыряла дерн. В конце концов, в лагере было полно дров после того, как они позавчера сплавали за ними на материк. Титти зажгла свечу в оставшейся у нее лампе и попыталась читать при ее свете, потому что пламя плясало, отбрасывая на страницы книги движущиеся тени. Но вдруг, вспомнив, что в лампе остался совсем маленький огарок свечи, который понадобится для указания пути в гавань, девочка задула огонек. Она боялась улечься на свой тюфяк, потому что опасалась уснуть и не услышать сигнала, который Ласточки должны подать на подходе к острову. Поэтому Титти вынесла из палатки оба одеяла, завернулась в одно из них, а из другого соорудила плащ с капюшоном и уселась у костра, положив рядом с собой электрический фонарик и потухшую лампу со свечой внутри. Коробка спичек лежала в кармане бриджей – на всякий случай Титти проверила ее еще раз. Грани коробка прощупывались даже сквозь одеяло…

Это было последнее, что помнила Титти.

Она проснулась от того, что в лицо ей дунул прохладный ветер и принес откуда-то протяжный крик совы: «Ту-вуууу! Ту-вуууу!»

Титти резко села. Где она? Костер погас, остались лишь малиновые угли. Было совсем темно, но где-то позади, высоко над островом, горел свет. Ах да, это, конечно, маяк. Сколько времени прошло с тех пор, как она услышала совиное уханье? Было ли это перед тем, как она заснула, или же только что? А может быть, совиный крик ей просто приснился?

Девочка попыталась вскочить на ноги, но забыла, что она замоталась в одеяло, словно мумия. Должно быть, ее разбудил крик совы. Наверное, Джон, Роджер и Сьюзен плывут во мраке на двух кораблях и удивляются, почему не видно света бакенов. Титти с трудом поднялась на ноги и прислушалась. Несколько секунд она не слышала ничего, а потом где-то на озере раздался скрип разворачивающейся укосины – это парусная лодка совершала поворот оверштаг.

Титти нащупала на земле электрический фонарик, а рядом с ним – незажженную лампу. Засветив фонарик, матрос бросилась прочь из лагеря. Спотыкаясь на бегу, она мчалась по тропинке, ведущей в гавань. Как хорошо, что мама подарила им на день рождения Викки эти фонарики! Даже при свете фонаря бежать было трудно. И еще как здорово, что Титти сегодня днем пришло в голову убрать все ветки, нависающие над дорожкой.

Она нашла дерево с развилкой, вытащила из кармана коробок со спичками и сунула в тот же карман фонарик, чтобы обе руки были свободны. Первая спичка потухла сразу, а вторая тогда, когда она подняла ее вверх, чтобы засветить лампу. Но третья попытка оказалась удачной. Титти без труда зажгла вторую лампу и повесила ее на гвоздь, вбитый в центр белого креста на пне.

Что ж, теперь Джон и Сьюзен должны увидеть свет бакенов. Но что, если им пришлось ждать этого слишком долго? Она, Титти, матрос славной «Ласточки», позорно заснула как раз в то время, когда обязана была бодрствовать. Что, если остальные попытались войти в гавань в темноте и напоролись на подводные скалы?

Неожиданно над головой Титти, между двумя бакенами, пронеслась большая сова – ее, видимо, сбили с толку огоньки во тьме.

– Ту-вууу, ту-вууу, – услышала Титти, когда птица скрылась в ночном мраке.

Быть может, и то, что она слышала прежде, вовсе не было условным сигналом. Возможно, все страхи были напрасными и «Ласточка» еще далеко. Но ведь Титти слышала скрип, очень похожий на тот, который издает при развороте укосина «Ласточки»!

Как раз в этот момент где-то в темноте, у входа в гавань, послышался шум спускаемого паруса, а потом короткий скрип – так скрипит весло, когда им загребают с кормы.

Титти готова была поприветствовать Ласточек радостным кличем, но тут ее слуха коснулся голос, который не принадлежал ни Джону, ни Сьюзен, ни Роджеру.

Этот голос произнес:

– Чертовски хорошо они придумали – установить в гавани бакены!

На миг в голову Титти пришла шальная мысль – задуть свечи. Но было уже слишком поздно. Лодка подошла совсем близко. Через секунду она причалила к берегу не более чем в шести метрах от того места, где стояла Титти.

Титти, согнувшись, присела на землю за скалой. Как она вообще могла уснуть? Крик, который она слышала, был не условном сигналом Ласточек, а уханьем настоящей совы. Если бы она не спала, она сразу поняла бы это. А теперь вышло так, что она, часовой, зажгла для Амазонок бакены, по которым они вошли в гавань, и, когда Ласточки вернутся домой, они обнаружат, что остров захвачен врагом. Смогут ли они когда-нибудь простить ей этот промах?

Нэнси Блэккет уже была на берегу.

– Чего я не могу понять, – заявила она, – так это того, как им удалось оказаться здесь раньше нас? Я уверена, что слышала, как они неслись вверх по реке. Должно быть, они гребли как черти. Под парусом они не смогли бы идти так быстро. И я ни за что бы не поверила, что они смогут грести так быстро. Хотя… мы же лавировали всю дорогу. Забавно, что мы не слышали их ни на одном галсе, ни на другом. Шевелись, Пегги, идем живее. Да зажги свет.

– Спички отсырели, – пожаловалась Пегги.

Как раз в этот момент в лодке вспыхнул огонек, и через секунду Пегги соскочила на берег, держа в руке зажженную лампу.

– Их здесь нет? – спросила она.

– Они просто зажгли для нас огни и удрали обратно в лагерь, – ответила капитан Нэнси. – Притворяются, что они здесь уже давно. Идем. Дай сюда лампу. Пираты-Амазонки прошли так близко от матроса Титти, что она почти могла дотронуться до них. Выйдя на тропу, они бегом помчались в лагерь.

Титти сжалась в комок, дрожа всем телом. Она слышала, как Пегги окликнула сестру:

– Подожди меня! Я ничего не вижу без лампы.

Шаги их звучали все глуше и глуше. Затем воцарилась тишина, слышался лишь шорох ветра в листве. Амазонки ушли в лагерь.

Титти не знала, что ей делать. Это было поражение, полное и ужасное. Ведь предполагалось, кто «Ласточка» вернется на остров с триумфом, за ней будет плыть захваченная «Амазонка», ведомая твердой рукой боцмана Сьюзен… и все пошло прахом! Ласточки не захватили «Амазонку» – вместо этого Амазонки высадились на острове Дикой Кошки, и их пиратское судно пришвартовано в гавани. Если бы только она, Титти, не зажгла бакены, пиратки не смогли бы войти сюда до самого рассвета, а тогда Ласточки, наверное, уже вернулись бы.

В этот миг с другого конца острова донеслись громкие крики Амазонок:

– Эгей, Ласточки! Капитан Джон!

Голоса приближались – Амазонки возвращались в гавань.

И в этот момент Титти осенила гениальная мысль.

В конце концов, какая разница, кто из Ласточек захватит «Амазонку»? И вот же она, «Амазонка», никем не охраняемая. Почему бы и нет?

Одним прыжком Титти вскочила на ноги и оказалась у самой воды, а миг спустя она уже была на борту вражеского корабля и выводила «Амазонку» из гавани кормой вперед, вдоль края высокой скалы. Вытащив из кармана фонарик, Титти на миг зажгла его – вполне достаточно для того, чтобы найти весла. Они были не совсем такими, как весла «Ласточки», но Титти сумела управиться с ними. Она встали на корме «Амазонки» и приготовилась грести, не сводя глаз с двух огоньков, которые она же и зажгла незадолго до этого. Титти помнила – что бы ни случилось, она должна грести так, чтобы огоньки были на одной линии, один над другим. То и дело они норовили разбежаться, невзирая на все ее усилия, однако девочка от- лично справилась с делом, хотя кожух фальшкиля и спущенный парус вместе с укосиной и фалом страшно мешали ей. Тем не менее ей удалось ни обо что не ударить лодку. Едва пиратское судно, все еще двигавшееся кормой вперед, успело выйти за линию скал, как одна из ламп замерцала и погасла. «Это та, которая оставалась у меня в лагере, – подумала Титти. – Хорошо, что я не стала читать дальше при ее свете. Она еще некоторое время гребла прежним образом, дабы быть уверенной, что все подводные камни остались позади. Девочка понимала, что ветер будет сносить лодку обратно к острову, поэтому она развернула „Амазонку“ носом вперед, уселась на скамью, расположив ноги по обе стороны от кожуха фальшкиля, и начала работать обоими веслами, стараясь держать курс так, чтобы ветер дул ей в правую руку.»

Огонек второго бакена пропал из виду, затем Титти снова увидела его, а потом уловила сияние лампы на тропе – это Амазонки вернулись в гавань.

Девочка положила весла и замерла, прислушиваясь, однако ничего не услышала. Тут она увидела еще один свет, высоко над островом. Это был маяк – это сияла лампа, которая висела на огромной сосне, растущей на Дозорной Высоте. Титти знала, что ветер отнесет ее на юг, мимо острова. С силой загребая левым веслом, она привела нос «Амазонки» круче к ветру, а потом принялась размеренно работать обоими веслами.

Это была тяжкая работа. Титти понимала, что не сможет грести так всю ночь. Максимум, что она могла сделать, – это бросить якорь в каком-нибудь безопасном месте. Прекратив грести, она втянула весла в лодку, включила фонарик и перебралась на нос судна. Так и есть – там лежал якорь с привязанным к нему длинным канатом. Титти вспомнила, как Джон учил Сьюзен, что ни за что нельзя бросать якорь, пока не убедишься, что другой конец якорного каната надежно закреплен на судне. Девочка посветила фонариком сквозь петли каната и с облегчением убедилась, что все в порядке. Канат был привязан к кольцу, ввинченному в переднюю банку. Титти переложила якорь туда, где легко могла до него дотянуться, а потом снова села на весла и изо всех сил погребла наперерез ветру, к западному побережью озера. Она не видела ничего, кроме сияния лампы на маячном дереве. Однако Титти не хотела становиться на якорь у берегов острова – по крайней мере до утра. Кто знает, насколько хорошо умеют плавать эти пиратки? Когда между ними и Титти проляжет озеро, она почувствует себя в гораздо большей безопасности.

Неожиданно до слуха Титти долетел плеск волн о камни – он раздавался где-то совсем близко. Не хватало еще в темноте шарахнуть «Амазонку» о берег! Титти прекратила грести, снова перебралась вперед и бросила якорь, постепенно, перехват за перехватом, вытравливая канат. Метр за метром веревка выползала из- ее ладоней. Значит, здесь все-таки глубоко, тем временем вес якоря перестал чувствоваться, значит, якорь лег на дно. Титти вытравила оставшийся канат. «Амазонка» немного сместилась назад и с легким рывком замерла на месте.

– В конце концов, до утра больше ничего не может случиться, – сказала сама себе матрос Титти. – Джон не будет пытаться причалить к острову в темноте, когда один из бакенов не горит. Я захватила «Амазонку», а значит, «Ласточка» все-таки станет флагманом. Пока же ничего больше не может произойти.

Она была не права. Очень опасно говорить, что больше ничего произойти не может. Теперь, когда захваченное судно было надежно поставлено на якорь, Титти постаралась завести на нем истинный корабельный порядок. Однако в темноте, при свете маленького электрического фонарика, было почти невозможно сделать что-нибудь как следует. И все же Титти удалось более или менее аккуратно увернуть парус. Потом она нашла плед и завернулась в него – ночью на воде было довольно зябко, особенно теперь, когда она уже больше не работала веслами. Помимо этого, Титти обнаружила большой кусок шоколада и съела его.

– Так всегда поступают с запасами пищи, найденными на захваченных кораблях, – сказала она сама себе, отметая сомнения, вправе она слопать этот шоколад или нет. Усевшись на дно лодки, сразу перед кожухом фальшкиля, Титти постаралась свернуться в клубочек как можно плотнее, чтобы сохранить тепло и хотя бы относительно укрыться от ветра. Она доела шоколад и начала гадать, долго ли еще ждать рассвета. Неожиданно девочка замерла, словно кролик, бежавший по полю и внезапно заметивший человека.

До слуха Титти донесся новый звук.

Это был звук весел, погружающихся в воду и выныривающих из нее. Кто-то греб сильными, частыми взмахами… нет, работали явно две пары весел, значит, это длинная туземная лодка. Помимо слаженных гребков слышалось также негромкое «шлеп, шлеп, шлеп» – это короткие волны разбивались о нос лодки. Титти хорошо знала этот звук.

Шум все приближался и приближался, и наконец туземная лодка прошла совсем рядом. «Хлюп, хлюп». Титти так отчетливо различала всплески весел, что ей казалось, будто она видит во тьме чужую лодку.

Девочка едва осмеливалась дышать. Это были не Ласточки или Амазонки – это были туземцы. А что могли делать туземцы на озере посреди ночи, когда все – кроме пиратов и путешественников, конечно, – должны спать крепким сном?

– Должно быть, мы уже близко, – донесся из темноты мужской голос. Ветер дул от туземцев к Титти, и она ясно слышала каждое слово.

– Нет еще. Глянь на фонарь, который ребятишки зажгли вон на том острове. Нам нужно пройти еще по меньшей мере сотню метров.

– Я что-то слышу. Ей-богу, нам осталось всего ничего. Греби малость потише.

Где-то поблизости раздался громкий треск.

– Я же говорил тебе, идиот упрямый. Ты треснул о камень эту проклятую посудину.

– Тогда вылезай и вытащи ее на берег.

– Сними с лампы свою шляпу, посвети мне хоть немного.

Раздался всплеск, а потом скрежет – кто-то явно выволакивал нос лодки на каменистый берег. Затем замерцал свет – это зажегся большой велосипедный фонарь.

– Лодка в полном порядке. Может быть, немного ободралась краска. Нам повезло, что обшивка не расклепалась.

– Тогда помоги мне вытащить этот ящик. Здесь его никто не найдет.

– Найдут, если ты будешь так размахивать лампой. Лучше забрать его с собой.

– Мы не можем увезти его на мотоцикле.

Надо пригнать машину и погрузить его в багажник.

– Черт бы тебя побрал, почему ты не додумался взять стамеску, чтобы взломать его?

– Ты, я посмотрю, самый умный. Кому могло в голову прийти, что он хранит свое добро в таком сундучище? Я бы тогда прихватил и что-нибудь поувесистее – одной стамеской тут не сладишь.

– И вообще это была рискованная затея.

– Ну ладно, мы уже все сделали. А судя по тому, сколько весит этот ящичек, можно сказать, что рискнуть стоило. Он не стал бы хранить в таком сундуке какие-нибудь безделушки. Помоги же мне!

Снова послышался скрежет – что-то тяжелое тащили по камням. Кто-то несколько раз грубо выругался. Наконец до Титти донесся характерный стук – как будто что-то сделанное из дерева и металла забрасывали тяжелыми камнями.

Потом снова раздались голоса.

– В следующий раз мы приедем сюда с удочками и подцепим кое-что ценное. Никто не найдет его здесь, если не будет искать намеренно. А ты все время ворчишь. Лучше бы я пошел на дело один.

– И я говорю, что лучше.

– Спихни-ка лодку на воду. Ты уверен, что она не течет?

– Нет, она-то не течет, но это уж никак не твоя заслуга.

– Ну так спихни ее на воду и затаскивай на борт свою задницу. Мы должны отплыть подальше, пока кто-нибудь не спохватился. Снова послышались всплески весел. На этот раз они быстро удалялись в неизвестном направлении.

«Судя по голосам, это были недружественные туземцы», – подумала Титти. Она прислушивалась, раскрыв рот и пристально таращась во тьму, но ничего больше не слышала. Глаза ее сами собой начали закрываться. Титти попыталась разлепить веки непослушными пальцами.

– Кажется, я снова засыпаю, – прошептала она. – Я знаю, что вот-вот усну. На этот раз она оказалась права.