Онлайн чтение книги Тайна синих озер
Глава 3. Озерск, начало июня 1963 г.

О жестоком убийстве Лиды Максим узнал от сестры. Русский он уже сдал, теперь у себя в сарайке готовился к литературе и физике: учил стихи да тупо зубрил формулы.

– Я доставал из широких штанин… бесценным грузом… Ах, как там? Достаю! Достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза… дубликатом… дубликатом… Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!

Снаружи послышались чьи-то торопливые шаги, в распахнутую настежь дверь вбежала-ворвалась сестра Катя:

– Слышал новость? Лидию Борисовну убили!

Макс поначалу не понял:

– Что? Кого-то убили? Кого? Лидию Борисовну? Лидию… Да не может быть! Кто тебе сказал? Кто?

Юноша и сам не заметил, как уже тряс сестренку за плечи.

– Пусти! – вырвалась та. – Пусти, говорю! Больно же.

– Ой… Да что там случилось-то? Неужели правда?

– Весь город только об этом и говорит. В старой школе ее… Шалькин, конюх, ударил по голове. Сразу насмерть.

Не дослушав, Макс выбежал на улицу, побежал на площадь, там, на лавке у магазина, сидели знакомые пацаны.

«Может, не так? Может, перепутала все сестрица?»

– Максим, ты новость слышал?

– Лидию Борисовну?

– Да!

У парня в груди похолодело. Он ведь до последнего надеялся, что это не так, что это не Лидию… не Лиду…

Но как так может быть? Убили! Мы же не в Чикаго каком-нибудь, а здесь, у себя, в родной советской стране… И вдруг – убийство! Да еще кого…

Весь день до самого вечера Максим провел в полной прострации. Учить ничего не хотелось, просто не лезло в голову. Бросив учебники, он убежал подальше от всех, на реку, уселся в зарослях клонившейся к самой воде ивы.

«Лида… Лида…»

– Молодой человек, не подскажете, отсюда в город как ближе?

Рыбак. Кирзовые сапоги, удочка, кукан с насаженной рыбой. Незнакомый, явно приезжий, городской – дачник. Остренькая «чеховская» бородка, усики, тонкие губы, слегка примятая шляпа. Интеллигент!

– Так не подскажете, направо мне повернуть или все же прямо?

– Прямо, – буркнул Макс, махнул рукой и быстро зашагал по берегу прочь, куда глаза глядят, подальше…

А вокруг поднималась по колено в рост таволга, желтели россыпью мохнатые солнышки – одуванчики, легкий ветерок колыхал ветки ив и вербы, над зарослями шиповника порхали разноцветные бабочки, где-то совсем рядом запела-засвистела малиновка, а в прозрачной воде, на отмели, шумно плеснула рыба.

Вернувшись домой ближе к вечеру, он нехотя поел – мать наварила щей из капустного крошева. Вообще-то Максим их очень любил, но сейчас кусок не лез в горло.

Вера Ивановна даже встревожилась:

– Ты не заболел ли? Или в школе что?

– Да так…

Не доев, молодой человек отправился в сарайку. Улегся, забылся в беспокойном сне.

Очнулся лишь утром. Мать уже ушла на работу, а в сарай заглянула Катя. Серьезная, одетая по-рабочему: подкатанные синие треники, кеды и старая Максова рубашка.

– Долго спишь! Короче, я в школу, на отработку. Парты будем мыть. Потом красить.

– Успехов в труде!

– Ой, ладно издеваться-то. Я там блинчики испекла… На обед и мама придет, и я. Вместе пообедаем. Ладно, я пошла.

– Ага…

Интересно, когда Лиду будут хоронить? Впрочем, какая разница? Все равно ведь не на озерском кладбище. Она ведь не здешняя – из Тянска. Лидия Борисовна… Лида… Теперь уж не скажет: «Бонжур, камон са ва?» Не напоет Ива Монтана, не улыбнется лукаво… Нет. Никогда уже. Никогда…

Что же это за сволочь такие дела натворила? Неужели и вправду Шалькин? Обычный, вполне незлобивый дядька. С чего бы так? Водка? Наверное, да.

Макс вспомнил, как Лидия Борисовна впервые появилась в их одиннадцатом «Б». Как поначалу скромненько сидела на задней парте, а урок вела старая «француженка», Маргарита Александровна, по прозвищу Марго.

Как все тогда удивились! Оглядывались, перешептывались. Еще бы – нейлоновая блузка, «бабетта» на голове. Как такую мадемуазель вообще в школу пустили?

А через месяц Марго уволилась, переехала в другой город. А Лидия Борисовна осталась.

– Бонжур, мез анфан!

– Бонжур, Лидия Борисовна.

Как же здорово было! А теперь вот… Ну, как же так? Не верится, что Лиды больше нет. Не верится!

Снаружи, от калитки, послышался чей-то голос:

– Эй, есть кто дома?

Макс неохотно поднялся, выглянул наружу:

– Привет, Женька. А Катька уже ушла. Прямо спозаранку и усвистала.

– Ну и ладно. Можно я зайду?

– Заходи, чего уж. На практику только не опоздай. Блины будешь?

– Нет. А вообще-то давай.

– Тогда жди, сейчас чайник поставлю. Да ты в дом-то проходи, садись.

Женька разулась на крыльце, аккуратно поставив кеды на ступеньку. Точно такая же одежка, что и у сестры: подвернутые треники, клетчатая рубашка с закатанными рукавами.

– Садись, садись, Жень… – Макс вставил в розетку шнур от электрической плитки. Цивилизация! Не какой-нибудь там керогаз.

Даже в Озерске электроплитки далеко не у всех имелись, не говоря уж о деревнях – всяких там Койволах и прочих.

– Тебе с вареньем или с маслом?

– Все равно.

Женька опустила глаза.

«Ишь ты, какая скромница. Интересно, что ей надо-то? Наверное, опять проигрыватель сломался, а сразу попросить починить стесняется. Ладно, пей пока чай»…

– У нас заварен недавно. Катька заваривала. Тебе холодного подлить?

– Нет, я из блюдца.

Налив чай в блюдце, девушка смешно вытянула губки, подула… темная челка упала на глаза – синие, большие, блестящие…

– Ты что, плакала, что ли?

– Нет! С чего ты взял?

Как-то слишком поспешно дернулась. Едва чай не разлила.

– А ты сам-то чего не пьешь?

– Так сейчас… На вот, варенье. Черничное. С прошлого года осталось.

– Этим летом тоже черники много будет.

– Ага, – Максим уселся рядом, скосил глаза: – Ты пластинки-то слушаешь?

– Слушаю. Мы иглу новую купили, теперь очень даже хорошо.

«А чего пришла тогда?» – хотел было поинтересоваться Максим, однако не успел…

– Макс, ты про Лидию Борисовну уже слышал, наверное?

«О! И эта туда же!»

– Да уж, слышал, – юноша поник головой. – Вот ведь… Как гнусно все, мерзко!

– Только дядя Федя Лидию Борисовну не убивал! – сверкнув глазищами, с вызовом выпалила девчонка.

Макс хлопнул глазами:

– Какой еще дядя Федя?

– Ну, конюх школьный! Он вообще-то не мой дядя – мамин, но мы его дядей Федей зовем. Он хороший, добрый. А как выпьет, всегда спит. Он не мог…

Женька опустила голову и разрыдалась. Горько, безнадежно, с обидой.

– Да ты это… не плачь, – принялся успокаивать ее Максим. – На вот, водички выпей!

– Не мог он, не мог… Думаю теперь – как доказать-то, что не он? Как помочь? Ничего не придумывается… ничего-о…

Девочка зарыдала еще громче.

«Эх, не зря, видно, в детстве Горемыкой прозвали».

– Да не реви, говорю! Хочешь, вместе подумаем? Давай?

– Давай! Только ты… Ты тоже считаешь, что это он?

Подняв голову, Женька с подозрением глянула на Макса. Пышные ресницы ее дрожали, по уже успевшим загореть щекам текли крупные злые слезы.

«Красивая девчонка, – неожиданно для себя вдруг подумал Максим. – Будет. Когда чуток подрастет».

– Э-эй, хватит плакать! Договорились же.

– Ага…

Девушка послушно успокоилась, утерла слезы носовым платком.

– Знаешь, – негромко произнес Макс. – Очень может быть, что и твоего дядьку тоже подставили. Как вот недавно – меня.

– А, ты про тот случай, с фотиками? – вспомнила Женька. – А я вот не верила, что это ты. И сейчас не верю.

– Ты-то не веришь. А другие? – Макс обиженно засопел и набычился. – По всему городу слухи ползут – Мезенцев Максим на старый хлам польстился! Вор! Фу как мерзко!

– Вот и дядю моего, может быть, кто-то так же…

– Да понятно, – Макс шмыгнул носом и признался: – Я вот, к примеру, очень хочу разобраться. Кто это надо мной так нехорошо подшутил и зачем?

– Подшутил, – хмыкнула гостья. – Скажешь тоже! Тут не шутки уже.

– Согласен! – с азартом выпалил парень. – И я слово себе дал: обязательно во всем разберусь. Сперва хотел – сразу после экзаменов. А теперь вот думаю – время терять нельзя.

– Ой, у тебя же экзамены, правда!

– Ничего! Не помешают. А вдруг за это время еще кого-нибудь убьют? Как Лидию Борисовну… – Максим поспешно отвернулся, сглотнул образовавшийся в горле комок и продолжил: – Я, между прочим, уже все рассчитал. Смотри. Между экзаменами – по два-три дня на подготовку. Утром и днем я готовлюсь, вечером мы с тобой все расследуем! А то на нашу милицию надеяться… особенно на Дорожкина… Не намного-то он нас и старше! Подумаешь, младший лейтенант!

– Вот именно! – тут же поддержала гостья. В ее глазах, синих, словно высокое весеннее небо, вспыхнула нешуточная надежда.

А как она смотрела на Макса! И раньше-то неравнодушна была, а уж сейчас…

– Только, чур, Катьку ни во что не посвящать! – сразу же предупредил Максим. – Она матушке сразу все расскажет, к бабке не ходи. Не умеет она тайны хранить, совсем. Ты же умеешь?

– Умею. Честное пионерское!

– Вот и хорошо. – По правде сказать, возникшая так быстро идея несколько отвлекла парня от прострации и грустных мыслей. Идея эта требовала действий и тщательного планирования.

– Значит, мы вот как с тобой поступим… – Максим задумчиво заходил по кухне. – Во-первых, нам нужно определить секретное место для встреч. Дома Катька, при ней ничего обсуждать нельзя! Во-вторых, составить план. В-третьих…

– Предлагаю на Маленьком озерке встречаться, – быстро выпалила Женька. – Там кругом лес, и озерских нет почти никого. К тому же до школы недалеко.

– Отлично! – Максим уже что-то прикидывал в уме. – У тебя велик есть?

– Есть. Правда, старый.

– Плевать. На ходу? Если нет – починим.

– Ой! – обрадовалась девчонка. – Вот было бы хорошо.

– Починим, починим, – обнадежил Макс. – И это… запомни. На людях держимся по отдельности. Чтоб никто ничего не заподозрил!

– Само собой! – Женька сверкнула глазами.

Злые слезы ее давно уже высохли, а в сердце зародилась надежда. Да что там надежда – уверенность! Да и Максиму снова захотелось жить.

* * *

– Значит, с кем пил, ты не помнишь? Хорошо, тогда скажи – что пил?

Алтуфьев снова допрашивал конюха. Пока в качестве подозреваемого, а уже скоро нужно будет предъявлять обвинение. А на основании чего? Что потом в обвинительном заключении писать?

Хорошо хоть экспертиза все подтверждала. Пальчики-то на статуэтке – Шалькина! Значит, он и убил, больше некому.

Однако начальство сразу спросит про свидетельскую базу. Ведь не в космосе этот чертов конюх жил, и не в космосе все происходило, где из свидетелей разве что Белка со Стрелкой да еще куча инопланетян, про которых Володя читал в фантастических книжках. Очень он подобное чтение уважал.

Но Озерск – не космос… отнюдь. Обязательно кто-то что-то видел – хотя бы как, когда и в каком состоянии конюх на работу пришел. Ну и, может быть, видели и того, кто принес злосчастную четверть? Бутыль изрядная, такую точно бы заметили.

– Так это… самогон пил… Один… Потом пришли… ну, эти… я уж и не вспомню…

– Один? Целую четверть?

– Дак там на донышке было…

– «На донышке-е» – передразнил следователь. – А кто ее принес, четверть-то твою?

– Так это… я и принес. Привез. Вот на Пегасе и привез, в телеге, да… Положил в телегу, на солому, и привез. А чего добру пропадать?

Невысокий, коренастенький, крепкий, с круглым добродушным лицом, обрамленным рыжеватой бородкой, Федор Иванович Шалькин производил самое благоприятное впечатление. И это – несмотря на стойкий запах ядреного перегара!

Одет хоть и бедновато, но чистенько – застиранная гимнастерка, такие же брюки-галифе, сапоги, однако же, дорогие – яловые. В руках подозреваемый мял серую кепочку, все остальные вещи перед посадкой в камеру были у него изъяты. Ремень, трофейные швейцарские часы с треснутым стеклышком, перочинный ножик.

Интересно, пьяница-то пьяница, а часы не пропил. Часы хорошие, дорогие, а треснутое стекло заменить недолго. Если был бы уж совсем алкаш конченый – пропил бы их давно. Значит, не конченый, не совсем алкаш. Так, бывает, сорвался человек… А причина?

– Самогонку ты где взял? Только не ври, что сам нагнал.

Обыск в скромном жилище конюха уже был проведен – ничего, стоящего внимания, обнаружено не было. Супруга Шалькина умерла сразу после войны, детей у них не было, вот и проживал конюх в полном одиночестве в небольшом – два окна по фасаду – домике, или, лучше сказать, избенке на улице Северной, невдалеке от почты и магазина ОРС.

Небольшой огородик (большие-то сейчас запретили держать), дровяник, в избе – обычная деревенская мебель, большей частью самодельная: комод, шкаф, табуретки-скамейки. Фабричная – только кровать. Большая, с никелированными шариками и продавленной панцирной сеткой, верно, еще дореволюционная. На стене – большой портрет покойной жены и фронтовые фотографии в большой черной рамке. Однополчане. Да, Шалькин воевал и на фронте от пуль не прятался. Награжден медалями. «За отвагу», «За взятие Будапешта»… Там, в Венгрии, Шалькин свой боевой путь и закончил – контузило, попал в госпиталь, а затем был комиссован вчистую. Биография вполне героическая. Впрочем, сколько их таких…

Алтуфьев не поленился, безо всяких запросов лично посетил местный военкомат, покуда тот не переехал. Там все про Шалькина и узнал. Фронтовик. Можно сказать – герой. Обычная по тем временам биография. Воевал, вернулся контуженым… Контузия! Вот! Может быть, все случившееся – это ее последствия?

Выпил, увидел в окно красивую молодую девушку. Вот и компания! Почему не поболтать? Изрядно уже пьяненький зашел в старую школу. Там – одна Лидия. Жарко, девчонка одета легко, по-летнему – юбка, блузка… Еще и прическа – «Бабетта идет на войну». Такие прически в деревне развратными считаются. Ведь понятно же, если девчонка такую прическу носит – значит, всем дает, короче – шлюха. Так и на улице в спину могли крикнуть, даже если волосы просто распущены по плечам. У честной девушки, ясно всем, косы должны быть. Или завивка на бигудях. А уж коли «бабетта» и прочие вавилоны на голове…

Вот и взалкал Шалькин после самогонки-то! Вот кровь-то и взыграла. Нет, поначалу, наверное, все мирно-хорошо было… А потом… Потом лапать начал, с приставаниями полез. Лида ему – от ворот поворот, вот он ее и статуэткой…

Кстати, два раза удар нанес. Так в судебно-медицинском заключении сказано. От первого удара девушка лишь сознание потеряла… вот тогда, похоже, ее и изнасиловали. А потом добили. Так вот расчетливо и цинично все и было.

Хм… Что-то на пьяный эксцесс не очень похоже. Хотя, так сказать, в процессе девчонка вполне могла и очнуться, сопротивление оказать. Вот тут ее еще разок и приложили. Теперь уже смертельно.

Ну да, отсюда и синяки, и царапины. Вон на левой руке, на запястье. На запястье… Похоже, будто часики сдернули. Проверить, не забыть!

И что, Шалькин все это сделал? Фронтовик и добрейшей души человек, как о нем тут все отзываются. Так-то оно так, но ведь он же контуженый. Да еще и выпил немало. Вполне мог контроль над собой потерять. Или не мог? Да что тут гадать – психиатрическую экспертизу назначать надо! В Тянск ехать, с психиатрами договариваться, заодно смену белья взять и обратно – на мотоцикле. А то от общественного транспорта зависеть – не наездишься. На автобусе-то до Тянска два с половиной часа трястись да каждому столбу кланяться. На мотоцикле – часа полтора, запросто! Быстрее да и приятнее, особенно в такую жару.

– Командир… – негромко попросил Шалькин. – Дозволь сапоги переобуть. А то портянки словно черти наматывали!

– Переобувай.

Лично водворив подозреваемого обратно в камеру («Посиди, подумай!»), Алтуфьев заглянул в кабинет к оперу – того на месте не оказалось. А вот участковый был, как раз только пришел, весь потный…

– Игорь, ты мне список обещал. Тех, с кем Шалькин общался. Друзья-приятели, родственники и все такое.

– Ой! – Дорожкин схватился за голову. – Совсем забыл. У нас тут рейд по самогоноварению. С утра в деревнях четыре аппарата изъяли! А список я напишу, вот прямо сейчас и сяду.

– Хорошо. Слышь, а Игнат где?

– Спозаранку с начальником в Тянск укатили. Новый мотоцикл на отделение получать. «Эм шестьдесят два»! Ну, типа БМВ что-то… Говорят, зверь, а не машина!

– А опер там зачем? – удивился следователь.

– Так он у нас за технику отвечает. А я – за культмассовый сектор.

– Ага, вот, значит, как… Ну вот что, культмассовый сектор, ты мне список не забудь. Автобус на Тянск когда?

– В двенадцать тридцать.

Удивительно, но на полуденный рейс до Тянска подали шикарный автобус, просто невероятно шикарный для здешних мест. Серебристый, похожий на космический корабль ЗИС-127, такие обычно использовались на рейсах Ленинград – Таллин, как раз через Нарву шли. Эх, Нарва, Нарва…

Усевшись в мягкое кресло, Алтуфьев и не заметил, как задремал. Проснулся уже на автовокзале, в Тянске.

Покинув транспорт, следователь сразу же направился в прокуратуру, так было быстрее, нежели тащиться домой на служебную квартиру через три квартала. Тянск, конечно, не Озерск, городской транспорт там вообще-то ходит… только вот пока его дождешься!

Новый начальник Алтуфьева, прокурор Тянского Сельскохозяйственного района товарищ Тенякин, к затее с психиатрической экспертизой отнесся неодобрительно:

– Владимир Андреевич, ну что тянуть-то? Там в деле, насколько я понимаю, ясно все изначально. Добейте вы этого – как его? – Шачкина, и дело с концом. Пусть признанку напишет.

– Так, Сергей Афанасьевич, на одной-то признанке в суд – сами знаете… Хорошо бы свидетельскую базу собрать.

– Вот! Собирай!

Прокурор – грузный пожилой мужчина в синем расстегнутом мундире и белой рубашке с галстуком – вытер платком обширную лысину и потянулся к стоявшему на столе графину:

– Ох и жарища стоит… Водички?

– Да, с удовольствием. Спасибо, Сергей Афанасьевич.

– Пейте, пейте. А с делом тем не возитесь! У нас Прощенков по графику в отпуск уходит… Вот вы за двоих и будете работать. А свидетельскую базу – да, подбейте. Как там с экспертизами дела? Версию подтверждают?

– Да вроде да.

– Что значит «вроде»? – нацепив на нос очки в коричневатой роговой оправе, прокурор стал похож на строгого школьного учителя. – Недели вам хватит?

– Так одна экспертиза же десять дней! Пока еще доберутся… или самим везти.

– Хорошо – две! А экспертизу сегодня же и назначьте. Коль уж она вам так нужна. Ладно, согласен – для суда у нас всякое лыко в строку!

– Вот постановление, Сергей Афанасьевич. Подпишите.

– Приготовили уже? Молодец! – прокурор окунул в чернильницу перо и, подписав, вскинул глаза на Алтуфьева: – Подозреваемого советую на экспертизу все-таки привезти. А то пока они там в Озерск соберутся. Они ж медицина – нам не подвластны.

– Спасибо, Сергей Афанасьевич, так я и сделаю.

На самом деле Алтуфьев именно так и собирался сделать: всегда лучше доставить подозреваемого на место, нежели целую комиссию врачей. Постановление подписано, с врачами еще с утра по телефону договорился, как раз на послезавтра. С местными вопросов быть не должно – доставят.

Казенная квартира располагалась почти на самой окраине города, на пятом этаже возведенной лет пять назад пятиэтажки. Вполне еще новая, необжитая, обставленная казенной мебелью и пока еще без телефона. Мебели, правда, маловато: обеденный стол, пара стульев, койка и несуразно огромный шкаф с инвентарной биркой.

Полки для книг Владимир Андреевич прибил уже сам, пока что они оставались полупустыми: с момента переезда стопки книг так и стояли в углу неразвязанные. Чехов, Достоевский, Толстой, много фантастики – Беляев, Казанцев… даже новенький сборник «Фантастика-62». Этот не худо бы забрать с собой в Озерск, вдруг дело затянется?

Да. Но сначала – позвонить. Обязательно позвонить, из Озерска неудобно было да и некогда. Или просто – страшно? Просто позвонить, напомнить о себе, а уж там – как сложится. Просто позвонить… Или все же в Озерске? Нет! Вот прямо сейчас, сегодня! Сколько можно откладывать? В конце-то концов…

Наскоро приняв холодный душ – горячей воды в Тянске летом не бывало никогда, – Владимир Андреевич растерся махровым полотенцем, крякнул, выпил купленный по пути кефир и, натянув брюки и синюю спортивную блузу, бегом спустился по лестнице.

Хорошо, что дом на окраине, – легко удалось арендовать гараж для «Восхода». Выкатив мотоцикл, Алтуфьев аккуратно затворил двери и, набирая скорость, поехал в центр. Громко трещал двигатель. Ветер дул в лицо. Хорошо! Приятно!

Вот и четырехэтажное здание с большим кумачовым лозунгом: «Планы семилетки – досрочно!» Главпочтамт.

– Девушка, мне бы Таллин.

– Шестая кабина. Ваш номер? Ожидайте…

Владимир сел, нервно забарабанил пальцами по лавке.

– Таллин. Кабина номер шесть. Проходите, товарищ!

Небольшая кабинка, телефон без диска. Черная эбонитовая трубка.

– Алло! Алло! Это милиция? Ага… Старший следователь прокуратуры Алтуфьев, Тянск. Мне бы Марту Яновну Кюйд, следователя. Спасибо. Жду… Марта? Марта! Это я, Владимир. Тере!

Что-то щелкнуло в трубке. Разговор прервался, так толком и не начавшись.

– Девушка! Девушка! – раздосадованный, Алтуфьев распахнул дверцу. – Почему прервали разговор? Все же оплачено! Как – не вы? Что-что? Ах, там положили трубку…

* * *

Ровно в семнадцать ноль-ноль Максим был на площади. Остановился за промтоварным магазином, но с велосипеда не слез. Ждал. В семнадцать ноль две на Советской около книжного магазина «Лентагиз» появилась Женька. Тоже на велосипеде, в черных спортивных трусах с белым кантом и в синей майке «Динамо». Никто не удивился – Женьку знали как спортсменку. Она и в велокроссе участвовала, и бегала, и прыгала – значкист ГТО!

Оглядевшись вокруг, юноша махнул подружке рукой, та ответила – тоже помахала, мол, вижу. Помахала и, нажав на педали, скрылась за поворотом. Лишь мелькнули белая парусиновая сумка да черные волосы, аккуратно подстриженные в каре. Не косы, но… спортсменкам можно. Это не «бабетта» и не «колдунья» какая-нибудь!

Немного выждав, Максим поехал следом и минут через двадцать оказался на берегу лесного озера, у Михайловских мостков, названных так по расположенной рядом одноименной деревне.

– Привет! – Женька уже забралась в лодку, уселась на нос и даже попыталась ухватить кувшинку… не дотянулась и просто брызнула водой на парня. – На весла садись. Поплыли.

На корме, под скамеечкой-банкой, виднелись ее сброшенные кеды.

– Ты бы лучше на корму перебралась, – выгребая из камышей, обернулся Макс. – А то как же мы разговаривать будем? Неудобно как-то… спиной-то.

Девушка послушно перебралась на корму, едва не упала – хорошо, Максим поддержал, подхватил за талию.

– Рубашку-то сними – жарко, – поудобней устроившись на корме, девчонка вытянула загорелые ноги и, закатав майку, завязала на животе узлом. Потянулась, прищурилась:

– У меня вот тетрадка… – Женька вытащила из сумки толстую клеенчатую тетрадь. – Тут все записывать буду. Чтобы не забыть.

– А если кто прочитает? – озаботился Макс. Снял рубашку, бросил напарнице:

– Держи. Эх, намокла…

– Да высохнет, – девушка беспечно засмеялась и, нагнувшись, опустила руку в воду. – Теплая… Можно будет искупаться. Я тут знаю одно местечко… Вон к тем ивам греби!

– Говорю, может, не надо ничего записывать? – послушно развернув лодку, повторил Максим.

Женька лишь отмахнулась:

– Прочитают, говоришь? Да кому мы нужны?

– Вообще-то да, – согласно кивнул Максим, вдруг поймав себя на мысли, что почему-то он во всем соглашается с этой мелкой девчонкой, даже вот вроде бы в мелочах. Выходило, что она как-то исподволь, тихой сапой стала в их тандеме главной? Почему? Понравилась, что ли? Вообще-то Женка – девчонка ничего, симпатичная, красивая даже. Но вот… соплячка же, еще совсем маленькая. Ишь, сидит, сверкает глазищами своими синими.