Онлайн чтение книги Дело Фергюсона The Ferguson Affair
29

Она сидела в шезлонге у окна на фоне неба и моря. Море плясало и сверкало под ветром. На горизонте неподвижными лунами висели спинакеры.

Она выглядела юной варварской царицей. Замотанный тюрбаном, скрепленный драгоценными булавками шарф скрывал опаленные огнем волосы. Темные очки в оправе из драгоценных камней прятали ее глаза. Живот и ноги были укутаны шелковым халатом.

— Я думала, ты никогда не вернешься, — сказала она Фергюсону. — Кто твой друг?

— Мистер Гуннарсон, Холли. Он вытащил тебя из огня.

— Очень рада познакомиться с вами, мистер Гуннарсон.

Она протянула мне руку почти царственным жестом и не опускала, пока я ее не пожал. Рука была вялой и холодной. Ее лицо, там, где его не маскировали очки и тюрбан, было лунно-бледным. Губы, когда она говорила, почти не шевелились.

— Я с нетерпением ждала возможности лично поблагодарить вас за все, что вы сделали. Вы и правда меня пылающую вырвали из ада. Как в поэме на пластинке, которую мне купил муж. Т. С. Элиота. Я про такого не слышала. Но поэма — закачаешься.

Если не считать заключительных фраз, эта маленькая речь производила впечатление отрепетированной. Отсутствие какого-либо выражения на ее лице и в голосе создавало эффект чревовещания. Вся сцена отдавала театром.

Будь у меня больше сил, я бы некоторое время ей подыгрывал. Но мои колени подгибались от слабости, и сомнений, и гнева.

— Мы же познакомились раньше, миссис Фергюсон.

— Конечно, выходит так. Только я не помню, и все тут. Из-за наркотиков. Паршивые подон... подлецы кололи мне наркотики.

— Вы не помните, как стреляли в меня?

В наступившей долгой тишине я слышал шуршание волн, точно вздохи под окнами. Она вздернула подбородок в сторону Фергюсона, осторожно, чтобы не нарушить красоты своей позы.

— О чем он говорит, Йен?

— Мистер Гуннарсон утверждает, что ты стреляла в него вчера вечером. — Он не спускал с нее глаз, как фотограф, готовый нажать на кнопку и запечатлеть неумолимую истину. — В него действительно стреляли.

— Только не я, Господи Боже ты мой! С чего бы я стала стрелять в человека, который старался мне помочь?

— Я приехал сюда, чтобы задать вам, в частности, и этот вопрос.

— Значит, есть и другие? Будете еще бить меня ниже пояса? Так я попрошу мужа, чтобы он вышвырнул вас вон.

Фергюсон предупреждающе покачал головой. Я сказал:

— Почему вы стреляли в меня? Вы прекрасно знаете, что стреляли.

— Ничего я не знаю. И не стойте надо мной, ненавижу, когда надо мной стоят! — В ее голосе появились истерические обертоны.

Фергюсон придвинул мне стул так, чтобы я сел на достаточном расстоянии от нее.

— Сядьте, пожалуйста. Вам ведь трудно стоять.

Садясь, я заметил, что к двери у меня за спиной прислонился доктор Тренч, незаметно вошедший, пока мы говорили. Она умоляюще протянула руки к мужу, растопырив негнущиеся пальцы.

— Скажи ему, Ферги, что он ошибается. Ты же знаешь, это не я. Меня сразу вырубило. В него кто-то другой стрелял. Или, может, он последний псих и ему мерещится.

— Так там был кто-то еще, миссис Фергюсон?

— Да не знаю я, честное слово. Я не знаю, кто там был. Они меня кололи, и у меня два целых дня как вычеркнуло. Не верите мне — спросите доктора Тренча. — Она изогнула красивую шею, глядя мимо меня.

Доктор протирал очки.

— Сейчас не время что-нибудь решать. Гуннарсон, почему нельзя это отложить? Миссис Фергюсон провела два тяжелейших дня.

Третий обещал быть не легче. Я услышал звук подъезжающей машины, решил, что Уиллс выбрал для своего появления самый подходящий момент, и пошел к двери вместе с Фергюсоном. Перед нами стоял Солемен.

— Я желаю поговорить с самой дамочкой, — заявил он.

— Скажите, что вам надо, мне. Моя... жена плохо себя чувствует.

— И почувствует еще хуже, если не уплатит по счетам. Фергюсон сказал истомленным старческим голосом:

— Я вам заплачу. Выпишу чек на Монреальский банк.

— И думать не смей, Ферги! — Она вышла следом за нами в холл, а теперь проскользнула мимо меня и оперлась на руку мужа. — Этот тип знает, что у нас беда, и решил погреть лапы. Ни ему, ни вообще никому я шестидесяти пяти тысяч не должна. Я ему шестидесяти пяти центов не должна.

— Врет и не поперхнется, — сказал Солемен. — Продула мои деньги в игорных домах и думает вывернуться.

— Я в жизни в азартные игры не играла. Ни разу даже десяти центов в игорный автомат не бросила!

— Ив Майами, конечно, ноги твоей не было.

— Вот именно.

— Врешь. Прошлым летом ты спала со мной в Майами два месяца. И с удовольствием. Может, выскочила замуж за папашу, так и захотела позабыть. Только ничего у тебя не выйдет.

— Какие именно два месяца? — спросил я.

— Июль и почти весь август. Я про это говорить не хотел, но дамочка сама меня заставила.

— Весь август я была в Канаде, — сказала она.

— Это правда, я свидетель, — добавил Фергюсон.

— Мало ли что вы наговорите! Не люблю прибегать к силе, но почему с тех, кто в деньгах купается, взыскивать всегда труднее всего? — Голос Солемена стал пронзительным, его рука скользнула под габардиновый пиджак, словно у него закололо сердце, и выскользнула, сжимая пистолет. — Выписывай чек, папаша. И не вздумай остановить выплату.

— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Но отдавать деньги, которые не брали, мы не будем.

Солемен наклонился к ней.

— Ты Холли Мэй или нет?

— Да, меня так зовут, мелочишка. Но это еще не дает тебе права...

— Киноактриса, так?

— Раньше я снималась в кино.

— Ты меня помнишь, так? Солемен Волосатые Ноги, нежное сердце.

— Я тебя в первый раз вижу и на десять шагов к себе не подпустила бы.

— Трепи языком. Раньше ты не то говорила! Фергюсон посмотрел на нее с горькой неуверенностью.

Она выдержала его взгляд.

— Этот тип меня с кем-то путает. Такое уже было в прошлом году до того, как я уехала в Канаду. Мне пришли счета из магазинов в Палм-Спрингсе, а я там полгода не была.

— Хватит заливать! — Неожиданным движением Солемен сорвал с нее темные очки.

— Как ты смеешь!

— Э-эй! Выйди-ка на свет, — сказал Солемен. — Дай посмотреть на тебя.

Он сжал ее запястье, не грубо, но с небрежной уверенностью в собственной силе, и вытащил ее на солнце.

— Отпусти мою жену! — крикнул Фергюсон. — Я тебе шею сверну!

Фергюсон ринулся вперед, я попытался остановить его. Для увенчания разразившейся над ним катастрофы ему не хватало только пули в живот. Но одной рукой удержать его я не смог. Он оттолкнул меня, но она мгновенно встала между мужем и пистолетом, вырвала руку и выхватила у Солемена свои очки. Однако он продолжал вглядываться в ее лицо. Потом перевел глаза на нас — вместе с пистолетом.

— Что за штучки? Никакая она не Холли Мэй. Где настоящая?

— А я почем знаю? На меня похожих хоть пруд пруди. Они только и делали, что посылали мне свои снимки почтой. — Она злорадно засмеялась. — Жаль, жаль, красавчик, но какая-то девка обвела тебя вокруг пальца. Уезжай-ка отсюда, пока у тебя бумажник не вытащили. И убери свою пукалку, а то невзначай укокошишь кого-нибудь.

— И то верно, — сказал Тренч из-за моего плеча. Он подошел к Солемену, держа наготове двустволку. — Уберите свою игрушку и убирайтесь отсюда. Между прочим, я чемпион в стрельбе по тарелочкам, а двустволка заряжена. Ну, марш отсюда.

И Солемен отмаршировал к своей машине.

Я запомнил ее номер и позвонил в полицейское управление. Если за ним что-то числилось, в чем сомневаться не приходилось, то незаконное владение огнестрельным оружием должно было на время убрать его со сцены. Исполнив этот приятный долг, я попросил к телефону лейтенанта Уиллса.

Уиллс возвращался с пожарища в горах, и дежурный сержант сказал, что может по радио предупредить его, чтобы он заехал к Фергюсону. Я ответил, что дело очень срочное, и пошел назад в большую комнату. Встретив в холле Тренча, я попросил, чтобы он некоторое время туда не входил.

Распираемые ветром луноподобные спинакеры растянулись цепочкой на пути домой. Фергюсон сидел на табурете возле шезлонга, держа ее за руку. Или, может быть, держала его за руку она. Сильная женщина, кем бы она ни была.

— Вас не затруднит снять очки, миссис Фергюсон? Пожалуйста.

Она сделала мне гримаску.

— Брр! Из-за этого синячищи я такая страшная!

Но очки она сняла и позволила мне посмотреть ей в лицо. Синяк был старый, уже подернувшийся желтизной по краям.

Получить его за последние полсуток она не могла. К тому же он был не под тем глазом. Гейнс держал револьвер в правой руке и ударил женщину на вилле по левой скуле.

Между той женщиной и этой были и другие, более тонкие различия. У той было ледяное лицо, как серебряная маска, и паяльные лампы вместо глаз, прожегшие в этой маске две дыры. Лицо передо мной было подвижным и веселым, несмотря на синяки. Глаза и губы улыбались.

— Насмотрелись? Уж теперь вы меня не забудете.

— По многим причинам. Кто-то выдавал себя за вас?

— Выходит, что так.

— И вы сказали, это не первый случай?

— Твердо я знаю про один. Но, может быть, были и другие. Тогда многое понятно.

— У вас есть какие-нибудь подозрения, кто это может быть?

— Кто мне это устроил в Палм-Спрингсе, я хорошо знаю. Майк Спир нанял сыщика, и тот доискался.

— Так кто же? Ваша мать?

— Не смешите. Мама, конечно, не образец добродетели, но такой пакости она мне никогда бы не устроила.

— Одна из ваших сестер?

— А вы не дурак. — Она повернулась к Фергюсону. — Этот мальчик совсем не дурак.

— Но которая? Рене или Джун?

Она засмеялась. Это был странный, пронзительный, горький и буйный смех, сочетавший трагическое с комическим.

— Господи, — сказала она. — Теперь до меня дошло. Кто, по-вашему, я?

— Мне известно, кто вы, Хильда.

— Может, вам и известно, да только я Джун. А Хильда как раз наделала долгов в Палм-Спрингсе под моим именем. Конечно, мне уже тогда надо было ее остановить. Но как-то не хочется натравливать легавых на собственную сестру. А уж выдавать ее этому подонку я и вовсе не собиралась.

— Ну и винить ее я особенно не могу, — добавила она мягче. — Она всегда мечтала прославиться, стать великой актрисой. По правде говоря, я эту болезнь подцепила от Хильды. Каково же ей было, когда она увидела меня на экране и поняла, что это я, ее сестренка Джун?

— С вашей стороны очень благородно взглянуть на это так.

— Мое благородство дорого не стоит. Ведь успеха добилась я. И, добившись, поняла, что не нужен он мне вовсе. А нужен мне Ферги. И благодарю Бога, что он мне его помог найти.

Ее улыбка напоминала улыбку ее матери, она озаряла ее лицо, как луч, который десятки световых лет пронизывал космический мрак ради этого мгновения. Фергюсон попытался улыбнуться ей в ответ, но только растянул губы. У него из всех пор сочился его собственный мрак.

— Хильда ваша старшая сестра?

— Ну да. Самая старшая из нас. А я вторая по старшинству. Но только Хильда нам сводная.

— Вы это точно знаете?

— Куда точнее! — Ее улыбка угасла. — В нашей семье это тайной не было. В семье Дотери тайн не бывало, уж папаша постарался. В детстве мы по три раза на дню это слышали, чуть садились за стол: дескать, Хильда не его дочь и вообще ничья. Очень нам приятно было слушать. Особенно Хильде.

— Но чьей-то она должна была быть?

— Маминой она была. С ее отцом мама познакомилась в Бостоне до того, как папаша на ней женился. Подонок бросил ее. Прислал ей тысячу долларов, а Дотери купил на них машину, чтобы добраться до Калифорнии. Вот и все, что я знаю.

Но и этого было достаточно. Зубы Фергюсона были стиснуты, точно у раненого, закусившего тряпицу, чтобы не застонать.

Его жена повторила свою историю Уиллсу, когда он приехал. Я устроился рядом и бдительно следил за ходом разговора, чтобы не допускать необоснованных предположений и не относящихся к делу подробностей. Фергюсон оставался моим клиентом, а Хильда была его дочерью.

Уиллс сутулился в кресле и слушал не перебивая. Вид у него был очень утомленный. На правой щеке чернел мазок сажи. Когда она кончила, он укоризненно покачал головой. Из его волос посыпались и затанцевали в солнечных лучах частички пепла.

— Жаль, что вы промолчали утром, миссис Фергюсон. В подобных случаях время — важнейший фактор, и за эти часы ваша сестра могла уехать очень далеко. А к тому же, рассылая предупреждения, мы указывали, что Гейнс будет один.

— Но утром я про Хильду не знала. Он холодно поглядел на нее.

— Как же так, миссис Фергюсон? Ведь ее звонок выманил вас из клуба на стоянку, где вас схватили?

— Теперь-то я знаю, — ответила она. — А тогда не знала. Хильда назвалась Рене, нашей младшей сестрой. Сказала, что сию минуту приехала из Сан-Франциско и ждет меня на автобусной станции. И чтобы я поторопилась, а то она в очень тяжелом положении и ей нужна помощь.

— Да, положение у нее тяжелое, — буркнул Уиллс.

— Но вы ведь учтете, что Хильда не очень за себя отвечает? А Гейнс всегда делал с ней что хотел.

Он пропустил ее вопрос мимо ушей.

— И еще одного я не понимаю, миссис Фергюсон. Вы же знали, что такое Гейнс. С детства знали. Знали, что он живет под чужим именем. И тем не менее все последние месяцы поддерживали с ним близкие отношения. Поймите меня правильно, но вы должны были отдавать себе отчет, что подвергаетесь опасности.

Она виновато посмотрела на мужа, и он ответил ей таким же виноватым взглядом. Потом она сказала:

— Честно говоря, я была последней дурой. Он мне сказал, что исправился, что старается порвать с прошлым и честно зарабатывать себе на хлеб. А я все время чувствовала, какая удача выпала мне в жизни, ну и хотела ему поверить. — Она поспешила переменить тему: — А что вы сделаете с ним и с Хильдой?

— Постараемся их найти. — Уиллс тяжело наклонился всем корпусом и протянул вперед обе руки, словно готовясь принять на них какую-то тяжесть. В его ладони въелась копоть, ногти были черными. — Дальнейшее не в моих руках. — Он опустил руки.

— Хильду запрут в тюрьму надолго?

— Если обойдется этим, считайте, что ей повезло. Сейчас не время для обиняков, миссис Фергюсон. Речь идет о цепи убийств. А кара за умышленное убийство вам известна.

— Но Хильда же сама никого не убивала!

— Соучастие в убийстве определяется не только этим. Рональд Спайс утверждает, что именно она позвонила им и велела прикончить Секундину Донато. Даже если Спайс лжет, она причастна еще к одному убийству, о котором мы раньше не знали. В сгоревшем доме мы обнаружили человеческие останки. Определить по ним что-нибудь трудно...

Холли вскрикнула и отвернулась. Она достигла предела. Доктор Тренч поспешно вмешался и положил конец допросу. Когда мы с Уиллсом выходили из комнаты, она безудержно рыдала.

Угнаться за Уиллсом я не мог, но он ждал меня в машине. Я сел рядом с ним.

— Чей это труп, лейтенант?

— Не труп. Обломок черепа с челюстью и несколько обгорелых костей. Я, наоборот, надеялся у вас узнать, кто это мог быть. Кроме вас, Гейнса и сестры кто там был еще?

— Я больше никого не видел. А это мужчина или женщина?

— Точно не скажу. Саймон, наверное, определит, но он еще эти кости не видел. Зубы, по-моему, больше похожи на мужские. У вас есть какие-нибудь предположения?

— Нет. Если только это не сам Гейнс.

— Маловероятно. По моему предположению, он удрал с ней на вашей машине. Полиция в Маунтин-Гроуве обнаружила ваш автомобиль в квартале от дома его матери. По-видимому, свою машину он прятал в ее гараже. На полу там свежие следы масла, а у нее машины нет.

— Миссис Хейнс уехала с ними?

— Нет. Ее допросили, но она стоит на том, что ничего про них не знает. Утверждает, что у нее разболелась голова, она приняла снотворное и спала без просыпу, пока ее не разбудил полицейский. Тамошний начальник говорит, что она уже много лет не в себе, но не опасна. Свихнулась, когда ее сынок в первый раз попался. — Уиллс вздохнул. — Ну почему люди не могут вести себя нормально и жить честно?

— Тогда вы остались бы без работы.

— С радостью. А, да! Доктор Рут сказал мне, что отдал вам пулю, которую извлек из вашего плеча. Так не положено. Это улика.

— Разбирайтесь с ним.

— Уже разобрался. Она при вас, Билл? Я снова стал для него Биллом.

— У меня в палате. Не хотите ли съездить за ней со мной? Я как раз думал попросить, чтобы вы меня подбросили до больницы.

— Разумеется. Судя по цвету вашего лица, вам там самое место. Честно говоря, выглядите вы ахово.

Я поймал свое отражение в зеркале заднего вида и согласился с ним. С той секунды, когда рассказ о бостонском приключении Фергюсона сдернул меня с кровати, я держался на одних нервах. Я откинулся и продремал до самой больницы.

Дежурная сестра на третьем этаже открыла рот, чтобы прочесть мне нотацию, но тут же закрыла, потому что из лифта следом за мной вышел Уиллс. Ах, так меня арестовали? И поделом, сказал ее взгляд.

Из ящика тумбочки я вытащил коробочку Рута и отдал ее Уиллсу. Он высыпал содержимое на ладонь и пробурчал:

— Осколки. Толк от них вряд ли будет.

— Зачем они вам?

— Побережем, пока не отыщем револьвер, — ответил он. — Кто в вас стрелял, Билл? Гейнс или женщина?

— Она.

— А потом притащила туда свою одурманенную сестру и поменялась с ней одеждой?

— По-видимому.

— Я так и полагал. Вы-то думали, что выгораживаете миссис Фергюсон, а на самом деле выгораживали самую опасную убийцу в их банде. В обломке черепа, который мы нашли, есть дырка, смахивающая на пулевое отверстие — точно посреди лба. Она оставила гореть вместе с домом троих — вас, свою сестру и кого-то третьего, скорее всего уже мертвого. Кто он, Билл? Хоть какая-то идея у вас должна быть!

Я вспомнил, как Хильда выстрелила во второй раз за секунду перед тем, как я грохнулся без чувств у двери. Тогда я не сомневался, что стреляла она в меня.

— Третьего там никого не было. Разве что его или ее прятали вместе с одурманенной миссис Фергюсон. Возможно, вы обнаружили жертву давнего убийства.

— Не исключено.

Наконец Уиллс ушел. Я разделся непослушными руками. Вошла старшая сестра привести в порядок мою постель и задала мне взбучку. Заглянул доктор Рут и задал мне взбучку. Приехала на кресле-каталке Салли и задала мне взбучку.

Но нежно. С ней была маленькая. Я провалился в забытье более или менее довольный, желая для моей крохотной безымянной девочки судьбы получше, чем выпадает некоторым.