Онлайн чтение книги Сад вечерних туманов The Garden of Evening Mists
Глава 7

До восхода солнца оставался еще час, но я, лежа в постели, уже чувствовала его приближение, чувствовала, как свет огибает землю. В лагере для интернированных я ждала его появления со смертельным страхом: рассвет означал еще один день непредсказуемых истязаний. Узницей я страшилась утром открыть глаза, теперь, когда я больше не в лагере, теперь, когда я свободна, я боялась закрыть глаза, когда засыпала, – боялась уготованных мне снов.

Читая всю ночь напролет перевод Аритомо «Сакутей-ки» , я вспомнила некоторые заповеди японского садоводства, о которых мне рассказывала Юн Хонг. Из объяснений Аритомо основ садоводства в Японии я поняла, что мои познания в этой области – лишь жалкие скребки граблями по верхнему слою почвы.

Начало устройству садов было положено в храмах Китая, над их разбивкой трудились монахи. Сады создавались, дабы как-то выразить человеческое представление о рае. Гора Шумеру, центр буддистской вселенной, не раз упоминалась в «Сакутей-ки» , и я стала понимать, почему главной особенностью многих садов, виденных мною в Японии, был характерный порядок камней. У гор в географическом и эмоциональном пейзажах Японии вид грозный и завораживающий, с течением веков их присутствие пропитало ее поэзию, фольклор и литературу.

Наверное, подумала я, именно поэтому Аритомо приехал сюда, в горы. И устроил себе дом среди облаков.

Самое раннее упоминание об искусстве разбивать сады в Японии относится к периоду Хэйан[107]Хэйан – период в истории Японии с 794 по 1185 г. Слово «Хэйан» в переводе с японского означает «мир, спокойствие». – тогда, около тысячи лет тому назад, особое внимание уделялось моно-но аварэ [108]Моно-но аварэ, «печальное очарование вещей» ( яп .) – эстетический принцип, характерный для всей культурной традиции Японии, требующий глубокого душевного отклика на явную и неявную красоту вещей и явлений, с обязательным оттенком грусти, вызванной чувством иллюзорности и бренности всего видимого. Точного определения моно-но аварэ не может существовать, так как попытка выразить глубинные чувства словами может быть только относительной, способной лишь намекнуть на происходящее, пережить которое каждый должен сам., восприимчивости к возвышенному, и на всем лежала печать какого-то страстного увлечения всеми сторонами китайской культуры. Созданные в тот период сады (ни один из них не сохранился до нашего времени) в точности воспроизводили сады пространственного удовольствия, какими обзаводились китайские аристократы, жившие по ту сторону Японского моря. Они разбивались вокруг озер, что позволяло по-разному использовать лодки, в том числе при проведении литературных вечеров и поэтических состязаний, во время которых пелись песни и слова как будто плыли по воде…

Постепенно влияние Китая размывалось эстетикой последующих эр Муромати, Мамояма и Эдо[109]Эры Муромати, Мамояма и Эдо – с 1392 по 1867 год., японские садовники выработали свои собственные принципы композиции и разбивки. На планы садов Японии уже больше не влиял древний континент за морем, их определяли окружающие пейзажи самой Японии. Рост дзен-буддизма подвигал к более строгому аскетизму, излишества предыдущих эр сошли на нет по мере того, как монахи находили выражение своей веры в создании все менее суетных и загроможденных садов, сведя свои едва ли не к пустоте.

Я отложила книгу, закрыла глаза. Пустота – она манила меня, эта возможность избавиться ото всего мною виденного, слышанного и пережитого…

В тот вечер, прежде чем лечь спать, я сообщила Магнусу, что не уезжаю с Камеронского нагорья. Он был в восторге, но плотно поджал губы, когда я сказала, что подыскиваю себе бунгало где-нибудь по соседству.

– Тебе нельзя жить одной, – сказал он.

– Это небезопасно, Юн Линь, – добавила со своего кресла в другом конце гостиной Эмили, оторвавшись от романа, который читала.

– Горы кишат К-Тами, – возвысил голос Магнус.

– Посмотри, что они сделали с этими молодыми семайи!

– В К-Л я жила сама по себе, – сказала я.

Узницей я находилась в окружении сотен людей, и теперь мне так хотелось уединения!

– И вообще, – заметила я, – у Фредерика вон свое собственное бунгало.

– Он мужчина , Юн Линь, и солдат, – возразил Магнус. – И живет он внутри плантации. Послушай, я уже говорил тебе: живи у нас сколько хочешь, нам это только в радость.

– Не хочу обременять вас.

Магнус глянул на Эмили, потом вновь обратился ко мне. Грудь у него вздымалась и опускалась от глубоких вдохов и выдохов:

– У нас на плантации есть несколько свободных бунгало. Мои помощники управляющего жили там когда-то. Я поговорю с Харпером, посмотрим, какое бунгало тебе подойдет.

– Мне все равно, главное – оно должно быть поблизости от Югири. И я настаиваю: за проживание вы возьмете плату.

– Взамен, – произнесла Эмили, – ты должна ужинать у нас – по меньшей мере раз в неделю. Не желаю, чтоб ты где-то пряталась.

– Она права, – кивнул Магнус. – И еще одно: я дам рабочего, чтоб каждое утро сопровождал тебя до Югири. Он же будет провожать тебя домой, когда ты вечером закончишь работу.

– Налейте мне бокал вина, и мы выпьем за это.

Предложение Магнуса обеспечить меня охраной порадовало: о хождении в Югири в предрассветных сумерках думалось с беспокойством.

Пока Магнус откупоривал бутылку, я обошла гостиную, любуясь хинными деревьями на литографиях Пьернифа. В самом конце ряда висела гравюра на дереве: лист дерева. Вглядываясь в нее, я различила Дом Маджубы, сокрытый в переплетениях жилочек листа.

– Это работа Аритомо, – сказал Магнус.

Рядом с гравюрой в застекленной рамке висела медаль, цвета ленты которой были почти те же, что и на развевавшемся над крышей флаге.

– А что означает «Оорлог»? – спросила я, читая надпись на медали.

Магнус поправил мое произношение и ответил:

–  Oorlog означает – война.

Указав на фотографию в сепии старика в цилиндре, щеки которого тонули в пенистой седой бороде, я спросила:

– Ваш отец?

Магнус подал мне бокал вина.

– Этот? – переспросил он. – Ag, nee [110]Ag, nee – о, нет ( африкаанс )., это ж Пол Крюгер, президент Республики Трансвааль во время второй бурской войны. Ты что, никогда не слышала про миллионы Крюгера? Нет? Когда англичане захватили Преторию, то обнаружили, что с трансваальского монетного двора пропало золота и серебра на два миллиона фунтов стерлингов. Огромные деньги пятьдесят лет назад – прикинь, сколько бы это сейчас стоило!

– И кто это взял?

– Есть люди, убежденные, что Oom [111]Oom – дядя ( африкаанс ). Пол запрятал золото с серебром где-то в Нижнем Вельде в последние дни войны.

– Так же, как джапы?

Магнус хохотнул, глянув на Эмили:

– Лао Пуо, ты жаловалась этой юной леди на мои забавы по выходным? Так вот, то, что джапы спрятали в Танах-Рате, скорее всего, крохи в сравнении с миллионами Крюгера.

– Они не могут стоить дороже золота Ямашиты[112]Японский генерал Томоюки Ямашита в годы войны был фактическим правителем всех захваченных Японией территорий Юго-Восточной Азии. В его штаб на Филиппинах стекался огромный поток реквизированных японцами сокровищ. Стоимость их условно оценивалась от 20 до 100 млрд долларов (речь шла о тысячах тонн золота). Руководила этим грабежом тайная организация под названием «Кин но йури» («Золотая лилия»). Сокровища «Золотой лилии» были собраны японцами в течение 50 лет грабежа Юго-Восточной Азии и Китая и зарыты на территории Филиппин из-за блокады Японии подводными лодками США. Многочисленные источники подтверждают, что в конце Второй мировой войны сокровища японской империи были обнаружены американскими военными и, по некоторым сведениям, тайно использованы США для создания трех финансовых фондов, сыгравших основную роль в послевоенном возрождении Японии., – сказала я. – Вы о нем слышали?

– Кто ж не слышал!

– Странно, правда, что истории вроде этих всегда появляются в связи с войной, – сказала я. – Кто-нибудь нашел золото, спрятанное Крюгером?

– Пятьдесят лет искали и все еще ищут, – сказал Магнус.

Глухо зарокотал гром. Магнус поднял взгляд к потолку.

Мое внимание привлекла еще одна фотография.

– Это мой брат Пит, – пояснил Магнус, подойдя и встав со мной рядом, – папа Фредерика. Снялся незадолго до смерти. Я попросил Фредерика привезти фотографию с собой, когда он собрался приехать сюда. Это единственное фото, которое осталось у меня от всей моей семьи.

– Фредерик очень похож на своего отца.

Эмили отложила роман и посмотрела на Магнуса.

– Мы все потеряли: дневники моего Oupa [113]Oup – дедушка ( африкаанс )., книгу рецептов моей Ouma, мои фигурки, вырезанные из вонючего, но очень прочного дерева, – перечислял Магнус. – Фотографии моих родителей и моей сестры. Все.

– А вы до сих пор… – Я осеклась, потом попыталась сызнова: – Вы можете вспомнить их лица?

Он пристально посмотрел на меня. По его глазам я догадалась, что он понял мои собственные тревоги.

– Долгое время не мог. А вот в последние несколько лет… словом, они снова вернулись ко мне. Когда становишься стариком, начинаешь вспоминать старое.

– Дождь собирается, – сказала Эмили.

Она встала, протянула Магнусу руку, и они вместе вышли на веранду взглянуть на сад позади дома. Порыв ветра, увлажненный дождем из-за гор, прошелся по гостиной, взметнув занавески. Немного поколебавшись, я тоже вышла из дома и встала от них в стороне.

« Nou lк die aarde nagtelang en week in die donker stil genade van die rллn» , – тихо нараспев произнес Магнус, обнимая Эмили за талию и привлекая ее к себе.

Почему-то звучанье этих слов взволновало меня, и я спросила:

– Как это переводится?

– «Вот нежится Земля, ночь напролет купаясь в непроглядной тихой благости дождя», – произнесла Эмили. – Это из его любимого стихотворения.

Отвернувшись от меня, она еще теснее припала к мужу.

Над горами зигзагом вспыхнула молния. Минуту спустя припустил дождь, размывая ночь.

Еще не было шести, когда я включила лампочку у кровати, надела старую желтую блузку и шорты до колен. На руки натянула пару старых бумазейных перчаток, позаимствованных у Эмили. Слуги растапливали печи на кухне, когда я зашла туда, съела два ломтика хлеба, выпила чашку молока. Услышала, как откашливался и прополаскивал горло Магнус у себя в ванной, когда, открыв входную дверь, выходила из Дома Маджубы. Завыла сирена плантации, но скоро расстояние и деревья заглушили ее.

Когда я добралась до Югири, дневной свет уже пробивался по кромке неба. Я пришла на несколько минут раньше, а потому отправилась вокруг к заднему входу. А Чон прислонял к стене свой велосипед. Он поклонился, когда я поздоровалась с ним. Аритомо упражнялся в стрельбе из лука. Я стояла в сторонке и наблюдала за ним. Закончив стрельбу, он велел мне ждать у входа в дом. Когда он снова вышел, я увидела, что он успел переодеться в синюю рубаху и брюки цвета хаки. Указав на мою записную книжку, сказал:

– Я не хочу, чтоб вы делали записи, даже когда придете домой в конце дня.

– Но я не сумею всего запомнить.

– Сад сам запомнит это для вас.

Я оставила записную книжку в доме и последовала за ним в сад, внимательнейшим образом слушая, как он расписывает работу на день.

Я уже говорила, что самыми первыми садовниками в Японии были монахи, воплощавшие на монастырских землях мечту о рае на земле. Из вступления к «Сакутей-ки» я знала, что семейство Аритомо были ниваши — садовниками. У правителей Японии с шестнадцатого века каждый старший сын был продолжателем того дела, которое оставлял отец. Существовала легенда, что первый Накамура во времена Империи Сун был китайским монахом, изгнанным из Китая. Этот монах отправился через океан в Японию, чтобы распространять учение Будды. Но вместо этого влюбился в дочь одного придворного и забыл про свои обеты, оставшись в Японии на всю жизнь. Подглядывая уголком глаз за Аритомо, я почти верила этой сказке. Было что-то от монаха в его манере держать себя, в спокойной, но имеющей точную цель сосредоточенности подхода к делу, в его неспешной и обдуманной речи.

– Отнеситесь со вниманием. – Аритомо щелкнул пальцами у меня перед лицом. – Что за сад я делаю здесь?

Вернувшись мысленно к тем частям сада, которые я уже видела, к их извилистым аллеям, я быстренько предположила:

– Прогулочный сад. Нет, подождите… сочетание прогулочного и пейзажного сада.

– Какой эры?

Это совершенно озадачило меня:

– Какую-то конкретно мне выбрать не по силам, – призналась я. – Это не Муромати, это и не совсем Мамояма или Эдо.

– Годится. Когда я планировал Югири, то хотел соединить элементы из разных периодов.

Я обошла лужу дождевой воды.

– Из-за этого вам, должно быть, еще труднее достичь в этом саду общей гармонии.

– Не все из моих идей были осуществимы. Это одна из причин, почему сейчас я вношу изменения.