Белфонт-билдинг — ничем не примечательное восьмиэтажное здание, затесавшееся между большим, выкрашенным в серо-зеленую краску универмагом уцененных товаров и трехэтажным гаражом, в котором ревели машины, словно львы во время кормления. В небольшом, узком, мрачном вестибюле грязно, как в хлеву. На доске со списком съемщиков много свободного места. Из всего списка я знал только одно имя, и то недавно. На противоположной стене, раскрашенной под мрамор, — большое объявление: «Сдается помещение под табачный киоск. Обращаться в комнату 316».
Из двух лифтов, похоже, работал только один, он как раз был свободен. В нем, подложив под себя сложенный кусок мешковины, на деревянном табурете сидел старик с водянистыми глазами и запавшей челюстью. Вид у него такой, как будто он сидит здесь с гражданской войны, которая не прошла для него бесследно.
Я вошел, сказал «Восьмой», он с усилием захлопнул дверцы, завел свою колымагу, и мы, покачиваясь, потащились наверх. Старик тяжело дышал, точно тащил лифт на собственном горбу.
Я вышел на восьмом этаже и пошел по коридору, а старик высунулся из кабины и пальцами высморкался в картонную коробку, доверху набитую мусором.
Контора Элишы Морнингстара находилась в конце коридора, напротив пожарного хода. Две комнаты; на обеих дверях облупившейся черной краской по матовому стеклу написано: «Элиша Морнингстар. Нумизмат». На второй двери — «Вход».
Я повернул ручку двери и вошел в маленькую узкую комнату. Закрытая старенькая конторка секретарши, несколько стендов с тускло мерцающими в гнездах монетами, под каждой — пожелтевшая, отпечатанная на машинке этикетка, у стены в углу — два темных шкафа с картотекой, окна без занавесок и пепельно-серый ковер, такой потертый, что складки на нем можно заметить, только разве что споткнувшись об них.
За конторкой секретарши, возле шкафов с картотекой, открытая деревянная дверь во вторую комнату. В ней ощущалось присутствие человека, ничем в этот момент не занятого. Затем раздался сухой голос Элишы Морнингстара:
— Заходите. Прошу.
Я открыл дверь и вошел. Кабинет такой же маленький, но мебели гораздо больше. Сразу за дверью зеленый сейф. За ним, против входной двери, массивный старинный стол красного дерева, а на нем книги в темных переплетах, потрепанные журналы и толстый слой пыли. Спертый запах, несмотря на приоткрытое окно. На вешалке засаленная черная фетровая шляпа. Опять монеты в стеклянных стендах и три стола на длинных ножках под стеклянными крышками. Посреди комнаты громоздкий, темный, отделанный кожей письменный стол. На столе помимо обычных вещей ювелирные весы под стеклянным колпаком, две большие никелированные лупы и ювелирный окуляр на подушечке из потрескавшейся бычьей кожи рядом со смятым, желтым, закапанным чернилами шелковым носовым платком.
За столом на вращающемся стуле сидел пожилой джентльмен в темно-сером костюме с высокими лацканами и множеством пуговиц. Длинные, седые, свалявшиеся волосы спадают на уши. Над волосами, словно отмель из воды, виднеется бледная плешь. Из ушей растет пух, такой длинный, что в нем может запутаться муха.
Под колючими черными глазками набухли темно-фиолетовые мешки, испещренные морщинами и сосудами. Щеки лоснятся, а судя по цвету короткого острого носа, его обладатель в свое время любил пропустить стаканчик. Над стоячим воротничком, который не приняли бы ни в одной приличной прачечной, торчит массивный кадык, а из-под воротничка, словно мышонок из норки, выглядывает маленький крепкий узел узкого черного галстука.
— Моей юной секретарше пришлось отлучиться к зубному врачу, — сказал он. — Вы мистер Марло?
Я кивнул.
— Садитесь, прошу вас, — худая рука указала на стул напротив. Я сел. — Полагаю, у вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности?
Я предъявил. Пока он читал, я принюхивался к нему через стол. От него исходил сухой, отдающий плесенью запах — как от чисто вымытого китайца.
Положил мою визитную карточку на стол лицевой стороной вниз и сложил на ней руки. Колючие черные глазки пытливо шарят по моему лицу.
— Итак, чем могу служить, мистер Марло?
— Расскажите мне про дублон Брешера.
— Ах, да. Дублон Брешера. Любопытная монета. — Поднял руки со стола и сложил пальцы пирамидой, как какой-нибудь старинный частный адвокат, который задумался над сложным вопросом. — В известном смысле это самая интересная и ценная из всех старинных американских монет. Как вам, впрочем, хорошо известно.
— Не могу сказать, чтобы я был самым крупным специалистом в этой области.
— Вот как? — удивился он. — Вот как? Так вы хотите, чтобы я рассказал вам о ней?
— За этим я и пришел, мистер Морнингстар.
— Золотой дублон Брешера примерно соответствует двадцатидолларовой золотой монете. Размером он в полдоллара. Почти один к одному. Монета выпущена в обращение в 1787 году для штата Нью-Йорк. Это был частный выпуск: первый монетный двор появился только в 1793 году в Филадельфии. Дублон Брешера был, стало быть, отчеканен в домашних условиях. Ее изготовитель — частный ювелир по имени Эфраим Брешер, или Брешир. В литературе он известен как Брешир, а на монете стоит Брешер. Почему — сам не знаю.
Я сунул сигарету в рот и закурил — уж очень противно пахло в комнате.
— А как же, интересно, ее чеканили в домашних условиях?
— Обе половинки гравировались на стали, разумеется, в обратном виде, затем штемпеля сажались в свинец. Золотые кружки отжимались на них в монетном прессе. Потом их подрезали для подгонки к весу и приглаживали. Причем все вручную — гуртовальных машин в 1787 году не было.
— Затяжное, как видно, дело, — вставил я.
— Безусловно, — он кивнул своей остроконечной белой головой. — А поскольку в то время без деформации невозможно было добиться качественной закалки, матрицы изнашивались, и их приходилось время от времени восстанавливать, что всякий раз приводило к незначительным изменениям в рисунке, которые видны только под сильным увеличительным стеклом. Иными словами, если исходить из современных методов микроскопического исследования, нет ни одной пары совершенно идентичных между собой монет. Я ясно выражаюсь?
— Да, — сказал я. — Более или менее. Сколько таких монет существует теперь и какова их ценность?
Он разомкнул кончики пальцев, опять положил руки на стол и стал их потирать:
— Сколько их сейчас, я не знаю. Думаю, никто не знает. Несколько сот, тысяча, а возможно, и больше. Но из них лишь очень немногие так и не поступили в обращение и находятся в отличном состоянии. Такие монеты обычно стоят не меньше нескольких тысяч. В настоящее время из-за девальвации доллара не поступавшая в обращение монета, попади она к опытному перекупщику, может легко принести десять тысяч, а то и больше. Разумеется, для этого необходимо знать историю монеты.
— А-а, — протянул я, медленно выпустив из легких дым и отмахнув его ладонью от сидевшего напротив старого джентльмена. Он явно не курил. — А без истории и опытного перекупщика — сколько?
Он пожал плечами:
— Если история монеты неизвестна, значит, она, скорее всего, приобретена незаконно. Украдена либо добыта обманным путем. Хотя и вовсе не обязательно. Иной раз редкие монеты оказываются в самых неожиданных местах. В допотопных железных сундуках, в тайниках старых домов Новой Англии. Но случается такое не часто, уверяю вас. Хотя и бывает. Я знаю одну очень ценную монету, которая во время реставрации старого дивана выпала у него из подкладки. Диван этот девяносто лет простоял в одной и той же комнате одного и того же дома в городе Фоллривер, штат Массачусетс. Никто не знал, как туда попала монета. Но в принципе всегда может возникнуть подозрение в краже. Особенно в здешних местах.
Отсутствующим взглядом вперился в потолок. Этот умеет хранить тайны — во всяком случае, свои собственные.
Перевел глаза на меня и сказал:
— С вас пять долларов.
— Что вы? — переспросил я.
— С вас пять долларов.
— За что?
— Не валяйте дурака, мистер Марло. Все, что рассказал вам я, можно было узнать в библиотеке. Прежде всего из «Описи» Фосдайка. Вы же предпочли обратиться ко мне. За это я и беру пять долларов.
— А что будет, если я не заплачу?
Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. На губах играла легкая улыбка.
— Запл а тите, — сказал он.
И я заплатил. Достал из бумажника пятерку, встал и, перегнувшись через стол, аккуратно положил ее перед ним. Погладил бумажку кончиками пальцев — как котенка.
— Вот пять долларов, мистер Морнингстар, — сказал я.
Он приоткрыл глаза и посмотрел на деньги. Улыбнулся.
— А теперь, — сказал я, — поговорим о том дублоне Брешера, который вам пытались продать.
Он чуть шире открыл глаза:
— Разве кто-то пытался продать мне дублон Брешера? Зачем?
— Затем, что им нужны были деньги, — ответил я. — И они не хотели, чтобы им задавали слишком много вопросов. Они знали или выяснили, что вы занимаетесь монетами и что дом, в котором находится ваша контора, — грязная дыра, где может произойти все что угодно. Они знали, что ваш кабинет в самом конце коридора, что вы пожилой человек и не станете делать лишних движений — здоровье не позволяет.
— Что-то они у вас слишком много знали, — сухо сказал Элиша Морнингстар.
— Не больше, чем нужно для дела. Как и мы с вами. А выяснить все это ничего не стоит.
Он сунул мизинец в ухо, поковырял в нем и извлек оттуда комочек темной серы. Небрежно вытер палец о пиджак.
— И все это вы предположили только потому, что я позвонил миссис Мердок узнать, не продается ли дублон Брешера?
— Именно. Она тоже так решила. Ведь это вполне естественно. Как я уже говорил вам по телефону, вы не могли не знать, что монета не продается. Если хоть немного разбираетесь в деле. А вы, я вижу, разбираетесь, и очень неплохо.
Морнингстар слегка поклонился. Сдержал улыбку, но был явно польщен — как только может быть польщен джентльмен в стоячем воротничке.
— Допустим, вам предлагают приобрести эту монету при подозрительных обстоятельствах, — сказал я. — Вы захотите купить ее, если она обойдется вам дешево и если у вас есть деньги. Но вы захотите знать, откуда она. И даже если вы абсолютно уверены, что монета краденая, то все равно ее купите, если только за нее просят недорого.
— Вот как? — сказал он не без некоторого интереса.
— Разумеется, купите, если вы настоящий коммерсант. Во что я теперь вполне готов поверить. Покупая монету — за умеренную цену, — вы спасаете ее владельца или его доверенное лицо от полного краха. Они будут только рады возместить вам издержки. Так всегда делается.
— Значит, «Брешер» Мердока украден? — неожиданно выпалил он.
— Только не ссылайтесь на меня. Это тайна.
Теперь он запустил палец в нос. Поймал себя на этом. Поморщившись, резким движением выдернул волосок. Посмотрел его на свет. А потом вперился в меня:
— Так сколько же заплатит ваш доверитель, чтобы получить монету назад?
Я перегнулся через стол и хитро, как умею, прищурился:
— Тысячу. А сколько заплатили вы?
— Вам, я смотрю, молодой человек, палец в рот не клади. — Тут лицо его сморщилось, подбородок подпрыгнул, плечи затряслись, и из груди вырвался гортанный крик, какой испускает петух, впервые закукарекавший после тяжелой болезни.
Он смеялся.
Через некоторое время смех прекратился. Лицо разгладилось, и он опять уставился на меня своими черными, колючими, пытливыми глазками.
— Восемьсот долларов, — сказал Морнингстар. — Восемьсот долларов за старинный дублон Брешера, — он фыркнул.
— Прекрасно. Монета у вас? На этом вы заработаете двести долларов. Совсем неплохо. Быстрый оборот капитала, вполне приличная прибыль — и все довольны.
— Здесь монеты нет, — сказал он. — За кого вы меня принимаете? — Вынул из жилетного кармана старинные серебряные часы на черном брелоке. Скосил на них глаза: — Давайте встретимся завтра в одиннадцать утра. Не забудьте захватить деньги. Не знаю, смогу ли я завтра отдать вам монету, но, если будете себя хорошо вести, я сам все улажу.
— Договорились, — сказал я и встал. — Все равно мне надо будет принести деньги.
— Если можно, подержанными банкнотами, — мечтательно произнес он. — Лучше всего двадцатками, но, если случайно попадется бумажка в пятьдесят долларов, тоже ничего страшного.
Я хмыкнул и направился к двери. На полпути повернулся, пошел назад и перегнулся к нему через стол:
— Как она выглядела?
Удивился.
— Как выглядела девушка, которая продала вам монету?
Удивился еще больше.
— Хорошо, — сказал я. — Не девушка. У нее был помощник. Мужчина. Как выглядел мужчина?
Он сжал губы и опять построил из пальцев пирамиду:
— Мужчина средних лет, крупный, рост примерно пять футов семь дюймов, вес около ста семидесяти фунтов. Назвался Смитом. Синий костюм, черные туфли, зеленые рубашка и галстук, без шляпы. В нагрудном кармане коричневый носовой платок с каймой. Волосы темно-каштановые с проседью. На макушке лысина величиной с доллар. На челюсти шрам с палец шириной. Кажется, слева. Да, слева.
— Неплохо. Как насчет дырки на правом носке?
— Не додумался снять с него туфли.
— Досадная оплошность.
Он промолчал. С любопытством и неприязнью, словно новые соседи, мы пялились друг на друга.
Рядом с ним на столе по-прежнему лежала моя пятерка. Я протянул руку и схватил ее.
— Теперь она вам не нужна, — пояснил я. — Раз счет идет на тысячи.
Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Пожал плечами.
— Итак, завтра в одиннадцать утра, — сказал он. — И без глупостей, мистер Марло. Не думайте, что я не сумею себя защитить.
— Охотно вам верю, — сказал я, — раз торгуете динамитом…
Я вышел из кабинета, пересек пустую приемную, открыл входную дверь и тут же закрыл, не выходя наружу. Удаляющиеся по коридору шаги не помешали бы, но дверь в кабинет все равно закрыта, а на мне бесшумные туфли на каучуке. Надо надеяться, он обратил на них внимание. Ступая на цыпочках по потертому ковру, я прокрался к кабинету и спрятался между дверью и закрытой конторкой секретарши. Детский трюк, но иногда и он удается, особенно после долгих разговоров с взаимными уловками и подначками. Попытка не пытка. В случае неудачи опять начнем ехидничать — только и всего.
Трюк удался. Некоторое время было тихо, если не считать того, что он высморкался. Потом в полном одиночестве опять зашелся смехом больного петуха. Прочистил горло. Стул скрипнул, и послышались шаги.
Дверь приоткрылась, в комнату заглянула седая немытая голова. Застыла. Застыл и я. Затем голова исчезла, и на дверном косяке появились четыре грязных ногтя. Дверь закрылась, щелкнула и заперлась. Я облегченно вздохнул и приложил ухо к деревянной панели.
Опять скрипнул стулом. Затрещал диском, набирая номер телефона. Я рванулся к аппарату на конторке и поднял трубку. На другом конце провода послышались гудки. Шесть гудков. Затем мужской голос сказал:
— Да?
— Флоренс-апартментс?
— Да.
— Попросите мистера Энсона из комнаты 204.
— Подождите у телефона. Сейчас посмотрю.
Мы стали ждать. В трубку ворвался рев бейсбольного матча, который транслировался по радио. Приемник находился не рядом с телефоном, но все равно шум был сильный.
Затем я услышал глухой звук приближающихся шагов, громкий треск в трубке и голос:
— Его нет. Что-нибудь передать?
— Я перезвоню, — сказал мистер Морнингстар.
Я быстро положил трубку, метнулся к двери, бесшумно открыл ее и столь же бесшумно прикрыл, в последний момент взяв дверь на себя, так что щелчка собачки невозможно было услышать даже на расстоянии нескольких шагов.
Тяжело дыша, прошел по коридору и, прислушиваясь к себе, нажал кнопку лифта. Достал визитную карточку, которую дал мне в холле гостиницы «Метрополь» мистер Джордж Энсон Филлипс. Заглядывать в карточку не имело никакого смысла. Адрес я помнил и так: Корт-стрит 128, Флоренс-апартментс, комната 204. Я просто стоял и ковырял карточку ногтем, пока из шахты, запыхавшись, не выполз старый лифт, который тарахтел, точно тяжелый грузовик на крутом повороте.
Было без десяти четыре.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления