Онлайн чтение книги Реально смешное фэнтези The Mammoth Book of Seriously Comic Fantasy
У. Ш. Гилберт. Триумф порока

Из всех родовитых девушек Таклешлоссштейна богатейшей, если речь идет об очаровании, и беднейшей, коли вопрос в деньгах, была леди Берта фон Клауффенбах. Ее батюшка, барон, действительно являлся счастливым владельцем большого замка на вершине отвесной скалы, но его имение, заложенное и перезаложенное, увязло в долгах — без малейшей возможности освободиться от влияния местного ростовщика. Да будет позволено мне сказать, что даже в случае невероятно счастливого стечения обстоятельств сумма, вырученная от продажи замка и отвесной скалы, не превысила бы ста восьмидесяти фунтов стерлингов, — а это говорит само за себя. Так что барон фон Клауффенбах даже не пытался казаться богатым.

Отвесная скала была необычайно бесплодна и бесполезна даже для скалы, а барон — поразительно беден даже для барона, так что у него, естественно, постоянно возникал вопрос, каким способом добывать себе хлеб, молоко и кислую капусту в количестве, достаточном для удовлетворения естественных потребностей, своих и своей прелестной подрастающей дочурки Берты. Теперь нам понятно, почему бедный старый джентльмен каждое утро опускал подъемный мост и покидал свое поместье, чтобы занять стул писца в конторе местного ростовщика, о котором я уже упоминал. Короче говоря, барон фон Клауффенбах служил обычным клерком.

Но рассказ пойдет не столько о бароне фон Клауффенбахе, сколько о его прекрасной дочери Берте. Я должен — нет, я просто обязан описать ее! Она была великолепным представителем рода человеческого, и его лучшей половины в частности. Высокая и статная. Рост — шесть футов.[35]180 см. Лицо, каким гордилась бы и королева, обрамляли прелестные белокурые локоны; большие голубые глаза, маленький ротик (с пухлыми сжатыми губками) и нос, если придерживаться обычного для тех времен языка коммерции, были вне всякой конкуренции. Фигурой Берта обладала такой, что ее хотелось воспевать в гимнах. Ослепительная белоснежная кожа придавала ей вид мраморной статуи, но если бы вы коснулись ее тела, то удивились бы тому, какое оно податливое и упругое. У Берты имелся лишь один недостаток — поразительное тщеславие и самомнение о своей внешности: она презирала любого, будь то мужчина или женщина, кто оказывался ниже ее ростом. По ней сохли все юные клерки в Таклешлоссштейне; но юные клерки Таклешлоссштейна были для леди Берты что мошкара для великанши. Они докучали ей, но не стоили даже того, чтобы их прихлопнуть. Так что юнцы продолжали вздыхать и томиться, а она — пренебрегать ими.

Впрочем, у одного из поклонников леди Берты шансы на успех оценивались в сумму чуть большую, чем воспоминание о потраченном полпенни, — это был граф Краппентрапп. Граф Краппентрапп имел несколько существенных преимуществ по сравнению с юными клерками Таклешлоссштейна — он постоянно находился в обществе леди Берты и принадлежал к знатному роду. А достиг он этого вот каким образом. Барон фон Клауффенбах, изыскивая средства к повышению своих доходов — или, по крайней мере, хотя бы к закладке первого камня в этом нелегком деле, — расклеил на всех стенах Таклешлоссштейна объявление:

Единственным, кто отозвался на это объявление, был граф фон Краппентрапп; а единственным недостатком графа Краппентраппа оказалось то, что он не занят днем в деревне. Но сей недостаток, очевидно, искупался тем, что граф самым любезнейшим в мире образом передал барону шестимесячный вексель на десять фунтов, немедленно учтенный работодателем барона. Боюсь, барон и граф тем вечером жутко напились. Я знаю, что они всю ночь развлекались тем, что швыряли чернильницы с крепостных стен замка на головы людей в деревне внизу.

Легко догадаться, что граф фон Краппентрапп вскоре безнадежно влюбился в Берту; и те из моих читателей, которые знакомы с привычным развитием немецких легенд, давно уже, конечно, предположили, что и Берта точно так же безнадежно влюбилась в графа фон Краппентраппа. Но тут они жестоко ошиблись. Девушка ничем не поощряла молодого графа, напротив, она взирала на него с глубочайшим, можно даже сказать — бездонным, презрением. Правдолюбие вынуждает меня признать, что граф был человеком отталкивающей наружности: квадратный коротышка с громадной головой и жалкими кривыми ножками, отвратительный во всех отношениях, кроме одного — он всегда готов был подписать вексель в пользу достойного старого барона. И каждый раз, когда он делал барону такое одолжение, они с пожилым джентльменом кошмарно напивались и ночами бомбардировали жителей деревни чернильницами. А когда деревенских торговцев обдавало чернильничным душем, то те, зная, что во времена казней египетских бывало и похуже, что все проходит и ничто не вечно под луной, не теряли времени, чтобы взобраться на отвесную скалу с маленькими красными книжицами с золотым тиснением в руках и немедленно потребовать расплаты.

Вскоре после того, как граф фон Краппентрапп поселился у барона фон Клауффенбаха, этот граф сделал предложение дочери барона, и ровно через четверть минуты после того, как он сделал ей предложение, был категорически отвергнут самым недвусмысленным образом. После этого граф побрел в свои покои, бормоча и бубня что-то себе под нос, что показалось встретившейся ему случайно Гретхен — горничной и кухарке, которая отвечала за все хозяйство в замке, — признаком величайшего смятения. Добросердечная женщина предложила графу бутылочку дешевых духов и пузырек с каплями перечной мяты, но он так подскочил, когда она притянула ему эти скромные освежающие средства, и так отпрянул, что служанка отправилась к барону и тут же предупредила его о своем уходе — как и положено, за месяц.

С того дня у графа все пошло наперекосяк. Ставни не открывались, дверь не запиралась, стулья ломались, когда он садился на них, и прежде чем его досада утихала хотя бы наполовину, он уже выплескивал все ругательства, какие знал.

Да, к чему граф относился добросовестно, так это к брани. Для него было вопросом чести не использовать одно и то же выражение дважды в день. Поэтому однажды, когда его запас сквернословии: иссяк, а в этот момент — момент истощения — из каминной трубы в комнату повалил дым, граф просто сел и тихонько заплакал.

Но тут же вскочил, ибо в необыкновенно большом клубе дыма вдруг увидел какую-то странную фигуру, которую он не встречал прежде. Росту в этой фигуре было фута два, голова размером со все тело, а ноги — сросшиеся. Выглядел незнакомец как-то старомодно, но, за исключением длинного напряженного хвоста с заостренным кончиком, в нем не было абсолютно ничего сверхъестественного. Волосы данного индивидуума, напоминающие хохолок или петушиный гребень, были собраны в чудную, загнутую вверх косичку, перевязанную голубой лентой. Незнакомец обладал пышными, расширяющимися книзу бакенбардами, шея у него вовсе отсутствовала, а все тело и спаянные ноги покрывала роговая инкрустация, невольно наводящая на мысль о черных майских жуках. Гребешок незнакомца украшала треуголка, опережающая изобретение сего головного убора лет эдак на триста.

— Прошу прощения, — произнесло явление, — не могу ли я говорить с тобой?

— Очевидно, можешь, раз говоришь, — ответил граф, к которому уже вернулась уверенность в себе.

— Нет, это я знаю, я имел в виду, можешь ли ты уделить мне минут десять?

— Это во многом зависит от того, что ты скажешь. Кстати, кто ты? — полюбопытствовал граф.

— Я в некотором роде гном.

— Гном?

— Ну, вроде гнома; не стану вдаваться в подробности, поскольку они тебе, наверное, не интересны.

Явление помедлило, видимо надеясь, что граф примется уверять его, что любые подробности личной жизни гномов ему безмерно интересны, но человек лишь сказал:

— Ни капельки.

Триумф порока.

— Ты беден, — заявил гном.

— Очень, — ответил граф.

— Ха! У людей так случается. А я богат!

— Неужто? — Граф неожиданно почувствовал интерес к теме.

— Да, и мог бы сделать богатым и тебя, только ты должен помочь мне разобраться с женой.

— Что? Отплатить добром за зло? Никогда!

Граф, конечно, так не считал, но подумал, что сказать это стоит.

— He совсем, — пояснил гном. — Я не дам тебе золота, пока ты не найдешь мне жену; вот за какое зло я заплачу тебе добром.

— А-а-а, — задумчиво протянул граф, — я не рассматривал проблему в таком свете. Что ж, теперь мне все ясно. Но почему бы тебе самому не найти себе жену?

— Ну, — смутился гном, — я не совсем… ну, как это… ну, ты понимаешь… я… мне не подыскать слова!

— Ты слишком безобразен? — предположил граф.

— Ну-у-у, — сказал гном (несколько захваченный врасплох), — что-то вроде того. Ты, понимаешь.

— Да, знаю, — согласился граф, — но чем я могу тебе помочь? Не в моих силах сделать тебя красавцем.

— Нет; но я обладаю возможностью трижды за все мое гномье существование превращаться в прекрасного юношу.

— Да ну?!. — лукаво заметил граф.

— Точно. Так вот, я уже делал это дважды, но безуспешно — в смысле женитьбы. У меня остался последний шанс.

— Но все-таки, как я могу тебе помочь? Ты сказал, что способен превратиться в прекрасного юношу, так почему бы тебе самому не заняться этим делом? Я, со своей стороны, в некоторой степени… э…

— Омерзителен? — вставил гном, решивший слегка отомстить.

— Короче, выкладывай все как есть, — буркнул граф.

— Что ж, — отозвался гном, — этот несчастный факт связан с моим человеческим существованием.

— Ладно, давай не церемонься.

— Ну, дело, значит, такое. Я был привлекательным молодым человеком шести футов ростом, но изо дня в день, во время мытья, незаметно уменьшался, пока не съежился вот до такого… такого…

— Презренного недоноска?

— Э-э-э… да, спасибо… ты заметил. Ну вот, я пытался дважды, и каждый раз находил прелестную девушку, готовую выйти за меня замуж; но за месяц, отделяющий помолвку от свадьбы, я сокращался так ощутимо (каждый, знаешь ли, обязан во время ухаживания умывать хотя бы лицо), что мои невесты-избранницы пугались и сбегали. А теперь я увидел леди Берту и намерен жениться на ней.

— Ты? Ха-ха-ха! Прости, но… ха-ха-ха!

— Да, я. А ты позаботишься о том, чтобы между моим предложением и нашей свадьбой прошло как можно меньше времени.

— Конечно. И ты хочешь, чтобы я подготовил ее к встрече с тобой и к свадьбе без всякого промедления.

— Точно! И если ты согласишься, я дам тебе несколько золотых приисков и столько алмазов, сколько сможешь унести.

— Правда? Мой дорогой сэр, не говорите больше ничего! Как поется в одной популярной нынче комической песенке: «„Месть! Месть! Месть!“ — вскричал Тимофеус». Но как ты добьешься необходимого превращения?

— Вот кольцо, которое дает мне возможность еще раз обрести человеческий вид. Стоит мне надеть его на средний палец, и превращение свершится.

— Ясно… но не мог бы ты сделать мне одолжение и выплатить пару талеров авансом?

— Хм, — процедил гном, — это не входит в условия контракта, но ладно: вот тебе два.

— Угу, — сказал граф, проверив монеты на зуб. — Я проверну это дельце. Приходи послезавтра.

— В это же время?

— В это же время.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И гном исчез в дымоходе.

Граф фон Краппентрапп, не теряя времени, поспешил к своей возлюбленной Берте, чтобы поскорее сообщить ей о том, какой прекрасный жребий ей уготован.

— Леди Берта, — начал он, — я пришел к тебе с великолепным предложением!

— Краппентрапп, — фыркнула девушка, — не будь ослом. Раз и навсегда сказано: я за тебя НЕ ПОЙДУ!

— Я имел в виду не себя; я говорю от имени своего друга.

— О, я уверена, любой ваш друг… — вежливо начала Берта.

— Большое спасибо.

— …получит тот же отказ, что и вы. Он наверняка противен.

— Он прекрасен!

— Порочен.

— Он добродетелен!

— Он низкого происхождения и роста.

— Он принц небывалого телосложения!

— Он несказанно беден.

— Он сказочно богат!

— Действительно? — удивилась Берта. — Твоя история заинтересовала меня. — (Она явно была знакома с немецкими мелодрамами.) — Продолжай.

— Этот принц, — послушно продолжил Краппентрапп, — слышал о тебе, видел тебя и вследствие этого влюбился в тебя.

— Ну-ну, дальше. — Берта хихикнула и подтолкнула его своим невероятно красивой формы локтем.

— Так вот. Он предлагает тебе всю Африку, Хрустальный дворец, несколько солнечных систем, Рейн и Рошервилль. Это такое место, — мечтательно добавил граф, — созданное специально для того, чтобы проводить там долгие счастливые дни.

— Ты серьезно или это очередная чушь? — Берта многозначительно обнажила правую руку до плеча.

— Клянусь честью, я серьезен. Он будет здесь послезавтра, в это же время, и сделает тебе предложение, если ты согласишься принять его у себя. Он увезет тебя с собой в собственную провинцию и там женится на тебе.

— Уехать с мужчиной, одной, до свадьбы? И думать не желаю о таких вещах! — заявила Берта, бывшая образцом пристойности.

— Да! — признал граф. — Действительно, это несколько щекотливая ситуация… Ха! Мысль! Вы сперва поженитесь, а потом отправитесь, а поскольку у него всего два дня, свадьбу нельзя откладывать ни на минуту.

Видите ли, если бы он предложил это сразу, она бы непременно отказалась — из принципа. А теперь девушка мгновенно ухватилась за добрый совет и в знак примирения опустила рукав.

— За два дня я соберу приданое. Мы поженимся в тот же день, когда он прибудет, если окажется, что он полностью соответствует твоему описанию. Но если нет…

И она снова многозначительно закатала рукав, оголив руку…

Той ночью барон фон Клауффенбах и граф фон Краппентрапп весело прокутили два талера, которые граф раздобыл у гнома. Барона необычайно радовала перспектива приобрести царственного зятя; и чернильный ливень, потоком льющийся с бастионов замка, был обилен как никогда.

Через день в то же время гном снова предстал перед графом Краппентраппом.

— Как дела? — поинтересовался граф.

— Спасибо, — ответил гном, — все чудесно. Жутковато жениться.

— Что за глупости! Не унывай, будь мужчиной!

— Ох, тебе хорошо говорить, но… леди готова? — резко сменил он тему.

— Надо полагать. Она сидит в банкетном зале в полном свадебном облачении, страстно жаждая твоего появления.

— Ох! Как я выгляжу? Видно, что нервничаю?

— Честно говоря, да.

— Боюсь, что так. Все подготовлено?

— Масштабы приготовлений немыслимы, — сообщил граф. — Половинки сдобных булочек с изюмом и дольки апельсинов разбросаны по замку в неимоверных количествах, а имбирного пива и смородинового вина столько, что по ним могла бы плыть лодка Роба Роя.[36]Роб Рой — персонаж романа Вальтера Скотта. Гретхен с риском для жизни, своей и остальных, нарезает ветчину для сандвичей, а барон собственноручно снял объявление «Меблированные комнаты», которое, пожалуй, несколько веков провисело на никогда не мывшихся окнах банкетного зала.

— Понятно, — кивнул гном, — значит, атмосфера создана.

— Вроде того. Вот увидишь, все вместе сложится в совершеннейшую картину.

— Хорошо, — сказал гном, — тогда, думаю, мне надо переодеться.

И это были справедливые слова, ибо он еще не принял человеческую форму.

Итак, гном надел на средний палец правой руки перстень с большим карбункулом, и тотчас же комната наполнилась клубами дыма. А когда он растаял, пораженный граф увидел на том месте, где только что стоял гном, прекрасного статного юношу.

— И никакого мошенничества, — произнес принц.

— Браво! Действительно здорово! Очень изящно! — Граф даже зааплодировал.

— Умная штучка, а?

— Не то слово. Очень изобретательно. И оригинально. А теперь — как тебя зовут?

— У меня странное имя. Принц Фу.

— Принц фу? Фу! Фу? Ты шутишь.

— Слушай, я дам тебе один совет: никогда не каламбурь с именами; можешь быть уверен, какой бы остроумной ни была твоя, шутка, наверняка твоему приятелю уже бросали ее в лицо не раз и не два. А эту твою остроту изобретает каждый дурак, когда впервые слышит, как меня зовут.

— Прошу прощения — шутка была слабовата. Итак, если ты сейчас отправишься со мной к барону, вы сможете провести предварительные переговоры.

И они пошли к барону, которого его будущий зять очаровал с первой минуты. Принц Фу отдавал Берте всю Африку, Хрустальный дворец, несколько солнечных систем, Рейн и Рошервилль, а лично барону презентовал Сибирь и Везувий; затем все спустились в банкетный зал, где их прибытия дожидались Берта и священник.

— Разрешите, — заговорил барон. — Берта, дорогая, позволь тебе представить принца Фу — очень великодушного, — (шепотом), — молодого человека. Принц Фу, это моя дочь Берта. Простите старика отца, если он на секундочку расклеится.

И барон зарыдал от избытка чувств, а вместе с ним и принц Фу, и граф Краппентрапп, и священник, и Гретхен, закончившая приготовление сандвичей. Церемония прошла при горячем воодушевлении и бурном рвении обеих сторон, а в заключение вся компания насладилась изысканно сервированной легкой закуской. Принц провозгласил, что барон самый славный парень из всех, кого он только встречал, а барон заверил принца, что не находит слов для описания радости, которую он чувствует при мысли о союзе своей дочери с дражайшей Его Светлостью.

Новобрачный и его молодая супруга выехали в карете к землям принца, расположенным всего в пятидесяти милях от Таклешлоссштейна, и той ночью барон и граф надрались сильнее, чем обычно. Они спустились к местному серебряных дел мастеру, скупили все имевшиеся в наличии чернильницы, и душ письменных приборов с крепостных стен, в ту ночь окроплявший головы крестьян, не имел себе равных за все хроники попоек.

Берта и принц Фу провели счастливый медовый месяц. У Берты была одна, и только одна причина жаловаться на принца Фу, да и та незначительная: делая все возможное, она была не в состоянии заставить его умываться чаще чем раз в неделю. Чистоплотная немецкая девушка, сама она привыкла мыться три, а то и четыре раза в неделю; поэтому данная особенность мужа сердила ее больше, чем могла бы раздражать прочих юных девиц Таклешлоссштейна. Так что она разработала хитроумный план и каждую ночь протирала лицо супруга влажным полотенцем; а когда он выходил прогуляться, прятала его зонтик, чтобы, если пойдет дождь, свежие струи обеспечили принцу необходимое гигиеническое омовение.

Так продолжалось примерно два месяца, и к концу этого срока Берта начала замечать необычные перемены не только в облике своего мужа, но и в своем собственном. К ужасу своему, она открыла, что и она, и ее супруг стремительно уменьшаются! В день свадьбы рост каждого из них составлял шесть футов, а теперь у мужа — пять футов девять дюймов, а у нее вообще пять футов и шесть дюймов, поскольку умывалась она гораздо чаще. Платья Берты стали ей слишком длинны и широки. Она закалывала складки и подгибала их всюду, где только можно закалывать складки и подгибать, она суживала и убирала клинья везде, где позволял фасон. Каблуки мало помогали, все равно приходилось ходить на цыпочках, дабы избежать разоблачения. Да и принцу Фу было ни на йоту не легче, чем его жене. Он носил высоченные шляпы с длиннющими перьями, а каблуки на его сапогах смотрелись особенно нелепо. Каждый, казалось, боялся показать другому, что заметил в супруге невероятное превращение, и на место шумного веселья, не оставлявшего их до сей поры, пришло тихое отчаяние.

В конце концов дела приняли самый неблагоприятный оборот. Однажды принц отправился на охоту и с вершины высокой скалы упал прямо в Рейн. Он был отличным пловцом и провел в воде почти два часа, борясь с сильным течением, пока не подоспела подмога. Но вследствие этого он съежился настолько, что его спутники едва признали его. Принц уменьшился до четырех футов и девяти дюймов.

Вернувшись в замок, он нахлобучил свою самую большую шляпу, натянул сапоги с высоченными каблуками и, согревая у камина продрогшее тело, нервно дожидался возвращения жены после посещения магазинов соседнего городка.

— Чарльз, — сказала она, увидев своего супруга, — дальнейшая маскировка бессмысленна. Невозможно больше скрывать тот чрезвычайно неприятный факт, что мы оба быстро уменьшаемся. Два месяца назад ты был статным мужчиной, а я — самой великолепной женщиной нашего, да и любого другого времени. А теперь я всего лишь среднего роста, а ты вдруг стал презренно низок. Что все это значит?

— Мужья часто выглядят низкими в глазах своих жен, — несмешно пошутил принц Чарльз Фу.

— Да. Но жена не намерена выглядеть низкой в глазах своего мужа.

— Это всего лишь воображение, дорогая моя. Ты прекрасна, как всегда.

— Ерунда, Чарльз. Клинья, Вставки и Складки — Важные Вещи. — Берта так и говорила, отчетливо произнося каждое слово. — Они — Упрямые Факты, от которых Не Отвертеться, и Я Настаиваю на Объяснении.

— Мне очень жаль, — ответил супруге принц Фу, — но я не могу ничего объяснить. — И, вспомнив внезапно, что его лошадь все еще плавает в Рейне, он со всех ног кинулся доставать ее оттуда.

Берта, несомненно, была раздосадована. Она начала подозревать, что вышла замуж за сущего дьявола, и это, конечно, беспокоило ее. Берта решила написать отцу и спросить у него, что делать.

Кстати заметим, что принц Фу поступил весьма нечестно и подло со своим другом, графом Краппентраппом. Вместо того чтобы предоставить в его распоряжение обещанные золотые прииски и алмазы, он дал ему всего лишь шестимесячный вексель на двадцать фунтов, дюжину бутылок дешевого рейнвейна и пару сотен булыжников, что, естественно, не могло удовлетворить прирожденной тяги графа и барона к серебряным чернильницам. Неудивительно, что граф фон Краппентрапп вознамерился отомстить принцу при первой возможности — и письмо Берты эту возможность предоставило.

Он оседлал дворцового осла и отправился в Фуберг, место обитания принца. Через два дня граф прибыл туда и послал свою визитную карточку Берте. Берта приняла его; и тогда он рассказал об истинной натуре принца и ужасной участи, уготованной ей, если она останется его женой.

— Но что мне делать? — зарыдала несчастная Берта.

— Если бы ты снова была свободна, за кого бы ты вышла замуж? — коварно намекнул он.

— Ох, — вздохнула Берта, — за тебя, конечно.

— Правда выйдешь?

— Несомненно. Вот расписка.

И она в письменном виде пообещала графу выйти за него замуж, если что-то случится с принцем, ее мужем.

— Но, — заметил граф, — сможешь ли ты примириться с моими ничтожными размерами?

— По сравнению со мной теперешней ты просто великан, — ответила Берта. — Я исцелилась от прежней гордыни и больше не кичусь своим великолепным ростом.

— Хорошо, — кивнул граф. — Ты заметила кольцо с карбункулом, которое твой муж (муж! ха-ха! но не важно) носит на среднем пальце?

— Да.

— Оно волшебное. Сними перстень, когда принц уснет; тогда он исчезнет, а ты станешь свободной женщиной.

Той ночью, когда часы пробили двенадцать, принцесса сняла кольцо со среднего пальца правой руки принца Фу. Он страшно завизжал; комната наполнилась дымом; а когда дым рассеялся, в кровати лежало обугленное тело мертвого гнома в его настоящем виде; стоило к нему притронуться, оно рассыпалось легкой золой!

Замок Фуберг, однако, остался, и все, что было в нем, — тоже. Пепел чудовища похоронили в саду на заднем дворе, и на этом месте с ошеломляющей быстротой вырос куст без листьев, но покрытый черной блестящей жесткой корой, наводящей на мысли о майских жуках. Он рос, рос, рос, но листья так и не появились; и, как его ни подрезали, он вытягивался снова. Поэтому, когда Берта (так никогда и не вернувшаяся к своим прежним размерам) вышла замуж за графа Краппентраппа, возникла необходимость полностью закрыть задний садик и вставить в выходящие туда окна непрозрачные стекла. Старый барон переехал жить к ним, и они с графом очень весело проводили время. Граф запасся таким количеством чернильниц, которого хватило до конца дней почтенного старика, и они много радостных часов простаивали вдвоем на древних, освященных веками укреплениях Фуберга. Берта и ее муж прожили долгую счастливую жизнь и, всеми уважаемые, умерли в преклонных годах.