Онлайн чтение книги Убийца - Лис The Murderer Is a Fox
Часть четвертая

Глава 18

ЛИС И КУВШИН

В тот вечер ужин проходил просто ужасно. Разговора за столом не получалось, и никто практически не дотронулся до еды, приготовленной Эмили, кроме детектива Хауи, который ел все подряд со свойственной толстякам неторопливой прожорливостью. Создавалось впечатление, что все они зависят от милости Эллери, владевшего ключом к их настроению. Но Эллери, изредка поклевывая что-то со своей тарелки, не произносил ни слова. Поэтому все почувствовали облегчение, когда появился шеф Дейкин — на десерт.

— Нашли, что искали, мистер Квин? Я случайно проезжал мимо, домой ехал, ну и подумал…

— Я подозревал, что вы так подумаете, Дейкин, когда случайно поедете мимо, — проворчал Эллери. — Я ждал вас. — Он обернулся к Тальботу Фоксу и его жене: — Шеф Дейкин говорит, что двенадцать лет назад, вскоре после завершения суда, секретарь управления полиции отдал вам кувшин и стакан, которые использовались для приготовления виноградного сока. Не помните, что с ними сталось?

— Я вообще не помню, чтобы нам возвращали кувшин со стаканом, — с сомнением проговорила Эмили и впервые за весь день обратилась к мужу: — А ты, Тальбот?

Тальбот просветлел лицом:

— Ты начала со мной разговаривать, Эмили!

— По-моему, я и не прекращала, — отозвалась Эмили, краснея. — Ну что, вспомнил?

Муж выпятил грудь вперед и засиял:

— Так-так, дайте подумать. Кувшин и стакан… Нет, что-то не припоминаю.

— Их отправили в картонной коробке, — объяснил шеф Дейкин. — А коробка была обернута в крафт-бумагу и опечатана.

— В оберточной бумаге… — Эмили наморщила лоб. — Ну, Тальбот?

Супруг растерялся:

— Кажется… н-не помню, дорогая.

— А я помню. Если бы я знала, что в этой посылке, сразу бы вспомнила.

Эмили положительно разговорилась, и Линда, державшаяся за вялую руку Дэви, чуть улыбнулась. По крайней мере, кто-то справился со своими бедами, казалось, говорила ее улыбка.

— Эту посылку мы отнесли к Баярду, перед тем как запереть дом, — сказала Эмили.

— Да-а? — удивился Тальбот.

— Господи помилуй, ты же сам ее нес!

— Я-а? — Тальбот совершенно смутился. — Как странно, Эмили, но у меня все это напрочь вылетело из головы.

— Память тебя всегда подводила, — фыркнула его жена. — Мистер Квин, пакет находится в соседнем доме. Когда мы взяли Дэви к себе… — голос у нее стал нежнее, — мы решили купить ему все новое. Одежду, игрушки, книги, в общем, все.

— Я помню, тетя Эмили, — вдруг вмешался Дэви. — Я помню, это было как Рождество.

— Это я тоже помню, — оживился Тальбот. — А все прежние детские вещи Дэви я снес на чердак того дома.

— Вот-вот, и я уверена, что картонная коробка тоже окажется там, — сказала Эмили.

Шеф Дейкин взглянул на Эллери. Эллери отодвинул свой стул.

— Нельзя ли нам прервать трапезу, миссис Фокс? — Он улыбнулся. — Мне не терпится изучить содержимое этой коробки, да и всем нам следует быть там в тот момент, когда она будет вскрыта.

* * *

Таким образом, тихим райтсвиллским вечером они снова направились к дому Баярда Фокса. В неверном свете плывущей по небу луны все казалось нереальным — темный дом, вырастающий над темным рядом кустов, неведомый мир на дне чужого моря.

Ночь и смерть — сестры, и здесь они прожили вместе двенадцать лет.

Процессия двигалась молча, светя под ноги фонариками.

* * *

На чердаке стоял такой затхлый дух, что Эллери и Дейкин поскорей открыли слуховые окошки.

Каждая половица стонала под их шагами, каждую балку украшала паутина, сквозь щели в крыше заглядывала луна.

— Да уж, Дэви, — с натужным смешком сказала Линда. — Здесь только фильм ужасов снимать.

— Старый чердак, — нежно произнес Дэви. — Ты помнишь, папа?

И Баярд улыбнулся в ответ:

— Я помню, Дэви.

— Тут все мои игрушки. Все до одной! Футбольный мяч! — Он остановился и подобрал мягкую и влажную покрышку, из которой давно вышел весь воздух. Потертая кожа мяча лохматилась, и он робко погладил ее пальцем.

— Твоя бейсбольная рукавица, Дэви.

— А этот мяч с игры на первенство лиги. Я его поймал, когда мы с Линни просочились в выставочный парк, и потом нам здорово всыпали за то, что мы там торчали допоздна!

Линда хихикнула:

— Боже мой, папа Тальбот так рассвирепел, что на следующий день я сидеть не могла.

— Мой химический набор, я делал опыты!

— И посмотри-ка, сынок, — воскликнул Баярд, — тут твой конструктор «Строитель». Помнишь, как мы вместе строили мост?

— Мы его возводили целую неделю!

Дэви стоял широко расставив ноги; в мерцающих полосках света от фонариков белели его зубы и плясали огоньки в глазах. Под кучей сломанных игрушек Тальбот заметил альбом с потрепанными углами.

— Слушай, Дэви, — сказал он, вытаскивая альбом, — это что, твоя старая коллекция марок?

— Черт побери, это она!

— Надо ее отдать Джону Ф. Райту. Он ведь коллекционер. Может, найдет здесь что-нибудь ценное.

— А… это самые обычные, детские марки, дядя Тальбот. В жутком состоянии. Они ничего не стоят.

— Это мне! — крикнула Линда и отобрала альбом у своего приемного отца. — Сохраню их, — проговорила она уже тише, — для… для какого-нибудь другого мальчика.

А Эмили сказала:

— Вот и твои шарики, Дэви. Господи помилуй, да их тут не меньше сотни в мешке.

— И мои «билетики»!

Эллери не мешал их поискам, прислушивался к возгласам, раздающимся со всех сторон, кивал и посмеивался, а сам топтался вокруг, осматривая помещение острым взглядом.

И вдруг присел и во что-то вцепился. Болтовня разом стихла, они уставились на него со страхом.

— Одна тайна разгадана, — сказал, выпрямившись, Эллери.

Из-под расколотой деревянной крышки детского химического набора он достал пузырек аспирина. Сто таблеток.

— Пропавший аспирин, — хмыкнул Дейкин.

На Эллери он посмотрел почти с жалостью.

— Даже не открыт, — пробормотал Эллери. — Это дело приносит мне одно разочарование за другим. Ага! Не эту ли коробку прислали из полиции?

Под грудой растрепанных книжек он обнаружил квадратную коробку в оберточной бумаге, перевязанную бечевкой, которая в нескольких местах была прижата к бумаге сургучными печатями.

— Это она! — крикнула Эмили.

— Теперь и я вспоминаю, — с глуповатым видом сообщил ее муж.

— Да, на посылке стоит печать управления полиции и почтовый штемпель. Можно попросить направить сюда все фонарики, — сказал Эллери.

Все сгрудились вокруг, а он, легко разорвав истлевшую бечевку, принялся снимать оберточную бумагу. Под бумагой оказалась обычная белая картонная коробка. Внутри коробки, аккуратно обложенные скомканными газетами, датированными 1932 годом, находились большой кувшин пурпурного стекла с широким горлом и рисунком в виде виноградной грозди, выгравированным на поверхности, и такого же стекла стакан, в точности как те, что стояли в кухонном шкафчике.

Когда Эллери поднял кувшин и стакан к свету, поворачивая их так и эдак, настроение у всех опять упало, словно темно-красная глубина втянула в себя всю живость, обретенную ими на пыльном чердаке, и они остались во тьме и пустоте.

— Что там такое, мистер Квин? — спросил шеф Дейкин, заметив искорку, блеснувшую в стальных глазах Эллери.

— Я не уверен, — пробормотал Эллери. — Давайте спустимся на кухню… Ах, что это я, ведь в доме, наверно, нет воды, так?

— Я отключил воду двенадцать лет назад, мистер Квин, — сказал Тальбот Фокс. — Вместе с электричеством и газом.

— А мне необходима какая-нибудь жидкость. — Эллери так прижимал к себе кувшин и стакан, как будто опасался, что кто-то может попытаться отнять их у него. — Придется нам вернуться к вам домой, мистер и миссис Фокс. И немедленно!

* * *

— Мне пришло в голову, Дейкин, — объяснял Эллери, изучая под ярким светом в кухне Эмили Фокс пурпурное нутро кувшина, — что даже если этот кувшин был вымыт, как вы мне сказали сегодня вечером, все же что-то могло в нем сохраниться. Если виноградный сок простоял в кувшине несколько часов и если кувшин не вымыли, а просто ополоснули второпях, да еще холодной водой, то внутри могли остаться некие доказательства.

— Доказательства?! — Жесткая кожа на лбу шефа Дейкина собралась в гармошку. — Какие еще доказательства, господь с вами!

— Подойдите поближе, — сказал Эллери.

Все столпились вокруг.

— К сожалению, стекло практически непрозрачно, поэтому сквозь него эта линия почти не видна. Но загляните внутрь.

Его палец обвиняющим жестом указал на очень слабую, тончайшую темную полосу, идеальной окружностью проходящую внутри параллельно краю кувшина.

— Осадок, — пояснил Эллери. — Долгое время сок спокойно стоял в кувшине, и там, где его поверхность соприкасалась со стенками кувшина, образовался и даже затвердел на воздухе осадок. И затвердел так основательно, что, когда сок вылили, а кувшин сполоснули, линия осадка сохранилась. И вот теперь она перед нами.

— И что это может означать, мистер Квин? — нетерпеливо спросила Линда.

Эллери улыбнулся:

— Ну хорошо же, Линда. Точно так же, как по линиям воды на дамбе вы можете судить о высоте прилива, так и здесь по линии осадка можно точно определить, сколько сока оставалось в кувшине после того, как был налит роковой стакан. Давайте проверим. Линда, вы не одолжите мне на минуту ваше обручальное кольцо?

— Мое обручальное кольцо? — Линда нахмурилась. — Чтобы я сняла его с пальца и передала вам, мистер Квин?

— Да, пожалуйста.

— Но это считается к несчастью!

— В данном случае, — засмеялся Эллери, — может оказаться очень даже к счастью.

Линда быстро сняла кольцо с бриллиантом. Эллери поднял кувшин на просвет — через темное стекло линия осадка еле-еле различалась, как легкая паутинка, — и аккуратно процарапал бриллиантом отметинку на внешней стороне стекла, после чего отдал кольцо Линде и она поскорей его надела.

— Это просто для удобства, — объяснил Эллери. — Теперь посмотрим. Мы знаем, что Баярд приготовил ровно одну кварту разведенного виноградного сока, что соответствует четырем полным стаканам. Давайте используем этот темно-красный стакан как мерный сосуд, поскольку он идентичен стакану, которым двенадцать лет назад Баярд наливал в кувшин равные части сока и воды, и это именно тот стакан, из которого пила Джессика.

Он подошел к безупречно сиявшей раковине Эмили, открыл кран с холодной водой, наполнил до краев стакан и вылил его в кувшин. И так четыре раза.

— Ну вот, — продолжал он, повернувшись к ним, — четыре стакана по полпинты составляют одну кварту, значит, в кувшине сейчас ровно кварта жидкости, как в тот момент, когда Баярд только что закончил приготовление сока. Посмотрите на линию осадка.

Уровень воды в кувшине был значительно выше отметки, процарапанной Эллери снаружи.

— Это же ясно, — сказал Дэви. — Осадок сформировался после того, как один стакан сока был налит для мамы. Вы только что налили целую кварту, а полоса осадка образовалась, когда в кувшине оставалась одна кварта минус один стакан.

— Совершенно верно, Дэви. Значит, вы считаете, — спросил Эллери, — что если я вылью в этот стакан жидкость, находящуюся сейчас выше линии осадка, то получится как раз один полный стакан?

— Конечно, должно быть так.

— Правильно, — сказал Дейкин. — Один полный стакан — столько выпила мать Дэви.

Эллери наклонил кувшин, наполнил стакан до краев и поднес кувшин к свету.

Уровень воды не совпадал с линией осадка. Он все еще был выше отметки.

— Вы не находите это странным? — бурчал Эллери. — Ладно, продолжим. Я буду лить воду из кувшина, пока уровень воды не опустится до линии осадка.

И он стал опять лить воду в стакан, очень медленно, стараясь не пропустить момент. И когда, поднеся очередной раз кувшин к свету, Эллери увидел, что две линии совпали, он поднял темно-красный стакан, в который наливал воду.

Стакан был наполнен до краев.

— Еще один стакан, — ахнул Дейкин. — Еще один полный стакан!

— Не понимаю, — озадаченно произнесла Эмили.

— Это довольно просто, миссис Фокс, — быстро заговорил Эллери. — Целых двенадцать лет все в Райтсвилле считали, что в то утро только один стакан виноградного сока был налит из пурпурного кувшина — тот стакан, который Баярд налил для Джессики. А этот эксперимент доказал, что на самом деле было налито два стакана!

— Но мы были абсолютно уверены, что Джессика выпила только один, — растерялся Баярд. — Ну как же, она сама так сказала доктору Уиллоби, когда ей стало плохо. Зачем бы ей лгать по такому поводу?

— Именно. Тогда кто выпил второй стакан?

Впервые с момента приезда в Райтсвилл голос Эллери зазвучал с прежней властностью.

— Ведь кто-то его выпил. Это вы, Баярд? — И Эллери добавил уже более спокойно: — Если даже никогда в жизни, Баярд, вы не говорили правду, то сейчас скажите. Это вы выпили в то утро второй полный стакан виноградного сока?

— Нет!

— Вы, Тальбот? На кухне, после разговора с Баярдом? Или в другой момент, прежде чем Баярд опорожнил кувшин и так небрежно его сполоснул?

Тальбот отрицательно потряс головой. Эллери снова повернулся к Баярду:

— Вы дали Джессике стакан сока и ушли из дому. Вернулись вы часа через два и застали Джессику уже с тяжелым приступом. Таковы факты. Когда вы вернулись, Баярд, она была одна?

— Да, мистер Квин.

— Что вы сделали? Постарайтесь вспомнить все.

— Я немедленно бросился к телефону и позвонил доктору Уиллоби. Он сказал, что сию минуту выезжает.

— А потом?

— Попытался устроить Джессику поудобнее, как-нибудь ей помочь. У нее болел желудок, ее тошнило, и я поддерживал ей голову. Не знаю, что я делал еще. Следил за временем, наверное, ждал приезда доктора. Он появился через несколько минут.

— И все это время кувшин с виноградным соком стоял на кофейном столике, на виду, так?

— Да.

— Вы к нему притрагивались?

— Я — нет!

— А Джессика?

— Нет. Ее рвало. Она плакала, была напугана, держалась за меня…

— Когда приехал доктор Уиллоби, он касался кувшина?

— Даже и не взглянул. Поскорей отвел Джессику наверх, в спальню, и занимался с ней там.

— Вы уверены, что доктор Уиллоби не касался этого кувшина?

— Уверен.

— Вы поднимались наверх с доктором и с женой?

— Нет, он велел мне остаться внизу, чтобы я не путался у него под ногами. Сказал, что позовет, если понадоблюсь. Поэтому я остался, где был.

— В гостиной?

— Да.

— И кувшин с соком так и стоял нетронутым.

— Да.

— Что вы дальше делали?

— Там был беспорядок. Я очень расстроился из-за жены… Попытался занять себя чем-то, стал прибирать после нее. На это ушло… ну, довольно много времени.

— Вот как. Продолжайте.

— А когда я навел чистоту, то просто сидел там. В гостиной. И ждал.

— А кувшина с виноградным соком все еще не касались?

— Нет, не касался.

— Когда точно вы вылили сок из кувшина и ополоснули его?

— Наверное, я просидел так почти до вечера, мистер Квин. Доктор Уиллоби занимался Джессикой наверху. Я бы сказал, было около пяти часов, когда я вспомнил про кувшин.

— И все это время — пока вы ждали в гостиной — никто не дотрагивался до кувшина?

— Никто и не мог бы — там никого не было. Кроме меня, а я не подходил к нему до пяти часов.

— И что вы тогда сделали? В пять часов?

— Я вспомнил, что кувшин и стакан так и стоят на столике, поэтому я встал, отнес их на кухню, вылил сок из кувшина в раковину, ополоснул его разок холодной водой — и стакан тоже — и поставил на сушилку.

— Откуда я их и взял через два дня, — внезапно вмешался шеф Дейкин. — На суде, как вы помните по протоколу, мистер Квин, этот факт сильно ему повредил — что Баярд вылил сок и сполоснул кувшин. Том Гарбек убедил присяжных, что Баярд специально избавился от улики — отравленного виноградного сока.

— Я говорил мистеру Гарбеку, я говорил присяжным, — устало произнес Баярд, — я был расстроен и занимался уборкой. Господи, да я ничего и не знал про яд! Я подумал то же, что и доктор Уиллоби, — что от перенапряжения и волнения у Джесси наступило ухудшение.

Эллери сидел, почесывая подбородок. Затем он поднял голову и сказал:

— Через двенадцать лет, друзья, мы обнаружили абсолютно новую нить. И она настолько важна, что может изменить характер всего дела.

Глава 19

ЛИС И КОМПАНИЯ

Они все буквально навалились на него и засыпали вопросами. Эллери нетерпеливо помотал головой и воскликнул:

— Ну погодите же, дайте мне проследить эту ниточку до конца! Скажите, Баярд, в то утро, как только Джессика выпила сок, вы оставили ее в доме одну?

— Да, мистер Квин.

— Как получилось, что вы ушли?

— Едва Джессика допила сок, зазвонил телефон. Она откинулась на спинку дивана, а я вышел в холл, ответить. Звонил мой брат, с фабрики.

— По какому поводу он звонил, Баярд?

— Тальбот просил, чтобы я, если возможно, ненадолго приехал на фабрику. В городе находился один из крупнейших наших клиентов, он хотел переговорить об одном заказе лично со мной.

— Все верно, мистер Квин, — сказал Тальбот. — Этот покупатель заглянул к нам в город совершенно неожиданно. А заказ был важный, и я подумал, что Баярду нужно быть в курсе.

Баярд кивнул:

— Мы не могли себе позволить возражать такому клиенту, вот я и сказал Тальботу, что если смогу, то приеду тотчас же. Я повесил трубку и пошел в гостиную спросить у Джесси, можно ли оставить ее на час — причину я ей тоже объяснил. Джесси ответила: «Ну что за глупости, Баярд. Конечно, со мной все будет хорошо. Поезжай в город и не волнуйся обо мне». Я предложил позвать Эмили, пусть бы побыла с ней, но Джессика вспомнила, что Эмили собиралась в «Восточную звезду» на какое-то собрание или ленч. Я немного тревожился: ведь Джессика за несколько месяцев ни разу не оставалась дома одна. В тот день даже Дэви мы не ждали к ленчу — я дал ему еду с собой в школу, и Эмили тоже дала завтрак Линде, чтобы они не носились по дому и не беспокоили Джессику, у нее и так трудный день.

В общем, Джессика обещала, что не сдвинется с места, пока я не вернусь, а если почувствует себя хуже, то позвонит мне. После этого я ушел.

— Вы приехали на фабрику. И дальше?

— Наша беседа с покупателем потребовала больше времени, чем ожидали мы с Тальботом. Прошел час, а у нас еще ничего не было решено.

— Поэтому вы позвонили жене?

— Да. Я волновался. Но она еще чувствовала себя прекрасно — по крайней мере, так она мне сказала по телефону — и велела мне спокойно завершать дело с мистером… Как звали этого покупателя, Тальбот?

— Мистер Квимби из Американо-Канадской обрабатывающей компании. Между прочим, Квимби до сих пор ведет бизнес со мной… с нами, — поправился Тальбот и покраснел.

— До сих пор, вот как? — невозмутимо откликнулся Баярд. — Да, ну так вот, я остался, мы обговорили все дела с мистером Квимби, и я поехал домой, предоставив Тальботу провожать Квимби.

— Он у нас проездом был, по пути в Монреаль, — добавил Тальбот.

— А когда вы вернулись домой, Баярд, то жене уже было совсем плохо? — спросил Эллери.

— Да. Я отсутствовал всего два часа, мистер Квин. Джесси была одна в гостиной, лежала на диване, там, где я ее оставил, но была в таком состоянии — хуже некуда.

— Попробуем привязать события ко времени, — попросил Эллери. — Когда вы выехали из дома?

— В одиннадцать.

— Жене позвонили в полдень?

— Да.

— Значит, вы вернулись домой в час.

— Все так.

— Посмотрим, чего мы добились. — Эллери наморщил лоб. — Джессика находилась в доме одна в течение двух часов, с одиннадцати до часу дня. Нам известно, что было выпито два стакана виноградного сока. Первый стакан выпила Джессика перед отъездом Баярда, незадолго до одиннадцати часов. Таким образом, второй стакан, вероятно, был выпит между одиннадцатью, когда Баярд уехал, и часом, когда он вернулся. Я думаю, вы со мной согласитесь, Дейкин, что вырисовывается такая картина. За время отсутствия Баярда Фокса кто-то приходил к нему в дом, Джессика предложила гостю стакан виноградного сока из кувшина, стоявшего на кофейном столике, гость выпил сок и ушел еще до возвращения Баярда.[13]По поводу двух стаканов виноградного сока мне был задан интересный вопрос, ответ на который — пусть и не имеющий прямого отношения к результатам приведенных рассуждений, — тем не менее будет представлен, хотя бы ради тех немногих читателей, которых мучают подобные тонкости. Вот этот вопрос: а если из кувшина наливали сок два раза и в разные моменты времени, то почему на стенках кувшина не обнаружено второй линии осадка? Что случилось с линией осадка, которая должна была образоваться после того момента, когда Баярд налил сок Джессике, и до того, как неизвестный посетитель налил сок для себя? Вопрос справедливый, и ответ на него какое-то время от меня ускользал. Но затем я понял, что должно было произойти, и, слегка расшевелив память Баярда Фокса, получил от него подтверждение моей догадки. «Потерянная» линия осадка, возникшая после первого выпитого стакана, была выше следующей, то есть находилась ближе к горлышку кувшина. Споласкивая кувшин, Баярд, вероятно, помогал себе другой рукой, хотя и не очень старательно. Он просунул пальцы в горло кувшина и сделал круговое движение. В результате верхняя линия осадка была стерта, а нижняя сохранилась — он до нее не достал. Если бы Баярд действовал более основательно и потер бы ежиком внутреннюю поверхность кувшина до самого дна, дальше нижней линии осадка, то и эта линия тоже была бы стерта… и решение загадки двенадцатилетней давности не было бы найдено. (Примеч. Эллери Квина.)

Шеф Дейкин ответил не сразу. Он потер подбородок, почесал в затылке, подергал нос. И пробормотал:

— Очень похоже, мистер Квин.

Детектив Хауи стоял разинув рот.

— Ну и кто же? — крикнула Линда.

— Ни о чем таком на суде не упоминалось, — в недоумении произнесла Эмили Фокс.

— Кто-то очень странный, — сказал ее муж. — Я даже предположить не могу, кто…

— Да не так важно кто, — прервал его Дэви. — А вот почему этот посетитель — кто бы он ни был! — не явился в суд? Ведь мы в первый раз вообще слышим, что был такой человек!

— Действительно, ситуация необычная, — согласился Эллери. — Дейкин, скажите, а не было ли в то же самое время в Райтсвилле еще смертного случая от дигиталиса?

— Не было, мы проверяли, мистер Квин. Узнав, что причиной смерти миссис Фокс был дигиталис, мы тщательно это расследовали. Ни один человек не пожаловался на болезнь с теми же симптомами, и никто — в этом мы абсолютно уверены — не умер от отравления, кроме Джессики Фокс.

Эллери сверкнул глазами:

— Давайте рассуждать последовательно. Мог ли гость влить большую дозу дигиталиса в виноградный сок? Исключено. — После этих слов лица у всех вытянулись. — Джессика выпила свой стакан — единственный, как нам известно из ее собственных показаний, — еще до отъезда Баярда. Этим соком она была отравлена. Следовательно, когда появился гость и Джессика предложила ему — или ей — стакан сока из того же кувшина, этот стакан также должен был содержать отравленный виноградный сок. Было бы невероятно, если бы визитер угостился напитком, который отравил собственными руками. Отсюда вывод: гость невиновен.

Дэви и Линда обменялись самыми мрачными взглядами.

— Теперь, я думаю, мы обладаем достаточными фактами, на базе которых можем сделать заключение о госте Джессики, — продолжал Эллери, не замечая всеобщего уныния. — Посетитель выпил отравленный виноградный сок, полный стакан или какую-то часть, остальное мог вылить. Ни один человек в Райтсвилле, по словам Дейкина, не умер от отравления дигиталисом, кроме Джессики Фокс. Гость не появился в суде… Поэтому я утверждаю: это кто-то посторонний приезжий, а не житель Райтсвилла или здешней округи.

— Бродяга! — воскликнула Линда.

— Вряд ли, Линда, — сказал Эллери. — Можете вы себе представить, чтобы ваша больная тетя, находясь в доме одна, пригласила случайного, чужого человека к себе в гостиную и предложила ему выпить сока? Нет, похоже на то, что она этого человека знала, но он жил не в этом городе… Скажите, Дейкин, — вдруг обратился он к шефу полиции, — какой-нибудь поезд останавливается в Райтсвилле между одиннадцатью и часом?

— Местный поезд до Монреаля останавливается ежедневно в час, мистер Квин.

— Не то. Баярд вернулся в час, и Джессика была одна. Гость не мог приехать в час — до этого времени он уже и приехал и уехал. И нет больше ни одного поезда, который делал бы остановку в Райтсвилле между одиннадцатью и часом? Может быть, он ходил двенадцать лет назад? Надо будет проверить этот след…

— Подождите! — сказал капитан Фокс. — Есть такой поезд, он здесь проходит около полудня — я на нем вернулся домой!

— «Атлантический экспресс», — кивнула Эмили. — Экспресс Нью-Йорк-Монреаль.

— Но обычно он не делает остановку в Райтсвилле, — возразил шеф Дейкин. — В расписании его нет.

— Одну минуту, — медленно проговорил Тальбот Фокс. — Одну минуту. В тот день двенадцать лет назад «Атлантический экспресс» все-таки делал остановку в Райтсвилле.

— Да что вы! — встрепенулся Эллери. — И как это вам запомнилась подобная мелочь, Тальбот?

— Из-за мистера Квимби. Помнишь, Баярд, — сказал Тальбот, повернувшись к брату, — когда ты уже уходил — помчался к Джессике, то Квимби как раз говорил, что ему тоже надо спешить — он едет в Монреаль?

— Да? — с сомнением протянул Баярд.

— Ну, ты тогда уехал, а я повез Квимби на вокзал. Он спросил Гэбби Уоррума насчет поездов, а Гэбби и говорит — я четко помню, — что вот как неудачно получилось: приди он на час раньше, и смог бы уехать на «Атлантическом экспрессе», потому что этот поезд в полдень останавливался у нас . Старый Квимби страшно расшумелся, ахал, охал и вообще, ведь он пропустил не только экспресс, но и местный часовой поезд до Монреаля — мы чуть-чуть опоздали. Ему пришлось ждать четыре часа местный экспресс, в 5.12, и я ждал вместе с ним.

Эмили ахнула:

— Значит, в тот день «Атлантический экспресс» здесь останавливался…

— А он никогда не останавливается в Райтсвилле, — объявила Линда, — за исключением тех редких случаев, когда пассажиру надо сойти!

— Итак, — спокойно заговорил Эллери, — на основании этих фактов мы выдвигаем версию, что некто, направлявшийся из Нью-Йорка в Монреаль, мог сойти в полдень в Райтсвилле, навестить Джессику, посидеть у нее с полчасика и успеть на местный часовой поезд до Монреаля — и все, это пока вы, Баярд, находились у себя на предприятии.

— Версии! — насмешливо фыркнул кто-то.

Все начали оглядываться. Оказалось, это детектив Хауи.

— Ох, заткнись, — проворчал шеф полиции Дейкин. — Подумать только, что все это дело выплывает спустя двенадцать лет! — Вид у него был пристыженный. — Если так и есть, значит, мы жутко прошляпили, мы с Томом Гарбеком. Я-то считал, это дело мы расследовали досконально, все раскопали! Как же мы могли пропустить такую серьезную вещь? Посторонний человек сошел с поезда в таком городке, как Райтсвилл, а мы и не заметили?

— Не могу себе представить, Дейкин, — посочувствовал Эллери. — При таком летучем визите незнакомец обязательно должен был взять на станции такси, и простейшая проверка…

— Такси! — вскрикнул шеф полиции. — Если бы не это. Вот именно. Такси!

— Что такое с такси? — Эллери явно был заинтригован.

— В 32-м году у вокзала было только одно такси, и водил его старый Уайти Педерсен. Уайти обосновался там давно, еще со времен конных экипажей. Ну так Джессику Фокс отравили во вторник, значит, в этот день посторонний и сошел с поезда. А умерла миссис Фокс вечером в среду, и до этого никто не подозревал преступления, поэтому мы начали расследование только в четверг утром. Ну и вот, как раз в четверг утром Уайти Педерсен попал в аварию — свернул с дороги, чтобы не наехать на малыша в Лоу-Виллидж, они там вечно играют посреди улицы, и врезался в фургон «Закусочная Пита»! Уайти пришлось вытаскивать из кучи гамбургеров.

— Педерсен умер?

— На месте.

— Тогда понятно, — согласился Эллери. — Если водитель такси и знал что-нибудь, то ведь он сам умер раньше, чем вы приступили к расследованию. А так бы с чего ему рассказывать? Похоже, что, кроме Педерсена, никто не заметил этого визита, иначе вы обязательно напали бы на след.

— Наверное, Гэбби Уоррум, начальник станции, сидел у себя в конторе и не заметил сошедшего с поезда чужака, — угрюмо сказал Дейкин и сам себе кивнул. — Педерсен посадил гостя в машину, отвез его к дому Баярда Фокса, гость сказал ему, что должен успеть на часовой поезд, поэтому Уайти его подождал и вовремя доставил к монреальскому поезду. К этому поезду на платформе всегда собирается толпа, вот незнакомец в ней и затерялся. Так и было, — закончил он, покачав в досаде головой.

— Да какой там незнакомец? — скривился детектив Хауи. — Вот учудили. «Версии»! Сплошные мыльные пузыри.

— А ты закрой рот и открой глаза, Хауи! — рявкнул шеф полиции. — Потому что ты сейчас пойдешь докладывать Хендриксу, что ты здесь видел и слышал, а я тоже там буду и прослежу, чтобы все было передано точно и без искажений. Продолжайте, мистер Квин.

— Таким образом, мы с вами вызвали дух некоей особы, сошедшей с поезда Нью-Йорк-Монреаль, только ради получасового визита к жене Баярда Фокса. Это может быть кто-то из родственников, как вы считаете, Баярд? — сосредоточенно произнес Эллери.

— У Джесси только один брат, мистер Квин, а больше никого. Он капитан на флоте. Когда случилось несчастье, он был на маневрах в Тихом океане.

Супруги Тальбот Фокс согласно покивали.

— Тогда друг, подруга? — предположил Эллери. — Вероятно, близкий человек, раз устроил себе столько хлопот ради получасовой встречи.

— Подруга? — Баярд задумчиво пожевал губу. — У Джессики и правда была одна близкая подруга… Как же ее звали-то? Ту женщину?

— Женщину? — взволновалась Эмили Фокс. — Баярд! Ты об этой Боннэр, о певице?

— Боннэр, точно! Она! — раскричался радостный Баярд. — Ну да, Габриэль Боннэр, мистер Квин! Она из… — Тут Баярд вытаращил глаза: — Из Монреаля!

Эллери улыбнулся. Иногда его работа приносила ему некоторое удовлетворение.

— Она франкоканадка, мистер Квин, — затараторила Эмили. — Джесси и Габриэль вместе ходили в школу в Мэне и очень дружили. Ой, да Джесси писала ей письма каждую неделю, правда же, Баярд? И часто говорила, что вот забава — охотиться за Габриэль по всему земному шару.

— Да, Эмили. Действительно…

— Габриэль Боннэр, — задумчиво произнес Эллери. — Контральто.

— О, она знаменитость, во всяком случае — была, — все болтала Эмили. — Раньше, если она не давала концерт в Нью-Йорке, значит, была на гастролях. Она пела по всему миру. — Эмили вдруг умолкла и опечалилась. — Вот вспомнила о ней и гадаю: а что же с ней сталось? Годами ничего о ней не слышу. А ведь она так и не прислала ни цветов, ни хоть бы записки с соболезнованиями. Можно подумать… Все-таки лучшая подруга… Немного странно, да, мистер Квин?

— Очень, — сухо отозвался Эллери. — Миссис Фокс, можно мне сделать парочку междугородних звонков с вашего телефона?

* * *

Когда Эллери вернулся на кухню, он снова улыбался, но на этот раз жестко.

— Хауи, — сказал он, — в вашей оценке, кроме цинизма, ничего не было. Это никакая не версия и не мыльный пузырь.

Толстяк детектив тупо на него уставился.

— Уж не хотите ли вы сказать, — медленно проговорил шеф Дейкин, — что так и было на самом деле?..

— Да, Дейкин. Я только что разыскал Габриэль Боннэр в Монреале. Это она навещала Джессику Фокс в тот день двенадцать лет назад, все верно, и я убедил ее приехать в Райтсвилл. Она будет здесь завтра вечером.

Глава 20

У ЛИСА ПОЯВЛЯЕТСЯ НАДЕЖДА

Все поднялись наверх, оставив Эллери на веранде одного. Они расходились заметно недовольные, не получив ответа ни на один вопрос. Эллери посчитал, что в разговорах нет смысла — нечего было объяснять, ведь все зависело от женщины, которая должна приехать из Монреаля. Ясно же, что никто не мог предвидеть, как дело обернется. Но даже шеф полиции Дейкин, одарив Эллери особенно странным взглядом, сдержанно попрощался и с достоинством удалился, каждым шагом подчеркивая, что оскорблен в лучших чувствах.

В темноте и покое Эллери дымил сигаретой и прокручивал в голове отдельные моменты. Ворчание редкого автомобиля, взбирающегося на Холм, лишь оттеняло его уединенность, но никак его не тревожило. Со своего места он видел в юго-западной части неба зарево от красных неоновых огней Хай-Виллидж. Все остальное небо в изобилии было усыпано звездами. Такие же огни и те же самые холодные звезды видела и Джессика Фокс, сидя на этой веранде.

Эллери хотел представить себе, как она жила до болезни, о чем думала. Этот ее тихий Баярд Фокс и сама она, как курица на насесте… А рядом — красивый, видный, мужественный и неугомонный Тальбот, брат ее мужа. По характеру он, конечно, был ей ближе.

Общая неудовлетворенность заставляла их тянуться друг к другу, и не приходится сомневаться в силе этой тяги. Райтсвилл, должно быть, кажется западней тем, кто тоскует о новых горизонтах. Эллери подумал, что в долгой переписке с мировой знаменитостью Габриэль Боннэр, в переписке, не угасавшей все эти небогатые событиями годы замужества и замкнутой жизни в маленьком городишке, Джессика находила гораздо более существенные для себя вещи, чем женская дружба. Для жены Баярда Фокса, лишенной выхода за стены Райтсвилла, Габриэль Боннэр олицетворяла сверкающий внешний мир. Габриэль — Париж и Лондон, Буэнос-Айрес, Рим и Каир, далекие прекрасные города и страны, которые жители Райтсвилла могли увидеть только в кинотеатре «Бижу». Поддерживая эту почтовую дружбу с певицей, Джессика Фокс получала преимущество над другими райтсвиллцами и отчасти удовлетворяла свои космополитические стремления…

Звук резкого удара прервал размышления Эллери.

Это хлопнула дверь-сетка.

— О, Хауи. Я думал, вы уже в постели.

— Мне нужно уйти на некоторое время, — сказал детектив в обычной своей неприятной манере.

— Уйти? Как это вы решились оставить без охраны своего поднадзорного? Что с вами — приступ доверчивости?

— До моего возвращения с Фоксом все будет нормально.

В этих гнусавых звуках Квину послышалась насмешка, которая его озадачила.

— Значит, вы не боитесь, что Баярд сбежит?

— Не-а. — Детектив тяжело затопал вниз по лестнице.

— И куда же вы направляетесь? — крикнул ему вслед Эллери.

— Домой.

— Домой? — Эллери вдруг понял, что никогда не представлял себе Хауи в обычной обстановке. Однако этот человек жил в Райтсвилле, значит, имел дом. Но вообразить себе дом детектива Хауи — нет, это выше человеческих возможностей. — Надолго уходите?

Неприятный голос отозвался:

— На час, может, на два. Жена приготовила мне чистое белье. Я еще ни разу не переодевался с тех пор, как подключился к этому делу.

И бесформенная тень Хауи растворилась в темноте.

Выходит, у толстяка есть жена, которая стирает ему носки и гладит нижнее белье! Может, у него даже дети есть? Это дело, усмехнувшись, подумал Эллери, определенно полно сюрпризов. Он выбрался из качалки, потянулся, зевнул и уже вознамерился лечь спать, когда послышались быстрые шаги и дверь-сетка снова открылась.

— Мистер Квин!

Это была Линда; ее лицо в свете звезд казалось совсем бледным и даже постаревшим.

— Линда! Что случилось?

— Дэви. Он наверху. Мне пришлось его запереть. Пожалуйста…

И она убежала обратно. Эллери кинулся следом. Что там с Дэви? Опять? Эллери догнал Линду на площадке второго этажа, она стояла у двери комнаты своего мужа с ключом в руке.

— Не будем поднимать лишнего шума, — прошептала она. — Папа с мамой уже спят, и я не хочу добавлять им тревог.

Эллери взял у нее ключ.

Дэви пристроился на краешке кровати с балдахином, на вид довольно спокойный. Однако руки он держал глубоко в карманах куртки.

— Не надо было так делать, Линни, — сказал он. — Парень сам нарывается. Ты знаешь, чего он заслуживает.

Линда испуганно посмотрела на Эллери:

— Мистер Квин, Дэви собирался… убить детектива!

— Я собирался проучить этого борова.

— Кого? Хауи? — Эллери вспомнил насмешку в голосе толстяка. — В чем дело, Дэви?

— Зачем так обращаться с отцом. Заключенный он или не заключенный. Здесь дом, здесь живут люди, это не какая-нибудь чертова тюрьма! Мой отец сломлен. Это видно каждому, у кого есть глаза. Он никуда не убежит. Хауи не имел права, мистер Квин!

— Что сделал этот тип, Дэви?

Герой Райтсвилла заплакал.

Линда стала причитать:

— Дэви, ну, Дэви, пожалуйста…

Эллери смотрел на них с глубокой нежностью. Потом сказал:

— Подождите меня здесь, — и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Он прошел по коридору к двери южной комнаты. Взявшись за ручку, он обнаружил, что дверь не заперта. Странно… Он постучал.

— Войдите, — отозвался голос Баярда. Эллери вошел и закрыл дверь.

В комнате было темно, и какое-то время он ничего не видел. Когда глаза привыкли к темноте, он различил тощую фигуру Баярда, вытянувшуюся на старомодной железной двуспальной кровати. Баярд закинул руки за голову и лежал совершенно неподвижно, ухватившись за нижнюю планку изголовья.

Эллери ничего не понимал.

— У вас все в порядке, Баярд?

— А, это вы, мистер Квин? Здесь так темно. Да. Все прекрасно.

— Тогда что…

— Правда, у меня все в порядке.

— Не возражаете, если я включу свет?

Баярд засмеялся.

Совершенно сбитый с толку, Эллери щелкнул выключателем.

Отец Дэви был прикован наручниками к железной спинке кровати.

* * *

Времени прошло порядочно, прежде чем Эллери сумел совладать с голосом.

— Это Хауи?

— Да.

— Что вы сделали, Баярд?

— Абсолютно ничего.

— Не пытались выкинуть какую-нибудь глупость — например, дать деру?

Баярд снова засмеялся:

— Господи, нет, конечно. Я уже лег в постель. Обычно я так и сплю — руки за головой. Я думал, что Хауи раздевается. И вдруг почувствовал, что он пристегивает меня наручниками к кровати.

— Он предложил какое-нибудь объяснение?

— Сказал, что ему нужно ненадолго уйти домой и он не хочет давать мне никаких шансов на побег. Грязно оскорблял меня. — Баярд помолчал. — Мог бы просто запереть меня в этой комнате. Он не должен был так поступать, мистер Квин.

— Не должен, — сдержанно согласился Эллери. Затем добавил: — Не принимайте близко к сердцу, Баярд. Я сейчас приду.

Эллери спустился к телефону и сказал оператору:

— Соедините меня с домом прокурора Филиппа Хендрикса.

* * *

К Баярду Эллери пришел уже с Дэви и Линдой.

— Детектив Хауи будет через несколько минут, — заявил Эллери. — С ключом от наручников, нужно добавить. Снимать наручники без ключей довольно сложно, и к тому же нужно восстановить некоторую справедливость. Он их надевал — пусть он их и снимает.

— Спасибо, мистер Квин, — со слабой улыбкой сказал Баярд. — А ты, сын…

— Я чуть снова не свалял дурака, — пробормотал Дэви. — Извини, папа. Но у меня просто красная пелена была перед глазами. Каково: захожу сказать тебе «спокойной ночи», а он тебя подвесил, как индейку.

— Как это, оказывается, хорошо — иметь сына, — сказал Баярд.

Дэви смутился:

— Это когда-нибудь закончится, мистер Квин? Или нет?

— Имейте терпение, Дэви.

— А что означает затея с Габриэль Боннэр? Это поможет вытащить папу из тюрьмы?

— Нам сейчас остается только ждать, Дэви.

Дэви изучающе смотрел на Эллери, привлеченный даже не словами — интонацией. Уж что он там прочитал на лице Эллери, неизвестно, но после этого шагнул к кровати и улыбнулся отцу:

— Мы еще своего добьемся, папа.

— Конечно, сын.

— Не пора ли вам обоим немного поспать? — предложил Эллери. — А я дождусь тут мистера Хауи.

— Только держите его от меня подальше, — сказал Дэви. — Пойдем, Линни, знаешь ведь — ни одной женщине еще не удавалось удержать мужа мешками под глазами. Спать надо. Я тебя уложу.

— Правда, Дэви?

Он ее чмокнул, и она на мгновение прильнула к нему.

— Спокойной ночи!

Оставшись вдвоем, Эллери и Баярд немного помолчали. Наконец Эллери разлепил губы:

— Курить хотите?

— Это будет несколько затруднительно, мистер Квин.

— Обслуживание обеспечу.

— Тогда… спасибо.

Эллери вставил сигарету Баярду в рот и поднес спичку. Баярд затянулся и, откинув голову на подушку, медленно выдыхал дым.

— Вот так-то… он меня третирует… Это недостойно.

— Знаю, Баярд. — Эллери снова поднес ему сигарету.

— Мистер Квин, вы ведь взвалили на себя всю эту кучу проблем из-за моего мальчика, так?

— И из-за Линды. — Эллери взял сигарету.

— Спасибо… Я понимаю, что вы во мне не уверены. Ну то есть… я это или нет.

— Понимаете?

— Я вас не упрекаю. Факты делают из меня лжеца даже в моих собственных глазах.

— Не все. Некоторые.

Баярд сдвинул свои седые брови.

— Мы ведь еще не все рассмотрели, — сказал Эллери. — Например, сегодня вечером обнаружились новые факты.

— Да, я об этом думал… Хочу вам кое-что поведать, мистер Квин.

Эллери кивнул и опять поднес сигарету к губам Баярда.

— Сегодня со мной кое-что произошло. После того как Хауи приковал меня к кровати и оставил здесь одного.

— И что же?

— До того момента, признаю, у меня совсем не было надежды. Может быть, я боялся надеяться.

Эллери еще раз кивнул понимающе.

— Когда вы мне объяснили по дороге сюда из тюрьмы, что это значит для моего сына, я очень хотел помочь, но не ради себя, как я тогда и говорил, а ради сына.

— Вы сказали, вы не уверены, что хотите выйти на свободу.

— Да. — Баярд закрыл глаза. — А сегодня, сейчас, я уже не уверен, что не хочу.

— Вы почувствовали вкус свободы.

— Ну… — Баярд открыл глаза и криво усмехнулся. — Это не то, что можно и правда назвать свободой. По крайней мере, я это воспринимаю не так. Да, я сейчас в доме, и на окнах нет решеток. Зато у меня за спиной неотлучно торчит Хауи — он ест со мной, спит со мной в одной кровати… Это не так-то отличается от тюрьмы, как вы думаете, мистер Квин?

— Я вообще об этом не думал в таком смысле, но понимаю, о чем вы говорите. А что же сегодня, Баярд?

— Сегодня у меня раскрылись глаза. Когда Хауи защелкнул на мне эти наручники, он что-то со мной сделал, мистер Квин. В первый раз я захотел на волю. И в первый раз испугался. Испугался возвращения. Совершенно внезапно я понял, что страшно хочу свободы. Я изо всех сил старался не потерять голову и не устроить сцену. — И он напряг руки, так что сталь сильно врезалась ему в запястья. — Есть ли надежда? — Баярд почти кричал. — Мистер Квин, скажите, есть хоть какая-нибудь надежда?

Бесконечно долгую секунду Эллери изучал его лицо.

— Да, — наконец ответил он. — Надежда есть.

Глубоко запавшие глаза загорелись — на этот раз не проблеском, а ровным отсветом внутреннего огня.

— Встреча с Габриэль Боннэр, — сказал Эллери, — вполне может переломить дело. То, что певица сообщит нам завтра, я думаю, имеет решающее значение.

Баярд облизал губы.

— Я знал, что сегодня вы натолкнулись на серьезные факты, но я не вижу…

— Не видите? — Эллери улыбнулся. — Вы не ухватываете важность того, что должна рассказать мисс Боннэр?

— Но как же? Я ведь не знаю, что именно у нее…

Эллери еще раз дал ему затянуться.

— Я могу ошибаться, существует дюжина других объяснений, которые никуда нас не приведут. Давайте подождем, Баярд. Вы ждали двенадцать лет, сможете подождать еще денек.

* * *

Когда детектив Хауи осторожно вошел в дверь, Эллери встал и протянул руку ладонью вверх.

Ни слова не говоря, толстяк положил на ладонь ключи от наручников. Щеки у него студенисто подрагивали, а в маленьких глазках был испуг. Платок на шее взмок от пота.

— Я так понимаю, мистер детектив, — негромко проговорил Эллери, согнувшись над запястьями Баярда, — что ваш босс сказал вам пару ласковых.

Толстяк что-то промычал невразумительно.

— Хорошо, Хауи, — сказал Эллери уже из дверей, — я думаю, вы освободитесь от этого неприятного вам задания очень и очень скоро. Спокойной ночи.

Глава 21

ЛИС НЕВИНОВНЫЙ

На следующий вечер перед домом Тальбота Фокса остановился седан шефа полиции, и из него, с неумелой помощью Дейкина, вышла высокая женщина с впалой грудью и в черных одеждах. Пока она вместе с Дейкином приближалась к веранде, напряженно ожидавшая группа осознала, что она уродлива почти до гротеска. Но за таким типом гоняются портретисты, и действительно, в лучшую свою пору Габриэль Боннэр позировала многим знаменитостям по всему миру. Свою уродливость она несла как красоту.

Выдающаяся женщина — вот первое, что подумал Эллери.

При встрече особой неловкости не возникло, поскольку оказалось, что Габриэль Боннэр ни с кем не была лично знакома из семьи своей покойной подруги. Она холодновато держалась с Баярдом, любезно — с Линдой, а прекрасную фигуру Дэви в военной форме удостоила одобрительного взгляда.

— А это, — хриплым голосом проговорила она, — это супруги Тальбот Фокс?

Эмили занервничала.

— Джесси так хорошо о вас говорила, мисс Боннэр.

— Джессика была моим другом, миссис Фокс.

Певица произнесла имя Джессики без эмоций, как будто давно, очень давно спрятала в потайной ящик все, что ее связывало с умершей. В самом деле, вдруг подумал Эллери, наблюдая за этим благородно некрасивым лицом, ей ведь пришлось пережить катастрофы гораздо более опустошительные, чем гибель подруги, и в противостоянии им Габриэль Боннэр выучилась сдерживать любые чувства.

По-английски она говорила точно и чересчур старательно, подыскивая порой в памяти когда-то известное, но давно не употреблявшееся слово.

— Ну, вот я и здесь, — просто сказала она, усаживаясь в кресло, придвинутое Дейкином. — Полагаю, мистер Квин, вас интересует то самое письмо, о котором я говорила… — И она взялась за сумочку.

— Нет никакой спешки, мисс Боннэр, — улыбнулся Эллери. — Увидев вас теперь, я безо всяких усилий переношусь в прошлое, когда в Карнеги-Холл я слушал ваше исполнение Баха: «Komm’, susser Tod» .

— Вы помните? — Прекрасные глаза сверкнули и тут же угасли. Она вздохнула. — Я не должна предаваться воспоминаниям. Это вредно старой женщине.

— Ста-арой? — вскричала Линда. — Но, мисс Боннэр…

— Вы очень добры, дорогая, но то, что я видела… — Черты ее подвижного выразительного лица напряженно застыли. — От этого люди старятся. Особенно сильно от этого стареют женщины.

Прокурор Хендрикс, который начал бегать взад-вперед по веранде еще за час до приезда певицы, кашлянул и взглянул на Эллери. Они договорились, что вести беседу будет Эллери, но Хендриксу, очевидно, не терпелось перейти к делу.

Шеф Дейкин вообще не смог сдержаться.

— Вот что хотелось бы мне знать, мисс Боннэр, — требовательно начал он, — это почему же, гром меня расшиби, вы не приехали со своей историей двенадцать лет назад — пока шел суд над мистером Фоксом?

— Для джентльменов из органов правопорядка Райтсвилла, — вставил Эллери, — вполне естественно настойчивое стремление получить ответ на этот вопрос, мисс Боннэр.

— Ох, да я не могла! — быстро ответила Габриэль. — Во-первых, я находилась на другом континенте. И еще — об убийстве Джессики я узнала лишь несколько месяцев спустя, после того как ее мужа отправили в тюрьму за это.

Слова «убийство» и «тюрьма» она выговорила очень легко, так, как если бы они постоянно были у нее на уме, а то и на языке… на любом языке.

— Может быть, вы расскажете нам тот случай, мисс Боннэр, все целиком, как помните.

Рассказ этой непонятной женщины развивался спокойно, без драматических жестов или особенной интонации. И пока Эллери его слушал, в нем крепло впечатление колоссальной усталости, накопившейся в Габриэль Боннэр, великой усталости, ставшей частью ее натуры, привычным, ежесекундным ощущением смерти.

На той неделе двенадцать лет назад Габриэль Боннэр пела в Нью-Йорке — это был заключительный концерт триумфального турне по Америке. Она знала о болезни Джессики, но ее обязательства не позволяли навестить подругу. После концерта, сама чувствуя, как вымоталась от длительного турне, и стремясь быстрее добраться домой в пригород Монреаля, она тем не менее поступила импульсивно и остановила «Атлантический экспресс» в Райтсвилле.

— Как бы я ни устала, — сказала Габриэль, — но просто проехать мимо, не испытывая угрызений совести, я не могла. Мы с Джессикой были настоящие друзья и постоянно переписывались многие годы. Мне сообщили, что я смогу следовать дальше через час, местным поездом. Получалось, что у меня есть для нее по крайней мере полчаса. Такси довезло меня прямо от станции до дома Джессики… — она повела черными глазами в сторону тихого, темного соседнего дома, — и заехало за мной вовремя, чтобы я успела на местный поезд. У Джессики я пробыла, вероятно, минут тридцать пять. Она очень обрадовалась, увидев меня, хотя, как мне показалось, ее сильно беспокоила какая-то мысль. А я — я была счастлива узнать, что она начала выздоравливать после пневмонии.

Габриэль сразу же пригласила Джессику приехать к ней погостить.

— Каждая женщина нуждается в перемене обстановки, — с улыбкой сказала Габриэль подруге, — а ты только что перенесла серьезную болезнь. У меня в Монсьеле, Джессика, ты сможешь проводить время в абсолютной праздности — будешь изображать grande dame, ma cherie [14]Знатную даму, дорогая (фр.). и быстро-быстро поправляться. Мы будем в доме совсем одни, ты и я. И живи там сколько хочешь — пока вытерпишь мое общество. Что ты скажешь? Поехали ко мне прямо сейчас! Или приезжай завтра.

Но Джессика слабо улыбнулась, поблагодарила Габриэль и сказала, что не сможет, во всяком случае, не теперь, хотя ей этого очень бы хотелось. Габриэль ее не упрашивала, поскольку Джессика казалась расстроенной и думала о чем-то другом. Несколько минут ностальгических воспоминаний и объятий — и Габриэль уехала, села на часовой поезд и продолжила путь домой.

А дома ее уже поджидал импресарио.

— Я чуть с ума не сошла, — вздохнула мисс Боннэр. — Этот мерзавец прилетел из Нью-Йорка, спеша опередить меня. У него были полны руки билетов и контрактов. Совершенно неожиданно передо мной открылась блестящая возможность, сказал он, совершить большое турне по Южной Америке и Европе. Такого шанса ждут годами. Я пыталась пожаловаться на усталость, но он был неумолим.

Короче, я даже не распаковала вещи. Той же ночью мы были в Нью-Йорке, а там мой импресарио посадил меня на самолет во Флориду. В Майами я еще раз сделала пересадку и полетела в Южную Америку. У меня не было времени даже дух перевести. Вот так я и не узнала, что во время моего перелета на другой континент Джессика скончалась. И позднее, концертируя в Южной Америке, я ничего не знала об аресте ее мужа. Ко времени окончания процесса я уже находилась в Европе.

Неподвижно глядя в темноту, она замолчала.

— Письмо, — мягко напомнил Эллери.

Она очнулась:

— Ах да, письмо. После моего спешного отъезда из Монреаля оно догоняло меня несколько месяцев. Ничего не зная о моем турне, Джессика, естественно, адресовала его в Монсьель. Глупая служанка переправила его по неверному адресу в Южную Америку, вот оно и носилось за мной по всей Южной Америке и Европе, пока не настигло в Праге. Но и тогда я еще не знала о смерти Джессики. Я хотела сразу же ответить на письмо, объяснить свой неожиданный отъезд, но те дни были очень плотные, и прошла целая неделя. В это время я узнала печальную новость.

— Каким образом? — перебил прокурор Хендрикс.

— Случайно мне попался номер «Парижского вестника», и в нем я прочитала о cause celebre Райтсвилла — о том, что Баярд Фокс «только что» осужден за убийство своей жены, Джессики Фокс. Маленькая заметка, без каких-либо деталей — в ней не указывались ни даты, ни способ убийства — всего несколько строк. И я никак не связывала свой приезд в Райтсвилл с гибелью Джессики. Узнав, что Джессика умерла и похоронена, я настолько упала духом, что отменила оставшиеся выступления в Праге. После этого я пела уже только в Вене. В Венской опере.

Взгляд ее блуждал в прошлом.

— Конечно, я не писала — кому бы я могла написать? А после этого… Но я сохранила письмо Джессики. Столько всего произошло. Но оно сохранилось у меня — как память о друге.

Габриэль достала из сумочки сложенный конверт и передала Эллери. Он включил на веранде еще один светильник и жадно впился в письмо глазами. Прокурор Хендрикс и шеф Дейкин читали у него из-за плеча.

— После этого, — пробормотала Габриэль Боннэр, — потоп.

— Простите, о чем вы, мисс Боннэр? — спросила Линда, разрываясь между письмом и пленившей ее гостьей.

Певица пожала плечами:

— Это не совсем то, что можно слушать славным юным девушкам, как вы. Забудьте.

— Нацисты? — спросил капитан Фокс.

Она окинула его взглядом черных глаз:

— Да, капитан Фокс. Я лишь на днях вернулась домой в Канаду из немецкого концлагеря. Тем немцам не нужно искусство, разве что картины, живописующие толстых женщин… Мне повезло гораздо больше других — удалось бежать. В Монреале я совсем недавно. Там так спокойно.

— Но вы вернетесь на сцену, мисс Боннэр? — спросила Линда. — Когда отдохнете?

Габриэль улыбнулась:

— Разве что в качестве пианистки.

— Пианистки? Я не понимаю…

— Нацистские хирурги сделали мне небольшую операцию на горле, — сказала певица. — Они решили, что это хорошая шутка.

* * *

Прокурор Хендрикс откашлялся:

— Мы… чрезвычайно вам благодарны, мисс Боннэр. Вы специально приехали… — Поскольку она не торопилась отвечать, он резко повернулся к Эллери и сказал: — Давайте дальше, Квин.

Но Эллери смотрел на певицу.

— Простите, мисс Боннэр. Если б вы мне сказали…

— Не важно, мистер Квин. Пожалуйста, не думайте обо мне.

— Спасибо.

Он похлопал по конверту, обращаясь к остальным:

— Доктор Уиллоби рассказывал, что это письмо Джессика писала, когда он зашел к ней на следующий день после случая с виноградным соком, а вечером она умерла. Она попросила доктора отправить его вместе с другой корреспонденцией — счетами и прочим. Вероятно, доктор Уиллоби даже не взглянул на конверт, а просто опустил все письма в ближайший почтовый ящик.

— Это точно то самое письмо, — веско добавил шеф Дейкин. — Подтверждением служат дата, поставленная ее рукой, и почтовый штемпель.

Эллери сказал:

— Позвольте мне прочитать его вам: все мы должны знать, о чем писала Джессика Фокс своей лучшей подруге в последнее утро своей жизни.

Он начал быстро читать:

«Габриэль, милая!!

Наверное, ты не ожидала получить от меня письмо так скоро после твоего визита, но я просто должна написать. Во-первых, прошло буквально несколько минут, как твое такси отъехало от нашего дома, и мне опять стало очень плохо, доктор Уиллоби говорит, что это рецидив, он переживает, что позволил мне встать с постели так «рано» после пневмонии, хотя бог свидетель, я провалялась целую вечность! Конечно, это вызвано волнением, что я наконец встала, но и еще одним обстоятельством, о котором я не говорила никому . Ты знаешь, что могут сотворить с человеком тревога и душевное смятение…

Габриэль, дорогая, я все взвесила и переменила решение. Ты не станешь считать меня абсолютно кошмарной особой, если после вчерашнего отказа я все-таки приму твое чудесное приглашение погостить у тебя в Монсьеле? Мне бы хотелось провести с тобой несколько недель, если ты позволишь. Мне это будет устроить довольно легко — скоро у Дэви заканчиваются занятия в школе, и он уезжает в лагерь на все лето, поэтому мне не нужно будет беспокоиться о нем, а что до Баярда… видишь ли, мой муж является частью моей «проблемы», и, кроме того, он сам твердит, что мне нужно поехать отдохнуть в такое место, где ни дом, ни семья не будут меня тревожить…

Ох, милая, у меня возникла самая ужасная проблема! Разговаривая вчера с тобой, я еще не решила, что делать, потому и отказалась от приглашения. Но внезапно почувствовав себя так плохо после твоего отъезда — этой ночью у меня было много времени для серьезных размышлений, — почему-то я увидела все в более ярком свете и поняла, что могу с этим сделать только одно — я имею в виду свою «проблему». Но прежде я хочу, чтобы ты узнала, что именно я решила и почему. Мне нужно знать, согласишься ли ты, обладающая всей мудростью мира — а тебе известно, как я восхищаюсь тобой, Габриэль, — согласишься ли ты, что я выбрала единственно возможное решение. Вероятно, это свидетельствует о моей слабости, и я даже думаю, если ты назовешь мое решение неверным, я все равно так поступлю, но… О, Габриэль, я так надеюсь, что ты дашь мне тот совет, который я хочу услышать!

Только что пришел мой врач, он отправит это письмо на обратном пути, поэтому ты должна его получить завтра. Напиши или лучше позвони, чтобы я знала, могу ли я приехать. Габриэль, я рассчитываю на тебя.

С любовью,

Джессика».

— Да, но я-то и понятия не имела, что это за проблема, — сказала Габриэль Боннэр, глядя во тьму вокруг веранды. — Я часто об этом думала.

— Она решилась, — сказала Эмили Фокс.

Она посмотрела на мужа, потом на Баярда и перевела невидящий взгляд в ту сторону, где вилась в темноте дорога, бегущая с Холма.

Габриэль Боннэр заметила эту сложную игру и задумалась, печальная и мудрая.

— Это не имеет значения, Эмили, — хрипло произнес Тальбот. — Уж теперь-то это не имеет значения, Эмили…

— Со мной все в порядке, Тальбот.

— Мы никогда не узнаем, как решила Джессика, — пробормотал Тальбот. — Может быть, оно и к лучшему.

Баярд помолчал, потом наклонил голову:

— Да, наверное, ты прав, Тальбот.

И Эмили тоже кивнула.

* * *

Эллери встал, напряженно глядя в опустошенное лицо Габриэль Боннэр.

— Мисс Боннэр, только рок помешал вам урегулировать это дело двенадцать лет назад, — напористо заговорил он. — Теперь вы здесь, и от ваших ответов зависят очень серьезные вещи. Мы пришли к выводу, что во время того визита к Джессике — тридцатипятиминутного визита — вы выпили немного виноградного сока из кувшина пурпурного стекла, который стоял на кофейном столике рядом с диваном Джессики. Скажите — это верно? Вы пили виноградный сок из того кувшина?

Габриэль Боннэр пристально посмотрела на него:

— Да.

Прокурор Хендрикс подавился и закашлялся.

— Можете рассказать нам об этом подробнее? — попросил Эллери. В глазах у него заплясали чертики.

Габриэль кивнула.

— Пока мы там сидели за разговором, Джессика меня спросила, не хочу ли я виноградного сока. Она показала на пурпурный кувшин и сказала, что сок приготовил ее муж вот только что, перед уходом. Она выпила целый стакан, и, по ее словам, это ей прибавило сил. Я ответила: да, хочу. Джессика начала подниматься с дивана. «Я принесу тебе чистый стакан, Габриэль», — сказала она.

Но я заставила ее улечься. «Ты не будешь делать ничего такого, — сказала я ей. — Где у тебя стаканы?» Джессика засмеялась и объяснила, где кухня. Я прошла туда, взяла из шкафчика стакан из того же набора и принесла в гостиную. Джессика налила мне виноградного сока…

— Из кувшина, — быстро вставил Эллери.

— Ну конечно, мистер Квин.

— И вы его пили? Сколько?

Певица пожала плечами:

— Она налила полный стакан. Я и выпила весь.

Все уставились на нее, как на привидение.

— А почему же мы-то не нашли этот стакан? — проворчал Дейкин.

— Тот, из которого я пила? — Габриэль Боннэр засмеялась. — Да перед самым уходом я опять зашла на кухню, выпить воды, и захватила свой стакан. Я его сполоснула под краном, выпила воды, а потом… — она снова пожала плечами, — женщины ведь такие хозяйственные, нет? — я вымыла стакан, вытерла и поставила обратно в шкафчик.

Эллери сделал глубокий вдох и сказал:

— Мисс Боннэр, вы выпили целый стакан виноградного сока из этого кувшина. От этого вам стало плохо?

— Плохо? — Она широко раскрыла глаза.

— Да, мисс Боннэр. Вы сразу поехали на вокзал и сели на часовой поезд. Вам не стало плохо в поезде, на пути в Монреаль?

— Да нет же!

— У вас не болел желудок, вас не тошнило, когда вы приехали домой?

— Нет…

— Может быть, вы почувствовали что-то необычное в работе сердца, мисс Боннэр?

— Сердца? Определенно нет!

— Ощутили ли вы заметные изменения в состоянии вашего здоровья, скажем, в течение сорока восьми часов, после того как выпили виноградный сок, налитый для вас Джессикой из темно-красного кувшина?

— Нет, нет и нет, мистер Квин! А почему я должна была это ощутить?

— Потому что, — закричал Эллери, — из-за содержимого этого кувшина один человек был приговорен к пожизненному тюремному заключению. — Он шагнул туда, где сидели рядышком Линда и Дэви, оба бледные как полотно. — Послушайте, Дэви, — сказал Эллери. — Я хочу, чтобы вы точно уяснили себе, что я сейчас скажу. Вы следили за нашей беседой с мисс Боннэр?

— Да, конечно, мистер Квин.

— Ваша мать выпила стакан сока до приезда мисс Боннэр — она сказала об этом мисс Боннэр, что соответствует показаниям вашего отца. Можно сказать и наоборот: мисс Боннэр выпила свой стакан после того, как ваша мать выпила свой . И для мисс Боннэр сок наливался из того же кувшина — это был тот же самый виноградный сок .

Дэви подпрыгнул:

— Но мисс Боннэр говорит, что она не заболела после этого сока, мистер Квин!

— Правильно, Дэви. Мисс Боннэр на себе испробовала содержимое этого кувшина и не испытала вообще никаких болезненных ощущений. Следовательно, содержимое этого кувшина не было отравлено. До вас дошло, Дэви? Ну? Вы все поняли?

— Еще бы! — завопил Дэви.

— В этом кувшине не могло быть ни дигиталиса, ни любого другого ядовитого вещества — что следует из показаний мисс Боннэр о состоянии ее здоровья. Однако штат осудил вашего отца за убийство вашей матери на том основании, что яд был ей дан вместе с виноградным соком, находившимся в кувшине, а ваш отец был единственным человеком, который мог положить лекарство в кувшин. Вы это понимаете?

— Понимаю! — сдавленным голосом произнес Дэви. — Папа, они ошиблись — Гарбек, Дейкин, присяжные, судья — все было наоборот, папа! Виноградный сок в кувшине не был отравлен, значит, ты эту отраву туда не клал ! Ты невиновен, как ты и утверждал все это время! И никакой ты не убийца!

И капитан Фокс подбежал к отцу. Он начал прыгать и скакать по всей веранде, как безумный, изредка хлопая отца по костлявым плечам.

Баярд оцепенело терпел шлепки сына и посматривал на Эллери.

Линда плакала и смеялась, повиснув на Эмили и Тальботе, вроде бы онемевших.

Детектив Хауи сидел разинув рот, как пойманная рыба. Он тоже смотрел на Эллери.

— Будь я проклят, — сказал он. — А ведь он сумел. Все-таки раскусил!

Глава 22

ЛИС ВИНОВНЫЙ

В тот же вечер Габриэль Боннэр официально повторила свое заявление в присутствии стенографистки в кабинете прокурора.

Подписав заявление, она сказала:

— Буду рада лично повторить это заявление, когда и где потребуется, в суде или в других органах власти. Пожалуйста, обращайтесь ко мне в любое время.

Шеф Дейкин выделил ей полицейский эскорт до отеля «Апем-Хаус», где она собиралась переночевать.

Когда эта некрасивая, но величественная женщина уехала, прокурор Хендрикс разворчался:

— Все это поразительно, но мы оказываемся в довольно жалком положении. Разумеется, Фокс может настоять на новом процессе — показания этой Боннэр уничтожают старое обвинение, основанное на косвенных доказательствах. И на этот раз его обязательно оправдают. Подумать только — двенадцать лет в тюрьме!

— А может, всем будет гораздо легче, — предложил выход Дейкин, — если ты, Фил, сообщишь все факты губернатору и получишь для мистера Фокса помилование и что-то вроде общественного оправдания.

— Да-да, это было бы не так хлопотно. По моей рекомендации губернатор, конечно, на это пойдет. Тем более, что заключенный — отец первого героя Райтсвилла. — Хендрикс стыдливо взглянул на Баярда. — Но конечно, это всего лишь помилование…

— Я не хочу никому доставлять лишних хлопот, мистер Хендрикс, — медленно произнес Баярд. — И не хочу пережить новый процесс. — Он заметно передернулся. — Я соглашусь на помилование.

— Отлично. — Прокурор явно почувствовал облегчение. — Это во всех отношениях удобнее. Весьма великодушно с вашей стороны, Фокс… мистер Фокс. Конечно, пока вы остаетесь на попечении моего ведомства, не забывайте об этом. Но в сложившихся обстоятельствах… — Он развел руками. — Ступайте домой, мистер Фокс, и да благословит вас Бог.

— Без Хауи, — счел нужным уточнить Эллери Квин.

Хендрикс покраснел:

— О да, да, разумеется. Без Хауи.

* * *

На следующее утро, когда Эллери запихивал в чемодан рубашки, послышался тихий стук в дверь.

— Входите, — крикнул он.

Это был Баярд Фокс.

— О… Доброе утро, Баярд. Я тут вот укладываюсь.

Баярд прикрыл дверь.

— Да, Дэви мне сказал, мистер Квин, что сегодня вы уезжаете.

— Дейкин вызвался отвезти меня в Слоукем к экспрессу на Нью-Йорк, он отходит в час ноль пять.

— Мистер Квин, — нерешительно начал Баярд. — Я пытался поговорить с вами вчера вечером после встречи в кабинете прокурора, но вы исчезли…

— Мне пора в Нью-Йорк, но я не мог уехать, не повидав своих друзей в этом городе. Семьи Райт и Брэдфорд. Все-таки несколько часов я с ними провел. А вернулся уже около трех часов ночи.

— Знаете, я… — все так же нерешительно проговорил Баярд.

— Послушайте-ка, — сварливо произнес Эллери, — если вы пытаетесь меня поблагодарить и все такое…

— Спасибо.

Эллери поднял голову. И молча пожал протянутую руку.

Отец Дэви сел в кресло-качалку, вытащил из кармана носовой платок и мощно высморкался. Эллери же занялся чемоданом.

— Какие у вас планы? — спросил он между делом.

— Планы? — Баярд посмотрел в окно. — Просто погулять по городу. Поболтать со стариком Финни Бейкером из «Архива». Заскочить к Элу Брауну, съесть мороженое, выпить газировки. Пройтись по магазинам…

— Когда все формальности будут улажены, вы вернетесь в бизнес?

— Тальбот предлагает.

— Это потребует серьезных усилий, — пробормотал Эллери. — После двенадцатилетнего… отсутствия.

Баярд выпятил подбородок и бодрым тоном заявил:

— Это же мой город.

— Молодец, — с одобрительной улыбкой сказал Эллери. — Но вы зашли ко мне не просто так?

— Конечно.

Эллери снова взглянул на него.

— Кто убил мою жену? — спокойно, ровно, отчетливо выговорил Баярд.

Прежде чем Эллери успел что-то ответить, снова постучали. Эллери открыл дверь и широко улыбнулся:

— Так, так. Весь клан Фоксов в сборе.

В коридоре стояли Линда с Дэви и Тальбот с Эмили. У всех были торжественные лица.

Спикером попытался выступить капитан Фокс.

— Мистер Квин, мы не можем выразить…

— Это точно. Но все же зайдите.

Сохраняя полную серьезность, они вошли в комнату, Баярд тоже поднялся и встал рядом с сыном.

— Как вы теперь себя чувствуете, капитан?

— Здорово!

— А зуд и дрожь в руках?

— Исчезли без следа.

— Всю оставшуюся жизнь вы должны Линде подол целовать. Самого длинного платья.

— Обязательно.

Линда обняла Эллери и поцеловала.

— До сих пор не могу поверить, я словно в бреду… Дэви, не смотри так ревниво!

— Кто здесь ревнует? Целуй его еще, Линни!

Все рассмеялись, но смех очень быстро стих, и они опять примолкли.

Эллери критически оглядел всю группу. Тальбот поковырял ногой ковер.

— Мистер Квин, — пробормотал он, — после всего, что вы сделали для нас, нам неловко снова… но и Дэви с Линни, и мы с Эмили все досконально обсудили…

— И хотите знать, кто отравил Джессику, раз это не Баярд.

— Да! — хором ответили они.

— Ответ будет — никто.

Пять пар глаз расширились от потрясения.

— Все очень просто, — сказал Эллери. — В то утро, когда Джессике стало плохо, она выпила только один стакан виноградного сока. Мы уже показали, что напиток в кувшине не был отравлен. Однако, выпив сок, налитый в ее стакан из кувшина, Джессика отравилась. Есть лишь одно возможное объяснение: был отравлен стакан, из которого пила Джессика. Дигиталис накапали в этот стакан, пока он еще был пустой.

В чьих руках побывал этот стакан? Вспомните. Это Джессика взяла его из кухонного шкафчика после того, как разбила тот, что принес для нее в гостиную Баярд. Это Джессика принесла его из кухни в гостиную, где стоял кувшин с соком. Джессика сама протянула этот стакан Баярду, чтобы он налил сок, а затем выпила из него. Все время Джессика. Следовательно, только Джессика и могла влить в этот стакан дигиталис.

— Джессика, — прошептала Эмили. — Сама!

— Но как бы она смогла? — Баярд Фокс нахмурился. — Ведь я говорил и вам, и суду, что у нее не было такой возможности. Если бы она это сделала, мистер Квин, я бы заметил. Она не могла ничего опустить в стакан, я же видел! Все это время я находился рядом с ней.

Эллери покачал головой:

— Вы заблуждаетесь, Баярд. Логика говорит, что поскольку мы исключили кувшин, значит, яд был в стакане. Логика говорит, что единственным лицом, которое могло положить яд в стакан, была сама Джессика. Следовательно, мы делаем заключение, что это сделала она.

— Но как? Когда?

— Возможно, в тот момент, когда вы на кухне бросали осколки стакана в мусорное ведро. Возможно, когда она доставала стакан из шкафчика. Не знаю. Но факты говорят, что она это сделала прямо у вас на глазах.

— Значит… — Глаза Дэви наполнились страхом. — Моя мать совершила самоубийство, мистер Квин?

— Это единственно возможное объяснение.

— Но почему? — вскричала Линда.

— Линда, мать Дэви столкнулась с неразрешимой дилеммой. Если бы она оставила Баярда, чтобы выйти замуж за Тальбота, это означало бы распад двух семей, скандал, потерю маленького сына. Если бы она осталась с мужем, то провела бы всю оставшуюся жизнь, тоскуя о другом. Она была серьезно больна. Очень ослаблена физически и эмоционально. Самоубийство могло показаться ей выходом. Не вините ее, Дэви, — мягко сказал Эллери. — И вы, Баярд. И вы, Тальбот. И в первую очередь вы, Эмили. Мой совет всем вам — забудьте. Этого хотела бы от вас Джессика после той боли, трагедии и несправедливости, к которым привел ее истерический поступок.

* * *

Когда они его оставили, Эллери опять закурил, глубоко затянулся и выпустил длинную-предлинную струйку дыма.

Вот так-то, подумал он. Самая трудная часть этой трудной работы. И он снова взялся за свои пожитки. Но дотронуться до чемодана так и не успел. Еле слышный стук в дверь заставил его замереть на месте.

Стучавший не стал ждать от Эллери приглашения войти. Дверь беззвучно и быстро открылась и так же быстро закрылась.

Баярд Фокс вернулся. Но на этот раз он прислонился спиной к двери и жестко потребовал:

— А теперь, мистер Квин, вы расскажете мне правду .

* * *

— Все это неубедительно, вы не подчистили концы. — Баярд говорил тихо, понизив голос, не желая, чтобы его услышал кто-то третий. — Джесси себя не убивала, и вы это знаете.

Эллери прищурился.

— Я понимаю, почему вы сейчас навесили это на мою жену. Вам нужно было умиротворить Дэви, ну и Линду, конечно, и Тальбота, и Эмили. И вам это удалось — они спускались по лестнице, строя планы на будущее и вполне счастливые. Но Джесси была моей женой, мистер Квин. Я знал ее лучше, чем все остальные. И меня ваша версия не убеждает.

— Я что-то плохо схватываю, из-за чего вы сейчас-то терзаетесь, Баярд. — Эллери говорил, осторожно подбирая слова.

— А вы вспомните то письмо, которое она написала Габриэль Боннэр в день смерти, — упрямо гнул свое Баярд. — По вашим словам получается, уже после попытки отравиться. И что она сообщила подруге в этом письме? Она написала, что у нее был «рецидив». Утверждала, что внезапный приступ болезни был вызван «волнением», тревогой и усталостью. Она просила у мисс Боннэр разрешения приехать в Монреаль и погостить несколько недель. По-вашему, так могла писать женщина, только что принявшая яд? Но и это не все! В этом письме она пишет, что окончательно решила, что ей нужно сделать. Она имела в виду выбор между моим братом Тальботом и мной.

— Не обязательно, — сказал Эллери. — Под тем, что «ей нужно сделать», она могла иметь в виду самоубийство.

— И поэтому она хотела приехать к Габриэль за «советом»? — разозлился Баярд. — Какой совет хотела она получить? Совершать ли самоубийство? Вы когда-нибудь слышали о самоубийцах, которым требуется совет, мистер Квин? Нет, сэр! Когда Джесси писала письмо подруге, она меньше всего думала о самоубийстве. Такая мысль не могла прийти ей в голову, и вы это прекрасно знаете.

— Предположим, — медленно проговорил Эллери, — предположим, что накануне, поддавшись слабости, она приняла яд, а затем пожалела об этом. Так часто бывает у людей с суицидальными наклонностями. И вот на следующий день, обнаружив, что она жива и избежала последствий собственного импульсивного поступка, Джессика осознает совершенную ею глупость и пишет письмо Габриэль Боннэр, как будто и не было вовсе попытки покончить с собой. Именно это объяснение я предложил вчера вечером Хендриксу и Дейкину. Оно их удовлетворило.

— Ну а меня оно не удовлетворяет, — твердо заявил Баярд. — И если таков ваш ответ, тогда я спрошу вас снова: когда ей представился случай влить яд в стакан? Я утверждаю, что такого случая у нее не было, мистер Квин! Она ничего не опускала в тот стакан. Ваша версия неверна — от начала до конца. Это было не самоубийство, и попытки самоубийства тоже не было. Ее убили, и я хочу знать кто.

Эллери долго молча смотрел на Баярда. Потом вздохнул, взял этого хрупкого человечка под локоть и подвел к креслу, а сам пошел запереть дверь на ключ.

Баярд застыл в ожидании на краешке кресла.

Эллери обернулся:

— Конечно, вы правы, Баярд. Ваша жена самоубийства не совершала.

* * *

— Кто же это сделал? — спросил отец Дэви.

— А вы не понимаете?

— А что я должен понять? — Баярд не сдержал раздражения. — То есть вы все еще считаете, что это я ее отравил? Вот только не говорите мне, что вы наплели всю эту чушь о самоубийстве Джесси ради спокойствия Дэви и Линды — чтобы они не считали меня убийцей .

— Да нет, Баярд, это не вы.

— А кто? Как вы доказали, дигиталис должен был находиться в стакане, из которого она пила. Если это не самоубийство, значит, яд туда налила не она. Вот чего я никак не могу понять, мистер Квин. Как это объяснить?

Эллери уселся на кровать.

— Я надеялся, что мне вообще не придется это объяснять, Баярд… Вы уверены, что хотите это от меня услышать?

— Мне не будет покоя, пока не пойму, мистер Квин.

Эллери вздохнул:

— Итак, яд должен был находиться в стакане, и только ваша жена держала его в руках — с того момента, как достала его из шкафчика. Однако она не лила в него яд. Загвоздка именно в этом. Вернемся немного назад. Откуда Джессика взяла этот стакан?

— Из кухонного шкафчика.

— Это был стакан из набора, находившегося в этом шкафчике.

— Да.

— Джессика открыла дверцу шкафчика, протянула руку и сделала — что?

— Ну… взяла один из темно-красных стаканов.

— Один из темно-красных стаканов — точно сказано! Случайный выбор. Никто на свете не мог предугадать, какой именно стакан выберет Джессика. Вообще-то никто и знать не мог, что Джессика уронит и разобьет стакан и ей потребуется другой. Вышло так, что она взяла этот стакан, а в нем, когда она его взяла, уже был яд. Таким образом, у нас есть два факта: первое — яд находился в стакане до того, как Джессика взяла его из шкафчика , и второе — ни один человек не мог знать, что она возьмет именно этот стакан . Отсюда следует окончательный вывод: ваша жена, Баярд, отравилась случайно .

Баярд сморгнул, потом еще и еще.

— Случайно? — в замешательстве повторил он. — Но… позвольте, как же она не увидела яд? Виноградного сока-то в этом стакане еще не было, я налил его только в гостиной!

— Вспомните, Баярд, — терпеливо сказал Эллери, — это стекло темно-пурпурное, почти непрозрачное. И дигиталис на дне стакана казался бы тенью от гравировки в виде виноградной грозди, покрывающей всю внешнюю поверхность. Единственно, как Джессика могла заметить яд, — это если бы она заглянула в стакан. Да и то темно-зеленый цвет лекарства практически слился бы с темно-пурпурным дном стакана. А она и не заглядывала. Что ей там высматривать. Стакан стоит себе на полке в шкафчике среди другой чистой посуды, значит, он тоже пустой и чистый. Естественно!

Баярд простонал:

— И я тоже не посмотрел! Налил виноградный сок прямо в дигиталис, как полный дурак.

— Несчастное стечение обстоятельств, вот как это называется, Баярд.

— Вы говорите, что это произошло случайно. Как мог дигиталис — почти целая унция! — попасть в пурпурный стакан из набора для холодных напитков — случайно?

— Ключевой вопрос. — Эллери, нахмурясь, уставился на вишневое деревце под окном спальни. — Ответ на него я получил, когда была разрешена, — он улыбнулся, — «загадка пропавшего аспирина».

Баярд озадаченно поднял брови.

— Помните тот, первый пузырек на сто таблеток аспирина, который был прислан Элвином Кейном и куда-то пропал? — Баярд кивнул. — Где мы в конце концов обнаружили флакон?

— На чердаке, в куче всякого хлама.

— Точнее, — отметил Эллери, — в детском химическом наборе Дэви. А куда вы сами поставили пузырек с аспирином, когда его получили?

— В аптечку в ванной.

— Иначе говоря, ваш сын Дэви совершал набеги на аптечку в поисках «химических препаратов» — то есть того, что его десятилетний ум считал химическими препаратами. Представьте себе десятилетнего мальчика — умного, быстрого, горячего, любознательного, — как он делает «молоко» из таблеток магнезии, или из пилюль для пищеварения, или аспирина, как смешивает их в пробирке из детского набора или в обычном стакане, добавляет туда другие «химикалии», и все с таким видом, будто выполняет важные исследовательские опыты по химии.

— Да, действительно, с этим химическим набором Дэви возился довольно долго, — сказал Баярд, явно сбитый с толку. — Как и большинство детей. Ну и что?

— В том, что касается аспирина, — ничего. Но этот инцидент имеет громадное значение в другом смысле, Баярд. Ведь если Дэви стянул из аптечки пузырек аспирина для своих «опытов», то он наверняка брал оттуда и другие вещи .

— Другие вещи? — чуть слышно прошептал Баярд. — Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, — процедил сквозь зубы Эллери, — что бутылочка с дигиталисом, почти целая унция, стояла в той же аптечке. Этим лекарством больше не пользовались — незадолго до того ваша жена прекратила прием капель. Вот Дэви и решил, что пропажу никто не заметит.

Да, Баярд, Дэви взял бутылочку с дигиталисом для какого-то своего эксперимента, с целью произвести переворот в науке, взял также стакан из темно-красного набора, вылил в него весь пузырек, исполнил над ним какие-нибудь бессмысленные фокусы… а когда ставил стакан на место — возможно, в спешке, боясь, что вы увидите и раскроете, чем он занимался, — он просто забыл или не успел вылить из стакана его смертоносное содержимое .

В общем, он поставил стакан с дигиталисом на дне обратно на полку, рядом с темно-красным кувшином и другими стаканами из того же набора и начисто забыл о нем, как забыл бы любой мальчишка. А стакан с дигиталисом мог простоять и несколько дней — ведь Джессика не могла сама заниматься хозяйством, вы все делали по дому, а мужчины не бывают в этом отношении столь же дотошными, как женщины, — вот он стоял и ждал, пока кто-нибудь его возьмет и использует. И это была чистая случайность, что для приготовления сока вы выбрали два других стакана — один как мерку, а другой для Джессики. И тоже по чистой случайности Джессика разбила свой стакан — тот, что вы принесли для нее вместе с кувшином, и поэтому ей пришлось пойти с вами на кухню и собственными руками взять из шкафчика третий стакан. А это он и был — стакан с ядом, но выбор опять-таки зависел от воли случая.

В определенном смысле, Баярд, вашу жену убила чистая случайность. Однако приходится также заключить, что это Дэви, десятилетний мальчик, убил свою мать… даже не зная об этом .

* * *

— Дэви, — сказал Баярд. — Дэви.

— Очевидно, — нахмурив брови, произнес Эллери, — что ребенок не хотел причинить никакого вреда. Он понятия не имел о том, что делает, а когда его мать заболела и умерла, то, уж конечно, все подробности были от него скрыты. При сложившихся обстоятельствах политика «шу-шу» по отношению к ребенку вполне естественна, Дэви сказали только то, что ему следовало знать, поэтому он не связал смерть матери со своим неосмотрительным поступком. А годы спустя, когда он узнал все в деталях, собственные «опыты» с похищенным дигиталисом и поспешное возвращение пурпурного стакана, но уже с ядом, на обычное место в кухонном шкафу — все это было давно и прочно забыто.

— Дэви принес ей смерть, — пробормотал Баярд. — Дэви.

Эллери пожал плечами:

— Теперь вы понимаете, Баярд, почему я старался сохранить правду в тайне. Вы знаете, что сталось с Дэви, когда он думал, что он сын убийцы. Предположим, теперь ему скажут, что он сам убийца! В таком эмоционально неустойчивом состоянии Дэви не сможет рационально оценить свою личную ответственность. Без толку объяснять ему, что он, хотя и стал причиной смерти матери, фактически невиновен, поскольку все это лишь несчастный случай.

— Да, — сказал Баярд, медленно поднимаясь на ноги. — Он с этим не справится. Он не должен вообще об этом знать, мистер Квин. Нельзя ему до этого докопаться.

— И Линде тоже.

— И никому другому.

— Верно. Если парень об этом узнает, у него вся жизнь будет разрушена — как и у Линды. Пусть даже весь свет сочтет это несчастным случаем, но Дэви это не спасет.

Баярд отвернулся, будто искал что-то за стенами и окнами этого дома. А Эллери вдруг понял, какой он сильный — этот хрупкий на вид человек.

— Вот она, моя настоящая работа на остаток жизни, — скупо улыбнулся Баярд. — Держать парня в неведении.

— Это огромная ответственность.

— А для чего еще и существуют отцы-то, а, мистер Квин?

* * *

Когда Баярд ушел, Эллери продолжил укладывать чемодан, но быстро устал от этого нудного занятия, закурил и подошел к окну.

Джессика Фокс давно покоится на кладбище Твин-Хилл… Элвин Кейн меряет шагами камеру на верхнем этаже здания окружного суда… Тальбот с Эмили ремонтируют покосившееся здание своей семьи… Дэви и Линда приступают к возведению своего здания… освобожденный Баярд готов противостоять всему Райтсвиллу, поддерживаемый силой своей тайны…

Все упорядочено, все расставлено по нужным местам.

Эллери уже собирался вернуться к чемодану, когда заметил фигуру, торопливо и целеустремленно поднимавшуюся на Холм к владениям Тальбота и Баярда — сухощавую женскую фигуру.

Эмелин Дюпре.

Усмехнувшись, Эллери отпрянул за штору.

«Зря ты теряешь драгоценное время, Эми, девочка моя, — злорадно подумал он. — Эту тайну ни тебе, ни всему Райтсвиллу никогда не разнюхать».