Онлайн чтение книги Золотой дождь The Rainmaker
Глава 9

В юридическом колледже вы наживаете себе врагов. Конкуренция может быть жестокой и беспощадной. Люди учатся обманывать и наносить удар в спину. Это тренировка для вступления в реальный мир. У нас здесь была драка, на первом году моего обучения, когда два студента-третьекурсника стали во время инсценированного судебного заседания орать друг на друга, а потом пустили в ход кулаки. Их исключили, но потом снова приняли. Наш колледж нуждается в плате за образование.

Здесь немного людей, которые мне действительно нравятся, и один или два, к кому я питаю отвращение. Вообще-то я стараюсь не позволять себе ненависти к людям. Но сейчас я ненавижу одного хорька, который устроил мне гадкую штуку. В нашем городе печатается бюллетень, извещающий о судебных заседаниях и финансовых издержках, «Ежедневный вестник», и, помимо объявлений о разводах и всяких других жизненно важных событиях, он печатает список дел по банкротствам. И этот мой приятель или группа приятелей решили, что будет здорово извлечь мое имя из юдоли печали и осветить в прессе на основе статьи седьмой, связанной с заявлениями о банкротстве, этакий лакомый кусочек свежих новостей на угощение всему нашему юридическому колледжу. Извещение гласило: «Бейлор, Руди Л., студент, имущество, не подлежащее отчуждению, – 1125 долларов. Долги, которые могут быть уплачены: 285 долларов финансовой компании «Уиллс и Дилс». Долги несостоятельные: 5136 долларов 88 центов. Предстоящие судебные меры: 1) Взыскание долгов в пользу «Тексако». 2) Выселение из домовладения «Хэмптон». Работонаниматель: Не имеется. Поверенный: Pro Se».

«Pro Se» означает, что я не могу нанять адвоката и должен сам себя защищать. Дежурный по библиотеке вручил мне бюллетень, как только я вошел туда сегодня утром, и сказал, что их навалом по всему колледжу и один даже прикреплен к доске объявлений. И добавил:

– Интересно знать, кому это может казаться смешным?

Я сказал спасибо и убежал в свой подвальный приют, снова схоронившись между стеллажами, не желая видеть знакомые лица. Скоро занятия кончатся, я уйду из колледжа, от всех этих людей, которых не выношу.

На сегодняшнее утро у меня намечен визит к профессору Смуту. Я приезжаю с опозданием на десять минут. Ему это безразлично. В его кабинете стоит свойственный подобному месту беспорядочный шум, ведь здесь обитает ученый, слишком гениальный, чтобы любить организованность и порядок.

Галстук-бабочка у него на боку, улыбка чистосердечна.

Сначала мы беседуем о Блейках и их споре с «Прекрасным даром». Я вручаю ему трехстраничное резюме дела вместе с моими изобретательными выводами и предполагаемым образом действий. Он внимательно все прочитывает, пока я изучаю маленькие бумажные шарики у него под столом. На Смута материал производит очень большое впечатление, и он твердит это снова и снова. Я советую Блейкам обратиться к адвокату, выступающему на судебных процессах, и начать против «Прекрасного дара жизни» процесс по обману доверия клиентов. Смут полностью согласен. Но как мало он обо всем этом знает.

Мне же от него нужно только одно – проходной балл. Потом мы говорим о мисс Берди Бердсонг. Я рассказываю, что она живет в полном достатке и собирается переделать завещание. Подробности оставляю при себе. Я подаю ему документы на пяти страницах, пересмотренное и последнее по времени завещание мисс Берди, и он бегло его просматривает. Он говорит, что тут все в порядке и нет ничего особенного. Экзамена по проблемам пожилых нет, на эту тему не надо подавать никаких письменных работ. Достаточно прослушать курс, посещать стариков, подготовить по какой-нибудь теме резюме. И Смут поставит высшую оценку.

Смут знаком с мисс Берди уже несколько лет. Наверное, она давно верховодит в «Кипарисовых садах», и он встречается с ней дважды в год, когда посещает ее со студентами. Она никогда прежде не выражала желания пользоваться бесплатными юридическими консультациями, говорит он, глубоко задумавшись и дергая галстук-бабочку. И добавляет, что удивился, узнав, как она богата. Он бы по-настоящему удивился, узнав, что она будет моей домовладелицей.

Кабинет Макса Левберга за углом от смутовского. Он оставил мне записку у дежурного в библиотеке, где сообщил, что надо повидаться. Макс закончил читать курс и уезжает. Он был преподавателем по обмену из Висконсина, и теперь настало время возвращаться. Наверное, когда мы оба покинем колледж, я буду немного скучать по нему, но сейчас мне трудно представить, что кто-то или что-то связанное с колледжем может вызвать у меня хоть какую-то ностальгию.

Весь его кабинет уставлен картонными коробками из-под спиртного. Он упаковывает вещи, и я в жизни еще не видел такого хаоса. Несколько неловких мгновений мы вспоминаем о былом, и это отчаянная попытка воспринимать колледж как нечто, вызывающее сентиментальное чувство. Но я еще никогда не видел Макса столь подавленным. Такое впечатление, будто он искренне опечален отъездом. Он указывает на папку с бумагами в коробке из-под виски «Дикий индюк».

– Это для тебя. Здесь пачка самых недавних материалов, которые я использовал в процессах по обману доверия клиентов. Возьми. Может пригодиться.

Я еще не кончил просматривать последнюю охапку материалов, которые он уже сбагрил мне.

– Спасибо, Макс, – говорю я и смотрю на изображение красного индюка на коробке.

– Ты уже подготовил материалы к суду?

– Э… нет. Еще нет.

– Это необходимо. Найди адвоката в городе с хорошим послужным списком судебных разбирательств. Кого-нибудь, у кого есть опыт в таких делах. Я много думал об этом случае, и он все больше и больше впечатляет. Очень расшевелит присяжных. Я просто вижу, как они с ума сходят от желания похлеще наказать страховую компанию. Кто-то должен заняться этим делом и как следует потрудиться.

Да я и так уже тружусь как черт.

Он вскакивает, словно мячик, со стула и потягивается.

– С какой фирмой ты собираешься делать это дело? – спрашивает он, поднимаясь на носки и растягивая по системе йогов сухожилия на щиколотках. – Потому что для тебя это очень выигрышный случай. И знаешь, о чем я сейчас думаю? Что, если ты заинтересуешь им фирму, где будешь работать, и попросишь их принять его к делопроизводству, а сам сделаешь всю необходимую, самую черновую работу? В твоей фирме обязательно должен найтись адвокат с судебным опытом, можешь мне позвонить, если захочешь. Я буду все лето в Детройте работать над грандиозным процессом, направленным против государственных юридических корпораций, но я все равно заинтересован в твоем деле. Хорошо? Я подумываю даже, что процесс может нашуметь, стать вехой в борьбе против страховых компаний, и я был бы рад, если бы тебе удалось заставить этих парней попрыгать.

– А что сделали государственные юридические корпорации? – спрашиваю я, чтобы отвлечь его мысли от якобы моей фирмы.

Он расплывается в широкой улыбке, сцепляет руки на макушке, он словно не верит самому себе – вот какое это грандиозное дело.

– Невероятно, – отвечает он и пускается в длинное, витиеватое объяснение этого замечательного дела. Я жалею, что спросил.

Из своего пока еще ограниченного опыта общения с юристами я уже знаю, что все они имеют одну и ту же отвратительную привычку – рассказывать разные истории о своих боевых действиях. А если они связаны с громким судебным процессом, то обязательно стремятся выложить все подробности. Если у них на руках какое-то интересное выгодное дело, которое их обогатит, они чувствуют потребность обсудить его с такими же умниками, как они сами. Макс уже спать не может, он страдает бессонницей, рисуя в воображении картины будущего разорения государственных юридических корпораций.

– Но как бы то ни было, – говорит он, снова возвращаясь к реальности, – я, очевидно, смогу быть тебе полезным в твоем деле. Я не приеду сюда следующей осенью, но мой телефон и адрес в коробке. Позвони, если я понадоблюсь.

Я поднимаю коробку с «Диким индюком». Она тяжелая, и дно у нее провисает.

– Спасибо, – благодарю я, глядя на него. – Я очень ценю ваше отношение.

– Я бы хотел помочь тебе, Руди. Нет ничего приятнее, чем пригвоздить страховую компанию. Поверь мне.

– Я постараюсь изо всех сил. Спасибо.

Звонит телефон, и он бросается на него в атаку. Я выскальзываю из кабинета со своей тяжкой ношей.

Мы с мисс Берди заключили странный договор. Она не очень опытный коммерсант и, по-видимому, не нуждается в деньгах.

Я уговорил ее снизить арендную плату до ста пятидесяти долларов в месяц, включая пользование удобствами. Она также выделила мне столько мебели, что можно обставить четыре комнаты.

В придачу к арендной плате она получает от меня клятвенное заверение, что я буду помогать ей в различных работах на участке, но преимущественно на лужайке и в саду. Я буду стричь траву, и таким образом она сэкономит тридцать долларов в неделю. Я буду подстригать кустарник и сгребать листья, одним словом, все как полагается. Был также какой-то туманный и незаконченный разговор насчет прополки сорняков, но я не принял его всерьез.

Для меня это выгодная сделка, и я горжусь своими деловыми качествами. Квартира стоит по крайней мере триста пятьдесят, так что я сэкономил двести чистыми. Я воображаю, что смогу работать на участке по пять часов в неделю, всего двадцать в месяц. Нет, неплохая сделка, учитывая мои обстоятельства. А кроме того, после трех лет, прожитых, по сути дела, в библиотеке, мне нужен свежий воздух и физическая работа. Никто не узнает, что я еще и садовник. И еще одно – я буду поблизости от своей клиентки, мисс Берди.

Соглашение наше устное, возобновляемое каждый месяц, так что, если из этого ничего не выйдет, я перееду.

Не так давно я ходил смотреть разные неплохие квартирки, подходящие для начинающего, но перспективного адвоката. Хозяева хотели по семьсот долларов за квартиру из двух спален меньше сотни квадратных метров. И я был готов платить с дорогой душой. Однако жребий переменился.

И вот я въезжаю в довольно спартанское обиталище, построенное и отделанное мисс Берди, а потом, десять лет назад, позабытое ею. Это скромная берлога с оранжевым ковром, мебельной обивкой в тон и бледно-зелеными стенами. Здесь есть спальня, маленькая кухня с достаточным оборудованием и отделенной от нее небольшой нишей – столовой. Потолок сводчатый, что придает моему чердаку какой-то клаустрофобический вид.

Но для меня это то, что надо. Если мисс Берди будет соблюдать дистанцию, все устроится наилучшим образом. Она заставила меня пообещать, что я не буду устраивать шумных вечеринок, запускать громко музыку, приводить распущенных женщин, не стану выпивать, курить наркотики, заводить собак или кошек. Она сама все вычистила и выскребла, и полы и стены, и выбросила столько хлама, сколько могла. И буквально липла ко мне, когда я втаскивал по лестнице мои скудные пожитки. Уверен, что ей было меня жалко.

Как только я поднял наверх последнюю коробку, но еще ничего не успел распаковать, она настояла, чтобы мы выпили во внутреннем дворике по чашке кофе.

Мы сидели в патио всего, наверное, минут десять, и я только-только перестал потеть, когда она объявила, что сейчас самое время сообща ударить по цветочным клумбам. Я выпалывал сорняки, пока спину не заломило. Она же несколько минут была очень деятельным помощником, а потом предпочла стоять, наблюдать и давать указания.

Я могу отвертеться от работы в саду и во дворе, только укрывшись в безопасности в «Йогисе». Я должен обслуживать бар до закрытия, примерно до часу ночи.

Сегодня у нас полно народу, и, к немалому моему беспокойству, здесь и шайка моих сокурсников, расположившихся в переднем углу за двумя длинными столами. Это последняя встреча одного из многих братств студентов-юристов, куда я не допущен. Оно называется «Барристеры» и состоит из пишущих в «Юридическое обозрение» важных персон, которые воспринимают себя чересчур всерьез. Они стараются блюсти таинственность и эксклюзивность, у них свой ритуал вступления, когда они поют какие-то непонятные латинские вирши и делают прочие такие же глупости. Почти все собираются работать в больших фирмах или на федеральной юридической службе, все приняты в отделение налоговой службы при Нью-Йоркском университете. Это группка задавак и воображал.

Они быстро напиваются по мере того, как я таскаю им пиво кружку за кружкой. Самый крикливый из них – маленький, юркий, как белка, Джекоб Стейплс, многообещающий молодой адвокат, который три года назад, поступив в колледж, уже владел искусством грязного трюкачества.

Стейплс изобрел такое количество способов обмана и мошенничества, как никто другой за всю историю колледжа. Он ухитрялся обманом сдавать экзамены, крал учебники, идеи и тезисы у всех нас, врал преподавателям, чтобы подольше не сдавать зачетные работы и резюме. И скоро он будет делать миллионы баксов; подозреваю, что Стейплс один из тех, кто скопировал извещение обо мне в «Ежедневном вестнике» и размножил его по колледжу. Это как раз в его духе.

Хотя я стараюсь не обращать на них внимания, все же время от времени ловлю на себе случайный взгляд. И несколько раз слышу слово «банкротство».

Но я занимаюсь своим делом, иногда потягивая пиво из кофейной кружки. Принс сидит в противоположном углу, смотрит телевизор, одновременно настороженно поглядывая на «Барристеров». Сегодня Принс смотрит собачьи гонки по шоссе во Флориде и делает ставки на каждый забег. Нынче с ним играет и пьет за компанию его адвокат Брюзер Стоун, невероятно толстый и широкоплечий мужчина с длинными густыми седыми волосами и обмякшей козлиной бородкой. Он весит по крайней мере 350 фунтов, и вместе они напоминают двух медведей, жующих арахис.

Брюзер Стоун – адвокат с очень сомнительной репутацией.

Они с Принсом давно знакомы, вместе окончили среднюю школу в южном Мемфисе и сообща сварганили немало темных делишек. Когда никого нет рядом, они считают свои денежки. Они дают взятки политикам и полицейским. Принс у них нападающий, а Брюзер мыслитель. И когда Принс попадается, Брюзер на первых полосах газет вопит о том, что в обществе творится несправедливость. Брюзер пользуется большим влиянием в залах суда, прежде всего потому, что известен своей щедростью по отношению к присяжным. Поэтому Принс не боится осуждающих вердиктов.

В фирме Брюзера работают четыре или пять адвокатов. Представить не могу, в каких глубинах отчаяния я должен оказаться, чтобы попросить у него работу. Не могу вообразить ничего хуже, чем говорить, что я работаю на Брюзера Стоуна. Но Принс может мне это устроить. Он бы с удовольствием оказал мне протекцию, только чтобы показать, какая у него сильная рука.

Однако не могу поверить, что когда-нибудь даже в мыслях я этого пожелаю.