Онлайн чтение книги Золотой дождь The Rainmaker
Глава 3

Не секрет, что в Мемфисе слишком много адвокатов. Нам это говорили, когда мы поступали в колледж, предупреждали о перенасыщении представителями нашей профессии, и не только в Мемфисе, но повсюду, и что некоторым из нас суждено убиваться над учебниками три года, потом бороться за получение лицензии и в конечном счете не найти себе работы. И выходит, это благо – так нам говорили на первом году обучения, когда мы определяли, кто чем будет заниматься, – что по крайней мере треть из нас отсеется на экзаменах. Ну, они этому и способствовали.

Я могу назвать с десяток студентов, которые по окончании колледжа вместе со мной в следующем месяце будут иметь после выпускных экзаменов вдоволь времени, чтобы изучать искусство защиты, потому что останутся без места. Таким образом, семь лет учебы – и безработица. Можно также представить, сколько десятков моих сокурсников вынуждены будут работать помощниками адвокатов и прокуроров или низкооплачиваемыми судебными клерками у недостаточно оплачиваемых судей, а о таких должностях речи не шло, когда мы начинали учиться в юридическом колледже.

Так что во многих отношениях я просто гордился моим местом у «Броднэкс и Спир», в настоящей адвокатской фирме. И конечно, я иногда задирал нос, сравнивая себя с менее удачливыми и талантливыми, которые еще только бегали в поисках места. Однако высокомерие внезапно испарилось. Сейчас я еду в город, и желудок у меня сводит судорога. Для меня не найдется места в такой фирме, как «Трень-Брень». Как обычно, «тойота» фыркает и плюется, но по крайней мере едет.

Я пытаюсь понять причину слияния. Пару лет назад «Трень-Брень» слопала фирму с тридцатью служащими, и долгое время это будоражило городскую общественность. Но я не помнил, потеряли эти служащие тогда работу или нет. Однако зачем им понадобилась «Броднэкс и Спир» с ее пятнадцатью адвокатами? И я вдруг понимаю, как же мало мне известно относительно моего будущего работодателя. Старик Броднэкс умер несколько лет назад, и его мясистое лицо обессмертили в безобразном бронзовом бюсте, стоящем около парадного подъезда. Спир – его зять, давно уже находящийся в разводе с его дочерью. Я мимолетно виделся со Спиром, и он был довольно любезен. Во время второго или третьего разговора мне поведали, что их самые крупные клиенты – какие-то две страховые компании и что восемьдесят процентов всех дел составляют процессы, связанные с автомобильными авариями и защитой интересов этих компаний.

Возможно, «Трень-Брень» нуждается в пополнении своего собственного отдела по защите от претензий, связанных с автомобильными катастрофами. Кто знает…

На главной улице движение очень сильное, но машины устремляются в основном в обратном направлении. Я могу уже видеть высокие здания в центре города. Нет, конечно, Лойд Бек, и Карсон Белл, и все остальные парни в «Броднэкс и Спир», от которых это зависит, не стали бы нанимать меня и строить всяческие планы на мой счет, если бы собирались потом перерезать мне глотку из-за своих денежных интересов. Они не стали бы объединяться с «Трень-Брень», не имея возможности защитить своих собственных людей и предавая их, не правда ли?

Весь прошлый год те из моих товарищей по колледжу, которые окончат его в следующем месяце вместе со мной, прочесывали город в поисках работы. И больше мест, конечно, не осталось. Ни одного крошечного местечка, которое бы ускользнуло незамеченным.

Хотя парковки значительно опустели и места приткнуться достаточно, я незаконно припарковываю машину напротив восьмиэтажного здания, где размещается «Броднэкс и Спир». В двух кварталах отсюда расположен банк, самое высокое строение в городе, и половину верхних этажей арендует, конечно, «Трень-Брень». Со своего роскошного насеста они имеют возможность с презрением посматривать на остальной город. Ненавижу их.

Я бросаюсь бегом через улицу и вхожу в грязный холл административного корпуса. Налево два лифта. Справа замечаю знакомое лицо. Это Ричард Спейн, служащий «Броднэкс и Спир», очень симпатичный человек, который угостил меня ленчем в первое мое посещение фирмы, он сидит на мраморной скамье, уставив отсутствующий взгляд в пол.

– Ричард, – говорю я, подходя к нему, – это я, Руди Бейлор.

Он остается недвижим и продолжает так же глазеть в пол. Я сажусь рядом.

– Ричард, с вами все в порядке?

Но он как бы не слышит. Маленький холл сейчас пуст, все тихо и спокойно.

Он медленно поворачивает ко мне голову и слегка приоткрывает рот.

– Они уволили меня, – произносит он тихо. Глаза у него красные, словно он плакал или много выпил.

Я шумно заглатываю воздух.

– Кто? – говорю я хрипло, уже зная наперед ответ.

– Они меня уволили, – повторяет он.

– Ричард, пожалуйста, объясните мне. Что происходит? Кто увольняется?

– Они уволили всех служащих, – медленно отвечает он. – Бек пригласил нас всех в конференц-зал и сказал, что партнеры-совладельцы компании решили продать фирму руководству «Тинли Бритт», а там нет мест для наших служащих. Вот и все. Дал нам час на то, чтобы мы очистили письменные столы и покинули здание, – рассказывая, он покачивает головой из стороны в сторону и смотрит теперь на дверцы лифта.

– Вот и все, – повторяю я.

– Ты, наверное, хочешь узнать насчет своей должности? – говорит Ричард, все еще озирая холл.

– Да, хотелось бы.

– Но этим мерзавцам до тебя нет дела.

Я, конечно, уже это понял.

– Но почему же они уволили всех вас, своих служащих? – спрашиваю я едва слышно. Честно говоря, мне это безразлично, но я стараюсь, чтобы голос звучал искренно.

– «Трень-Брень» нужны наши клиенты, – отвечает он. – Чтобы заполучить клиентов, им надо было купить партнеров. А мы, служащие, им просто мешаем.

– Жаль, – отвечаю я.

– Мне тоже. О тебе вспоминали во время собрания, потому что ты единственный вновь принятый служащий. Бек сказал, что пытался до тебя дозвониться и сообщить плохие новости. И ты попал под топор, Руди. Сочувствую.

Я опускаю голову и тоже начинаю изучать пол. Ладони у меня потные.

– Ты знаешь, сколько денег я заработал в прошлом году? – спрашивает он.

– Сколько?

– Восемьдесят тысяч. Я шесть лет ишачил на них, работал по семьдесят часов в неделю, позабыл о семье, проливая пот и кровь ради старой доброй «Броднэкс и Спир», а потом эти мерзавцы мне говорят, чтобы я в течение часа очистил стол и убирался из помещения. И даже приставили дежурного следить за мной, когда я упаковывал свое барахло. Они мне платили восемьдесят тысяч, а я в прошлом году принес им прибыль триста семьдесят пять тысяч. И они меня премировали, выдав еще восемьдесят тысяч баксов, золотые часы, и все хвалили меня, какие, мол, у меня замечательные способности и, может быть, через пару лет меня сделают партнером в фирме, в общем, мы представляли счастливое большое семейство. А потом заявилась «Трень-Брень» со своими миллионами, и меня уволили. И ты тоже уволен, приятель. Ты понимаешь, что потерял свою первую службу, даже не начав еще работать?

Я не знаю, что на это ответить.

Он тихо склоняет голову на левое плечо и больше не обращает на меня внимания. Потом спрашивает:

– Восемьдесят тысяч – кругленькая сумма, как ты думаешь, Руди?

– Да. Для меня эта сумма целое состояние.

– Мне ни за что не найти такой работы, где бы столько зарабатывать, понимаешь? Невозможно в этом городе. Никто не нанимает новых работников. Слишком много этих проклятых адвокатов.

И это не шутка.

Он вытирает пальцами глаза, затем медленно встает.

– Надо обо всем сказать жене, – бормочет он, идет, сгорбившись, по холлу, выходит из здания и исчезает в толпе на тротуаре.

Я поднимаюсь на лифте на четвертый этаж и вхожу в маленькую приемную. Через двойные стеклянные двери вижу рослого охранника в форме, который стоит у стола пропусков. Он усмехается, когда я вхожу в помещение «Броднэкс и Спир».

– Чем могу служить? – спрашивает он ворчливо.

– Я ищу Лойда Бека, – отвечаю я и хочу разглядеть за его спиной коридор, ведущий к кабинету. Он слегка подвигается, чтобы помешать мне видеть.

– А вы кто?

– Руди Бейлор.

Он наклоняется и берет со стола конверт.

– Это вам, – говорит он.

На конверте красными чернилами написана моя фамилия. Я разворачиваю коротенькое письмо. Читаю, и руки у меня дрожат.

Из уоки-токи раздается квакающий голос, охранник поворачивается ко мне спиной.

– Читайте письмо и уходите, – велит он и исчезает в коридоре.

Письмо состоит из одного абзаца. Ко мне обращается сам Лойд Бек. Он деликатно сообщает мне новость и желает мне всего хорошего. Слияние было «внезапным и неожиданным».

Я швыряю письмо на пол и оглядываюсь: что бы такое еще швырнуть? Повсюду все спокойно. Уверен, что они притаились там, за запертыми дверями, поджидая, когда я и другие несчастные очистят помещение. Около двери на железобетонном основании стоит бюст, скверное изображение мясистой физиономии старика Броднэкса, и я плюю ему в лицо, проходя мимо, но он все так же невозмутим. Тогда я немного как бы подталкиваю его, открывая дверь. Пьедестал покачивается, и бюст падает на пол.

– Эй! – раздается сзади громовой голос, и как раз в тот момент, когда бюст ударяется о стеклянную дверь, я вижу, как ко мне бежит охранник.

Какую-то микроскопическую долю секунды я думаю, что надо остановиться и попросить извинения, но затем бросаюсь в фойе и рывком отворяю дверь на лестницу. Охранник опять орет мне вслед.

Я срываюсь вниз, яростно топая по ступенькам. Мой преследователь слишком стар и толст, чтобы догнать меня.

Я выхожу из двери около лифта. Холл внизу пуст. Я спокойно закрываю за собой дверь подъезда и спускаюсь на тротуар. Когда я останавливаюсь возле забегаловки в шести кварталах от фирмы, уже около семи, почти стемнело. От руки написанное объявление рекламирует упаковку из шести банок дешевого пива за три доллара. Мне оно сейчас необходимо – это дешевое пиво, все шесть банок.

Два месяца назад меня нанял на работу Лойд Бек, он сказал, что мои оценки для этого достаточно хороши, что у меня твердый почерк, что переговоры прошли успешно и все в руководстве единодушно сошлись во мнении, что я им подойду. Все было прекрасно. Передо мной открывались ясные счастливые перспективы в доброй старой фирме «Броднэкс и Спир».

Но затем «Трень-Брень» помахала пачкой долларов, и партнеры дали задний ход. Эти жадные ублюдки зарабатывали в год каждый по триста тысяч долларов, но им хотелось больше. Я вхожу в забегаловку и покупаю пиво. После чего у меня в кармане остается всего четыре доллара и какая-то мелочь, мой счет в банке не намного больше.

Я сижу в своей машине около телефонной будки и осушаю первую жестянку. Со времени моего восхитительного ленча несколько часов назад с Дот, и Бадди, и Боско, и мисс Берди я ничего не ел. Пожалуй, я бы умял сейчас вторую порцию желе, как Боско. Холодное пиво бьет в пустой желудок, и в животе начинается бурчание.

Жестянки быстро опорожняются, проходит несколько часов, пока я тащусь на своей «тойоте» по улицам Мемфиса.