Онлайн чтение книги Красный Ястреб The Red Hawk
1. Флаг

Январское солнце нещадно лило на меня свои лучи, когда я остановил Красную Молнию на вершине покатого холма и посмотрел вниз, на богатые земли, расстилавшиеся вокруг насколько хватало взгляда. В этом направлении, в дне езды к западу, находилось великое море — море, которого никто из нас никогда не видел; море, превратившееся в легенду древних в течение четырех сотен лет, во время которых лунные люди захватили землю в их безумном и кровавом карнавале революции.

Невдалеке зелень апельсиновых деревьев снизу насмехалась над нами, большие пространства были заняты орехами, а рядом песчаными рядами простирались виноградники, ждущие горячего солнца апреля и мая, чтобы выбросить свои всепожирающие побеги зелени. И с этой расщелины на склоне горы мы смотрели вниз на последнюю цитадель наших врагов.

Когда древние обжили это место, оно должно было быть широким и красивым, но за века люди и стихии сильно разрушили здесь все. Дожди вымыли часть почвы, а калкары проделали здесь большие рвы, препятствуя нам — их врагам — совершить набег на их оставшиеся земли и сбросить их в море; на той стороне рвов они построили форты, где всегда держали воинов. Так было на каждом пути, ведущим в их страну. Ну ладно, пусть получше охраняют себя!

После падения моего великого предка Джулиана 9-го в 2122-м, в конце первого восстания против калкаров, они принялись медленно теснить нас по всему миру. Это происходило больше двухсот лет назад. Сто лет назад они загнали нас сюда, на расстояние в дне езды от океана. Мы не знали еще этого; но в 2408-м, мой дед Джулиан 18-й почти добрался до моря.

Он почти добрался туда, когда был замечен и за ним началась погоня почти до вигвамов наших людей. Произошла битва, и калкары, посмевшие вторгнуться в нашу страну, были уничтожены, но Джулиан 18-й умер от ран и не смог ничего рассказать за исключением того, что между нами и морем лежит чудесная страна. До нее не больше, чем день езды. День езды для нас означал чуть больше ста миль.

Мы — жители пустыни. Наши стада пасутся там, где трудно найти пропитание, и мы всегда стремимся к цели, которую наши предки поставили нам триста лет назад — к западному побережью великого моря, куда мы должны загнать наших поработителей.

В лесах и горах Аризоны богатые пастбища, но они находятся далеко от земли калкаров, где последние из племени Ор-тиса сделали свой последний привал, и мы предпочитаем жить в пустыне рядом с нашими врагами, перегоняя наши стада на большие расстояния, когда возникает в этом потребность, чем остаться на богатой земле, отказываясь от старой борьбы — древней кровной мести между племенами Джулиана и Ор-тиса.

Легкий бриз развевает черную гриву моего жеребца подо мной. Он шевелит мою черную гриву, схваченную лишь кожаным пояском, не позволяющим волосам попадать в глаза. Он треплет края одеяла Великого Вождя, которое заправлено под мое седло.

На двенадцатый день восьмого месяца прошедшего года одеяло Великого Вождя прикрывало плечи моего отца, Джулиана 19-го, от обжигающих лучей летнего солнца пустыни. Я прибыл двадцатого и в двадцатый день мой отец пал в битве с Ор-тисом в Великой Кровавой мести, и я стал Верховным Вождем.

Окружив меня, пока я смотрел вниз на землю моих врагов, сгрудились пятьдесят вождей из ста кланов, присягнувших на верность племени Джулиана. Бронзовые и большей частью безбородые.

Знаки их кланов нарисованы различными красками на их лбах, щеках, груди. Они используют охру, голубой, белый и багровый цвета. Перья воткнуты в ленту вокруг головы — перья стервятников, ястреба и орла. У меня, Джулиана 9-го, всего одно перо. Оно из хвоста краснохвостого ястреба — кланового знака нашей семьи.

Мы все выглядели одинаково. Лучше всего я смогу описать Волка и по его портрету будет нетрудно представить нас всех. Крепко сложенный мужчина лет пятидесяти, с ярко-голубыми глазами под прямыми бровями. Красивой формы голова выдает большой ум. Черты лица — сильные и властные — в определенное время могут нагнать страх в сердца врагов — и так и происходит, и скальпы калкаров, украшающие его церемониальное одело, тому свидетельством. Его штаны, широкие у пояса, от колен сужаются вниз и сделаны из шкуры оленя. На нем надета рубашка без рукавов из дубленой бычьей шкуры, шерстью наружу. У Волка она сделана из шкуры белого оленя.

Иногда эти рубахи украшены орнаментами из цветных камешков или металла, пришитого к коже в виде различных узоров. С головной ленты Волка над правым ухом свисает хвост лесного волка — знак клана его семьи.

Овальный щит, на котором нарисована голова волка, переброшен через шею вождя, закрывая его спину до почек. Это крепкий, легкий щит — твердое дерево покрыто дубленой кожей. Вокруг щита по периметру прикреплены хвосты волоков. Таким образом каждый мужчина с помощью женщин дает волю своей фантазии в украшениях.

Знаки клана и знаки вождя, тем не менее, священны. Использование знака, к которому ты не принадлежишь, может повлечь за собой смерть. Я сказал «может», потому что у нас нет писаных законов. У нас их всего лишь несколько.

Калкары постоянно изобретали законы, за что мы их и ненавидим. Мы судим в каждом случае по мере вины и обращаем большее внимание на то, что человек собирался сделать, чем на то, что сделал.

Волк вооружен, так же как и мы все, легким копьем, около восьми футов длины, ножом и прямым обоюдоострым мечом. Короткий твердый лук висит в кожаном футляре у его правого стремени, а колчан со стрелами — у седла.

Лезвие этого меча, ножа и металл для копья прибыли из далекой местности под названием Колрадо, они сделаны племенем, знаменитым в закалке и обработке металлов. Юта тоже поставляет нам металл, но он мягкий, и мы используем его лишь для подков, которые предохраняют копыта лошадей от колющего песка и камней нашей твердой и нагой земли.

Племена Колрадо путешествуют много дней, чтобы достичь нас, появляясь раз в два года. Они проходят нетронутыми сквозь земли многих племен, так как везут то, что больше никого не интересует и в чем нуждаемся лишь мы для нашего бесконечного крестового похода против калкаров. Это единственный договор, который держит вместе все разбросанные кланы и племена рассыпавшиеся на восток, север и юг. Все они движимы единственной целью — скинуть последних калкаров в море.

От Колрадо мы получаем новости о кланах, находящихся за нами там, где восходит солнце. Далеко-далеко на западе, говорят они — так далеко, что за свою жизнь человек не сможет добраться туда — лежит другое великое море и там, так же как на западном краю мира, калкары оборудовали свое последнее прибежище. Весь остальной мир отвоеван людьми нашей крови — Американцами.

Мы всегда рады, когда приезжают Колрадо, потому что они приносят нам новости о других людях; и мы рады встретить людей Юты, хотя они и не совсем дружественные, убивают всех, кто проходит среди нас, в основном из страха, что они могут быть шпионами, посланными калкарами.

От отца к сыну передается, что не всегда было так, что когда-то люди этого мира безопасно перебирались с места на место, и все тогда говорили на одном и том же языке, но сейчас — все по другому. Калкары посеяли ненависть и подозрительность среди нас, и сейчас мы верим только членам нашего клана и племени.

Колрадо, часто появляющихся у нас, мы можем понять, и они могут понять нас по звучанию некоторых слов и, в основном, по жестам, хотя они говорят на своем собственном языке, который мы понять не можем, за исключением редких отдельных слов, звучащих так же, как наши. Они говорят, что когда последний из калкаров будет сброшен в море, мы должны жить в мире друг другом; но, боюсь, такого никогда не произойдет, так как кто же проживет всю жизнь, не преломив копье или не обагрив свой меч кровью чужака? Могу поклясться, что не Волк; и уж тем более — не Красный Ястреб.

Клянусь Флагом! Я получаю большее удовольствие от встречи с чужаком на узкой тропе, чем от встречи с другом, потому что не могу помериться копьями с другом. Я чувствую, как ветер свистит в ушах, когда Красная Молния мчит на добычу, и сжимаюсь в седле, дрожа от восторга, когда мы схватываемся.

Я — Красный Ястреб. Мне всего лишь двадцать, но свирепые вожди из сотни свирепых кланов склоняют головы по моему желанию. Я Джулиан — двадцатый Джулиан — и с этого года я могу проследить линию моей семьи назад на пятьсот тридцать четыре года, до Джулиана 1-го, родившегося в 1896-м году. От отца к сыну изустно дошла до меня история каждого из Джулианов, и нет ни одного грязного пятна на щите ни одного из них в этом длинном ряду; и уж тем более не запятнает этот щит Джулиан 20-й.

От пяти лет до десяти слово за словом, так же как до меня и мой отец, я учил деяния моих предков и впитывал ненависть к калкарам и племени Ор-тиса. Это, вместе с верховой ездой, было моей школой. От десяти до пятнадцати я учился владеть копьем, мечом и ножом, и на шестнадцатый день рождения имел право поехать с остальными мужчинами — я стал воином.

Когда я сидел здесь в этот день, глядя вниз на землю проклятых калкаров, моя память унесла меня в дни пятнадцатого Джулиана, которого калкары гнали через пустыню и через эти горы, в долину, всего за сотню лет до того, как я родился. Я повернулся к Волку и показал вниз, на зеленые побеги на отдаленных холмах и дальше, где лежал загадочный океан.

— Сто лет они держат нас здесь, — сказал я. — Это слишком долго.

— Слишком долго, — согласился Волк.

— Когда закончится сезон дождей, Красный Ястреб поведет своих людей в землю изобилия.

Гора вскинул свое копье и яростно потряс им по направлению к долине, лежащей внизу. Скальп, привязанный рядом с металлическим наконечником, развевался на ветру.

— Когда закончится сезон дождей! — закричал Гора. Его дикие глаза горели огнем фанатизма.

— Зеленые побеги покраснеют от их крови! — воскликнул Гремучая Змея.

— От наших клинков, а не ртов, — сказал я и повернул Красную Молнию на восток.

Койот засмеялся и остальные присоединились к нему, когда мы спускались вниз по холму, направляясь к пустыне.

Вечером следующего дня показались наши вигвамы, поставленные рядом с желтым потоком реки. Пятью милями раньше мы увидели несколько дымков, поднимающихся с холма к северу от нас. Они сообщали, что несколько всадников прибыло с запада. Они говорили, что наша стража не дремлет и все, без сомнения, было нормально.

По моему сигналу мои воины выстроились в две прямые линии, пересекающиеся в центре. Через мгновение появился новый дымовой сигнал, информируя лагерь, что приближаются друзья, и что наш сигнал прочтен правильно.

Наконец, с дикой скоростью, вопя и размахивая копьями, мы подлетели к вигвамам. Собаки, дети и рабы на всякий случай спрятались, собаки лаяли, дети и рабы визжали и смеялись. Когда мы соскочили с седел рядом с нашими вигвамами, рабы принялись подхватывать узду наших лошадей, собаки завиляли хвостами, приветствуя нас, а дети налетели на своих отцов, дядь, братьев, требуя новостей о поездке или рассказа о схватке или погоне. Затем мы приветствовали наших женщин.

У меня не было жены, но у меня была мать и две сестры; я обнаружил их ожидающими меня в высшем вигваме, сидящих на низких скамьях, укрытых, как и пол, теплыми одеялами, которые наши рабы вязали из шерсти овец. Я опустился на колени, взял мать за руку и поцеловал ее, затем я поцеловал ее в губы. Таким же образом я приветствовал сестер, начиная со старшей.

Это у нас привычка; но, кроме того, это еще и удовольствие, потому что мы уважаем и любим наших женщин. Даже если бы это было не так, мы все равно делали бы вид, так как калкары поступают наоборот. Они — грубияны и свиньи.

Мы не позволяли нашим женщинам подавать голос в советах мужчин, но никто больше их не влияет на наши советы, даже оставаясь в других вигвамах. Необычно было бы увидеть мать среди нас; она не подает голоса в совете между сыновьями и отцом, но она делает это через любовь и уважение, которыми окружена, а не через брань и скандалы.

Они чудесны — наши женщины. Ради них и ради Флага мы сражаемся по всему миру более трехсот лет. Это ради них мы пойдем вперед и сбросим врагов в море.

Пока рабы приготовляли вечернюю еду, я беседовал со своей матерью и сестрами. Мои два брата, Стервятник и Дождевое Облако, тоже лежали у ног матери. Стервятнику было восемнадцать, отличный воин, подлинный Джулиан.

Дождевому Облаку исполнилось шестнадцать, и он был самым красивым существом, которое я когда-либо видел. Он только что стал воином, но настолько приятным и достойным любви, что возможность распоряжаться чужими человеческими жизнями казалась для него неподходящим занятием; однако он был Джулиан, и альтернативы не было.

Все любили его и уважали, хотя он никогда не отличался особой ловкостью владения оружием, правда, он владел им не хуже других; его уважали за то, что он был смелым, и что он готов был сражаться так же бесстрашно, как и любой из нас, даже если он и не был приспособлен к этому. Я лично считал Дождевое Облако смелее себя самого, потому что знал: он отлично выполняет дело, которое ненавидит, в то время как я делаю дело, которое люблю.

Стервятник напоминал меня внешним видом и любовью к крови, так что мы оставляли Дождевое Облако дома — охранять женщин и детей, что не было презираемым делом, это было самой святой и почетной миссией, и мы шли вперед и воевали, когда было с кем, а когда не было — отправлялись дальше и искали схватки. Как часто я высматривал следы у наших безбрежных границ, выискивая следы чужого всадника, с которым я смогу скрестить свое копье!

Мы не задавали вопросов и подъезжали достаточно близко, чтобы увидеть знак клана на чужаке и зная, что он из другого племени, если он стремился к битве так же, как мы, или пытался избежать встречи. Мы отъезжали на небольшую дистанцию и доставали копья, а затем каждый из нас громко выкрикивал свое имя, и с могучим кличем мы мчались навстречу друг другу. Затем один из нас продолжал путешествие со свежим скальпом и новой лошадью, которую он присоединит к своему стаду, а второй доставался в добычу стервятникам и койотам.

Две или три огромные собаки вошли и легли рядом, когда мы лежали и говорили с матерью и двумя девушками — Наллой и Ниитой. За моей матерью и сестрами стояли три девушки-рабыни, готовые выполнить любое их пожелание, потому что наши женщины не работали. Они скакали верхом, ходили, плавали и содержали свои тела крепкими и здоровыми, и они могли сразиться с могучими воинами, но работа была не для них, так же как и не для нас.

Мы охотимся, сражаемся и пасем наши стада, и это считается достойным, а всю остальную работы выполняют рабы. Мы находим их там, куда приходим. Они были здесь всегда — крепкие, темнокожие люди — вязальщики одеял и корзин, горшечники и земледельцы. Мы не обижаем их, и они счастливы.

Калкары, которые управляли ими до нас, не были такими мягкими к ним. От отца к сыну передавались истории, что больше ста лет калкары жестоко относились к ним, и они ненавидели даже память об этом; эти простые люди останутся и будут служить снова своим жестоким хозяевам, но никогда не покинут свою землю.

У нас были странные легенды об отдаленных временах, когда лошади из железа скакали по пустыне и тащили за собой вигвамы, заполненные людьми; они пролазили в дыры в горах, сквозь которые эти железные чудовища проделали проходы, и направлялись в зеленые долины близ моря. В легендах говорилось о людях, которые летали как птицы и так же быстро; но естественно, мы знаем, что таких вещей никогда не было, и это всего лишь сказки, которые старики и женщины рассказывают детям, чтобы заинтересовать их. Как бы то ни было — мы любили слушать их.

Я рассказал моей матери о планах спуститься в долину калкаров, когда закончится сезон дождей.

Она какое-то время молчала, прежде чем заговорила.

— Да, конечно, — сказала она, — ты не был бы Джулианом, если бы отказался от этого. Как минимум двадцать раз за сто лет наши воины спускались вниз в долину калкаров, но их изгоняли назад. Я хотела бы, чтобы ты взял себе жену и оставил сына, Джулиана 21-го, прежде чем отправишься в экспедицию, из которой, возможно, не вернешься. Подумай хорошенько, сын мой, прежде чем двинуться вперед. Год или два не представляют большой разницы. Но ты ведь Великий Вождь, и тебе решать, а мы можем подождать твоего возвращения и будем молиться, чтобы с тобой все обстояло благополучно.

— Но ты не поняла, матушка, — ответил я. — Я сказал, что мы собираемся спуститься в долину калкаров после дождей. Я не сказал, что мы вернемся. Я не сказал, что ты останешься здесь и будешь ждать нашего возвращения. Вы отправитесь с нами.

Племя Джулиана отправится в долину калкаров после дождей, и они возьмут с собой своих женщин, детей, вигвамы и все их имущество: стада и все, что можно будет унести — они больше никогда не вернутся жить в пустыню.

Она не ответила, только задумчиво молчала.

Наконец пришел мужчина раб, пригласить воинов на ужин. Женщины и дети ели внутри вигвамов, а воины собирались за большим круглым столом, называемым Кругом Совета.

Этой ночью нас здесь собралась сотня. Факелы в руках рабов давали нам свет. Свет давал и огонь, на котором готовилась еда — внутри круга, образованного столом. Остальные продолжали стоять, пока я не занял свое место, что было сигналом к началу ужина.

Рабы принесли мясо и овощи — говядину и баранину, жареную и вареную, картошку, бобы, кукурузу и корзины фиг, сухого винограда и сухих слив. Кроме того была оленина, медвежье мясо и рыба.

За столом было множество разговоров и смеха, громкого и раскатистого, потому что вечерняя еда в лагере — это всегда развлечение. Мы скакали тяжело, много и далеко, мы часто сражались и много времени проводили вне дома. Там у нас почти не было еды и никакого питья, кроме воды, которая часто была теплой и грязной. Вода большая редкость в нашей стране.

Мы располагались на длинной скамье, идущей по наружной части стола, и как только я сел, рабы принесли тарелки с мясом, двигаясь по внутреннему кругу стола. Когда они подходили к очередному воину, тот вставал и, потянувшись через стол, выбирал кусок мяса большим и указательным пальцем и отрезал его своим острым ножом. Рабы двигались медленно, не останавливаясь. Постоянный блеск ножей, движение и игра света, когда раскрашенные воины поднимались и нагибались над столом, — огонь внутри стола освещал их тела, металлические украшения и перья на головных уборах. И шум!

Позади воинов сновали поджарые собаки, ожидая подачек, — огромные дикие животные тоже кормились у нашего стола. Они охраняли наши стада от койотов, волков, адских собак и львов; они были вполне в состоянии справиться с этой работой.

Когда воины занялись пережевыванием пищи, шум стих, и по моему приказу юноша у моего локтя извлек глубокую ноту из барабана. Мгновенно воцарилась тишина. И я заговорил:

— Больше ста лет назад мы были загнаны в жару этой дикой заброшенной страны, в то время как наши враги заняли цветущий сад, их щеки обдувал прохладный ветер с моря. Они жили прекрасно; их женщины ели удивительно вкусные фрукты, — свежие, прямо с дерева, в то время как нам приходилось удовлетворяться сушеными сморщенными заменителями настоящих плодов.

Десять рабов делают за них их работу, их стада пасутся на жирных пастбищах, и сверкающая вода течет рядом с вигвамами их вождей, в то время как мы ведем жалкое существование на сорока тысячах квадратных миль песчаной, покрытой камнями земли. Но эти вещи мучают душу Красного Ястреба меньше всего. Вино становится кислым у меня во рту, когда своим внутренним взором я вижу долины калкаров, и знаю, что там единственное место, где еще не развевается Флаг.

Шумное ворчание вырвалось из свирепых глоток.

— С самой юности я свято хранил единственную мысль до того дня, как одеяло Великого Вождя должно было лечь на мои плечи. Этот день пришел, и я буду ждать до того дня, как дожди наконец-то закончатся, прежде чем воплощу свою мысль в жизнь. Двадцать раз в течении ста лет воины Джулиана захватывали калкаров и их страну силой, но их женщины, дети и стада оставались позади в пустыне — это был главный аргумент для их возвращения.

— Так больше не будет. В апреле все племя Джулиана покинет пустыню навсегда. С нашими вигвамами, женщинами, со всем нашим имуществом и стадами мы снимемся с места и будем жить среди апельсиновых деревьев. И на этот раз нельзя будет повернуть назад. Я, Красный Ястреб, все сказал.

Волк вскочил на ноги, его обнаженный клинок сверкнул в свете факела.

— Флаг! — закричал он.

Сотня воинов вскочила вслед за ним и сотня клинков вскинулась вверх, сверкая над нашими головами.

— Флаг! Флаг!

Я забрался на стол и поднял кувшин вина вверх.

— Флаг! — закричал я, и мы сделали по большому глотку.

Затем появились женщины, моя мать несла Флаг, закрепленный на высоком древке. Она остановилась возле стола, остальные женщины сгрудились позади нее. Она развязала веревки и позволила Флагу развернуться в бризе пустыни. Мы все стали на колени и склонили головы перед выцветшим куском материи, который передавался от отца к сыну через все страдания, тяготы и кровь больше пятисот лет с тех пор, как он принес победу Джулиану 1-му в давно забытой войне.

Это был Флаг, известный среди всех остальных флагов, как Флаг Аргона, хотя его происхождение и значение названия потерялось в закоулках времени. Его покрывали белые и красные полосы, с голубым прямоугольником в одном углу, на котором были вышиты белые звезды. Белое пожелтело от возраста, а голубое и красное — выцвело; Флаг был оборван по углам и на нем остались коричневые пятна — кровь Джулианов, которые погибли, спасая его, и кровь их врагов. Он наполнил нас священным ужасом, потому что у него была власть над жизнью и смертью, и он приносил дожди, ветры и гром. Вот почему мы склонили головы перед ним.