Наступило молчание. Все четверо словно одновременно подумали: «А ведь правда!» Панзер переступил с ноги на ногу и нервно кашлянул; Вели наморщил лоб, натужно размышляя; Эллери сделал шаг назад и с восхищением воззрился на серый с голубым галстук своего отца.
Инспектор стоял неподвижно, покусывая ус. Потом вдруг встряхнулся и обратился к Вели:
— Томас, я тебе собираюсь поручить противную работенку. Собери человек шесть-семь полицейских, и пусть они опросят присутствующих в зале — всех до единого. Ничего особенного: имя, фамилия, адрес. Времени это займет немало, но сделать это необходимо. Кстати, Томас, пока ты тут рыскал по театру, тебе не попался кто-нибудь из капельдинеров, обслуживающих балкон?
— Я разговаривал с парнем, который стоит у лестницы, ведущей из партера на балкон. Его зовут Миллер.
— Очень добросовестный мальчик, — вставил, потирая руки, Панзер.
— Так вот Миллер готов поклясться на Библии, что с того момента, когда поднялся занавес и начался второй акт, ни один человек не встал с места и не спустился по его лестнице.
— Тем лучше. Это облегчает твою задачу, Томас. Твоим людям надо будет опросить людей только в партере и ложах. И помни: мне нужны имена и адреса всех зрителей до единого. Да, Томас…
— Что, инспектор? — обернулся Вели.
— Скажи своим людям, чтобы, переписывая имена, они также спрашивали корешки билетов. Тех, кто потерял корешок, пусть отметят в списке. Если же кто-нибудь — хотя это маловероятно — покажет корешок от билета на другое место, а не на то, где он сидит, это тоже надо отметить в списке. Справишься с этой задачей, приятель?
— Само собой, — буркнул Вели и пошел собирать себе помощников.
Инспектор погладил усы и взял еще щепотку табаку.
— Эллери, — сказал он. — Я вижу, что тебя что-то беспокоит. Выкладывай, сыпок.
— Что? — очнулся от своих мыслей Эллери. Потом снял пенсне и медленно проговорил: — Многоуважаемый родитель, мне просто пришло в голову, что… Нет, в этом мире нет покоя человеку, которого интересуют только книги. — Он присел на ручку кресла, где сидел убитый. В его взгляде была тревога. Потом вдруг улыбнулся. — Смотри не повтори ошибку того мясника из древней басни, который вместе с десятком подмастерьев искал по всей лавке свой любимый нож, а сам тем временем держал его в зубах.
— Спасибо за подсказку, сынок, — проворчал инспектор. — Флинт!
Детектив шагнул вперед.
— Ты уже сегодня выполнил одно милое задание, а теперь у меня для тебя есть другое. Придется тебе еще погнуть спину. Как ты думаешь — справишься? Помнится, ты в свое время участвовал в полицейском конкурсе по тяжелой атлетике.
— Было дело, — с ухмылкой ответил Флинт. — Спина в порядке.
— Тогда вот тебе задание. Возьми человек пять в подручные — эх, надо было мне захватить отряд резервистов! — и обшарьте все помещения театра. Ищите корешки от билетов, понятно? Мне нужно все, что напоминает разорванный пополам билет. Первым делом обыщите пол в зале, но не забудьте и про вестибюль, лестницу на балкон, тротуар возле театра, площадки для прогулок во время антрактов, буфет, мужской и дамский туалеты. Хотя нет, так нельзя. Позвоните в ближайший участок, чтобы прислали женщину-полицейского для дамского туалета. Все понятно?
Флинт весело кивнул и отправился выполнять задание.
— Ну а теперь, — сказал инспектор, потирая руки, — подойдите сюда, пожалуйста, мистер Панзер. Спасибо за содействие, сэр. Боюсь, что мы тут всем отравили жизнь, но с этим ничего нельзя поделать. Я вижу, что зрители, того и гляди, поднимут мятеж. Будьте добры, выйдите на сцену и объявите, что нам придется их тут задержать еще на некоторое время. Попросите их набраться терпения и все такое. Заранее вас благодарю.
Панзер поспешил к сцене по центральному проходу. С обеих сторон к нему тянулись руки: остервеневшие зрители пытались ухватить его за фалды смокинга. Инспектор кивнул стоявшему в некотором отдалении Хэгстрому. Тот крепко держал за локоть худенького юношу дет девятнадцати, который судорожно жевал жвачку, с трепетом ожидая предстоящего допроса. На нем была роскошная черная с золотом униформа, накрахмаленная рубашка, воротничок с отворотами и галстук-бабочка. На русых волосах кокетливо сидела шапочка, напоминавшая те, которые носят посыльные. Инспектор поманил его пальцем. Юноша нервно кашлянул.
— Это — тот парень, который сказал, что в этом театре не продают имбирный эль, — сурово сказал Хэгстром.
— Не продаете, сынок? — дружелюбно спросил инспектор. — А почему?
Юноша, который едва держался на подкашивающихся от страха ногах, умоляюще поглядел на Дойла. Полицейский похлопал его по плечу и сказал инспектору:
— Он перетрусил, сэр, но парень он славный. Я его знал еще карапузом. Это был мой участок, и он вырос у меня на глазах. Отвечай инспектору, Джесс.
— Не знаю п-почему, сэр, — заикаясь, проговорил юноша. — Нам разрешают продавать в антрактах только лимонад. У нас контракт с… — он назвал известную фирму, изготовителя сего напитка, — и они поставляют нам лимонад со скидкой при условии, что мы будем продавать только их товар, и ничей больше. Вот мы и…
— Понятно, — сказал инспектор. — И вы продаете лимонад только во время антрактов?
— Да, сэр, — уже спокойнее ответил юноша. — Как только опускается занавес, открываются двери, ведущие на площадки по обеим сторонам театра. И мы там уже ждем — я и мой партнер, — заранее расставляем столики и разливаем лимонад по стаканчикам.
— Значит, вас двое?
— Нет, сэр, всего трое. Я забыл вам сказать, что один из наших ребят продает лимонад в буфете.
— Гм… Тогда объясни мне, сынок, как в театре оказалась эта бутылка имбирного эля, если здесь продается только лимонад?
Он нагнулся и достал из-под кресла темно-зеленую бутылку, которую нашел Хэгстром. Юноша побледнел и закусил нижнюю губу. Взгляд его метался по сторонам, словно в поисках пути к бегству. Он сунул палец за воротник, будто тот жал ему горло.
— Э-э-э… э-э-э… — заблеял он.
Инспектор Квин поставил бутылку на пол, присел на ручку кресла и сурово скрестил руки на груди.
— Как тебя зовут? — грозно спросил он.
Лицо юноши посерело. Он глянул искоса на Хэгстрома, но тот достал из кармана блокнот и карандаш, явно приготовившись записывать его показания.
Молодой человек облизнул губы и сказал осипшим голосом:
— Линч, Джесс Линч.
— И где ты находишься во время антрактов, Линч? — свирепо спросил инспектор.
— З-д-д-десь — на площадке с левой стороны.
— Вот как! — прорычал инспектор. — Значит, сегодня ты тоже был на площадке и продавал лимонад, Линч?
— Э-э-э… да, сэр.
— Тогда ты должен что-то знать об этой бутылке из-под имбирного эля.
Линч огляделся по сторонам, увидел Панзера на сцене — тот как раз собирался сделать объявление публике, — наклонился к инспектору и прошептал:
— Да, сэр, я знаю об этой бутылке, но не хотел об этом говорить в присутствии мистера Панзера. Он не терпит нарушения правил. И если он узнает, что я сделал, то вмиг меня уволит. Вы ему не скажете, сэр?
Инспектор улыбнулся:
— Выкладывай, парень. Я вижу, что тебя что-то мучает. Облегчи совесть.
Он махнул Хэгстрому. И тот с безразличным видом спрятал блокнот и отошел.
— Вот как все получилось, сэр, — начал Джесс Линч. — Как и положено, я установил свой столик на площадке минут за пять до конца первого акта. Когда билетерша открыла дверь и народ повалил из зала, я стал расхваливать свой лимонад — нам приказано так делать, — и многие его покупали. Около меня собралось столько людей, что я не замечал, что вокруг происходит. А когда я всех обслужил и мог вздохнуть спокойно, ко мне подошел человек и сказал: «Продай мне бутылку имбирного эля, парень». Я поглядел на него: одет с иголочки, но явно под мухой. И вид такой довольный, как у кошки, съевшей сметану. Так, думаю, ясно, почему тебе понадобился имбирный эль. И тут он хлопает себя по карману и подмигивает. Ну что ж…
— Погоди минуту, сыпок, — перебил его инспектор. — Ты когда-нибудь видел мертвеца?
— Э-э-э… нет, сэр, но мне кажется, что в обморок не упаду, если увижу.
— Отлично! Посмотри-ка на этого покойника — это не он спрашивал у тебя имбирный эль?
Инспектор взял юношу за руку и заставил нагнуться к убитому.
Джесс Линч минуту глядел на него как завороженный, потом закивал:
— Да, сэр. Это он.
— Ты в этом уверен, Джесс?
Юноша кивнул.
— Скажи, когда он к тебе обратился, на нем была эта самая одежда?
— Да, сэр.
— И ничего больше, Джесс? — спросил Эллери.
Юноша посмотрел на инспектора непонимающим взглядом, потом опять вгляделся в покойника и минуту помолчал. Отец и сын, затаив дыхание, ждали его ответа. Потом его вдруг словно осенило, и он воскликнул:
— Как же! Когда он со мной заговорил, на нем еще была шляпа — шелковый цилиндр!
— Продолжай, Джесс, — одобрительно сказал инспектор. — А, доктор Праути! Долгонько же мы вас ждали. Что вас задержало?
По ковровой дорожке к ним широким шагом шел высокий худой человек с черным чемоданчиком в руках. Нисколько не заботясь о правилах пожарной безопасности, он курил толстую сигару.
— Так уж вышло, инспектор, — сказал он, поставив чемоданчик на пол и пожимая руки Эллери и его отцу. — Вы же знаете, что я только что переехал, и в новой квартире еще не установили телефон. Сегодня у меня был тяжелый день, и я рано лег спать. Так что пришлось им из управления послать за мной человека. Я сразу выехал. А где же покойник?
Инспектор указал на труп, и врач опустился на колени в проходе. Рядом встал полицейский с фонариком. Квин взял Линча за руку и отвел его в сторону.
— Ну хорошо, Джесс, он попросил у тебя имбирного эля. А что было потом?
Джесс, который все это время не сводил глаз с судебного эксперта, сглотнул и продолжал:
— Само собой, я ему сказал, что мы не продаем имбирный эль — только лимонад. Он наклонился ко мне, и я почувствовал, как от него песет спиртным. «Достанешь мне бутылку имбирного эля, — говорит, — получишь полдоллара. Только поживей!» Ну, я и решился: теперь ведь нам не дают на чай… Я сказал, что сию минуту эль достать не могу, но что сбегаю в лавку и куплю ему бутылку, как только начнется второй акт. Он сказал мне помер своего кресла и пошел в театр. Как только антракт закончился и двери закрыли, я бросил свой столик и сбегал в кафе-мороженое на другой стороне улицы. Там…
— Ты часто бросаешь свою тележку без присмотра, Джесс?
— Нет, сэр. Я обычно закатываю ее в театр перед тем, как закрывают двери. Но этому человеку срочно требовался имбирный эль, и я решил, что сэкономлю время, если сначала куплю для него бутылку, а потом закачу тележку в театр через главный подъезд. Никто мне ничего не скажет… Короче, я оставил тележку на площадке и побежал в кафе-мороженое. Там я купил ему бутылку имбирного эля, принес ему в зал, и он дал мне доллар. Порядочный парень, подумал я, ведь обещал только полдоллара.
— Что ж, все понятно, Джесс, — одобрительно сказал инспектор. — Теперь еще пара вопросов. Ты нашел его в том самом кресле, номер которого он тебе назвал?
— Да, сэр. Он сказал — Лл 32, с левой стороны, и там я его и нашел.
— Прекрасно. — Инспектор помолчал, потом спросил вроде как между делом: — А рядом с ним никто не сидел?
— Никто, сэр. Он сидел один в крайнем кресле. Я еще удивился, что вокруг него столько пустых мест, хотя пьеса с самого начала идет с аншлагом.
— Хорошо соображаешь, Джесс. Мы из тебя еще сделаем детектива… А сколько было пустых мест, ты не помнишь?
— Там было темно, сэр, и я не обратил внимания. Всего, наверно, кресел шесть — рядом с ним и впереди него.
— Погоди-ка, Джесс.
При звуке спокойного голоса Эллери юноша дернулся от неожиданности.
— А когда ты отдавал ему бутылку, ты не видел у него этот шелковый цилиндр?
— Да, сэр. Видел. Когда я ему протянул бутылку, он держал цилиндр на коленях. А потом сунул его под кресло.
— Еще один вопрос, Джесс.
Юноша вздохнул с облегчением, услышав дружелюбный голос инспектора.
— Как ты думаешь, сколько тебе понадобилось времени, чтобы принести ему бутылку? Сколько прошло времени после начала второго акта?
Джесс Линч подумал и потом твердо сказал:
— Минут десять, сэр. Нам приходится следить за ходом спектакля. И я знаю, что пришел с бутылкой через десять минут после начала, потому что застал момент, когда девушку заманивают в притон гангстеров и их главарь угрожает ей, если она все не расскажет.
— Ишь ты, какой наблюдательный — ни дать ни взять юный Гермес, — улыбнувшись, сказал Эллери. Джесс заметил улыбку и, утратив страх перед хладнокровным джентльменом, улыбнулся ему в ответ. Эллери поднял палец: — Скажи мне, Джесс, почему тебе понадобилось десять минут, чтобы пересечь улицу, купить бутылку и вернуться в театр? Мне кажется, что это можно было сделать быстрее.
Джесс покраснел и бросил просительный взгляд сначала на Эллери, потом на инспектора.
— Я… я немного заболтался со своей девушкой, сэр.
— Со своей девушкой? — осведомился инспектор.
— Да, сэр, с Элинор Либби, дочкой хозяина кафе-мороженого. Когда я пошел за имбирным элем, она сказала: «Побудь здесь со мной немного». Я ответил, что мне нужно отнести бутылку в театр. «Ну ладно, — согласилась она, — а потом придешь?» Я и пришел. Мы поболтали пару минут, а потом я вспомнил про тележку, которую оставил без присмотра на площадке…
— Тележку? — с интересом вмешался Эллери. — Да, ведь верно. Уж не хочешь ли ты сказать, Джесс, что по какому-то невообразимому стечению обстоятельств ты вернулся на площадку за тележкой?
— Ну конечно, — удивленно подтвердил Джесс. — То есть мы оба туда пошли — я и Элинор.
— Ты и Элинор? И сколько же вы там пробыли?
Инспектор бросил на Эллери острый взгляд, что-то одобрительно пробормотал про себя и выжидательно посмотрел на юношу.
— Я хотел закатить тележку в театр, но Элинор спросила, почему бы нам не остаться на площадке до следующего антракта… А почему бы и нет, подумал я. Подожду примерно до десяти часов — второй акт заканчивается в 10.05, — сбегаю за ящиком лимонада, и, когда начнется антракт и откроются двери, у меня все будет готово. Ну вот, мы там и остались, сэр. В этом же не было ничего плохого, сэр. Разве было?
Эллери выпрямился и устремил на Джесса строгий взгляд.
— А теперь, Джесс, подумай хорошенько: можешь ты мне точно сказать, когда вы с Элинор вернулись на площадку?
— Когда… — Джесс почесал в затылке. — Имбирный эль я отдал тому человеку примерно в 9.25. Потом пошел к Элинор в кафе-мороженое, побыл там какое-то время, и мы отправились на площадку. Думаю, что я вернулся к тележке примерно в 9.35.
— Отлично. А когда именно ты ушел с площадки?
— Точно в десять часов. Я спросил Элинор, не пора ли мне идти за лимонадом, и она посмотрела на часы.
— А про то, что произошло в театре, вы не знали?
— Нет, сэр, мы болтали и ничего не слышали. Я узнал, что в театре произошел несчастный случай, только когда мы вышли на улицу и я увидел одного из билетеров Джонни Чейса, который стоял там как на страже. Он нам и сказал, что произошел несчастный случай и что мистер Панзер послал его караулить выход с левой площадки.
— Ясно. — Эллери снял пенсне и помахал им перед носом юноши. — А теперь хорошенько подумай, Джесс, и скажи: пока вы с Элинор были на площадке, заходил кто-нибудь туда или выходил оттуда?
Юноша без колебаний ответил:
— Нет, сэр. Никто.
— Ну ладно, сынок, можешь идти, — сказал инспектор, хлопнув юношу по спине, и тот удалился со счастливой улыбкой.
Инспектор огляделся по сторонам, увидел Панзера, который уже сделал со сцены объявление, не особенно успокоившее публику, и поманил его пальцем.
— Мистер Панзер, — деловито сказал он, — вы можете составить мне график действия спектакля? Например, когда начинается второй акт?
— Второй акт начинается точно в 9.15 и кончается точно в 10.05, — не раздумывая ответил Панзер.
— И сегодня все шло по расписанию?
— Разумеется. Все должно быть тютелька в тютельку — иначе можно сбиться с репликами, световыми эффектами и тому подобным.
Инспектор прикинул в уме и сказал:
— Значит, Джесс видел Филда живым в 9.25. А мертвым его нашли в…
Он позвал Дойла, и тот прибежал на зов бегом.
— Дойл, ты помнишь, когда точно к тебе подошел этот Пьюзак и сказал, что произошло убийство?
Полицейский почесал в затылке.
— Нет, инспектор, точно я не помню. Только знаю, что это было перед самым концом второго акта.
— Мог бы запомнить поточнее, — раздраженно сказал инспектор. — А где сейчас актеры?
— Я их держу в загоне позади среднего сектора, — сказал Дойл. — Ничего лучше мы не придумали.
— Приведи сюда кого-нибудь из них.
Дойл ушел выполнять приказ, а инспектор поманил к себе детектива Пигготта, который ждал неподалеку. С ним были пожилой мужчина и молодая женщина.
— Швейцара привел, Пигготт? — спросил Квин.
Пигготт кивнул, и пожилой мужчина, споткнувшись, шагнул к инспектору. Униформа нескладно сидела на его высоком рыхлом теле, рука, в которой он держал шапку, дрожала.
— Это вам положено стоять на улице у входа? — спросил инспектор.
— Да, сэр, — ответил швейцар, нервно теребя шапку.
— Хорошо. Тогда постарайтесь вспомнить: в течение второго акта кто-нибудь — хоть кто-нибудь — выходил из главного подъезда театра?
Инспектор весь подобрался, как легавая, делающая стойку.
Швейцар подумал минуту и медленно, неуверенно сказал:
— Нет, сэр. Из театра никто не выходил. То есть никто, кроме парня, что продает лимонад.
— А вы никуда не отлучались?
— Нет.
— Хорошо. А с улицы в театр во время второго акта кто-нибудь заходил?
— Ну, опять же Джесс Линч.
— И больше никто?
Швейцар молчал, натужно припоминая. Потом с отчаянием обвел глазами присутствующих и пробормотал:
— Я не помню, сэр.
Инспектор поглядел на него с досадой. Старик очевидно напрягал память. У него на лбу выступил пот, и он все время поглядывал на Панзера, чувствуя, по-видимому, что плохая память может стоить ему работы.
— Извините, сэр, — сказал швейцар. — Может, кто-нибудь и заходил, но память у меня уже не та. Не помню, и все тут.
Тут раздался невозмутимый голос Эллери:
— Сколько лет вы работаете швейцаром?
Старик беспомощно воззрился на нового инквизитора:
— Почти десять, сэр. Я не всегда был швейцаром. Только когда состарился и больше уже ни на что не годился.
— Понятно, — сказал Эллери. Поколебавшись минуту, он настойчиво продолжал: — Вы столько лет проработали швейцаром, но во время первого акта приходит много людей, и вы могли забыть, что происходило. Но ведь во время второго акта мало кто приходит в театр. Постарайтесь вспомнить.
— Нет, сэр, не помню, — мучительно соображая, выговорил старик. — Я мог бы сказать, что никто не заходил, но я в этом не уверен. Не знаю…
— Ну ладно, — сказал инспектор, похлопав старика по плечу. — Не ломайте голову. Мы, наверно, слишком много от вас требуем. Можете идти.
Швейцар поспешно удалился мелкой старческой рысцой.
Тут появился Дойл. За ним шел высокий красивый мужчина в твидовом пиджаке, со следами грима на лице.
— Это — мистер Пил, инспектор, исполнитель главной роли.
Квин улыбнулся и подал актеру руку:
— Рад с вами познакомиться, мистер Пил. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— С удовольствием вам отвечу, инспектор, — густым баритоном ответил Пил. Он бросил взгляд на спину судебного врача, который все еще возился с трупом, и брезгливо отвел глаза.
— Когда поднялся весь этот шурум-бурум, вы были на сцене? — спросил инспектор.
— Да, конечно. Собственно, там были все актеры, занятые в спектакле. А что вы хотели бы знать?
— Вы не могли бы более или менее точно назвать время, когда заметили в зале беспокойство?
— Могу. До конца акта оставалось минут десять, Это был кульминационный момент действия, и по роли я должен был выстрелить из пистолета. Во время репетиций мы много раз обсуждали этот вопрос. Поэтому я и могу так точно определить время.
Инспектор кивнул:
— Большое спасибо, мистер Пил. Именно это я и хотел узнать… Кстати, пожалуйста, извините нас за то, что мы все это время держали актеров в отгороженном месте. У нас столько дел, что просто некогда было подумать, что с вами делать. А сейчас можете идти с труппой за кулисы. Только не вздумайте уйти из театра до того, как вам это разрешат.
— Я вас вполне понимаю, инспектор. Рад был помочь.
Пил поклонился и направился назад в отгороженное место.
Инспектор глубоко задумался. Эллери стоял с ним рядом и полировал стекла своего пенсне. Наконец отец тихим голосом спросил сына:
— Ну и что ты об этом думаешь, Эллери?
— Элементарно, мой дорогой Ватсон, — ответил Эллери. — Нашего уважаемого покойника видели живым в 9.25, а примерно в 9.55 его нашли мертвым. Всего-то и надо решить: что произошло за эти тридцать минут. Просто до смешного.
— Ты так считаешь? — пробормотал Квин. — Пигготт!
— Слушаю, сэр.
— Это та самая билетерша? Пора с ней поговорить.
Пигготт отпустил руку стоявшей рядом с ним сильно накрашенной девушки, которая дерзко скалила ровные белые зубы. Она жеманно подошла к инспектору и нагло уставилась на него.
— Вы всегда работаете в этом проходе, мисс…
— О'Коннел, Мадж О'Коннел. Да, всегда.
Инспектор взял ее за руку:
— Боюсь, что мне придется вас попросить набраться мужества. Одной дерзости вам не хватит, дорогая. Подойдите сюда.
Когда они оказались возле ряда кресел Лл, девица побелела как полотно.
— Простите, доктор. Вы позволите на минутку вам помешать?
Доктор Праути поднял на него хмурый взгляд:
— Ради бога, инспектор. Я уже почти закончил.
Он встал и отошел в сторону, не выпуская изо рта сигары.
Билетерша наклонилась над телом и ахнула.
— Вы помните этого джентльмена, мисс О'Коннел?
Помедлив, билетерша ответила:
— Кажется, помню. Но сегодня вечером, как всегда, было очень много работы: мне пришлось рассадить по крайней мере двести человек. Так что точно я сказать не могу.
— А вы не помните, сидел ли кто-нибудь на этих местах, — инспектор показал на семь пустых кресел, — во время первого и второго актов?
— Вроде я заметила, что они пустуют. Нет, сэр. Кажется, на этих местах никто во время спектакля не сидел.
— А кто-нибудь ходил по проходу во время второго акта, мисс О'Коннел? Постарайтесь припомнить — это очень важно.
Девица опять помедлила, глядя в бесстрастное лицо инспектора. Потом сказала, вызывающе сверкнув глазами:
— Нет, по проходу никто не ходил, — и добавила: — Вообще я вам ничего не могу сказать полезного; я ничего обо всем этом не знаю. Я работящая девушка, и…
— Да-да, милочка. Мы это понимаем. Еще одно: где вы находитесь, когда вам не надо рассаживать зрителей по местам?
Девица показала на конец прохода.
— И вы там находились в течение всего второго акта? — тихо спросил инспектор.
Девица облизнула губы.
— Да, находилась. Но все равно я ничего такого не видела.
— Хорошо, можете идти, — сказал инспектор.
Билетерша поспешила удалиться.
За спиной инспектора послышалось какое-то движение. Он обернулся. Доктор Праути застегивал чемоданчик, насвистывая унылую мелодию.
— Закончили, доктор? Что скажете?
— Не так уж много. Умер примерно два часа тому назад. Причина смерти мне не совсем ясна, но, по-видимому, это — яд. Налицо все признаки алкогольного отравления; вы, наверно, и сами обратили внимание на синюшный цвет лица. А запах изо рта заметили? От него несет дорогим виски. Пьян, наверно, был в стельку. Но это не обычное алкогольное опьянение: так быстро он бы не откинул копыта. Больше я вам сейчас ничего сказать не могу.
Доктор принялся застегивать пальто.
Квин достал из кармана завернутую в носовой платок фляжку, которую нашел Флинт, и протянул ее доктору Праути.
— Эта фляжка была под креслом покойника, док. Пожалуйста, проверьте ее содержимое. Только сначала пусть ваш лаборант посмотрит на предмет отпечатков пальцев. Да, погодите минуту. — Инспектор подобрал с пола полупустую бутылку из-под имбирного эля. — И имбирный эль тоже, пожалуйста, отдайте на анализ.
Судебный эксперт сунул фляжку и бутылку себе в чемоданчик и поправил шляпу.
— Ну, я пошел, инспектор, — проговорил он. — После вскрытия получите более подробный отчет. Тогда, наверно, многое прояснится. Да, кстати, фургон из морга, наверно, ждет у подъезда — я звонил туда перед тем, как сюда поехать. До свидания.
С этим доктор Праути ушел. Тут же появились два санитара в белых халатах, с носилками. Квин кивнул им, и они подняли обмякшее тело, положили его на носилки, накрыли одеялом и понесли к двери. Детективы и полицейские с облегчением наблюдали, как санитары уносят свой страшный груз, — кажется, на сегодня работа полиции почти закончена. Утомленно шушукавшиеся, покашливающие и ерзавшие на своих местах зрители вытянули шеи: вынос трупа был все же занимательным событием.
Инспектор Квин повернулся к Эллери с усталым вздохом, и тут на правой стороне зала началась какая-то возня. Зрители повскакали со своих мест, полицейские кричали, чтобы они соблюдали спокойствие. Квин быстро приказал что-то стоявшему рядом полицейскому, в глазах Эллери появился интерес. Двое полицейских тащили волоком сопротивлявшегося человека. Добравшись до левого прохода, они силой заставили его встать, крепко держа под руки.
Их пленник смахивал на крысенка. На нем была дешевая, но приличная одежда, а на голове красовалась черпая шляпа из тех, что иногда носят священники. Он сыпал грязными ругательствами. Но как только увидел инспектора Квина, сразу перестал сопротивляться и обвис на руках стражей порядка.
— Этот тип пытался смыться через дверь, с правой стороны здания, — доложил один из полицейских, грубо встряхнув пленника.
Инспектор достал из кармана табакерку, втянул в нос табак, с наслаждением чихнул и, широко улыбнувшись, посмотрел на съежившегося беглеца.
— Ну-ну, Пастор, как ты кстати нам подвернулся.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления