Онлайн чтение книги Между прошлым и будущим The Time Between
Глава 4

Люси резко затормозила, пробиваясь ранним утром сквозь поток машин на улицах Чарльстона, и неплотно закрытый капот, держащийся на месте благодаря веревке и нашим молитвам, вызывающе лязгнул. Из кондиционера, который издал последний вздох еще прошлым летом, дул раскаленный воздух. Темно-коричневая кожа Люси была покрыта капельками пота, хотя было лишь половина девятого утра. Я даже и не пыталась смотреть на себя в зеркало на козырьке, потому что знала – с растрепанными волосами выгляжу ничуть не лучше, хотя на этот раз гораздо дольше, чем обычно, собиралась на работу.

Мы опаздывали по моей вине. Сначала я упустила автобус, так как слишком поздно сообразила, что не могу войти в офис «Бофейн и партнеры» с перекинутым через руку пиджаком владельца компании, и мне нужно его куда-нибудь положить. Я бегом вернулась в дом, схватила пакет из супермаркета, но тут меня перехватила мать, желающая знать, куда я дела машину. У меня не было времени, чтобы пускаться в объяснения или спорить с ней, поэтому я просто посоветовала ей не волноваться и молнией выскочила из дома, впервые испытывая радость от того, что у меня не было мобильного телефона.

– Не хочешь ли ты рассказать мне, что там у тебя в этом пакете? – уже второй раз задала мне вопрос Люси. Мы с ней были знакомы с пеленок, выросли вместе на Эдисто, и у нас никогда не было никаких тайн друг от друга. До настоящего момента.

– Понимаешь, это вещь, которую я позаимствовала, а теперь должна отдать, – промямлила я, думая о том, что уснула, кутаясь в пиджак мистера Бофейна, лишь когда рассвет расколол небеса.

– Понятно, – сказала она, выпячивая подбородок, что говорило о том, что она имела в виду прямо противоположное.

Она резко зарулила на парковку у офисного здания и оставила там машину, предварительно опустив все четыре стекла, так как у старой развалины было больше шансов расплавиться изнутри, чем быть украденной. Я сунула идентификационную карточку в щель двери заднего входа, и мы вошли в здание, сразу услышав в отдалении телефонные звонки, приглушенные мягкими коврами. Мы некоторое время постояли, наслаждаясь прохладным воздухом из кондиционера, а потом, не произнося ни слова, разошлись в разные стороны: Люси – в бухгалтерию, а я – в отдел по работе с клиентами. Не успела я добраться до своего рабочего места, раздумывая, куда бы положить пакет с пиджаком, чтобы его никто не заметил – перед этим я уже решила, что проберусь в кабинет мистера Бофейна, когда он уйдет на обед, – как вдруг услышала, как кто-то произносит мое имя. Мне это сразу же напомнило о приключениях прошлой ночью, когда он позвал меня по имени, поймав на пути в дамскую комнату в заведении Пита. Я, чтобы справиться с волнением, сделала вид, что вожусь под столом с пакетом.

– Элеонор, – снова позвал мистер Бофейн. Несмотря на то что он назвал мне свое имя, я не могла думать о нем иначе как о мистере Бофейне в строгом черном костюме, который уверенным тоном вел бесконечные беседы с важными клиентами.

Я попыталась встать и сильно ударилась головой о край стола. Из глаз у меня полетели искры, но ситуация была настолько неловкая, что я сдержалась и не вскрикнула от боли и даже не потерла лоб, где, несомненно, будет теперь кровоподтек. Я заставила себя посмотреть ему в лицо, стараясь не вспоминать прошлую ночь в его машине, когда я изливала ему душу, рассказывая об отце и детстве на острове Эдисто, и уж тем более то, что я спала, завернувшись в его пиджак.

– Да, мистер Бофейн?

Взгляд его темно-серых глаз казался слегка отрешенным и невозмутимым, и я подумала, что так мне даже проще делать вид, что этот мужчина и тот, с которым я общалась в прошлую ночь, – совершенно разные люди.

– После того как разберетесь тут, не могли бы вы зайти ко мне в кабинет?

Я кивнула, стараясь не обращать внимания на боль в том месте, где теперь, видимо, наливалась шишка.

– Конечно, только дайте мне пару минут, если можно.

Он взглянул мне в лицо, и в его взгляде почудилось беспокойство, а потом коротко кивнул и направился в свой огромный кабинет, окна которого выходили на Броуд-стрит. Я почувствовала на себе любопытный взгляд его личной секретарши Кэй Тетли, восседавшей за большим столом из красного дерева, подняла глаза, и та старательно сделала вид, что изучает электронную почту.

Я включила компьютер и разыграла целый спектакль: убрала сумочку в ящик, разложила документы, над которыми предстояло работать, на рабочем столе рядом с кружкой с забавным изображением чернокожей южанки – подарком от Люси, потом извлекла пакет, где лежал пиджак, и направилась к кабинету мистера Бофейна. Несмотря на то что губы пересохли и, как мне казалось, потрескались, я с трудом подавила порыв освежить помаду, не желая подогревать интерес со стороны Кэй – достаточно было и подозрительного мятого пакета в руках.

Босс стоял, держа в руке дымящуюся чашечку кофе, отвернувшись к окну, рядом с целой батареей компьютеров, которые, казалось, никогда не выключались. Даже в эту невыносимую жару на нем был черный костюм, из-под рукавов которого выглядывали белоснежные накрахмаленные манжеты со сверкающими на солнце золотыми запонками. Сам кабинет сохранял стиль старинного особняка, когда-то бывшего резиденцией богатых предков моего босса и превращенного в офис компании «Бофейн и партнеры» еще его прадедом.

До этого визита мне пришлось лишь раз заглянуть в его кабинет, чтобы передать какие-то документы.

Высокие потолки были украшены по краям ионическим лепным орнаментом, а в самом центре из изящного гипсового медальона свисала старинная люстра. На стенах я заметила несколько картин, и среди них – акварель уроженки здешних мест, художницы Мэри Уайт. Я сразу узнала картину, так как видела ее на выставке в Музее искусств Гиббса, и вспомнила, как стояла перед ней и думала, каково это – владеть таким изысканным произведением искусства и любоваться им сколько душе угодно.

Полы были из настоящей ядровой сосны, а посередине лежал огромный персидский ковер насыщенных бордовых и темно-синих тонов. На рабочем столе стояла лишь одна фотография в рамке. С моего места было не видно, что на ней изображено, но я не сомневалась, что это была фотография счастливо улыбающейся маленькой девочки. Мои губы чуть не расплылись в улыбке, когда я вспомнила ласковое прозвище, которым называл ее отец. Горошинка.

В комнате отчетливо пахло книгами и жидкостью для полировки мебели, и сквозь этот запах едва уловимо пробивался тот же аромат, который исходил от пиджака мистера Бофейна. При мысли об этом я невольно покраснела и обрадовалась, что он стоял ко мне спиной и не видел в этот момент моего лица.

– «Патетическая соната» Бетховена. Вот что вы играли вчера вечером, когда думали, что в баре уже никого нет. – Он повернулся ко мне. – Я не ошибся?

Этот вопрос застал меня врасплох, и, не успев даже смутиться, я кивнула.

– Удивительно, что вам удалось ее узнать. Должна признаться, я изрядно подзабыла классический репертуар.

Он сделал глоток кофе из чашки и взглянул на меня оценивающим взглядом.

– Не хотите ли кофе? – Он указал на серебряный кофейный сервис на подносе, стоящий на старинном буфете у дальней стены.

Мой организм жаждал кофеина, но я слишком нервничала, чтобы суметь налить кофе и выпить его, не расплескав.

– Нет, благодарю вас.

Он наблюдал за мной еще некоторое время, а потом указал на кожаное кресло у письменного стола.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Он подождал, пока я усядусь, а затем произнес:

– Надеюсь, муж вашей сестры вовремя попал на работу?

Я не сразу сообразила, о чем он говорит, а затем вспомнила машину, на которой я приехала к Питу, и обещание мистера Бофейна доставить ее к дому вовремя, чтобы Глен успел на работу. В офис из дома не звонили, поэтому я предположила, что с машиной все в порядке.

– Да. Благодарю вас… За все.

Босс кашлянул. Очевидно, он так же хотел уйти от этой темы, как и я.

– Прошлым вечером я упомянул, что у меня есть для вас кое-какая дополнительная работа.

– Мне бы хотелось узнать об этом побольше, но, понимаете… боюсь, мои домашние обязанности не позволят мне добавить еще несколько часов к моему рабочему графику.

– Вы имеете в виду необходимость ухода за вашей сестрой?

Я кивнула.

– Муж сестры работает допоздна, а у мамы запущенный артрит, и ей трудно ухаживать за Евой. Поверьте, я высоко ценю ту свободу, которую вы предоставили мне здесь.

На какое-то мгновение меня охватила паника, так как я подумала, что, может, именно поэтому он и предлагает мне другую работу, что его не совсем устраивает моя работа здесь, в офисе. Может, ему нужен кто-то более надежный на моем месте, кто-то, кто мог бы позволить себе подольше задерживаться в случае необходимости и не срывался бы время от времени с работы среди бела дня.

Его слова прервали поток моих безрадостных мыслей.

– Видите ли, я вовсе не желаю еще больше нагружать вас. Я просто подумал, что мы можем договориться так, что новая работа станет взаимовыгодной для нас обоих. Мне не придется волноваться, что двоюродная бабушка сидит целыми днями одна, а у вас будет дополнительный источник доходов.

Я опустила глаза и принялась рассматривать руки. Казалось, у меня внезапно пропал голос. Но я все же выдавила из себя почти шепотом:

– А вы предложили бы мне эту работу, если бы не увидели меня вчера вечером в баре?

– Давайте считать, что это счастливый случай. Вчера вечером я узнал, что двоюродная бабушка хочет вернуться домой, а потом случайно встретил вас. А потом услышал, как вы играете на фортепьяно, – очень мягко произнес он.

Я подняла взгляд. На его лице было серьезное выражение, а глаза смотрели оценивающе.

– Видите ли, дело в том, что мои двоюродные бабки, родные сестры моей бабушки, были великолепными пианистками.

Он замолчал, а я не решилась нарушить повисшую тишину.

– Тетя Хелена сейчас пребывает в глубокой печали, – после некоторого раздумья продолжил босс. – Ее сестра, с которой они практически не расставались, умерла, и теперь тетя возвращается в дом, в котором они долгие годы прожили вместе. Теперь ей предстоит жить там в полном одиночестве. Я постараюсь ее навещать как можно чаще, по мере возможности, конечно, и найму ей сиделку, которая будет ухаживать за ней двадцать четыре часа в сутки, но все же я надеялся, что, может быть… будет кто-то еще.

– Но почему вы выбрали именно меня?

На этот раз он ответил не раздумывая:

– Потому что я видел, как вы заботитесь о сестре, как ответственно относитесь не только к ее благополучию, но и к работе, которую выполняете здесь. И когда я встретил вас прошлым вечером… – Мистер Бофейн замолчал и направился к буфету, чтобы налить себе еще чашку кофе. Он двигался с изяществом и в то же время со сдержанной силой, как сжатая пружина, готовая распрямиться. И я невольно обратила внимание на то, какой он высокий и как выверены и точны его движения. Мистер Бофейн сделал вид, что поглощен помешиванием кофе в чашке.

– Я буду платить вам на почасовой основе столько же, сколько плачу здесь. Хотелось бы начать с пяти часов в неделю – время вы можете выбирать сами. Я также буду оплачивать время, затрачиваемое на поездки туда и обратно. К тому же вам будет предоставлена машина, чтобы ездить на Эдисто или куда-либо еще, если понадобится.

Он пристально посмотрел на меня, и, заметив, как блеснули его глаза, я подумала, что он, наверное, о чем-то умалчивает.

– А как фамилия вашей двоюродной бабушки? Может быть, я ее знаю.

– Жарка. Это венгерская фамилия. Она с сестрами переехала сюда из Венгрии.

Он снова посмотрел на меня в упор, как мне показалось, почти с вызовом. Дело в том, что мне была известна эта фамилия. Я сразу вспомнила двух пожилых леди, которые жили в большом белом доме на берегу широкой бухты Стимбоут. Им, наверное, уже было за шестьдесят или даже за семьдесят, когда я жила на Эдисто. Они тогда казались очень старыми для нас, детей, – обе с седыми волосами, собранными в тугие пучки, старомодными длинными юбками и ярко выраженным иностранным акцентом. Казалось, они были вездесущими, всегда предлагая свою помощь во время фестивалей креветок, экскурсий по старинным особнякам, акций по сбору теплой одежды зимой и пожертвований на школьные принадлежности осенью. Надо сказать, у них всегда были лучшие сладости на Хеллоуин. Стыдно признаться, но мы в детстве постоянно передразнивали их акцент и странные иностранные повадки, но тем не менее в канун Хеллоуина мы с Евой всегда были в первом ряду перед дверью почтенных сестер.

– Да, конечно же, я их помню. Там еще был мальчик…

Я замолчала, и глаза мои расширились, когда до меня наконец дошло. Я вспомнила мальчика, которого видела только издали, когда он с причала для яхт пускал в бухту бумажные самолетики. Один из них я даже как-то нашла на берегу. Я поразилась тогда, как искусно, с многочисленными складками и изгибами был сложен лист бумаги. Наверное, чтобы сотворить такое, требуется несколько часов, и я тогда подумала, что каждая складочка, наверное, запечатлела молитву, на которую пока нет ответа, неосуществленные мечты, под тяжестью которых и упал маленький самолетик.

Мистер Бофейн подошел ко мне и стоял, опираясь руками о письменный стол.

– Мать умерла, когда мне было девять, и мой отец на лето отправлял меня на Эдисто, как я подозреваю, чтобы избавить себя от моего общества.

– Думаю, я вас там видела несколько раз, – осторожно сказала я, однако не стала ему рассказывать, что Ева не раз встречала его с тетями в городе или в церкви, но не удостаивала внимания, так как это был городской мальчик, а не островной житель, и он наверняка не знал, как устраивать ловушки для крабов. По крайней мере, так было до того, как Ева начала проявлять интерес к мальчикам, а они начали обращать внимание на нее. Я тоже не рвалась с ним познакомиться, но навсегда запомнила тот искусно сложенный бумажный самолетик, складки простой бумаги, которые мальчик превратил в крылья. – Но вы никогда не выходили с нами поиграть.

– Я был единственным ребенком в семье, поэтому можете себе представить, как меня опекали. Мне даже не разрешали пойти одному на пляж или поиграть с местными детьми. Но тетушки были очень добры ко мне, и мне безумно нравился остров.

– Жарка, – впервые произнесла я вслух, с трудом справляясь с жесткими согласными. Конечно, я знала их фамилию, хотя Ева и все наши друзья обычно называли их «старые леди из большого дома». Однако фамилия казалась знакомой и по другой причине – я слышала ее совсем недавно, но никак не могла вспомнить, где именно.

– А знаете, я ведь любопытна. Расскажите, каким образом они в конце жизни оказались на Эдисто?

Он отпил глоток кофе.

– Дом принадлежал семье отца, но он предоставил его тетушкам, когда они во время войны приехали сюда из Венгрии. Они хотели быть рядом с семьей, но в то же время не слишком близко, и Эдисто казался идеальным местом для этого.

– Я хорошо помню ваших тетушек, – призналась я. – Они всегда были добры к нам, детям, хотя я и не могу сказать, что мы платили им тем же.

Он кивнул, и в его глазах читалось ожидание, но я не знала, какой именно ответ он хотел услышать. Я кашлянула, чтобы прочистить горло.

– Вы говорите о вашей тетушке Хелене. А как звали ее покойную сестру?

– Бернадетт.

Меня вдруг охватил стыд, как будто я обязана была знать их имена. Знать их как конкретных людей с именами и особенностями личности, ведь они были любящими тетушками одинокому маленькому мальчику. Я нахмурилась, пытаясь привести в порядок мысли.

– Вы сказали, что Хелена попала в больницу после смерти Бернадетт. Они что, обе болели?

Мистер Бофейн оттолкнулся руками от стола, повернулся к окну и принялся внимательно наблюдать за потоком машин на Броуд-стрит.

– Бернадетт умерла во сне. А тетушка Хелена… – Он пожал плечами. – Думаю, без сестры жизнь потеряла для нее смысл. Она ничего не ела, не пила и хотела умереть. Мне повезло, что я вовремя их обнаружил.

Мне хотелось, чтобы он снова посмотрел на меня, мне хотелось иметь возможность заглянуть ему в глаза. Может быть, тогда я смогу понять, что он недоговаривает. Я заерзала в кресле, и пакет из супермаркета, который я положила на пол у ног, громко зашуршал.

– Мне надо все обсудить с матерью и сестрой, чтобы понять, смогу ли я принять ваше предложение… – Я замолкла, так как не знала, что еще можно сказать.

– У них прекрасный рояль, марки «Мэйсон и Хэмлин» тысяча девятьсот двадцать шестого года. Вы можете играть на нем сколько вам угодно. Тете Хелене это понравится. Уверен, она будет наслаждаться вашим обществом.

Я вновь почувствовала, как сердце сжалось от тревожного предчувствия, и это ощущение было столь сильным, что мне пришлось сделать глубокий вдох. Я выждала пару минут, прежде чем смогла ответить.

– Вы позволите мне дать вам ответ завтра? Мне действительно надо посоветоваться с матерью и сестрой.

– Разумеется. И если вам надо сократить время работы или, наоборот, увеличить, это вполне возможно. В таких вещах нужна определенная гибкость. Уверен, это будет хорошо для всех нас.

Я думала о рояле марки «Мэйсон и Хэмлин» – тот инструмент, который продала мать, тоже был этой фирмы – и не могла отделаться от мысли, что он словно знал, что я не смогу устоять перед искушением и приму это странное предложение.

– В таком случае обсудим все завтра.

Я встала – мне ясно дали понять, что пора уходить.

– Хорошо. И еще раз спасибо вам.

Мне было страшно неловко, я так и не могла понять, за что я его поблагодарила – за предоставляемую возможность или за то, что он любезно отвез меня домой после нашей неожиданной встречи. Впрочем, мне вовсе не хотелось ломать над этим голову.

Я вышла из его кабинета, чувствуя, что он провожает меня взглядом своих серых глаз. Закрыв дверь, я с запозданием осознала, что оставила его пиджак скомканным в пакете на полу. Я несколько мгновений смотрела на закрытую дверь его кабинета, убеждая себя, что надо отказаться от его предложения, независимо от того, что скажут мать и Ева. Но почему-то никак не могла отделаться от мысли о маленьком мальчике на причале, пускающем в воздух бумажные самолетики, которые чертят в небе незримые следы, пока не упадут в воду.