Онлайн чтение книги Неподобающая Мара Дайер The Unbecoming of Mara Dyer
8

Я ухитрилась пережить остаток дня, не угодив в больницу и не скомпрометировав себя. А когда уроки кончились, мама ждала меня именно там, где и сказал Даниэль. Ей превосходно удавались эти маленькие материнские моменты, и сегодня она меня не разочаровала.

– Мара, милая! Как прошел твой первый день?

Энтузиазм в ее вопросе бил через край. Мама подняла солнцезащитные очки на лоб и наклонилась, чтобы меня поцеловать. Потом напряглась.

– Что случилось?

– Что?

– У тебя кровь на шее.

Проклятье. Я думала, что все смыла.

– У меня пошла кровь из носа.

Правда, но неполная, поэтому… Господи, помоги мне.

Мама притихла и сощурила глаза, полные участия. Как обычно. И это так раздражало.

– Что?

– У тебя никогда в жизни не шла носом кровь.

Мне хотелось спросить: «Откуда ты знаешь?», но, к сожалению, она и вправду это знала. Когда-то, давным-давно, я рассказывала ей все. Эти дни давно миновали.

Я уперлась.

– Сегодня шла.

– Ни с того ни с сего? Просто так?

Она посмотрела на меня пронзительным взглядом психолога, тем взглядом, который говорил: «Дурь из тебя так и прет, так что прекрати лгать».

Я не собиралась признаваться, что стоило мне войти в класс, как я увидела комнату разваливающейся на части. И что сегодня мне являлись мои погибшие друзья – спасибо посттравматическому стрессу. С тех пор как мы переехали, у меня не было никаких проявлений. Я сходила на похороны друзей. Я уложила вещи в своей комнате. Я проводила время с братьями. Я делала все, что полагалось делать, чтобы избежать чести стать маминым проектом. А случившееся сегодня… Расскажи я об этом маме, мне это не окупилось бы даже немного.

Я посмотрела ей прямо в глаза.

– Просто так.

Она все еще мне не верила.

– Я говорю правду, – солгала я. – Теперь ты можешь оставить меня в покое?

Но, едва произнеся эти слова, я поняла, что еще пожалею о них.

И оказалась права. До дома мы ехали в молчании, и чем дольше не разговаривали, тем яснее становилось, что мама была вне себя от беспокойства. Я попыталась игнорировать ее и сосредоточиться на дороге, поскольку через несколько дней мне предстояло вести машину самой – Даниэля ожидал давно просроченный визит к дантисту. Лишь слегка утешало, что у мистера Идеала была предрасположенность к дуплам в зубах.

Дома, мимо которых мы проезжали, все были низкие и приземистые, с расставленными на газонах пластмассовыми дельфинами и отвратительными статуями в греческом стиле. Как будто городской совет собрался и проголосовал за то, чтобы вещи в Майами были полностью лишены очарования. Мы проезжали один характерный торговый центр за другим, и все они изо всех сил кричали: «Михаэлс!»[20]«Михаэлс» (Michaels) – сеть магазинов розничной торговли товарами для дома и семьи., «Кмарт!»[21]«Кмарт» (Kmart) – сеть магазинов розничной торговли в США., «Хоум Депот!»[22]«Хоум Депот» (The Home Depot) – американская торговая сеть, являющаяся крупнейшей на планете по продаже инструментов для ремонта и стройматериалов. Хоть убей, я не могла понять, зачем нужно больше одного такого центра в радиусе пятидесяти миль.

Мы добрались до нашего дома после мучительной часовой поездки, заставившей меня второй раз за день испытать тошноту.

Остановившись в конце подъездной дорожки, мама вышла из машины в раздражении. Я осталась сидеть неподвижно. Братьев еще не было дома, папы – тем более, и мне не хотелось одной входить в логово льва.

Я уставилась на приборный щиток, мелодраматично варясь в своей горечи, пока в дверцу машины не постучали, отчего я чуть не выпрыгнула из кожи.

Подняв глаза, я увидела Даниэля. Дневной свет перешел в вечерний, небо за спиной брата было царственно-синим. Что-то во мне перевернулось. Сколько же я просидела тут?

Даниэль вгляделся в меня через открытое окно.

– Трудный день?

Я попыталась прогнать тревогу.

– Как ты догадался?

Джозеф захлопнул дверцу «Хонды» Даниэля и подошел с широкой улыбкой, держа обеими руками битком набитый рюкзак. Я вылезла из машины и хлопнула младшего брата по плечу.

– Как твой первый день?

– Потрясающе! Я вступил в футбольную команду, и мой учитель попросил подготовиться к школьной игре, которая будет на следующей неделе, и в моем классе есть здоровские девчонки, но есть и одна странная – она начала со мной разговаривать, но я все равно вел себя с ней вежливо.

Я ухмыльнулась. Конечно, Джозеф запишется на все факультативные занятия. Он был общительным и талантливым. Оба мои брата были такими.

Я сравнивала их, пока они шли бок о бок к дому, делая одинаково длинные шаги. Джозеф был больше похож на мать, он унаследовал ее прямые волосы, в отличие от меня и Даниэля. Оба они унаследовали материнский цвет лица, в то время как у меня была белейшая кожа отца. И в наших лицах не было ни следа сходства. Это отчасти печалило меня.

Даниэль открыл наружную дверь. Когда мы переехали сюда месяц назад, я с удивлением обнаружила, что дом мне по-настоящему нравится. Сад с постриженными самшитами, цветы, окаймляющие блестящую переднюю дверь, огромный участок (помню, отец говорил, что в нем почти акр).

Но это не было домом.

Мы вошли все втроем, держась плотной группой. Я отметила, что мама ходит по кухне, но, заслышав, как мы вошли, она появилась в прихожей.

– Мальчики! – почти закричала она. – Как прошел день?

Она обняла обоих сыновей, подчеркнуто игнорируя меня; я старалась держаться позади.

Джозеф изложил каждую деталь дня с энтузиазмом подростка, а Даниэль, последовав за ними на кухню, терпеливо ждал, пока мама бросит вопрос и ему.

Я углядела возможность сбежать, свернула в длинный коридор, который вел к моей комнате, и миновала три ряда французских дверей на одной стороне коридора и несколько семейных фотографий на другой. Фотографии изображали меня и моих братьев в младенчестве и в раннем детстве. Еще в коридоре висело несколько непрофессиональных, но обязательных фото из начальной школы и изображения семьи и бабушек с дедушками. Сегодня один из снимков привлек мое внимание. Со старой черно-белой фотографии в позолоченной рамке на меня смотрела моя бабушка, снятая в день своей свадьбы. Она сидела, спокойно выпрямившись, сложив на коленях руки, подкрашенные хной. Ее блестящие, черные как смоль волосы были разделены посредине четким пробором. Отсвет на фотографии заставлял бинди гореть между идеальных дуг бровей, и она была задрапирована в экстравагантную ткань – сложный узор танцевал по краям ее сари.

Странное ощущение пришло и ушло, прежде чем я смогла в нем разобраться. Потом Джозеф пробежал по коридору, разминувшись со мной всего на два дюйма, чуть не сбив меня с ног.

– Прости! – прокричал он и ринулся за угол.

Я оторвала взгляд от фотографии и спаслась в своей новой комнате, закрыв за собой дверь.

Плюхнувшись на пушистое белое одеяло, я сняла с себя кроссовки об изножье кровати. Они с глухим стуком упали на ковер. Я уставилась на темные, без украшений стены спальни. Мама хотела, чтобы эта комната была розовой, как и моя прежняя, – какая-то психологическая чушь насчет того, чтобы дать мне опору в знакомом окружении. Какая глупость. Цвет стен не вернет Рэчел. Поэтому я сыграла на жалости, и мама позволила мне выбрать вместо розового эмоциональный полуночно-синий. Благодаря нему казалось, что в комнате прохладно, и белая мебель выглядела утонченной.

Маленькие керамические розы свисали с повешенной мамой люстры. Но с учетом темных стен это не делало помещения чересчур женственным: выбор цвета помог. И я впервые имела собственную ванную комнату, что было определенно плюсом.

Я не повесила на стены набросков или картин и не собиралась этого делать. В день перед отъездом из Род-Айленда я сняла со стен множество приколотых мной фотографий и рисунков, и последним из них – карандашный набросок профиля Рэчел.

Я уставилась тогда на этот рисунок, дивясь тому, насколько на нем она выглядит серьезной. Тем более в сравнении с легкомысленным выражением ее лица, когда я в последний раз видела ее в школе живой. Я не видела, как она выглядела на похоронах.

Ее хоронили в закрытом гробу.