Онлайн чтение книги Том 2. Рожденные бурей
Статьи 

От автора

Когда я принялся писать мою книгу, я думал написать ее в форме воспоминаний, записей целого ряда фактов. Но встреча с товарищем Костровым, в бытность его редактором «Молодой гвардии», который предложил написать в форме повести или романа историю рабочих, подростков и юношей, их детство, труд и затем участие в борьбе своего класса, изменила это намерение.

Я попытался облечь в литературную форму действительные факты, зарисовал целую группу товарищей, частью работающих и сейчас, частью погибших.

Главных действующих лиц я знал лично и, показывая их, желал сделать это правдиво, указав все их недостатки и положительные стороны.

События происходят в маленьком украинском городке Шепетовке (сейчас пограничный район на Волыни). Название городка в книге написано наоборот. Моим желанием было показать детство и юность детей рабочих, ранний тяжелый труд и рассказать, как они вовлекались в классовую борьбу. Я писал исключительно о фактах — это меня связывало. Иногда я попадал в плен к фактам. Написать иначе — значит фантазировать, перестать рассказывать то, что было.

Фамилии действующих лиц частью настоящие, частью вымышленные.

Погром в Шепетовке в 1919 году, устроенный петлюровцами, кровавый белопольский террор зимой 1920 года, повешение и расстрелы нашей подпольной партийной организации, приход немцев, убийство паровозной бригадой немецкого солдата и все остальные эпизоды имеют своих' живых свидетелей и участников.

Я их познакомил с главами, в которых они участвовали, и они утвердили фактическую сторону написанного.

Я работал исключительно с желанием дать нашей молодежи воспоминания, написанные в форме книги, которую я даже не называю ни повестью, ни романом, а просто «Как закалялась сталь». В этом письме я пишу свою краткую автобиографию.

Родился в 1904 году, в рабочей семье. По найму работать стал с двенадцати лет. Образование низшее. По профессии — помощник электромонтера. В комсомол вступил в 1919 году, в партию — в 1924 году. Участвовал в гражданской войне. С 15-го по 19-й год работал по найму: кубовщиком, рабочим материальных складов, подручным кочегара на электростанции и т. д. В 1921 году работал в киевских главных мастерских. В 1922 году участвовал в ударном строительстве по постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф. По выздоровлении, с начала 1923 года был снят с производства по состоянию здоровья и послан на другую работу в пограничие. В 1923 году был военным комиссаром батальона ВВО «Берездов». Последующие годы вел руководящую комсомольскую работу в районном и окружном масштабе. В 1927 году с совершенно разрушенным здоровьем, искалеченный тяжелыми годами борьбы, был отозван в распоряжение ЦК Украины. Было сделано все к тому, чтобы вылечить меня и возвратить на работу, но это до сих пор не удалось. Будучи оторван от организационной работы, стал агитпропщиком: вел марксистские кружки, обучал молодых членов партии. Будучи прикован к постели, выдержал еще один удар — ослеп. Оставил кружки. Последний год посвятил работе над книгой. Физически потерял почти все, остались только непотухающая энергия молодости и страстное желание быть чем-нибудь полезным своей партии, своему классу. Работа над книгой — попытка передать былое литературным языком. Никогда раньше не писал.

Член ВКП(б) партбилет № 0285973.

Николай Алексеевич Островский.

[1932 г.]

Моя работа над повестью «Как закалялась сталь»

Прежде чем рассказать, как я работал над повестью, несколько слов о себе.

В мятежные годы гражданской и в последующие случилось так, что здоровье мое разрушилось до крайней точки. И последние годы постель стала моим постоянным местом жительства. Я не хожу, лежу недвижно и два года назад потерял единственно зрячий левый глаз. Налицо все предпосылки для того, чтобы сказать — работать в таких условиях нельзя.

Я лично думал, что слепота создаст мне непреодолимые препятствия в работе, так как не знал, можно ли будет записать чужими руками все те разнороднейшие и часто с трудом улавливаемые мысли, которые хочешь записать на бумаге.

Каждый знает, что написать письмо другу, где своей рукой заносятся волнующие тебя переживания и мысли, можно легко и ярко. Но если диктовать то же письмо постороннему, то оно в подавляющем большинстве случаев будет бледнее и суше.

Но поскольку у меня не было другого выхода, я начал свою работу с диктовкой, с тревогой следя, какая продукция получается. Теперь, когда повесть написана, я могу сказать убежденно словами вождя: «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять».

Да, товарищи, работать можно в самых тяжелых и отвратительных условиях. Не только можно, но и нужно, если нет иной обстановки.

Для этого необходимо неколеблющееся стремление к труду, большое упорство и… тишина. Тишина необходима, без нее действительно нельзя работать. Когда в комнате шесть человек, из них двое — озорные ребята, и все эти люди наперебой говорят, тут писать невозможно.

Я буду писать не только о том, как писалась книга, но введу сюда несколько частных зарисовок, не имеющих к содержанию книги никакого отношения.

У меня давно было желание записать события, свидетелем, а иногда и участником которых я был. Но занятый организационной работой в комсомоле, не находил для этого времени, к тому же не решался браться за столь ответственную работу.

Единственная проба, и то не литературного характера, а просто запись фактов, была коллективная работа с товарищем, написанная по предложению Истомола Украины. Я никогда раньше не писал, и повесть — это мой первый труд. Но готовился я к работе несколько лет. Болезнь дала мне много свободного времени, которого я раньше совершенно не имел. И я жадно и ненасытно утолял свой голод на художественную книгу. Нет худа без добра.

За период болезни я смог проработать первый курс заочного комвуза и обогатить свой нищенский багаж знакомством с художественной пролетарской и советской литературой.

Без этой большой и глубокой подготовки невозможно было бы писать.

Мною было задумано написать историю группы детей рабочих от их детского возраста до партийности. Поэтому повесть охватывает [события] с 1915 года по настоящий период.

Молодая гвардия партии и комсомола за все время своего существования дала десятки тысяч замечательных людей, беззаветно преданных партии и своему классу.

Их борьба под знаменем Красной Армии, в период гражданской войны, борьба с разрухой, затем творческая работа в восстановительный период и, наконец, развернутая во всю ширь за последние годы борьба за построение социализма в нашей стране — дают неисчерпаемый материал для пролетарской художественной литературы.

Написать об этом необходимо для тех миллионов, что теперь влились в комсомол, для тех, кто не был свидетелем или участником героической борьбы рабочей молодежи бок о бок с отцами за жизнь республики.

Начав писать, сделал первую ошибку — выхватил один эпизод и записал его. Начало было бесплановое.

Эта первая запись так и осталась в стороне от книги.

После я прочел в «Литературной учебе» о том, что целый ряд писателей вообще пишут книги с конца, иногда с середины и заканчивают началом.

Возможно, мастерам литературы это позволительно, но я думаю, что для начинающего писателя будет много лучше писать планомерно от начала до конца, но не наоборот.

Аквотепеш (Аквотепеш — читай наоборот — Шепетовка.) — это небольшой городок на Украине, бывшей Волынской губернии. Крупный железнодорожный узел. Здесь в мятежные годы сталкивались силы революции и реакции.

Насколько ожесточенна была борьба, можно представить по тому, что Шепетовка (читай наоборот — Аквотепеш) до тридцати раз переходила из рук в руки. Большинство эпизодов, описанных в книге, — факты.

Особенно ярко помню я погром, устроенный полковником Голубом, и я чувствую, что в повести я не смог описать всего ужаса этого массового избиения беззащитного еврейского населения. Могу лишь сказать, написано мною много бледнее той жути, которая происходила тогда…

Убийство паровозной бригадой немца часового и остановка поезда с карателями в пути записаны мной со слов живых участников этого эпизода. Все трое рабочих теперь большевики, ударники в том же депо. Когда я диктую, прежде чем рассказать о том или ином действующем лице, я мысленно в своем воображении представляю этого человека; этому мне помогает хорошая память. Я цепко запоминаю людей и через десяток лет могу вспомнить их. И вот, рисуя в своем воображении все действие, которое я диктую, я все время не теряю картины, созданной воображением. Когда картина обрывается, то обрывается и запись. Я считаю, что начинающий писатель не может ярко записать человека и картину без этого мысленного воображения. Может это чудно, но мне особенно представляются картины, вызываемые в моем воображении, когда я слушаю мелодичную тихую музыку, особенно скрипки.

Гибель Сережи записана лично моей рукой, как раз когда я слушал по радио «Кавказские мелодии» Ипполитова-Иванова.

Плохо то, что в журналах, помогающих молодому писателю, крупные писатели не пишут о черновой практической своей работе, хотя бы о монтаже книги, о построении главы и т. д., считая это ненужной мелочью, а давая много места общим теоретическим разговорам. А начинающему писателю необходимо также знать технику работы, [получить] хотя бы такую простую помощь, как создать план работы.

Сколько энергии тратится зря, пока начинающий товарищ найдет то, что давно уже известно литераторам.

Все без исключения писатели говорят о важности записной книги, это бесспорно верно. Сколько хороших настроений уплывает в воздух, не будучи сейчас же записаны в книжку. И вот я, которому очень трудно лично писать, завел себе такую книжку, и она уже служит мне хорошую службу.

Большинство действующих лиц носят вымышленные фамилии. У Жухрая настоящее только имя, и был [он] не предгубчека, а начальником Особого отдела. Не знаю, насколько удалось мне зарисовать эту фигуру литого из цельного чугуна балтийского матроса, революционера-чекиста. Наша партия имеет таких товарищей, которых никакая вьюга, никакой ветер не может сбить с крепких, слегка выгнутых наружу ног; с внешности грубые, наполненные силой, замечательные эти люди.

[1933 г.]

За чистоту языка

Проблема языка нашей художественной литературы, с такой силой и непримиримостью поставленная Алексеем Максимовичем Горьким, уже давно требовала тревожных сигналов, предупреждающих об опасности засорения нашего прекрасного русского языка всякого рода искажениями уже существующих слов или «созданием» новых, в большинстве случаев несуразных, бессмысленных, лишенных какой-либо образности, просто непонятных слов.

Например, пресловутое «скакулязила», — смысл этого слова знает лишь его автор. Читатель, натыкаясь на такие словечки, реагирует сообразно темпераменту, но послушать его реплики писателю было бы полезно.

Тов[арищ] Караваева, выступая на вечере «Молодой гвардии» в Оргкомитете ССП, говорила о том, что печататься с каждым годом становится труднее не потому, что ослаблено внимание к литературной молодежи, наоборот, — внимание выросло по сравнению с прошлым во много раз, но потому, что многомиллионный читатель вырос и политически и культурно вместе со всей страной и его требования к литературе увеличиваются параллельно его росту.

Я надеюсь, что не выскажу правой теории своим убеждением, что в художественной литературе, больше чем где-либо, главное не темпы, а качество. Лучше написать одну книгу в несколько лет, но чтобы она «жила» десятилетие, чем три-четыре книги, забываемые уже на другой день после их издания. Язык литературы — важное орудие производства для писателя, и о нем надо говорить. Для нас, литературной молодежи, только вчера вступившей в литературу, проблема языка, сюжета, композиции является основной проблемой, требующей развернутой самокритики и учебы.

Откуда в молодежных книгах поток таких слов, как: «шамать», «топать», «мура», «буза», «шпалер», «похрял», «сбондил» и так далее и тому подобное? Все это не создано авторами, а взято напрокат из воровского жаргона. Преступный мир — уголовщина — в целях некоторой конспирации десятилетиями создавал свой жаргон, совершенно непонятный неискушенному слуху. И вот это чуждое пролетариату просочилось сначала отдельными словечками, а затем в большом количестве в обиход и отсюда в литературу. Как видим, язык тоже стал объектом борьбы, и в него заползли благодаря нашему попустительству все словесные паразиты.

Почему это стало возможным в годы ожесточенных классовых столкновений? В 1921–1922 годах я, например, и мои товарищи — рабочая молодежь — говорили этим изуродованным языком, сами не сознавая, у кого его перенимаем. Помнится один случай: мы, группа железнодорожников, разговариваем в губкоме с завагитпропом, коммунисткой-интеллигенткой. Она прерывает наши высказывания: «Послушайте, товарищи! Что это за слова, каким языком вы говорите? Я вас не понимаю, бросьте валять дурака и говорите по-русски». Это нас обидело. Мой приятель высказался за всех: «Очень извиняемся, но другому языку не научены, в гимназиях не обучались». Через шесть лет я встретился с этим парнем, он окончил харьковский комвуз; когда я напомнил ему этот эпизод, он снисходительно улыбнулся. Я провел с ним целый день, но не услышал ни одного из прежних слов: он их вышвырнул из своего обихода, как и многое другое, что оставила нам в наследство старая каторжная «Расея».

Могут сказать, что писатель должен говорить подлинным языком своих героев, а если эти герои говорят, допустим, на воровском жаргоне, то это не его, автора, вина, — писать иначе — значит искажать правду. Я думаю, что мы не можем вступать на путь фотографирования.

Истинный художник может найти неисчерпаемый источник правдивых, волнующих, незабываемых образов и картин, отображающих нашу действительность и прошлое во всей их многогранности, без того, чтобы полнозвучный, красочный богатый русский язык не уродовать, без того, чтобы на третьей фразе любитель матерщины не «загибал» до седьмого поколения. Что может быть отвратительнее изощренной до предела ругани? Кого из нас не хлещет, как удары кнута, матерщина, эта «национальная гордость» царской России? И все же этот «мат», порожденный кабальной беспросветной жизнью прошлого, сейчас иногда любовно отделывается некоторыми мастерами слова, и все это поглощается молодежью, стремящейся к знанию.

Л. Толстой в романе «Воскресение» рисует царскую тюрьму со всей ее беспросветностью и жутью, рисует проституток, воров и — ни одной матерщины, или подобного ей, а между тем как ярко, с какой страшной убедительностью описаны все эти люди. Дело, значит, не в словах, а в мастерстве. Я не представляю себе картины, чтобы некоторые наши писатели решились выйти, скажем, на трибуну партсъезда и пересказать слова своих героев — на это у них не хватит мужества, язык не повернется. А бумага терпит, молодежь все это читает и краснеет от стыда за автора.

Талантливо написанная книга, насыщенная художественной правдой, переживает своего автора, — я думаю, это мечта каждого писателя. И вот будущему поколению, рожденному в социалистическом обществе, освобожденному от всей грязи раздавленного революцией старого мира, мы, непосредственные участники и свидетели величайшей в мире пролетарской революции, оставили в наследство наряду с большими художественными ценностями всю эту словесную бытовую накипь. Мы, литературная молодежь, учимся у мастеров, и часто их ошибки становятся нашими ошибками.

Критика — это правильное кровообращение, без нее неизбежны застой и болезненные явления. Я вспоминаю, с каким волнением читал первую критическую статью т[оварища] Любимова в журнале «Книга молодежи» (орган ЦК ВЛКСМ, № 12, 1932 г.). В этой статье под заголовком «В активе комсомольской литературы» т[оварищ] Любимов подверг критическому разбору первую книгу моей повести «Как закалялась сталь». Я думаю, что т[оварищ] Любимов не обидится на меня за то, что я подвергаю критике его критическую статью. Это полезно нам обоим. Я кое-чему учился у него, а из последующего он тоже сделает свои кое-какие выводы. Наряду с ценными указаниями на недостатки книги, с конкретным разбором неудач сюжета т[оварищ] Любимов пишет: «Если первые части книги написаны ярко, то в дальнейшем наряду с художественно сильными, яркими местами имеются провалы, недоработанность — сухо, хроникально написанные куски, отрывки». Если бы т[оварищ] Любимов вместо общей фразы написал конкретно, где эта недоработанность и так далее, почему сделано плохо, было бы хорошо. Общие фразы бесполезны. Идем дальше. «В книге много внешнего, неглубокого, есть зарисовки событий». Где, т[оварищ] Любимов? Конкретно, где прорыв и почему? И, наконец, подойдем к языку. Вот что о нем пишет т[оварищ] Любимов: «В книжке имеются кое-какие и словесные шероховатости, недоработанность языка , избитые описания».

Ответа, в чем заключается эта недоработанность, где она, как и на вышеприведенные выдержки из статьи, т[оварищ] Любимов не дал, а это автору больше всего нужно.

Вот пример, как хорошая, все же много дающая автору критическая статья т[оварища] Любимова вскользь затрагивает чрезвычайно важные вопросы, не давая на них ответа и конкретного анализа ошибок. О языке книги только два слова — «недоработанность языка». Я этим примером хочу сказать товарищам, работающим на критическом фронте: выбросьте из своих статей общие фразы, объявите им войну, как объявлена война всем извращениям языка. Пусть каждая фраза будет конкретна, а не «вообще». Вы первые должны атаковать все словесные фиглярства, и при совместной работе писателей и критиков мы достигнем желанных результатов, очистим язык художественных произведений от всей накипи, снижающей ценность и качество труда работников литературы.

Борьба за чистоту языка в художественной литературе должна быть направлена не только против искажения слов, — это лишь часть проблемы, главное же — это умение построить фразу, дать яркий образ, чтобы из грамотно написанных слов не получилась безграмотная путаница.

Архитектор, прежде чем построить изумляющее своей красотой и стилем здание, кроме любви к своему искусству и таланта, годами учился технике строительства, азбуке архитектуры. Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что многие из нас, молодых писателей, не овладели азбукой литературы. В нашей стране, исключительной по своему строю, самой свободной стране в мире, выходят из печати десятки и сотни произведений, которые нужно назвать «первой пробой руки». Это работа учеников-подмастерьев художественной литературы. Только у нас возможно это. Но, получив право еще в ученическом периоде печататься, неизбежно внося в литературу сырой полуфабрикат, молодой писатель не имеет права забывать, что страна дает ему аванс за счет его таланта, искорки которого вспыхивают в его произведениях среди беспомощных, детских нагромождений и что этот аванс он должен вернуть. Оплатить этот счет можно лишь одним — ростом, на основе большой и упорной учебы, овладением техникой, а для этого нужна учеба, учеба и еще раз учеба. В наше изумительно счастливое время, в стране победившего пролетариата для молодежи двери в жизнь широко распахнуты.

Сколько тысяч бывших кочегаров, грузчиков, ткачих, электромонтеров, пастухов сейчас постигают вершины знаний — техники, литературы, экономики и управления государством! Но грузчик в прошлом, а ныне красный профессор, писатель, инженер или член правительства, пришел к своей последней работе не путем механического передвижения, а путем огромной работы над собой, над созданием нового человека, пролетария-ученого. Это радостный труд, это о нем т[оварищ] Сталин говорил, как о труде, ставшем делом чести, доблести, славы и геройства.

Только так мы должны подходить к своим ошибкам, не зазнаваться, написав неплохую книгу, помня, что писатель выдвинут на передовую линию огня, и наша партия требует, чтобы каждое слово его оружия било в цель, чтобы его образы зажигали сердца, а для этого надо знать свое оружие и уметь им владеть.

Я открываю первую книгу своей повести, вновь читаю знакомые строки, — и статьи Горького, этого великого мастера словесной живописи, открывают мне глаза; я вижу, где написано плохо, и ряд слов, ненужных и нарочитых, безжалостно зачеркивается, и если повести суждено снова выйти в свет, то их уже в ней не будет.

Можно ли, говоря о языке, обойти тематику наших молодежных книг? Нельзя. О ней надо говорить. Недопустимо, чтобы вышедшая в свет молодежная книга не нашла отзыва в наших комсомольских журналах. Нельзя отделываться куцей статейкой в одну страницу. Это будут одни общие фразы. Критика должна быть развернутая, полноценная.

Творческая дискуссия лишь развертывается, а мы уже имеем целый ряд ошибок и неверных установок, например, статьи т[оварища] Серафимовича.

Статьи Горького — это освежающая струя, это призыв к честному, ответственному труду. Великий мастер не очень ласков, когда говорит о людях, «оседлавших» славу. Но чем страстнее его удары, тем скорее будет сделан поворот.

Критика А. М. Горького глубоко принципиальная, она не убивает, она только возвращает к действительности тех, кто забыл меру.

Этой принципиальности нету некоторых критиков. На собрании литераторов говорилось об опасности, вставшей перед поэтами: Уткиным, Жаровым и другими. Из этого предупреждения кое-кто сделал свои неверные выводы, и уже есть попытки вычеркнуть И. Уткина из поэзии и водрузить на его «могиле» осиновый кол. Иосиф Уткин — поэт комсомола. Комсомол знает славное имя Саши Безыменского и еще немало близких имен, среди них и Уткина — автора повести «о рыжем Мотэле».

Последние годы с товарищем] Уткиным творится что-то неладное. Его тематика и мастерство, сниженные небрежной работой над словом, не дали комсомолии яркого, зовущего к борьбе поэтического произведения. Уткин, несомненно, переживает кризис, отсюда целый ряд политических ляпсусов. Было время, когда Уткин, опоясанный патронташем, неплохо шел в боевой цепи, и встречный ветер и пули пели ему свои песни. Поэт справедливо гордится этими незабываемыми днями. Он имеет на это право, но откуда к нему пришли слова, когда он говорит: все это было раньше, а теперь иное — «и невольно руку раненую бережешь»? В чем же разгадка творческих неудач поэта? Было время, когда «наш Мотэле» ходил с заплатами на брюках, а сапоги его жадно просили «кушать», но поэт был жизнерадостен, в кармашке, ближе к сердцу, лежал комсомольский билет, а кругом брызгала смехом неугомонная юность. Уткин был неразрывен с комсомолией, только эта близость рождала прекрасные строки. Поэт рос вместе с молодежью, строящей социализм, и эта молодежь подняла его на щит. Теперь же молодежь по-прежнему растет и… переросла своего поэта, остановившегося в неподвижности, даже отступившего назад к сентиментальной лирике.

Что же, Уткин для нас потерян? Все, конечно, зависит от него. Я уверен, что Иосиф, один из [поэтов] первого поколения комсомолии, изберет единственный верный путь — сблизиться с действительностью наших дней, и могущественная волна невиданного творческого энтузиазма, которым объята вся страна, вовлечет его в родную стихию, и «наш Мотэле» даст нам не одну прекрасную поэму о сегодняшних, не менее героических, чем в тысяча девятьсот девятнадцатом году, днях. Только не надо жалеть раненую руку, пусть она пишет, пусть слова будут ярки, волнующие и… грамотные. Уткин — не «новичок», ему зазорно не знать русского языка. Уткин-наш, он запутался, но хоронить его рано, ему навряд ли больше тридцати, он еще полон жизни, и мы услышим его песни, но уже не «о рыжем Мотэле».

[1934 г.]

Комитету и комсомольцам аммиачного завода в г. Березниках

Дорогие товарищи!

Ваше письмо, описав широкий круг, попало, наконец, ко мне. Хорошее, полное теплоты и коммунистической солидарности письмо.

Друзья, вы просите меня рассказать о себе побольше. Я посылаю вам статью, опубликованную в журнале «Коммунистическая молодежь», органе ЦК ВЛКСМ. Она расскажет вам о многом.

Всех нас соединяет, вдохновляет и зовет к борьбе и труду единая цель, и победа одного из бойцов великой нашей армии строителей социализма есть общая победа, так же как и общая победа есть личная радость каждого из нас. Этого не знал старый, проклятый мир.

Свою повесть «Как закалялась сталь» я не выдумывал. Она написана о живых людях. Повесть — это крошечный кусочек жизни, нашей грандиозной действительности, такой величественной и прекрасной.

Мы с вами живем в эпоху, когда старый, все дичающий капиталистический мир доживает свои последние годы. Капитализм, это кровожадное чудовище, чувствуя свою неминуемую гибель, готовится к последней схватке со своим могильщиком — пролетариатом. Он отбрасывает все демократические побрякушки и обнажает гнилые, но отравленные зубы. Он истребляет тех, кто поднял знамя борьбы за мировой коммунизм. Фашизм — это последняя фаза капитализма. С фашизмом ведут борьбу революционные пролетарии всех стран. Фашизм неизбежно попытается разгромить нашу страну. И вам, второму поколению комсомола, придется грудь с грудью столкнуться в последнем и решительном бою с этим проклятием человечества. Мы, старые комсомольцы, почти детьми дрались рядом со своими отцами за власть Советов. Нет у нас большей гордости, как сознание, что в этой борьбе мы были достойными сынами своего класса. Мы своими глазами видели всю подлость и жестокость врага. Мы учились ненавидеть. Наши сердца закалялись в этой кровавой борьбе. И когда, вступая в освобожденные города, мы видели виселицы с телами замученных товарищей, то наши сабли разили еще беспощадней. Для того, чтобы никогда не было войны, для того, чтобы создать братство народов всего мира, пролетариату надо пройти свой последний героический путь революционного восстания в странах капитализма, а нам сохранить и защитить Советский Союз, эту опору и надежду пролетариев всего мира.

Вот об этой борьбе с фашизмом я пишу свою вторую книгу.

Действие происходит в Галиции и на Украине. Конец 1918 и начало 1919 года. Город Львов. Захват польским фашизмом власти. Создание подпольных организаций партии и комсомола. Их героическая борьба с панами. Братская интернациональность подпольной комсомольской ячейки. Поляки, украинцы, русские, чех, еврейка — все эти молодые рабочие едины в борьбе против графов Могельницких, князей Замойских и Потоцких, фабрикантов Баранкевича, Шпильмана, Абрамахера и других.

В классовой борьбе нет национальностей, есть только принадлежность к классу.

В классовой борьбе нет места гнилому либерализму, ибо враг никогда не сдается без боя.

Я хочу, чтобы молодое поколение, не видевшее живого жандарма, помещика, знало лицо врага, с которым ему придется столкнуться и которого нужно будет уничтожить навсегда.

К августу думаю книгу окончить. Если ЦК признает ее достойной печати, то в конце года она будет издана.

Я с глубоким удовлетворением слушал ваше письмо, в котором вы пишете, что роман «Как закалялась сталь» был вами коллективно проработан и вы признали эту книгу своей.

Это наибольшая награда писателю. Есть, значит, для чего жить на свете. Даже будучи слепым и прикованным к постели в течение многих лет, можно быть бойцом и счастливым в нашей великой стране, хозяевами которой мы с вами являемся. Героев рождала не только гражданская война, но и наше великое сегодня. Не достоин звания героя тот, кто хорошо сражался на фронтах, а сейчас не способен быть передовым бойцом. Труд, ставший делом чести, славы, доблести и геройства, рождает новых героев, не менее мужественных, чем герои гражданской войны.

Нужно только понять и прочувствовать всю героичность того, что мы с вами делаем. Тогда никакие трудности и лишения не смутят нас. Мы уже победили окончательно и навсегда в своей стране. Разгромили и уничтожили тех, кто становился нам поперек пути — кулака, троцкистско-зиновьевское охвостье, и победно движемся вперед. «Будущее принадлежит нам!» — так же, как и героическое настоящее.

Привет вам, мои молодые товарищи! Вы деретесь не хуже нас. И когда надо будет взяться за оружие, то вы покроете себя неувядаемой славой… Борьба продолжается. Каждый из нас на посту и делает свое дело.

Крепко жму ваши руки. Преданный вам

Н. Островский

Сочи, 13 марта 1935 г.

[О романе «Рожденные бурей»]

Исполняю ваше поручение и сообщаю, над чем я работаю. Пишу роман. Название ему еще не дал. Оно придет само собой, когда книга будет написана.

Хочу рассказать этой книгой нашей молодежи о героической борьбе украинского пролетариата против кровавого польского фашизма. Хочу показать лицо тех, кто душит трудовой народ Западной Украины и Польши виселицами. Врага надо знать. Хищный стервятник точит когти и каждый час готов кинуться на великую страну социализма.

Книга расскажет о конце 1918 года и начале 1919 года. Западная Украина — Галиция. Большой город. Немецкие оккупационные войска бегут в Германию, преследуемые красными партизанскими отрядами.

В родовом имении крупного помещика графа Могельницкого еще при немцах фашистский штаб организует и подготавливает захват власти. Кто они, эти люди? Крупные помещики — Могельницкий, князь Замойский, Зайончковский, сахарозаводчик Баранкевич, епископ Бенедикт, ксендз Иероним, агент французской «Сюрте женераль» лейтенант Варнери, бывшие офицеры организованного генералом Пилсудским польского легиона австрийской армии. Руководит всем старший сын графа Могельницкого, полковник русской гвардии. Помещики не жалеют денег на создание польского легиона, вербуют наемников. В их планы входит захват власти не только в Восточной Галиции, — польские помещики Сангрушко и Потоцкий, связанные с ними, требуют захвата Украины, где находятся их имения и заводы.

На другом полюсе организуются силы революции. Молодая коммунистическая партия Польши посылает в город члена своего ЦК, старого революционера Сигизмунда Раевского. Он сколачивает подпольную коммунистическую организацию. В день захвата власти польскими фашистами избирается областной подпольный комитет. Коммунисты развертывают революционную пропаганду среди рабочих. В села, объятые восстанием, посылаются организаторы партизанских отрядов. Кровавый террор фашистов загоняет коммунистов в глубокое подполье. События нарастают. Попытка рабочих поднять в городе восстание не удается. Штаб легионеров подлой провокацией направляет на восставших рабочих немецких солдат, которых после разгрома восстания сами же легионеры разоружают и отбирают [у них] все, вплоть до шинели…

В книге будет рассказано, как коммунисты руководили стихийным революционным движением крестьянства. В жестокой борьбе за власть советов сплачиваются воедино революционные рабочие — украинцы, поляки, евреи, чехи. Здесь, рядом с отцами, плечо к плечу их дети. По другую сторону баррикад — польская буржуазия, дворянство, помещики и с ними заодно — украинские помещики, кулачье, фабрикант Шпильман, банкир Абрамахер, погромная петлюровщина…

Я уделяю большое внимание революционной молодежи — подпольной ячейке комсомола, работающей под непосредственным руководством партии. Кто эта молодежь? Раймонд, сын Раевского, Сарра, дочь сапожника, работница швейной фабрики Шпильмана, Олеся, дочь машиниста водокачки, члена областкома, Андрий Птаха, бунтарствующий юноша, которого подполье воспитывает и дисциплинирует, молодой пекарь чех Пшеничек и другие.

Хочу показать глубокую интернациональность их борьбы, большую дружбу и подлинный героизм. Разные по натуре, по характеру, но единые по классу, эти молодые помощники партии, ее сторожевые и разведчики — достойные сыны своих отцов.

Книга расскажет, как разжигали буржуазия и католическая церковь национальную рознь, натравливая поляков на украинцев и евреев.

Молодежь должна знать всю гнусность и подлость врага, его предательскую двуликость, хитрость и коварство в борьбе с пролетариатом, чтобы в грядущей нашей борьбе с фашизмом нанести ему смертельный Удар.

В небольшой статье нельзя рассказать [об этом] подробнее. В августе книга будет закончена.

Меня спрашивают, как новая книга перекликается с романом «Как закалялась сталь». Обе книги родственны. Только в «Как закалялась сталь» сжато рассказана жизнь целого поколения на протяжении шестнадцати лет, а новый роман развертывает в глубину лишь один из эпизодов революционной борьбы на протяжении трех-четырех месяцев.

Весь этот год у меня будет занят работой над окончанием романа, над сценарием по роману «Как закалялась сталь» для Украинфильма и работой над книгой для детей «Детство Павки».

Мой рабочий день — шесть — десять часов. Разрушенное здоровье часто предает меня. Но все же работа двигается вперед.

С коммунистическим приветом Н. Островский

[1935 г.]

В редакцию «Литературной газеты»

Только сегодня прочел в «Литературной газете» от 5 апреля статью Бориса Дайреджиева «Дорогой товарищ». И хотя я сейчас тяжело болен — воспаление легких, но должен взяться за перо и написать ответ на эту статью. Буду краток.

Первое: решительно протестую против отождествления меня — автора романа «Как закалялась сталь» — с одним из действующих лиц этого романа — Павлом Корчагиным.

Я написал роман. И задача критиков показать его недостатки и достоинства, определить, служит ли эта книга делу большевистского воспитания нашей молодежи.

Во второй половине своей статьи критик Дайред-жиев сходит с правильного пути разбора книги в этой области и пишет вещи, мимо которых я не могу пройти молча. Например: «Но здесь мы должны отметить ошибку редакции «Молодой гвардии». Дело в том, что Корчагин — это Островский. (Его история недавно была рассказана М. Кольцовым в фельетоне «Мужество» в «Правде».) А роман — человеческий документ. И вот по мере того как мир смыкается железным кольцом вокруг разбитого параличом и слепого Островского, семейная неурядица борьбы с обывательской родней жены Корчагина начинает занимать центральное место в последней части романа. Прикованный к койке, Островский не замечает, как мельчает в этой борьбе его Павка. Типичные черты Корчагина начинают вырождаться в индивидуальную жалобу Островского через своего героя. Редактор книжки т[оварищ] Шпунт оказалась политически более чуткой, чем редакция журнала. Она свела к минимуму перипетии семейной ссоры, заострила политическую суть этой борьбы, тогда как журнал дал целиком эту растянутую часть романа, чем способствовал разжижению гранитной фигуры Павки Корчагина».

Зачем понадобились Дайреджиеву эти сенсационные сообщения, что Корчагин — это Островский, что это о нем писал в «Правде» Кольцов?

Как все это режет ухо! Зачем понадобилось Дайреджиеву написать неправду (я с трудом воздерживаюсь от более резкого выражения) об авторе романа и Павле Корчагине, которых Дайреджиев отождествляет? Когда и где увидел Дайреджиев индивидуальную жалобу автора на окружающую его действительность? Конец последней главы, о которой пишет Дайреджиев, в книге не опубликован. Но пинок, которым наградил критик редакцию журнала «Молодая гвардия» пришелся как раз мне в лицо. Я должен ответить на удар ударом.

Если вы, тов[арищ] Дайреджиев, не поняли глубоко партийного содержания борьбы Корчагина с ворвавшейся в его семью мелкобуржуазной стихией, обывательщиной и превратили все это в семейные дрязги, то где же ваше критическое чутье? Никогда ни Корчагин, ни Островский не жаловались на свою судьбу, не скулили, по-Дайреджиеву. Никогда никакая железная стена не отделяла Корчагина от жизни, и партия не забывала его. Всегда он был окружен партийными друзьями, коммунистической молодежью и от партии, от ее представителей, черпал свои силы. Сознательно или бессознательно, но Дайреджиев оскорбил и меня, как большевика, и редакцию журнала «Молодая гвардия».

Дальше тов[арищ] Дайреджиев обращается с публичным вызовом к писателю Всеволоду Иванову взять на себя «инструментовку», «техническую шлифовку и озвучение» книги, после чего «она станет в уровень с лучшими образцами социалистического эпоса». Я ценю Вс. Иванова как писателя. Убежден, что он тоже был смущен этим театральным жестом Дайреджиева. Мы, молодые писатели, только что вступившие в литературу, жадно учимся у мастеров мировой и советской литературы. Берем лучшее из их опыта. Они нас учат.

А. С. Серафимович отдавал мне целые дни своего отдыха. Большой мастер передавал молодому ученику свой опыт. И я вспоминаю об этих встречах с Серафимовичем с большим удовлетворением. Анна Караваева, будучи больной, читала мою рукопись, делала свои указания и поправки. Марк Колосов привез эту рукопись в ЦК комсомола…

Из их указаний я делал выводы и своей рукой выбросил все ненужное. Своей рукой! Так большевики помогали «озвучать» книгу. Книга имеет много недостатков. Она далека от совершенства. Но если ее вновь напишет уважаемый Всеволод Иванов, то чье же это будет произведение — его или мое? Я готов учиться и у Всеволода Иванова. Но переделывать свою книгу должен, сам, продумав и обобщив указания мастеров литературы. Эти указания и советы нам, молодым, нужны, как воздух. Товарищеская творческая их помощь, большевистская критика. Ничего этого нет у Дайреджиева.

С коммунистическим приветом Н. Островский

11 мая 1935 г.

г. Сочи, Орехова, 47

Прошу редакцию «Литературной газеты» напечатать это письмо.

Редакции «Комсомольской правды»

Искренно, горячо приветствую «Комсомольскую правду», нашу родную любимую газету, в день ее десятилетия! С каким волнением и радостью мы, комсомольцы, десять лет тому назад читали первый номер своей газеты! Как она выросла за эти годы! Я думаю, теплых, искренних поздравлений будет много. Газета их заслужила. Но сейчас я спешу передать свои пожелания.

Надо возродить литературную страницу, как это было в прошлые годы. Ведь литературная страница читалась бы молодежью запоем. В ней печатались лучшие произведения наших комсомольских поэтов и писателей. Ведь страница «Комсомольской правды» вырастила и ввела в литературу немало талантливой молодежи.

Я горячо ратую за восстановление литстраницы. Все эти десять лет я читаю «Комсомольскую правду» и с огорчением отмечаю наряду с огромным [ее] ростом за последний год недостаточное внимание литературного отдела «К[омсомольской] п[равды]» к вопросам освещения и критики молодой литературы нашей страны. Ряд комсомольских романов и повестей «Осада» Бутковского, «Пленум друзей» Богданова, «Мое поколение» Горбатова и др[угие] — не получили достаточного освещения в «Комсомольском] п[равде]».

Отдел библиографии должен заполняться ежедневно. Молодежь жадно хочет знать о лучших книгах нашей страны, она ищет на страницах своей газеты, что ей читать.

Нужно печатать [сообщения] о выходе книг, издаваемых «Молодой гвардией». Нужно также подвести итоги работы журнала «Молодая гвардия» за 1934 год и половину 1935 года.

Желаю всему коллективу газеты плодотворной, бодрой, высококачественной работой поднять нашу любимую газету на еще более высокую ступень!

Крепко жму ваши руки.

С коммунистическим приветом.

20 мая 1935 г.

Сочи, Орехова, 47

Молодым читателям комсомольской страницы

Я хочу сказать несколько слов моим товарищам комсомольцам, читателям этой страницы. Сделайте так, чтобы комсомольскую страницу «Сочинской правды» читали не только вы, комсомольцы, но и вся, рабочая молодежь.

Как это сделать? На всех стройках, предприятиях комсомольцы — инициаторы чтения — собирают вокруг себя в короткие перерывы молодежь, вместе с ней читают и обсуждают молодежную страницу.

Обсуждение должно быть живым, интересным. Это может и должно служить вовлечению молодежи в рабкоровское движение. Нужно только заинтересовать молодежь, и она живо откликнется на призыв писать о своих запросах, пожеланиях.

Для этого надо, чтобы комсомольская страница освещала все то, о чем молодежь хочет знать.

Со своей стороны я готов принять участие в этом интересном и полезном деле.

[1935 г.]

Мой день 27 сентября 1935 года

…Звонок телефона врывается в сон, и волнующие видения испуганно исчезают… Просыпаюсь, и первое мое ощущение — это мучительная боль скованного неподвижностью тела. Значит, несколько секунд назад был сон, в котором я, молодой, сильный, мчался, как ветер, на боевом коне навстречу восходящему солнцу. Я не открываю глаз. Это не нужно: в один миг я вспоминаю все. Восемь лет назад суровая болезнь свалила меня в постель, приковала неподвижно, потушила глаза, превратив все вокруг меня в черную ночь. Восемь лет!

Острая физическая боль обрушивается на меня стремительной атакой, жестокая и неумолимая. Я инстинктивно делаю первый жест сопротивления — крепко сжимаю зубы. На помощь мне спешит второй звонок телефона. Я знаю, это жизнь зовет меня к сопротивлению. Входит мать. Вот трубка телефона у моего уха. Говорит телеграф. «Примите молнию. Сценарий принят. Приступаем к постановке звукового кинофильма по вашему роману «Как закалялась сталь». Это хорошо. Значит, недаром мы с Мишей Зацем работали эти месяцы. Мать приносит утреннюю почту — газеты, книги, стопка писем. Сегодня несколько интересных встреч. Жизнь вступает в свои права. Прочь страдания! Утренняя короткая схватка кончается, как всегда, победой жизни.

— Скорей, мама, скорей! Умываться и кушать!..

Мать уносит недопитый кофе. И я слышу утреннее приветствие моего секретаря Александры Петровны. Она — как часы.

Меня выносят в сад под тень деревьев. Здесь уже все приготовлено для работы. Спешу жить. Вот почему все мои желания стремительны.

— Читайте газеты. Что там на итало-абиссинской границе? Фашизм, этот сумасшедший с бомбой, устремился сюда. Никто не знает, куда и когда он швырнет эту бомбу.

Газета говорит: сложнейшая запутанная паутина международных отношений, неразрешимые противоречия обанкротившегося империализма… Угроза войны черным вороном носится над миром. Доживающая последние дни буржуазия выпустила на арену свои последние резервы — фашистских молодчиков. А те, орудуя топорами и веревкой, быстро поворачивают буржуазную культуру назад к средневековью. Душно в Европе. Пахнет кровью. Мрачная тень 1914 года видна даже слепым. Мир лихорадочно вооружается…

— Довольно! Читайте о жизни нашей страны.

И я слушаю биение сердца моей родины любимой. И встает она передо мной молодой и прекрасной, с цветущим здоровьем, жизнерадостная, непобедимая Страна Советов. Только она одна, моя социалистическая родина, высоко подняла знамя мира и мировой культуры. Только она создала истинное братство народов. Какое счастье быть сыном этой родины…

Александра Петровна читает письма. Они идут ко мне со всех концов необъятного Советского Союза — Владивосток, Ташкент, Фергана, Тифлис, Белоруссия, Украина, Ленинград и Москва, Москва, Москва. Сердце мира. Это моя родина перекликается с одним из своих сыновей, со мной… автором единственной книги «Как закалялась сталь», молодым, начинающим писателем. Тысячи этих писем, бережно разложенных в папки, — самое дорогое мое сокровище. Кто же пишет? Все. Рабочая молодежь фабрик и заводов, моряки-балтийцы и черноморцы, летчики и пионеры — все спешат высказать свою мысль, рассказать о чувствах, разбуженных книгой. И каждое письмо чему-то учит и чем-то обогащает. Вот оно, письмо, зовущее к труду: «Дорогой товарищ Островский! Мы с нетерпением ждем твоего нового романа «Рожденные бурей». Пиши его скорее. Ты должен сделать его прекрасно. Помни, мы ждем эту книгу. Желаем тебе здоровья и большой удачи. Рабочие Березниковского аммиачного завода…»

Второе письмо. Оно сообщает о том, что в 1936 году мой, роман выйдет в нескольких издательствах тиражом в пятьсот двадцать тысяч экземпляров. Это — целая армия книг…

Я слышу: у ворот, тихо журча, останавливается автомобиль. Шаги. Приветствие. Я узнаю по голосу — это инженер Мальцев. Он строит дачу, подарок правительства Украины писателю Островскому. Среди тенистых деревьев старого сада, недалеко от моря, будет выстроен красивый. коттедж. Инженер развертывает план.

— Вот здесь ваш кабинет, библиотека, комната секретаря. Затем ванна. А это — половина для вашей семьи. Большой балкон, где вы будете работать летом. Кругом много света, солнца. Пальмы, магнолии…

Сделано все, чтобы я мог работать спокойно. Я чувствую в этом заботливую, нежную руку моей родины.

— Вы довольны проектом? — спрашивает инженер.

— Он прекрасен!..

— Тогда мы приступаем к работе.

Инженер уходит. Александра Петровна перелистывает рабочую тетрадь. Сейчас рабочие часы. До вечера ко мне никто не придет, зная, что я занят. Несколько часов напряженной работы. Я забываю все окружающее. Переношусь в прошлое. В памяти встает мятежный 1919 год. Грохот орудий… Зарево ночных пожаров… Полчища вооруженных интервентов ворвались в нашу страну, и герои моего романа, самоотверженная молодежь, плечом к плечу со своими отцами отражают это нападение…

— Четыре часа, пора кончать, — тихо говорит Александра Петровна.

Обед. Час отдыха. Вечерняя почта — газеты, журналы и опять письма. Я слушаю роман Перл Бак «Земля». Угасает солнце. Я этого не вижу, но чувствую, как приближается прохладный вечер.

Шорох многих шагов. Звонкий смех. Это идут мои гости, героические девушки нашей страны, парашютистки, побившие мировой рекорд по затяжному прыжку. Вместе с ними пришли комсомольцы сочинских новостроек. Приглушенный грохот мощной стройки доносится даже сюда, в тихий сад. Я мысленно представляю, как покрываются асфальтом и бетоном улицы моего городка. А там, где еще год назад были пустыри, высятся огромные здания дворцов-санаториев…

Вечер. В доме тихо. Гости уехали. Мне читают. Легкий стук в дверь. Это — последняя встреча, внесенная в расписание дня. Корреспондент «Москау дейли ньюс». Он плохо говорит по-русски.

— Это верно, что вы были простым рабочим?

— Да. Кочегаром…

Быстро шуршит по бумаге его карандаш.

— Окажите, вы очень страдаете? Ведь вот вы — слепой. Прикованы к постели в течение долгих лет. Неужели к вам ни разу не пришло отчаяние о безвозвратно потерянном счастье — видеть, двигаться?

Я улыбаюсь.

— У меня просто нет времени на это. Счастье многогранно. В нашей стране темная ночь может стать ярким солнечным утром. И я глубоко счастлив. Моя личная трагедия оттеснена изумительной, неповторимой радостью творчества и сознанием, что и твои руки кладут кирпичи для созидаемого нами прекрасного здания, имя которому — социализм…

Ночь. Я засыпаю усталый, но глубоко удовлетворенный. Прожит еще один день жизни, самый обыденный, прожит хорошо…

[1935 г.]

Счастье жить

В наше время даже темная ночь становится пылающим утром. Никогда не мечтал я о таком счастье, как то, что завоевано теперь. Какой неоспоримый пример возможности борьбы и работы, даже в условиях, в каких в буржуазном мире человек гибнет в одиночестве.

Я пишу теперь вторую книгу о молодежи, о новых людях нашей страны, о том, что я хорошо знаю.

Действие снова проходит на Украине, моей родине, которую я прошел пешком вдоль и поперек. Пишу о том, что ярко запомнилось, что можно правдиво передать.

Желания работать у меня много, и я хочу, я даже обязан прожить еще минимум три года, чтоб дать нашему юношеству одну-две родных ему книги.

Это очень важно, для меня в особенности. Вот почему я так много работаю, подготовляя материал, организуя его. Много читаю и, готовясь, много учусь.

Рост — это движение вперед. Для меня качество второй моей книги — дело чести. Я буду работать настойчиво и любовно, вкладывая в нее все, что дали мне пятнадцать лет моей коммунистической жизни.

Победа первой книги не может вскружить мне голову. Я не зеленый юноша, а большевик, который знает, как далека еще до совершенства и действительного мастерства моя первая книга.

Делаю все, чтоб новое дитя родилось разумным и красивым. Есть для чего жить.

[1935 г.]

Счастье писателя

К 18-й годовщине Великой пролетарской революции, как никогда, развернулись мои творческие силы; они на таком огромном подъеме, о котором я мог только мечтать. Можно сказать, что именно теперь — на тридцать втором году моей жизни — наступил полный расцвет моих творческих возможностей, потому что все вокруг содействует этому. Жизнь в нашей стране, преодолевающей все трудности на своем пути, чудесная, прекрасная.

О чем может еще мечтать молодой писатель, когда, по данным издательств, его книга в наступающем году будет издана тиражом 650–750 тысяч экземпляров! Счастье писателя, когда его книги читаются!

Ни единая мысль, ни единая капля моей энергии не направлены на заботу о своей жизни, потому что она вполне обеспечена. Единственная моя забота — это качество книги. Ничто не мешает моей работе. Партия, вся страна создали вокруг меня обстановку теплоты и радости. Сотни писем, встречи с друзьями лучше всего стимулируют мою работу.

Мы празднуем восемнадцатую годовщину Великой пролетарской революции. Прошел еще один год — год огромнейших достижений всей страны. Мы отмечаем год прекрасного настоящего и чудесного будущего. И это находит свое отражение в каждом из нас, в нашем быту, в личной жизни. В нашей коммунистической семье не может быть личного счастья, изолированного от счастья всей страны. Личное счастье становится в десять раз большим, когда рядом с ним видишь подъем всего народа, идущего к прекрасной зажиточной жизни.

Единственно, что тревожит меня, обязывает мобилизовать все силы — это чувство ответственности за новую книгу «Рожденные бурей», которую я пишу. Это ответственность перед многомиллионным, требовательным и умным читателем. Я сделаю все, чтобы оправдать это ничем незаменимое доверие масс.

Передаю свой искренний, пламенный привет моей родине — Советской Украине, рабочим, колхозникам, комсомольцам, крепко жму их руки» и желаю огромнейших успехов в строительстве социалистического общества.

Н. А. Островский

[1935 г.]

Творческому коллективу Одесской комсомольской кинофабрики

Дорогие товарищи!

Я получил вашу приветственную телеграмму в самый радостный момент моей жизни. Я хочу сказать вам несколько слов о нашей будущей работе над фильмом «Как закалялась сталь».

С первых дней, когда вам была передана постановка этой картины, я почувствовал, что ваш коллектив принял это как дело чести. И у меня нет мысли о том, что вы не сделаете все, что в ваших силах и возможностях, чтобы фильм вышел прекрасным. Когда мы с Моисеем Борисовичем Зацем встретились с руководством вашей фабрики, то стало ясно, что фильм находится в надежных и дружеских руках. Вы знаете о том, что сценарий — это одна треть творческой работы. Вся тяжесть и вся трудность ложится теперь на ваши плечи. Победа фильма будет обеспечена лишь общей прекрасной работой всего коллектива. Я не могу приехать к вам и вместе, в дружной семье создавать этот комсомольский фильм.

Пусть же каждый товарищ от режиссера до рабочего электромонтера отнесется к этому делу любовно. Пусть молодые артисты, которые должны будут воплотить в жизнь образы книги и сценария, глубоко продумают свои роли, чтобы многомиллионный наш зритель увидал на экране правдивые, страстные, порывистые, беспредельно-преданные своей партии образы первых комсомольцев и старых большевиков периода гражданской войны и последующих годов.

Помните, что Павка Корчагин был жизнерадостный, страстно любящий жизнь юноша. И вот, любя эту жизнь, он всегда готов был пожертвовать ею для своей родины. Павка не должен выйти суровым, хотя он хотел казаться таким. Жизнь била в нем ключом, прорывалась наружу сквозь внешнюю суровость. Он часто и заразительно смеялся в кругу своих друзей. Но, сталкиваясь с врагами, он был страшным для них человеком. Его рука не знала пощады для вооруженного врага…

С огромным волнением буду ждать появления фильма на экране. От всего сердца желаю большой удачи!

Крепко жму ваши руки.

Ваш Островский

[1935 г.]

Самый счастливый год

Если бы меня спросили, какой год самый счастливый в моей жизни, — я мог бы ответить только:

— 1935-й.

Если бойца приласкала страна за его упорство и настойчивость, если к его груди, там, где стучит сердце, приколот орден Ленина, — то счастье его безмерно.

1935 год был для меня завершением первого этапа творчества, учебы, роста, движения вперед.

1936 год я встречаю полный надежд, творческих стремлений, огромного желания работать. Движимый этим желанием, я приехал в Москву, чтобы подойти поближе к документальной сокровищнице нашей страны, так необходимой мне для работы над моим новым романом — «Рожденные бурей».

2 января будет днем начала моей работы в Москве. В этот день впервые ляжет передо мной том документов гражданской войны.

Большого труда стоило моим уважаемым врачам убедить меня отдохнуть после переезда в Москву, — так безудержно желание сейчас же, немедленно приступить к работе.

Когда я читаю страстные выступления стахановцев, передовых героев — ударников наших строек и заводов, — речи, в которых звучит радость труда и глубочайшее удовлетворение от этого труда, — я всем сердцем понимаю их, потому что то же самое ощущение переживаю и я каждый раз, когда усталый, но радостный засыпаю после напряженного трудового дня.

Обстоятельства заставили меня на несколько месяцев отложить работу над новым романом. Сейчас я вновь сближаюсь со своими героями. Я возвращаюсь к зиме 1919 года… Занесенная снегом Украина… Деморализованное охвостье немецкой оккупационной армии бежит в Германию от преследующих их красных партизанских отрядов… Передо мной, как живой, вырастает Андрий Птаха, молодой кочегар с волнистым льняным чубом. Его серые отважные глаза устремлены на меня с суровым укором:

— Бросил ты нас, братишка. Кругом земля гудит под конскими копытами. Нам бы в бой, что ли?..

Рядом с ним — черноглазая красавица Олеся Ковал-ло. Я люблю эту дивчину. Я знаю, из нее выйдет хорошая комсомолка и помощница своему батьке, старому машинисту, подпольщику-большевику.

Я пожимаю руки своим молодым друзьям и обещаю больше не расставаться с ними…

31 декабря 1935 г.

Мы накануне X съезда ВЛКСМ

Этот съезд собирается в исключительные дни, которые можно назвать днями небывалых побед и достижений в стране социализма.

Каждый год приносит такие огромные изменения в нашей жизни, что, сравнивая с прошедшим, мы поражаемся размаху и стремительности строительства новой жизни, новых отношений, новой культуры и народного богатства. Победа социализма на всех фронтах народного хозяйства и экономики страны, рост народного богатства, ставшие возможными лишь после полного разгрома всех классово враждебных пролетариату сил, могучее стахановское движение, сломившее консервативные нормы и расчеты в области производительных сил и давшее героические образцы трудового энтузиазма, мощное движение всего народа к культуре, к знаниям — все это ставит перед комсомолом, верным помощником партии, целый ряд больших проблем, к разрешению которых призван десятый съезд комсомола.

Воспитание юношества в нашей стране, большевистское, коммунистическое его воспитание — одна из основных задач ленинского комсомола. Будет вполне справедливым спросить каждого из нас, молодых писателей комсомола, выращенных и воспитанных в его рядах: с чем мы приходим к победному десятому съезду своего союза?

Верный революционным традициям своего родного комсомола, я сжато, как в боевом рапорте, расскажу об этом.

Самое дорогое для меня в том, что десятый съезд я встречаю как боец ленинского комсомола, как действительный член ВЛКСМ, своей работой в комсомоле и для комсомола сохранивший право на высокое, почетное звание комсомольца. Я встречаю комсомольский съезд в работе над новым романом — «Рожденные бурей». Все мои дни заполнены образами молодых бойцов за власть Советов, и комсомол героических лет гражданской войны, родными неразрывными узами связанный с комсомолом сегодняшних дней, владеет моим умом и сердцем.

Желание рассказать молодым товарищам, не видевшим в лицо жандармов, суровую правду о днях, когда нынешнее счастье, нынешняя прекрасная, радостная жизнь завоевывалась кровью лучших сынов рабочего класса, владеет мной. Это была жестокая борьба с вековым врагом трудового народа, с эксплуататорами и тюремщиками. Счастливые молодые люди, родившиеся в Октябрьские дни, должны знать, каких неимоверных усилий стоила рабочему классу его свобода. Только зная это, молодое поколение социализма будет так же беззаветно защищать социалистическую родину от фашизма — этого вооруженного до зубов бандита.

Работа над романом у меня тесно связана со всей жизнью комсомола.

Я получил мандат на Всеукраинский съезд комсомола от того города, где семнадцать лет назад вступал в комсомол. И я буду выступать на этом съезде с речью, посвященной образу молодого человека нашей эпохи.

Каков должен быть этот образ? Да, жизнь предъявляет большие требования к молодым людям нашей эпохи. Молодой человек в революционной стране разительно не похож на молодого человека капиталистических стран.

За восемнадцать лет своего существования комсомол знает этот образ; он видоизменялся по внешности, по культурному уровню, он нес в себе традиции, лучшие стремления восставшего пролетариата.

Всегда и везде комсомолец, этот передовой молодой человек, нес в своем сердце пламя и стремления тех лет, когда он вступал в революционную борьбу. Нам знакомы образы комсомольцев 17-го, 19-го, 20-го годов — эпохи гражданской войны, нам знакомы образы комсомольцев восстановительного периода, [периода] реконструкции и затем генерального наступления пролетариата великих пятилеток.

Сейчас этот образ имеет черты, отличающие наши годы от прошлых.

Неизмеримо выросла наша страна, за эти годы выросли также требования общества к молодому человеку нашей страны.

Эти требования огромны, как огромен размах нашей борьбы.

Образ молодого человека нашей страны представляется нам в виде передового бойца, строителя, овладевающего высотами техники, культуры, жизнерадостного, бодрого, с ненасытной жаждой к знанию, человека с коммунистической, моралью, безгранично преданного делу социализма.

Об этом образе молодого человека я буду говорить на Всеукраинском съезде комсомола.

Особое внимание в предстоящем выступлении я намерен уделить образу молодой женщины Страны Советов, ни в чем не уступающей молодому человеку, несмотря ни на какие трудности, во многом опережающей его.

Я кончаю свой краткий рапорт.

Да здравствует десятый съезд ленинского комсомола, съезд молодых победителей!

Да здравствует партия большевиков, воспитавшая нас!

7 января 1936 г.

Шепетовской окружной конференции Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Украины

Дорогие товарищи!

Я хочу, чтобы вы почувствовали крепкое пожатие моей руки и биение моего сердца, преданного вам, мои молодые друзья. Я шлю вам свой пламенный привет. Я горжусь тем, что Шепетовский район послал меня делегатом на вашу окружную конференцию. Спасибо за честь, за доверие!

Я не могу сказать вам эти горячие слова с трибуны вашей конференции, но я с вами, в ваших рядах. Я прихожу к десятому съезду комсомола как боец и комсомолец. Это высокое, почетное звание члена ленинского комсомола я сохранил своей работой в комсомоле и для комсомола. В моем партийном билете лежит его маленький сынишка — членский билет ленинского комсомола, и я бережно храню его, свидетеля всей моей комсомольской жизни.

В 1919 г[оду], семнадцать лет тому назад, в Шепетовке нас было пятеро комсомольцев. Эту группу создал вокруг себя партийный комитет и ревком Шепетовки, руководимые тт. Линником и Исаевой. Они описаны у меня в романе «Как закалялась сталь» под фамилиями предревкома Долинника и секретаря партийного комитета Игнатьевой. А теперь вас многие сотни и даже тысячи. Вырос и окреп ленинский комсомол, руководимый нашей великой партией. Подросли молодые бойцы, бывшие тогда детьми. Множится и растет революционная смена, беззаветно преданная идее коммунизма₍Героически боролись первые комсомольцы Шепетовки против польских панов, петлюровщины и бандитизма всех мастей и оттенков. Так же героически будет драться и второе комсомольское поколение, представителем которого являетесь вы.

На комсомол форпоста пролетарской революции, на пограничный комсомол ложится особая ответственность.

Пусть же будут зорки глаза верных помощников партии!

Братский привет вам, комсомольцам моего родного города!

Да здравствует наша счастливая жизнь, отвоеванная в ожесточенной борьбе с врагами народа!

Да здравствует великая партия Ленина — Сталина, приведшая нас к победе!

Николай Островский

Москва, 1 февраля 1936 г.

Тезисы к выступлению на X съезде ВЛКСМ

Дорогие товарищи, я вхожу на эту трибуну с большой тревогой и волнением. Я ведь боец того самого «батальона инженеров», который здесь был так сурово раскритикован. Какая же картина открылась перед нами здесь, на смотре сил молодой гвардии могучего союза народов? Сами видите: все вокруг — в могущественном движении вперед. Освобожденный народ, руководимый большевистской партией, овладевает все новыми и новыми вершинами. Но в этом победном продвижении батальон «инженеров человеческих душ», скажем прямо, не выполняет возложенные на него ответственнейшие задачи. Что же мы видим? На линии огня взвод передовых мужественных бойцов. Они не отстали от стремительного победного движения. Их оружие не заржавело. На линию огня вывел красных партизан Александр Фадеев, собирает вокруг тихого Дона большевиков-казаков Шолохов и вывел в бой балтийских революционных матросов Всеволод Вишневский. Появился со своими «Всадниками» Яновский, нашедший свое место в нашем строю. Есть в этом взводе еще десяток хороших бойцов… А где же остальные? Ведь в батальоне около трех тысяч штыков. Высокий, седоусый, покрытый славой командир нашего батальона, великий мастер своего дела, яростно крутит свой ус, шепчет сурово и возмущенно: «Эх, эти уж мне обозники: завтракают, поди, километров пятьдесят от фронта. Застряла у них там кухня в болоте. Хоть бы не срамили мою седую голову». Конечно, это горькая шутка, но в этой шутке есть большая доля правды.

Наша молодежь, жизнерадостная, жадная к знанию, к музыке, к литературе, ждет от своих поэтов и писателей звучных песен, красивых, бодрых песен, в которых звучали бы и слова и музыка. Она требует от своих писателей ярких, волнующих, правдивых, талантливых книг. И дело нашей чести — удовлетворить эти требования. Есть ли в советской литературе эти творческие силы?

Есть!

Равнение на вершины

Пусть книг будет меньше, но они должны быть ярче. Серой книге нет места на книжной полке. Нельзя воровать время у честного труженика.

Учить могут только те, кто знает больше тех, кого хотят учить.

Писатель должен быть корчевателем остатков капитализма в сознании людей.

Наш читатель стал суровым критиком, беспощадным критиком. Его мякиной никто кормить не смеет. Народ обмануть нельзя, не выйдет это. Он почувствует фальшь, неискренность, надуманность в твоем произведении, помянет недобрым словом, бросит книгу, не дочитав, и разнесет о тебе худую славу. А потеряв доброе имя, трудно его восстановить.

Надо оберегать высокое звание писателя Советской страны. А мы знаем, что только честным трудом, большим трудом, напряжением всех своих духовных и физических сил, беспрерывной учебой, учебой и еще раз учебой, только непосредственным участием в борьбе и строительстве — писатель завоюет свое передовое место в строю. Нельзя жить только старой славой, старыми победами. Мы знаем, что передовые люди нашей страны — стахановцы не останавливаются на достигнутом, а героическим трудом стремятся удержать в своих руках трудовое первенство. Это стало делом их чести. А писатели нередко, написав хорошую книгу, почивают на лаврах, а жизнь стремительна, жизнь не прощает неподвижности, и вот жизнь этих писателей опережает. Тогда получается трагедия.

Опасность славы

Каждый молодой боец, которого прославила страна за его ударный труд, никогда не должен терять почву под ногами. Чувствуй всегда родную почву крепко под ногами, живи с коллективом, помни, что он тебя воспитал. Тот день, когда ты оторвешься от коллектива, — будет началом конца. Скромность украшает бойца; кичливость, зазнайство — это капиталистическое, старое, это от индивидуализма. Чем скромнее боец, тем он прекраснее. Это очень и очень относится и к литераторам.

Новые чувства

Дружба, честность, коллективизм, гуманность — наши подруги.

Воспитание мужества, отваги, беззаветная преданность революции, ненависть к врагам — наши законы.

Вооруженный враг встретит у нас лишь одно — смерть и уничтожение. Солдат капиталистической армии, бросивший оружие, прекративший войну, — это уже не враг. Мы поможем ему протрезвиться совершенно и повернуть свой штык против своих же угнетателей. Но ненависть к вооруженному врагу у нас беспредельна; в вооруженной борьбе молодой боец Советской страны знает лишь одну цель, одно стремление — уничтожить врага. Любовь к родине, помноженная на ненависть к врагу, только такая любовь принесет нам победу. А для того чтобы ненавидеть, надо знать врага, надо знать подлость, коварство, жестокость кровавого врага — и писатели должны об этом рассказать.

17 апреля 1936 г.

О своем новом романе

Новый роман «Рожденные бурей» я пишу на основе подлинных материалов борьбы украинских, польских рабочих и галицийского крестьянства с белополяками в 1918–1919 годах. Роман охватывает всю эпопею налета белополяков на Украину и разгрома их под Киевом.

Одна из главных задач моего романа — осветить вопрос интернационализма в революционной борьбе. В этой книге я пишу об интернациональной группе молодежи. Кто же они, мои молодые соратники? Юный поляк Раймонд — нежное восприимчивое существо, и в то же время это — суровый боец, смотрящий смерти бесстрашно в глаза. Это он в силу своих индивидуальных качеств занял руководящее положение в этой группе. Суровая, сдержанная Сарра, жизнерадостная, озорная красавица Олеся, молодой кочегар — украинец Андрий Птаха и чех Пшеничек. Оба они любят одну девушку… Внутри группы происходят иногда столкновения… Но, несмотря на различие характеров и индивидуальных устремлений, все члены этой группы проявляют в революционной борьбе полнейшее единство, настоящую большевистскую сплоченность, готовы жертвовать жизнью друг за друга…

В новом романе, сохраняя всю историческую правду событий, я хочу дать большие художественные обобщения. Живые люди и впечатления тех дней являются для меня в этом произведении лишь канвой, на основе которой я буду строить художественные образы героев-коммунистов.

Все, что написано мной, это лишь вступление к роману, это только начало событий — первый период формирования польского войска Пилсудского, с одной стороны, начало формирования большевистских частей — с другой. Это — начало борьбы. Разворот событий романа начнется со следующих глав.

Весь роман «Рожденные бурей» составит три тома.

[1936 г.]