Онлайн чтение книги Поднебесная Under Heaven
Глава 4

– Где они? Эти кони?

Конечно, это был правильный вопрос. Комендант побледнел. Он явно усиленно соображал, попутно борясь с возбуждением. Опыт не очень-то помогает справиться с некоторыми новостями. Слишком глубокие, горизонтальные морщины прорезали сейчас его лоб. Линь Фун казался испуганным. Тай не совсем понимал причину, но это было заметно. Каньлиньская женщина-воин, напротив, оставалась спокойной – внимательная, но невозмутимая.

Однако Тай когда-то жил на горе Каменный Барабан. Он видел, что это лишь поза, способ заставить себя успокоиться, имитируя спокойствие. А это означало, что она не была спокойной. Она очень молода, эта Вэй Сун, вдруг понял он. Моложе, чем была убийца. Вероятно, она ровесница его сестры.

– У меня их нет, – просто ответил он.

Глаза Линь Фуна вспыхнули:

– Я видел, как вы приехали. Я это знаю.

Раздражение бывает у некоторых людей реакцией на неожиданность.

– Вы никогда не доберетесь до двора живым с сардийскими конями, если у вас не будет военного сопровождения, – заметила женщина. – А тогда вы будете в долгу у армии.

Молодая, но у нее быстрый ум.

Комендант бросил на нее злобный взгляд.

– Вы все в долгу у армии. Неплохо бы об этом помнить.

Начинается, подумал Тай.

Старая-старая сказка о народе Катая и его соперниках. Мелкие княжества, воюющие друг с другом, когда-то давно; честолюбивые мужчины и женщины при императорском дворе сейчас. Военные губернаторы, префекты, мандарины девяти рангов, религиозные ордена, дворцовые евнухи, юристы-советники, императрицы и наложницы, и так далее, и так далее… – все они стремятся возвыситься, толпясь вокруг императора, а император – это солнце.

Он вернулся в империю всего несколько часов назад, не больше.

Тай сказал:

– Кони будут ждать в крепости по ту сторону границы, недалеко от Хсеня. Мне надо послать письма ко двору с военной почтой, в которых это объясняется.

– Кто за них отвечает? – Комендант пытался продумать ситуацию.

– Один офицер тагуров с перевала над Куала Нором. Это он принес мне известие о подарке.

– Но тогда они могут снова забрать их! Оставить у себя!

Тай покачал головой:

– Только в случае моей смерти.

Он достал из кармана туники первое письмо из Ригиала. В его голове вдруг промелькнуло воспоминание о том, как он читал его у озера, под гомон птиц. Он почти почувствовал ветер.

– Принцесса Чэнь-Вань сама его подписала, комендант. Мы должны проявить осторожность и не оскорблять ее предположением, что тагуры могут отобрать ее подарок.

Линь Фун нервно прочистил горло. Он чуть было не потянулся за письмом, но сдержался; проверять подпись было бы проявлением неуважения к Таю. Комендант был вспыльчивым и негибким человеком, но ему была не чужда учтивость, даже здесь, в глуши.

Тай бросил взгляд на женщину. Она слегка улыбалась, забавляясь смущением Фуна, и не пыталась это скрыть.

– Они оставят их у себя, если я не приеду лично, – прибавил Тай. Именно об этом он договорился с Бицаном шри Неспо в конце долгой ночи в хижине.

– А, – подняла голову Вэй Сун. – Вот как вы остаетесь в живых?

– Как я пытаюсь остаться в живых.

Взгляд ее стал задумчивым:

– Трудный подарок, который ставит под угрозу вашу жизнь.

Настала очередь коменданта покачать головой. Казалось, его настроение изменилось.

– Трудный? Это еще слабо сказано! Это… это горящая хвостатая звезда, несущаяся по небу. Доброе предзнаменование или дурное, в зависимости от того, что она пересекает.

– И в зависимости от того, кто читает эти знаки, – тихо произнес Тай. Собственно говоря, он не любил алхимиков и астрологов.

Комендант Линь кивнул:

– Эти кони должны стать великолепным даром – для вас и для всех нас. Но вы возвращаетесь в трудные времена. Синань – опасное место.

– Он всегда был опасным, – согласился Тай.

– А сейчас еще больше, – сказал комендант. – Все будут хотеть отобрать ваших коней. За них вас могут разорвать на части. – Он сделал глоток чая. – У меня есть одна идея.

Он явно усиленно думал. Таю стало его почти жалко: Линь получил назначение в тихий форт на границе, надеялся добиться успеха, поддерживать порядок, служить достойно, подняться выше в свое время.

А тут появляются двести пятьдесят «божественных коней». То есть почти появляются.

И в самом деле – хвостатая звезда. Комета, прилетевшая с запада.

– С благодарностью выслушаю любые ваши мысли, – ответил Тай. Он чувствовал, что снова заговорил официальным слогом; это был способ справиться с тревогой. Он так давно не жил в этом запутанном мире. В любом мире за пределами озера, лугов и могил. Но ему казалось, он знает, что будет дальше. Некоторые ходы в игре можно предвидеть.

– Ваш отец был великим лидером, все мы его оплакиваем, и на западе – особенно. Армия у вас в крови, сын генерала Шэня. Примите этих коней-драконов от имени Второго военного округа! Он ближе всех от Куала Нора! Наш военный губернатор находится в Чэньяо. Явитесь к губернатору Сюю и предложите «божественных коней» ему Можете себе представить, какой ранг вам присвоят? Какие почести и слава вас ждут!

Как он и ожидал.

И это объясняло страх Линь Фуна. Он явно понимал, что если, по крайней мере, не попытается сохранить коней для здешней армии, это плохо скажется на его собственном послужном списке, справедливо это или нет. Тай посмотрел на него. С одной стороны, эта идея была соблазнительной, она сулила быстрое решение проблемы. С другой…

Он покачал головой:

– И я сделаю это, комендант Линь, раньше, чем появлюсь при дворе? Раньше, чем сообщу нашему великому императору и его советникам о том, что принцесса, его дочь, оказала мне эту высокую честь? Раньше, чем расскажу об этом первому министру? Могу себе представить, как на это посмотрит первый министр Цинь Хай.

– И раньше, чем об этих конях узнают другие военные губернаторы? – Каньлиньская женщина-воин говорила тихо, но очень четко. – Армия не представляет собой единого целого, комендант. Неужели вы думаете, например, что у Рошаня с северо-востока не появится собственных мыслей насчет того, кому принадлежат эти кони? Он ведь сейчас командует Императорскими конюшнями, не так ли? Вы не думаете, что его мнение может иметь значение? Может быть, господину Шэню, возвращающемуся после двух лет изоляции, необходимо знать немного больше до того, как отдать такой подарок первому, кто попросит об этом?

Взгляд, который бросил на нее комендант, был полон яда.

– Ты, – рявкнул он, – не имеешь никаких прав в этой комнате! Ты здесь только для того, чтобы допросить тебя насчет убийцы, и этот допрос еще впереди.

– Да, надеюсь, – согласился Тай. Он набрал в грудь воздуха. – Но я бы хотел дать ей права, если она согласится. Я бы хотел нанять ее в качестве телохранителя на предстоящий мне дальнейший путь.

– Я согласна, – быстро ответила женщина.

Их взгляды встретились. Она не улыбнулась.

– Но вы же считали, что она приехала, чтобы убить вас! – возразил комендант.

– Считал. Теперь я думаю иначе.

– Почему?

Тай снова бросил взгляд на женщину. Она сидела изящно, снова опустив глаза, и казалась совершенно спокойной. Впрочем, ему казалось, что это напускное спокойствие.

Он обдумал свой ответ. Потом позволил себе улыбнуться. Чоу Янь получил бы удовольствие от этого момента, подумал Тай. Он просто наслаждался бы им, а потом рассказывал бы эту историю, без конца украшая ее разными подробностями. При мысли о друге улыбка Тая погасла, и он коротко ответил:

– Потому что она подвязала волосы перед тем, как пришла сюда.

Выражение лица коменданта менялось.

– Она… потому что…

Тай заставил себя говорить серьезно. Этот человек еще некоторое время будет иметь для него большое значение. Гордость Линь Фуна следовало пощадить.

– У нее свободны руки и ноги, а в волосах спрятано, по крайней мере, два предмета, заменяющих оружие. Каньлиньских воинов учат убивать такими предметами. Если бы она захотела, чтобы я умер, я был бы уже мертв. И вы тоже. Если бы она была еще одной отступницей, ее бы не волновали последствия этого убийства для Каменной горы. Возможно, ей даже удалось бы убежать.

– Три предмета, – поправила его Вэй Сун. Она вытащила из волос одну из длинных заколок и положила ее на помост. Она лежала там, поблескивая. – И – было бы предпочтительней убежать, но при выполнении определенных заданий это не предполагается.

Похоже, комендант внутренне смирился, признав, что он сделал все, что мог, и сумеет выдержать и ответить на любую критику вышестоящих начальников. Но это – за пределами его возможностей, и вообще далеко за рамками жизни приграничной крепости. Здесь говорили о дворе императора.

Линь Фун выпил свой чай, спокойно налил себе еще из темно-зеленого керамического чайника, стоящего рядом на лаковом подносе. Тай сделал то же из своего чайника. Он посмотрел на женщину. Заколка лежала перед ней, длинная, как кинжал. Ее головка в виде феникса была из серебра.

– По крайней мере, вы нанесете визит Сю Бихаю, губернатору, в Чэньяо?

Выражение лица Линь Фуна было серьезным. Это просьба, не более. С другой стороны, комендант не предложил ему посетить префекта в Чэньяо. Армия против гражданских служб, вечное противостояние. Некоторые вещи не меняются из года в год, из сезона в сезон.

Комментировать это нет необходимости. И если он также встретится с префектом, это его личное дело. Тай просто сказал:

– Конечно, нанесу, если губернатор Сю окажет мне честь принять меня. Я знаю, что он был знаком с моим отцом, и надеюсь получить у него совет.

Комендант кивнул:

– Я тоже пошлю письмо. Что касается совета… вы долго отсутствовали, не так ли?

– Очень долго, – ответил Тай.

Луны над чашей в горах, прибывающие и убывающие, серебряный свет на холодном озере. Снег и лед, и грозы. И голоса мертвых в голосе ветра…

Линь Фун снова казался удрученным. Тай вдруг обнаружил, что ему начинает нравиться этот человек.

– Мы живем в трудные времена, Шэнь Тай. На границах все спокойно, империя расширяется, Синань в расцвете славы. Но иногда такая слава…

Женщина сидела очень тихо, слушая.

– Мой отец говорил, что времена всегда трудные, – тихо заметил Тай, – для тех, кто в них живет.

Комендант обдумал это.

– Есть степени, полярности. Звезды выстраиваются в определенном порядке, или не выстраиваются… – это была цитата из текста Третьей династии. Тай учил его к экзаменам. Линь Фун колебался.

– Во-первых, начать стоит с того, что почтенная императрица больше не живет во дворце Да-Мин. Она удалилась в храм к западу от Синаня.

Тай втянул в себя воздух. Это была важная новость, хоть и ожидаемая.

– А госпожа Вэнь Цзянь? – тихо спросил он.

– Ее сделали Драгоценной Наложницей и поселили в крыле дворца императрицы.

– Понятно, – сказал Тай. А потом, так как это было для него важно, спросил: – А дамы, прислуживавшие императрице? Что с ними?

Комендант пожал плечами:

– Откуда мне знать? Полагаю, они отправились с ней, по крайней мере, некоторые.

Три года назад сестра Тая уехала в Синань на службу к императрице, в качестве придворной дамы. Это была привилегия, дарованная дочери Шэнь Гао. Таю необходимо выяснить, что случилось с Ли-Мэй. Его старший брат должен знать…

Его старший брат – это еще одна проблема.

– Это действительно перемена, как вы сказали. Что еще я должен знать?

Линь Фун взял свою чашку, потом поставил. И сказал, мрачно:

– Вы назвали имя первого министра. Это была ошибка. Увы, первый министр Цинь Хай умер прошлой осенью.

Тай моргнул, потрясенный. Он не был к этому готов, совсем. На мгновение ему показалось, что мир закачался, словно рухнуло какое-то дерево колоссальных размеров и крепость сотрясается от грохота.

Заговорила Вэй Сун:

– Общее мнение, хотя мы слышали нечто иное, что он умер от болезни, вызванной осенней простудой.

Комендант пристально посмотрел на нее.

«Мы слышали нечто иное».

Эти слова можно было назвать государственной изменой.

Однако комендант Линь ничего не сказал. Никто никогда не взялся бы утверждать, что армия любит блестящего, всевластного первого министра императора Тайцзу.

Цинь Хай, высокий, с редкой бородой и узкими плечами, правил от имени императора четверть века, в период роста богатства и территорий Катая. Властный, фанатично преданный Тайцзу и Небесному Трону, он славился подозрительностью и повсюду имел шпионов. Первый министр мог отправить в ссылку – или казнить – человека за то, что он слишком громко что-нибудь сказал в винной лавке и это услышал не тот человек.

Его ненавидели и ужасно боялись. Возможно, он был незаменимым.

Тай ждал, глядя на коменданта. Теперь будет названо другое имя. Должно быть названо.

Комендант Линь отпил чая и сказал:

– Новый первый министр, назначенный мудростью императора, – Вэнь Чжоу, он… знатного происхождения. – Пауза была намеренной, конечно. – Вам, вероятно, знакомо его имя?

Знакомо. Конечно, знакомо. Вэнь Чжоу был двоюродным братом Драгоценной Наложницы.

Но это не главное. Тай закрыл глаза. Он вспоминал аромат духов, зеленые глаза, соломенные волосы, голос: «А если один человек попросит меня… предложит мне стать его личной куртизанкой или даже наложницей?»

Он открыл глаза. Оба собеседника глядели на него с любопытством.

– Я знаю этого человека, – сказал Тай.

* * *

Комендант Линь Фун из крепости Железные Ворота не мог бы назвать себя философом. Он был профессиональным солдатом и сделал свой выбор в самом начале жизни, поступив в армию вслед за старшим братом.

И все же, с годами, по мере продвижения вверх по служебной лестнице, он начал понимать (с должным смирением), что более склонен к определенному мышлению и, возможно, больше ценит красоту и этим отличается от своих товарищей по службе – солдат, а потом и офицеров.

Среди прочих вещей, он получал большое удовольствие от культурной беседы. Попивая вино в одиночестве в своей комнате поздним вечером, Линь Фун признался себе, что ему не дает уснуть пугающе сильное чувство, которое можно назвать возбуждением.

Шэнь Тай, сын покойного генерала Шэня, оказался тем человеком, которого Линь Фун хотел бы оставить в своей крепости на несколько дней или даже недель – такую искру зажигали мысли этого человека и необычная история его жизни.

Беседа за ужином заставила коменданта понять с грустью, насколько бедными были его здешние ежедневные занятия и его круг общения.

Он задал этому человеку очевидный (для него) вопрос:

– Вы уже дважды на длительный период уезжали за границу. Древние мудрецы учат, что в этих поступках таится опасность для души. – Он улыбнулся, чтобы собеседник не почувствовал в его словах ни яда, ни оскорбления.

– Некоторые учат так. Но не все.

– Это правда, – пробормотал Линь Фун и жестом велел слуге налить еще вина. Он чувствовал себя немного неуверенно, когда речь шла о различных учениях древних мудрецов: у солдата нет времени изучать подобные вещи.

Шэнь Тай казался задумчивым. По его странным, глубоко посаженным глазам было видно, что мозг его работает над этим вопросом. Он учтиво произнес:

– В первый раз, комендант, я бы очень молодым офицером. Я отправился на север к народу богю, потому что мне приказали, вот и все. При всем уважении, я сомневаюсь, что вы бы предпочли уехать в крепость у Железных Ворот, если бы ваши желания принимали во внимание.

Значит, он заметил! Фун рассмеялся с некоторым смущением.

– Это почетное назначение, – возразил он.

– Разумеется.

Немного помолчав, Фун сказал:

– Я понял вас, конечно. И все-таки, побывав за границами империи один раз, не по своему выбору, – второй раз…

Не спеша, невозмутимо – явно хорошо воспитанный человек, – Тай ответил:

– Второй раз я почтил память моего отца. Вот почему я поехал к Куала Нору.

– Не было других способов почтить его память?

– Уверен, что были, – вот и все, что ответил Шэнь Тай.

Фун прочистил горло, смутившись. Он слишком истосковался по таким разговорам, понимал комендант, слишком соскучился по умным беседам. Это могло заставить человека перейти дозволенные границы светских условностей. Он поклонился.

Этот Шэнь Тай – сложный человек, но утром он уедет и будет вести жизнь, которая вряд ли когда-нибудь еще приведет их друг к другу. Неохотно, но понимая необходимость соблюдать приличия, комендант сменил тему разговора и заговорил о тагурах и их крепости к северу от озера. О том, что Шэнь Тай мог о ней рассказать.

В конце концов, тагуры находились сейчас в сфере его ответственности и останутся в ней, пока его не переведут куда-то в другое место.

Некоторые люди умеют выскользнуть из общества и снова в него вернуться. Очевидно, этот человек был одним из них. Линь Фун понимал, что сам он не такой и никогда таким не станет; ему слишком нужна безопасность, рутинность для подобной неопределенности. Но Шэнь Тай все же заставил его понять, что бывают, – или могут быть, – другие способы жить. Наверное, подумал комендант, ему помогло то, что его отцом был Командующий левым флангом.

Оставшись один в своей комнате, Линь Фун пил вино. Он думал о том, заметил ли его гость, что они раньше пили чай, и как это здесь необычно. Это был новый предмет роскоши, который только начинали привозить в Синань, импортируя с далекого юго-запада: еще одно следствие мира и развития торговли при императоре Тайцзу.

Линь узнал об этом напитке из писем своих друзей и попросил прислать ему немного. Он очень сомневался, что новый обычай уже принят многими другими комендантами их крепостей. Он даже заказал специальные чашки и подносы и сам их оплатил.

Он не был уверен, что ему нравился вкус этого напитка, даже подслащенный горным медом. Но ему нравилось считать себя человеком, не оторвавшимся от двора и от городской культуры даже здесь, на далекой границе, где почти невозможно найти человека, с которым стоило бы поговорить.

Что делать, если перед тобой такая жизнь? Напоминать себе снова и снова, что ты – цивилизованный человек, подданный самой цивилизованной империи из всех, какие знала история.

Времена меняются. Смерть первого министра, новый первый министр, даже характер и состав армии – все эти нынешние иностранные войска, так отличающиеся от тех, в которые поступил когда-то Линь Фун. Среди военных губернаторов нарастала большая напряженность. Сам император постарел, отошел от дел, и кто знает, что будет дальше? Комендант Линь не любил перемен. Это был недостаток его характера, возможно, но чтобы уцелеть с таким недостатком, человек мог держаться за то основное, в чем он уверен, не так ли? Разве это не обязательное условие?

* * *

В крепости у Железных Ворот была только одна комната для гостей.

Эта крепость – не то место, куда приезжают значительные посетители. Торговые пути лежат дальше к северу. Перевал под подходящим названием Нефритовые Ворота охраняет эти пути и текущие по ним богатства. Все блага достаются этой части света.

Комната для гостей была маленьким внутренним помещением на втором уровне основного здания: никаких окон, никакого внутреннего дворика внизу. Тай пожалел, что не предпочел общую комнату, где, по крайней мере, могло быть больше воздуха. Однако если подумать, выбора у него не было: нужно совершать поступки, которые отражают твой статус, иначе ты смутишь окружающих тебя людей.

Он должен был занимать отдельную комнату. Он был важным гостем.

Тай уже какое-то время назад задул свою свечу Комната была жаркой, темной, лишенной воздуха. Ему никак не удавалось уснуть. Его мысли были полны Чоу Янем, который умер.

Здесь не было голосов-призраков в темноте, только тихо перекликались часовые на стенах. В ущелье тоже не было призраков в течение тех двух ночей, которые он провел там по дорогое сюда. Это было непривычно – тишина после заката. Так же непривычно, как не видеть луны и звезд.

Если уж на то пошло, непривычным было и присутствие молодой женщины по другую сторону от своей двери, в коридоре – по ее категорическому настоянию – на страже.

Здесь он не нуждается в охране, сказал ей Тай. Вэй-Сун даже не потрудилась ответить. А выражение ее лица говорило о том, что, по ее мнению, ее нанял глупец.

Они не говорили об оплате. Во-первых, Тай знал обычные каньлиньские расценки. Во-вторых, он предполагал, как она ответила бы на подобный вопрос: что-нибудь о том, что она не успела вовремя приехать к Куала Нору, чтобы спасти его, и поэтому служить ему теперь требует ее честь. Ему необходимо узнать больше о той, первой женщине у озера, и, самое важное – узнать, кто ее послал и почему.

Янь назвал имя их школьного друга, Синь Луня. А помимо этого Тай все больше опасался еще одного человека.

В любом случае, плата Вэй Сун едва ли имела значение. Теперь он мог позволить себе телохранителя. Или двадцать телохранителей. Он мог нанять личный дуй[4]Термин, обозначающий в разных ситуациях воинскую часть, подразделение или отряд. из пятидесяти всадников и нарядить их в одежду выбранной им расцветки. Мог одолжить любые необходимые ему деньги под залог сардийских коней.

Его семья всегда – и не без оснований – считалась достаточно обеспеченной, но Шэнь Гао прожил свою жизнь боевым офицером, командиром на полях сражений, а не честолюбивым придворным, стремившимся к признанию и наградам, сопровождающим их. Вот его старший сын – совсем другой человек, но сегодня ночью Тай еще не был готов думать о Лю.

Его мысли вернулись к женщине за дверью, что тоже не помогло погрузиться в сон. Для нее в коридоре положили соломенный тюфяк. Они к этому привыкли. Мало-мальски высокие гости устраивали слуг на ночь снаружи или даже внутри комнаты. Просто Тай не думал о себе, как о «высоком госте».

Другая женщина из Каньлиня – отступница, по словам Вэй Сун, – вероятно, спала там же, когда Янь занимал эту постель несколькими ночами раньше.

Можно посмотреть на это, как на симметрию, на две хорошо сбалансированные строчки стихотворения, или как на нечто более мрачное. Это ведь жизнь, а не поэма, и Янь, верный, добрый, почти всегда смеющийся, лежит в могиле в трех днях пути отсюда, за ущельем.

У Тая там теперь навсегда останется друг.

Он прислушался, но ничего не услышал в коридоре. И при этом не мог вспомнить, закрыл ли дверь на засов. Он уже забыл о такой привычке.

А еще прошло уже больше двух лет с тех пор, когда он находился так близко от женщины. Тем более – после наступления темноты, в тишине.

Против его воли, воображение рисовало ее: овальное лицо, широкий рот, настороженные, насмешливые глаза под изогнутыми дугами бровей. Брови ее собственные, а не нарисованные по моде Синаня. По крайней мере, такой была мода два года назад. Вероятно, она изменилась. Она всегда менялась. У Вэй Сун была стройная фигурка, быстрые движения, длинные черные волосы. Распущенные, когда он впервые увидел ее сегодня утром.

Это последнее воспоминание оказалось слишком большим испытанием для мужчины, который прожил один так долго, как он.

Мысли Тая поплыли по залитым лунным светом рекам, притянутые воспоминанием, словно морем. Неудивительно, что он поймал себя на воспоминании о золотых волосах Весенней Капели, тоже распущенных, а потом – неожиданно – возник образ совершенно другой женщины.

Он подозревал, что именно после тех новостей, которые он узнал сегодня вечером, он ясно вспомнил Вэнь Цзянь, Драгоценную Наложницу, любимую наложницу самого императора, в тот единственный раз, когда он видел ее вблизи: золотисто-нефритовое очарование в весенний день в парке Длинного озера. Верхом на лошади, смеющаяся (рябь в воздухе, похожая на песню птицы), окутанная мерцанием, аурой. Шокирующее желанная. Недостижимая. Опасная, даже в сновидениях или в мечтах.

А ее красивый, гладкий как шелк двоюродный брат, как он сегодня узнал, теперь первый министр империи. С осени.

Опасно иметь такого человека соперником в любви.

Если бы у меня осталось хоть немного ума и сохранился хотя бы частично инстинкт самосохранения, подумал Тай, я бы перестал думать о Весенней Капели, о ее аромате, коже и голосе, прямо сейчас, задолго до приезда в Синань.

Это не так-то просто.

Она была родом из Сардии, как и кони. Предметом страстного желания, родом с запада, как очень многие другие предметы.

Это совсем другое существование, этот мир мужчин, женщин и желаний, думал Тай, лежа в темноте на краю империи. Эта истина начинала возвращаться к нему, и вместе с ней кое-что еще. Еще один аспект того, к чему он возвращался.

Мысли вызывали тревогу, проникали глубоко, сплетались со всеми другими тревогами в его мозгу, подобно нитям шелковичного червя, неаккуратно намотанным на катушку. А ведь он еще находился на границе, в крепости на краю империи. Что произойдет, когда он поедет на восток на своем гнедом сардийском коне, к блестящему, смертельно опасному миру императорского двора?

Тай беспокойно ворочался, слушая, как скрипит матрас и столбики кровати. Жаль, что здесь нет окна. Он мог бы постоять возле него, вдохнуть чистый воздух, посмотреть вверх, на летние звезды, поискать в небе порядок и ответы. «Как вверху, так и внизу, наша собственная жизнь – это отражение девяти небес».

Здесь он чувствовал себя запертым, боролся с дурным предчувствием постоянного заключения, ограничения, смерти. Кто-то пытался его убить еще до того, как стало известно о конях. Почему? Почему он оказался настолько важным, чтобы его убить?

Он резко сел, свесив ноги в кровати. Сон исчез в недостижимой дали.

– Я могу принести для вас воды или вина.

Ее слух должен быть необычайно тонким, и, наверное, она не спала.

– Ты – телохранитель, а не служанка, – ответил он через закрытую дверь. И услышал ее смех:

– Меня нанимали люди, которые почти не видели разницы.

– Я к ним не принадлежу.

– А! Зажгу предкам свечу в знак признательности.

Боги в небесах! Он к этому не был готов.

– Ложись спать, – сказал Тай. – Мы выезжаем рано.

Снова смех:

– Я проснусь. А вот если вы не сможете уснуть сегодня из-за страхов, завтра мы не сможем ехать быстро.

Он действительно не был к такому готов.

Наступило молчание. Тай остро чувствовал ее присутствие за дверью. Через мгновение он услышал:

– Простите меня, это с моей стороны самонадеянность. Примите мои извинения. Тем не менее, со всем уважением, вы могли отказаться от дара принцессы?

Тай думал о том же уже три дня. Но от этого ему было не легче слышать этот вопрос от другого человека.

– Не мог, – ответил он.

Странно говорить об этом через дверь и стену. Кто-нибудь мог подслушивать, легко. Но он в этом сомневался. Только не здесь.

– Это был подарок царских особ. Отказываться нельзя.

– Не знаю. Ее подарок может вас убить.

– Я это понимаю, – согласился Тай.

– Ужасно так поступать с человеком.

В ее голосе звучала юность и обостренное чувство несправедливости, но ее слова были правдой, в каком-то смысле. Принцесса этого не хотела. Ей даже в голову не пришло, что это может произойти.

– Они ничего не знают о равновесии, – сказала Вэй Сун из коридора. Она была воином Каньлиня; равновесие составляло суть их учения.

– Ты имеешь в виду тагуров?

– Нет. Царских особ. Повсюду.

Тай обдумал это.

– Я полагаю, царским особам нет необходимости думать о таком.

Снова молчание. У него было ощущение, что и она это обдумывает. Потом она сказала:

– Нас учили, что император в Синане служит отражением небес и правит от их имени. Равновесие наверху отражается внизу, иначе империя падет. Разве нет?

Это была его собственная мысль, пришедшая несколько минут назад.

В Девятом квартале были женщины – не много, несколько женщин, – которые могли так беседовать за вином или после занятий любовью. Но он никак не ожидал услышать это здесь, от каньлиньского телохранителя.

– Я имел в виду другое. Образ их мыслей. Как принцесса в Ригиале или любая особа императорской крови могут иметь представление о том, что может произойти с обычным человеком, если ему сделают такой экстравагантный подарок? Что в их жизни дает им возможность вообразить это?

– О! Да.

Он поймал себя на том, что ждет. И она продолжила:

– Ну, во-первых, это означает, что подарок этот – для них, а не для вас.

Тай кивнул, потом вспомнил, что она его не видит.

– Ложись спать, – снова повторил он, немного резко. И услышал ее смех – точно яркая вспышка в темноте.

Он представил ее себе такой, какой увидел в первый раз, с распущенными по спине волосами на утреннем дворе, только что вставшую с постели. Отогнал от себя этот образ.

В Чэньяо будут женщины и музыка. Через пять дней. Или через четыре? Если они будут ехать быстро?

Он снова лег на жесткую подушку.

Дверь открылась.

Тай сел, гораздо более резко, чем в первый раз. Схватил простыни, чтобы прикрыть наготу, хотя в комнате было темно. Из коридора вместе с нею не проник свет. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Вэй Сун поклонилась. Это был подобающий поступок, но больше ничего подобающего не было.

– Вам следовало запереть дверь на засов, – тихо произнесла она.

Кажется, ее голос изменился, или это его воображение?

– Я отвык это делать, – он прочистил горло. – В чем дело? Обход телохранителем комнаты? Мне ждать его каждую ночь?

Она не рассмеялась.

– Нет. Я… мне надо вам кое-что сказать.

– Мы и так разговаривали.

– Это конфиденциально.

– Ты думаешь, кто-то подслушивает? Здесь? Среди ночи?

– Я не знаю. Армия использует шпионов… В любом случае, вам нет нужды опасаться за вашу добродетель, господин Шэнь. – Резкость в голосе, намек на сарказм.

– А ты не опасаешься за свою добродетель?

– Клинок в моих руках.

Тай знал, какие грубые шуточки отпустили бы в Девятом квартале в ответ на это. Он почти слышал голос Яня. И молчал, ожидая. Возбуждение отвлекало его.

Она тихо сказала:

– Вы не спросили, кто заплатил мне, чтобы я выследила убийцу.

Внезапно он перестал отвлекаться.

– Каньлиньские воины не говорят, кто им платит.

– Говорим, если нам дают такие указания, когда нанимают. И вы это знаете.

Тай не знал. Он не достиг такого уровня за двадцать месяцев, проведенных у них. Он снова прочистил горло. Услышал, как она подошла ближе к кровати, почти невидимая в темноте. Ощутил ее дыхание и аромат теперь, когда она приблизилась. Интересно, подумал он, распущены ли у нее волосы? Сначала он пожалел, что здесь нет свечи, потом решил, что так лучше.

Она продолжала:

– Я должна была догнать этих двоих и убить ее, а потом проводить к вам вашего друга. Я ехала вслед за ними до вашего дома. Мы не знали, где вы находитесь, иначе я бы приехала прямо по имперской дороге и подождала их здесь.

– Ты поехала в дом моего отца?

– Да, но они опередили меня на много дней.

Тай слышал слова, падающие в темноте, подобно каплям воды с широких листьев после дождя, и чувствовал странное покалывание в кончиках пальцев. Ему представлялось, что он слышит другой звук: далекий звон храмового колокола среди сосен.

Он медленно произнес:

– Никто в Синане не знал, где я. Кто тебе сказал?

– Ваша мать и ваш младший брат.

– Не Лю?

– Его там не было.

Казалось, колокол ясно зазвучал у него в голове; он подумал о том, слышит ли его она. Ребяческая мысль…

– Мне очень жаль, – сказала женщина.

Тай подумал о старшем брате. Пора было начать думать о нем.

– Это не мог быть Лю, – произнес он с легким отчаянием. – Если за этим стоит он, то он знал, куда я уехал. Он мог бы послать убийцу и Яня прямо к Куала Нору.

– Нет, если он не хотел, чтобы знали, что именно он за этим стоит. – У нее было больше времени, чтобы это обдумать, понял Тай. – И в любом случае… – Она заколебалась.

– Да? – Теперь его голос действительно звучал странно.

– Я должна вам сказать – точно не известно, что именно ваш брат нанял убийцу. Возможно, он только предоставил информацию, а другие ее использовали.

«Я должна вам сказать».

– Очень хорошо. Тогда кто нанял тебя? Я спрашиваю. Кто тебе все это рассказал?

И тогда, официальным тоном, почти невидимая в комнате, всего лишь голос в черноте, она произнесла:

– Мне поручено передать вам уважение и почтительное приветствие от новой наложницы в доме светлейшего Вэнь Чжоу, первого министра Катая.

Он закрыл глаза. Весенняя Капель…

Это случилось. Она считала, что это возможно. Она говорила с ним об этом. Если Чжоу предложил ее хозяйке подходящую цену, какой бы она ни была, у Капели, в сущности, не было выбора. Куртизанка может отказаться от предложения быть выкупленной частным лицом, но ее жизнь в Девятом квартале будет загублена, если она лишит хозяйку такого количества денег. А он к тому же новый первый министр.

Тай был совершенно уверен, что предложенная сумма была больше, чем Капель могла бы заработать за многие годы по ночам игрой на пипе кандидатам на сдачу экзаменов, а потом – поднимаясь с ними наверх.

И влюбляясь в них…

Он следил за своим дыханием. Все-таки это было непонятно. Ни у его брата, ни у первого министра не было причин желать смерти Тая. Он не имел такого большого значения. Можно недолюбливать мужчину или брата, можно видеть в нем соперника – в разных смыслах, – но убийство – это крайность и риск.

Должно быть что-то еще.

– Это еще не все, – произнесла она.

Тай ждал. Он видел только очертания ее фигуры, которая снова поклонилась.

– Ваш брат находится в Синане. Он там с осени.

Тай тряхнул головой, словно хотел прояснить мысли:

– Этого не может быть. Наш траур еще не закончился.

Лю был гражданским чиновником высокого ранга при дворе, но его все равно бы побили толстой палкой и выслали из столицы, если бы кто-то донес о нарушении им сыновнего долга, а его соперники обязательно бы сделали это.

– Для офицеров армии траур продолжается всего девяносто дней. Вам это известно.

– Мой брат не…

Тай замолчал. Перевел дух.

Не сам ли он виноват во всем? Уехал на два года, ничего не писал домой, не получал никаких вестей. Сосредоточился на трауре, на одиночестве и на собственных действиях, отдавая долг давней печали отца.

Или, возможно, он действительно сосредоточился на уходе из слишком сложного мира Синаня, от двора, мужчин и женщин, пыли и шума, где он не был готов решить, кем он был и будет.

С осени? Она сказала, с осени. Что случилось осенью? Ему как раз сегодня сказали, что…

Вот в чем дело! Все совпало. Встало на место, как рифма в строфе.

– Он – советник Вэнь Чжоу, – уверенно произнес Тай. – Он служит первому министру.

Он видел только ее силуэт в темноте.

– Да. Ваш брат – его главный советник. Первый министр Вэнь назначил Шэнь Лю командиром тысячи в армии Летающего Дракона в Синане.

Символический ранг, символические солдаты. Почетная дворцовая гвардия, сыновья и родственники аристократов или старших мандаринов. Всегда роскошно одетые, всегда на виду: на парадах и матчах по конному поло, церемониях и празднествах, они славились своей никчемностью в реальном сражении. Но как способ сократить период траура при помощи военного ранга, перевести в столицу нужного человека…

– Мне очень жаль, – повторила Вэй Сун.

Тай осознал, что уже давно молчит.

Он покачал головой и сказал:

– Это большая честь для нашей семьи. И все же я не стою того, чтобы меня убивать. Вэнь Чжоу обладает властью, и Весенняя Капель теперь принадлежит ему. Мой брат получил у него должность и свой ранг, каким бы он ни был. Я никак не смог бы этому помешать, да и не стал бы. Здесь есть еще что-то. Должно быть. Ты знаешь… Капель знала еще что-нибудь?

Она осторожно ответила:

– Госпожа Линь Чан сказала, что вы меня об этом спросите. Я должна ответить вам, что она согласна, но она не знала, что это могло бы быть, когда узнала о заговоре убить вас и послала за каньлиньским воином.

Линь Чан?

Она больше не захотела носить имя, которое носила в Девятом квартале. Оно не подходит наложнице в городском особняке первого министра империи. Там не носят имя Весенняя Капель. Интересно, подумал он, сколько там женщин? Какую жизнь она там ведет?

Как бы там ни было, она пошла ради него на огромный риск: наняла собственного каньлиньского воина. Тай представления не имел о том, как она это сделала. Было бы нетрудно вычислить, кто отправил эту женщину вслед за той, другой, если…

– Может, это и к лучшему, что ты меня не догнала вовремя, – заметил он. – Теперь будет непросто связать тебя с ней. Я нашел и нанял тебя по дороге, а убийцу прикончили воины тагуров.

– Я тоже так подумала, – ответила она. – Хотя это пятно на моем имени – я не справилась с заданием.

– Ты справилась, – нетерпеливо возразил он.

– Я могла как-то узнать и приехать прямо сюда.

– И выдала бы ее? Ты это только что сказала. Честь Каньлиня – одно, глупость – совершенно другое.

Он услышал, как она переступила с ноги на ногу.

– Понимаю. И вы будете решать, что есть что? А меж тем ваш друг мог бы остаться в живых, если бы я действовала быстрее.

Это было правдой. Удручающей правдой. Но тогда жизнь Капели была бы в опасности…

– Я не думаю, что тебе следует говорить со мной так.

– Покорно прошу меня простить, – произнесла она тоном, который говорил об обратном.

– Прощаю, – пробормотал Тай, не обращая внимания на ее тон. Он вдруг понял, что с него хватит. – Мне нужно многое обдумать. Ты можешь идти.

Несколько мгновений она не шевелилась. Тай почти чувствовал, что она на него смотрит.

– Через четыре или пять дней мы будем в Чэньяо. Вы сможете найти там женщину. Это вам поможет, я уверена.

Ее тон был слишком понимающим, Тай помнил эту особенность воинов Каньлиня. Вэй Сун поклонилась – это он увидел – и вышла, поскрипывая половицами.

Тай услышал, как за ней закрылась дверь. Он все еще прижимал к себе простыни, прикрывая наготу. Потом осознал, что у него открыт рот. И закрыл его.

С призраками, подумал он с некоторым отчаянием, было проще…