Онлайн чтение книги В опасности Under the Harrow
Глава 5

Первые пассажиры уже ждут в темноте на платформе свой поезд, когда я выхожу на улицу, чтобы купить в газетном киоске через дорогу свежую прессу на следующее утро. Я несу газеты в пустой гостиничный вестибюль. Стены тут оклеены зелеными обоями с золотыми ландышами. Именно тут раньше завтракали всадники перед выездом на охоту.

В «Телеграф» про Рэйчел ничего не написано. Нет статей про нее и в «Индепендент», «Сан», «Гардиан» и даже в «Дейли мейл». Ну если национальные газеты умолчали об этом случае, может, ничего и не произошло?

Зато статья есть прямо на первой странице «Оксфорд мейл». Наверное, журналисту удалось достать информацию в морге о вскрытии. Она умерла от артериального кровотечения, как выясняется. Время смерти между тремя и четырьмя часами дня. Она получила одиннадцать ножевых ранений в живот, грудь и шею. На ладонях и руках также имеются повреждения – она пыталась защищаться.

Вот я за столом читаю статью, а вот я уже на ковре на четвереньках. Ландыши на обоях начинают шевелиться. Я молча открываю и закрываю рот.

Когда приступ боли проходит, меня уносит в дальний угол комнаты. Я кидаю газеты в пустой камин. Мне хочется сжечь их, но у меня нет спичек.

Я звоню своей начальнице – специалисту по ландшафтному дизайну. Рассказываю ей, что у меня в семье потеря и теперь я сама не знаю, когда смогу вернуться в Лондон. Такая формулировка нравится мне, получается, что это как будто не Рэйчел умерла, а какой-то другой член моей семьи. Может, тетушка или наш папа. Она говорит мне, чтобы я не торопилась и оставалась на месте столько, сколько понадобится, но при этом не предлагает мне оплачиваемый отпуск в связи с такой тяжелой утратой. В общем, я не могу ее в этом винить. Не такая у нас работа.

Я звоню своей лучшей подруге Марте. Она хочет приехать ко мне и побыть со мной некоторое время, но я объясняю ей, что сейчас мне лучше оставаться одной.

– Когда ты возвращаешься домой? – спрашивает Марта.

– Я не знаю. Детектив попросил меня пока что пожить здесь.

– Зачем?

– Думаю, им потребуется кое-какая информация о ней.

Я прошу Марту рассказать о случившемся нашим общим подругам и заодно даю номера знакомых Рэйчел. Элис живет в Гватемале. Ее телефонного номера у меня нет, и я надеюсь на то, что Марта тоже не сумеет его разыскать. Меня это даже немного успокаивает. Хотя бы для нее Рэйчел будет оставаться живой, как будто это хотя бы частично может стать правдой.

После телефонных разговоров я иду к ее дому. Воскресный день, конец ноября, редкие машины обгоняют меня – люди едут куда-то по своим делам. Я не могу поверить в то, что смогу дальше жить без нее, просто так существовать, но уже одна. Передо мной темной лентой тянется бетонная дорога.

В газетной статье ничего не говорилось про собаку. Полиция наверняка этим довольна. А я до сих пор вижу пса, висящего на лестнице. Это крупная немецкая овчарка. Даже удивительно, как перила выдержали вес собаки.

По высокой траве у дома Рэйчел расхаживают люди в полицейской форме. Я схожу с дороги возле участка ее соседей и обхожу вокруг загона для лошадей. Позади него есть тропа, уводящая путника в сторону холмов.

Я медленно двигаюсь вперед, иногда вытягивая в стороны руки, чтобы удержать равновесие на камнях, пока не перехожу таким образом долину. В доме Рэйчел горят огни, на верхнем этаже мелькают какие-то люди. Я насчитала восемнадцать человек, обыскивающих лужайку под темнеющим, затянутым тучами небом. Перед дверью по-прежнему натянута синяя лента, возле нее стоит полицейский.

С неба начинает сыпать снег. С края утеса поднимается вверх белый дымок. Там, внизу, в доме профессора, видимо, кто-то есть. Я наклоняюсь в сторону и тянусь до тех пор, пока мне не становится видна крыша дома и трубы. Дымок кружится и словно тает в падающем снегу. Сам профессор идет по дорожке у дома, разбрасывая под ноги пригоршни желтого песка, смешанного с солью. У самого края своего участка он останавливается и бросает взгляд через дорогу, в сторону дома Рэйчел. Плечи его уныло опускаются, с поникшей руки свисает опустевший пакет.

Он стоит и чего-то ждет. Мне кажется, что к нему кто-то должен прийти, кто-то спустится с холмов, и тогда он поинтересуется, нет ли каких-нибудь новостей. Его самого, скорее всего, уже допросили. Мне представляется, что его глаза наполнены слезами. Он любил Рэйчел. Мне кажется, что его перепугала прошлая ночь и он, наверное, сам никак не мог заснуть.

Я смотрю наверх, в груди у меня все болит. Снег уже не сыплет, он будто зависает в воздухе и крутится вихрями. Иду к холмам, подальше от утеса, продвигаясь между невысоких деревьев с искривленными стволами. Они чуть выше меня, их росту здесь препятствует постоянный ветер. Одна ветка выпирает вперед, к ней прицепился кусок жесткой желтой ткани. Я вступаю на большой плоский камень, а когда перехожу на другой его край, оказываюсь среди пустых консервных банок из-под пива и кучи окурков. Меня бросает то в жар, то в холод. Я медленно поднимаю взгляд и вижу среди ветвей вдали, как будто обрамленный рамкой из листвы, дом Рэйчел.

На этом же овальном «портрете» в сумерках я разглядываю людей, которые ходят по комнатам в доме. Наступает ночь, картинка в окнах скоро станет более отчетливой. Она не вешала штор, за исключением ванной комнаты. Я вижу там белые газовые занавески, но даже они достаточно короткие и доходят только до окошек. Когда она стояла у раковины и чистила зубы, выйдя из душа, можно было видеть ее голову.

А здесь кто-то пил легкий эль «Теннетс» и курил «Данхилл», следя за ней. Я осматриваю местность позади себя. Поднимаю острый камень и прохожу круг. Под ногами шелестят сухие листья и мусор. Я жду, что сейчас появится и сам наблюдающий. Но мне не страшно, хочу увидеть того, кто совершил с ней такое. Проходят минуты. Вероятность того, что здесь кто-то еще есть, понемногу уменьшается, а потом и вовсе пропадает.

Сквозь открытое пространство в листве я наблюдаю за тем, как снег опускается на ее дом. Среди высоких холмов настолько тихо, что мне даже кажется, будто я слышу, как падают на землю снежинки. Меня охватывает полное уныние. Полицейские, обыскивающие лужайку, теперь перемещаются дальше в лес. Я вижу, как снег попадает на окурки, отчего они размягчаются и понемногу увеличиваются в размерах.

Я звоню Льюису, его машина припаркована у дальнего края ее лужайки. Я вижу, как он подныривает под ограничительную ленту и выходит из дома. Вот Льиюс движется в темном пальто у подъездной дорожки. Потом я в тишине наблюдаю, как он достает телефон из кармана и смотрит на экран.

– Здравствуйте, Нора.

– Я кое-что нашла.

– Где вы?

Я выбираюсь с тропы, встаю перед колючими деревьями и начинаю махать рукой:

– Здесь.

Он поворачивает голову и видит меня. Останавливается. Его лицо размыто вдалеке, галстук развевается на ветру, брюки у ботинок раздуваются пузырями.

Я слышу, как он идет по тропе, и уже замерзаю. Вот он вступает на полянку, и по выражению его лица я понимаю, что выгляжу сейчас на удивление глупо.

Льюис молча смотрит на меня, его лицо грустное и понурое, я вижу его в овальной рамке из веток. Еще два года он поработает, как говорил в машине, но я понимаю, что ему хочется закончить свою службу прямо сейчас. Колючие ветви сходятся над ним аркой.

Он ныряет под них и приседает на корточки, чтобы осмотреть почву. Интересно, что он хочет тут найти, ведь я, собственно, ничего тут и не охраняю. Вот он поднимается, поворачивается и видит дом, обрамленный ветвями деревьев, внутри идеального овала, как будто кто-то специально подрезал эти ветки. Плечи у него опускаются.

– Кто-то следил за ней, – говорю я.

– Нора, – вступает Льюис. – Зачем вы пришли сюда? – Он на голову выше меня, и получается, что его вопрос адресован пустому пространству.

– Я хотела увидеть дом.

Он кивает, глядя в сторону утеса.

– Вы подумали, что кто-то следил за Рэйчел?

– Нет.

Мы смотрим на долину. Кучки деревьев тут и там образуют темные островки в белом снегу. В дневное время человек тут, наверху, становился невидимым, а ночью мог подойти и ближе. Я представляю себе, как он кружил возле дома, прикасаясь ладонями к стеклам окон.

Мужчина в форме медэксперта – тонкая ткань натянута у него поверх обуви и туго облегает голову – появляется на тропе. Льюис просит его собрать необходимый материал в пакет, и мы начинаем спуск с хребта. Льюис идет впереди меня, оставляя на снегу цепочку следов. С дальней стороны хребта виднеется лес, где деревья растут в форме решетки – перекрещивающимися линиями.

Мы пробираемся вниз по камням и появляемся уже у огороженного участка. Я следую за Льюисом к дороге, ноги у меня становятся тяжелыми от долгого хождения по снегу.

– Вы проголодались? – спрашивает он.

В «Изумрудных воротах» пластиковые столики, а за кассой вывешены подсвеченные фотографии изысканных блюд. Молодой человек в белой форме шеф-повара поднимает металлическую сетку из обжарочной ванны и встряхивает ее, после чего снова погружает, и от запаха масла у меня начинают течь слюнки. Последний раз я нормально ела дня два назад, в лондонском пабе.

Я зачарованно и восхищенно наблюдаю за тем, как лепестки жасмина медленно распускаются у меня в чашке чая. Так сильно опираюсь головой на кулаки, что кожа щек натягивается до предела. Льюис протискивает колени под столик, этот верзила кажется тут слишком большим для такого стула. Я провожу большим пальцем по щеке, которую успела расцарапать ветвями боярышников.

На прилавке появляется наша еда. Льюис заказал блинчики «Му Шу», и я последовала его примеру, потому что не могу себе представить, как сейчас самостоятельно принимать какое-либо решение. Ритм всего происходящего успокаивает меня, я ложкой намазываю готовую смесь на тоненький блинчик, сворачиваю его треугольником, обмакиваю в сливовый соус. Мы молча едим, а за окном под фонарями лихо пляшут снежинки.

– Нора, – говорит он, – зачем вы пошли в сторону холмов?

– Я же сказала вам, что мне хотелось посмотреть на дом.

За прилавком повар наливает суп с клецками в пластиковый контейнер, и соленый запах бульона мгновенно достигает нас.

– Рэйчел когда-нибудь заводила разговор о чем-то таком, что заставило вас отправиться туда?

– Нет. – Я заворачиваю блинчик. Льюис перестал есть и теперь внимательно смотрит на меня.

– Когда она приобрела собаку? – спрашивает он.

– Пять лет назад, когда переехала в Марлоу. Тогда ей было двадцать семь лет. – Я макаю блинчик в сливовый соус.

– В тот год случилось еще что-то важное?

– Нет.

– Но она приобрела немецкую овчарку.

– Многие люди их приобретают, – замечаю я.

– Мы нашли у нее в доме документы. Собаку воспитывали и дрессировали в Бристоле специалисты из фирмы по обеспечению безопасности.

Я замираю, не успевая донести ложку до тарелки.

– Что?

– Они продают собак, предназначенных для обеспечения надежной охраны.

Я вспоминаю Рэйчел на лужайке, когда она подает команды Фенно, а он носится вокруг нее. Она говорила, что ей приходится дрессировать его, чтобы он не заскучал.

– Она говорила мне, что взяла его из приюта.

– Может быть, она была напугана, – продолжает Льюис. – Тем, что случилось в Снейте.

Когда он закончил свое грязное дело, Рэйчел не могла идти. Она сорвала себе все ногти, когда дралась с ним.

– Вы считаете, что это он? – спрашиваю я.

– Я не знаю.

– Зачем ему было ждать целых пятнадцать лет?

– Может быть, он искал ее.