Онлайн чтение книги Условия человеческого существования
Часть пятая

1

Стонет, протяжно взвывает небо — это значит, снаряд несется высоко. Перелет. Можно не прятать голову в плечи. Там, на второй линии траншей, разлетится в прах чья-то жизнь, но сюда снаряд не упадет. Кадзи вглядывается в мутное небо.

А те, что мчатся с коротким ревом, свистя, словно бичом рассекая воздух, — те норовят упасть сюда. Ныряй на дно окопа — там твое спасение, если только не накроет прямым попаданием.

Русские спускались с противоположного склона. Вплоть до той самой минуты, пока он не занял своей ячейки, его грызла тоска и мысли о смерти. Но вот бой начался и, странное дело, — Кадзи совсем не испытывал страха. Они движутся так медленно потому, что не сомневаются в победе. Эту уверенность дает им превосходство в огневых средствах. Иными словами, позиции японцев будут уничтожены, спасения нет. Смерть — вот что неторопливо и неумолимо надвигается на него с сопки напротив. Почему же он не чувствует страха? Не пересохло во рту, не дрожат ноги. Наоборот, давно он не ощущал такого удивительного спокойствия. Нет, не потому, что смирился с мыслью о смерти. Он просто отбросил эту мысль. «Я ни в коем случае не погибну! Не может быть, чтобы жизнь окончилась так нелепо!» — вот что дает ему покой. А другой Кадзи подтачивает эту веру. «Попадет снаряд в твой окоп или минует его — только от этой случайности зависит теперь твоя жизнь, только от этой слепой случайности!» — говорит другой Кадзи.

Он окинул взглядом своих. В траве мелькали стальные каски. Товарищи еще живы. Что будет через час? Какое там через час — через десять минут!

Из соседнего окопа выглянул Иманиси. Белки глаз резко выделялись на смуглом лице.

— Не пойму, что с нашей артиллерией приключилось?

Танки и пехота противника спустились уже почти до середины склона, а японские орудия упорно всаживали снаряд за снарядом за линию горизонта, вздымая тучи пыли над гребнями дальних сопок.

— Может корректировщиков посбивали?

Кадзи усмехнулся.

— Палят вслепую! Толку от такой стрельбы…

Русские танки не спеша ползут вниз. Будто сопротивление японцев не составляет для них ни малейшей помехи, будто и нет никакого сопротивления. Вот сейчас они подступят вплотную, навалятся на позиции и покатят дальше, подобно могучим волнам цунами.

Где-то на фланге застрочил пулемет. Команды не было. Должно быть, у пулеметчика просто сдали нервы. Кто-то из взвода Кадзи не утерпел и тоже выстрелил. Русская пехота еще далеко. Прицельная стрельба из винтовки на такое расстояние — пустое дело.

— Не стрелять! — крикнул Кадзи. — Беречь патроны! Подпускаем до трехсот метров!

Его приказ возымел действие не больше чем на полминуты. Страх был сильнее приказа. Русские приближались. Кто-то снова выстрелил.

— Не стрелять! — кричал Кадзи, но потом махнул рукой — теперь их не удержишь, теперь страх сильнее приказов.

Позиции соседней роты уступом выдавались вперед. Кадзи еще подумал: «Там-то почему молчат?». И словно в ответ и там заработали станковые пулеметы. И видно не зря, потому что пехота противника поспешно укрылась за танками.

— Молодцы! — вопил Тэрада, ударяя кулаком по ложу винтовки.

«Как же, молодцы», — подумал Кадзи. Русские не предпринимают танковой атаки, потому что хорошо знают о существовании у японцев солдат-смертников, которых высылают для борьбы с танками. Если японцы попытаются оказать огневое сопротивление, мешающее продвижению пехоты, его подавят танками. А если смертники бросятся в атаку на танки — их отразит пехота. Русские неукоснительно соблюдают взаимодействие пехоты и танков. И если танки сейчас остановились, то вовсе не потому, что страшатся дурацкого стрекотания пулеметов. Что им пулеметы!.. Просто, убедившись в отсутствии у нас средств противотанковой обороны, они сосредоточили все внимание на поддержке своей пехоты.

Кадзи видел, как десяток пехотинцев отделился от танков. Они начали продвигаться в сторону выдвинутых позиций соседней роты. С того места, где оборону держал взвод Кадзи, все происходящее напоминало учения. Поначалу у Кадзи создалось впечатление — возможно, из-за расстояния, — что русские не особенно-то проворны. Однако он тут же понял, что просто перед ним опытные, хорошо тренированные солдаты, у которых рассчитано каждое движение. Они ловко избегали интенсивного огня пулеметов. Им удалось почти без потерь добраться до мертвого пространства, где пулеметы уже не могли причинить им вреда. В первую минуту Кадзи даже решил, что это отряд русских смертников, высланный вперед для захвата огневых точек. «Выходит, методы ведения боя, применяемые в Советской Армии, не слишком отличаются от наших, — рассуждал Кадзи. — Значит, они не рассчитывают на одну свою превосходящую технику?» «Чепуха, — оборвал он себя. — На что им смертники, у них танки».

Пулеметчики по-прежнему били по остановившимся танкам. «Ну что они делают! Ведь сейчас у них под носом вынырнут автоматчики! Ослепли они, что ли? — негодовал Кадзи. Он покрылся испариной. — Пулеметы берегите, без них нам крышка!»

Но даже не это вызывало беспокойство и раздражение. Нестерпимо было видеть, как блестяще осуществляет противник действия на сближение, которых он, Кадзи, тщетно пытался добиться на учениях от своих новобранцев. Невыносимой казалась мысль, что обстановка боя складывается благоприятно для противника, а не для его роты, как всегда получалось на учениях. Что же вы, первая рота, дьявол вас побери, не видите, что ли, что русские у вас под носом?

Кадзи поставил прицел на «400». С такой дистанции прицельный огонь не очень-то эффективен. И все-таки они обязаны попытаться. Действуя с фланга, они, возможно, помешают русским забросать гранатами пулеметы.

— Иманиси, Тэрада, прицел — четыреста! Огонь!

Впервые в жизни Кадзи целился в человека. Прилаживая винтовку, он только один раз мысленно сказал себе: «Это война». Сейчас он убьет человека, к которому не испытывает ни ненависти, ни даже злобы. Убьет без всяких причин. Просто потому, что война. Даже привычной мысли — если сам не убьешь, тебя убьют, — и этого не было. Выстрелит Кадзи или нет — все равно бой будет продолжаться. И оттого, что он выстрелит, ничего не изменится. Его цель движется в четырехстах метрах от него вне всякой связи с ним. Связь только та, что в любую минуту по воле Кадзи может протянуться прямая между стволом его винтовки и жизнью этого человека.

Тэрада и Иманиси выстрелили и промахнулись. Иманиси, обратив смуглое лицо к Кадзи, пожал плечами, словно недоумевая, как это он промазал. Кадзи тщательно прицелился и нажал спусковой крючок. Мишень отскочила в сторону и скрылась за выступом скалы. Ну что ж, не удивительно, что он промахнулся, — четыреста метров все-таки. Кадзи перезарядил винтовку. На этот раз он пошлет пулю точно. Значит, убьет? Если б кто-нибудь задал ему такой вопрос, Кадзи, вернее всего, ответил бы: «Убивать мне не нужно. Но попасть точно в цель необходимо, если только они сами не повернут обратно».

Миллиарды винтовочных выстрелов сделаны в мире за эту войну — сейчас будет сделан еще один. Он ли убьет противника или его самого убьют — не о том сейчас речь. Просто один из многих миллионов солдат, воюющих на земле, приник натренированным глазом к прицельной рамке. Нет больше Кадзи — человека с сердцем и совестью. Сейчас он командир стрелкового взвода, снайпер, существо, жизнь которого целиком зависит от умения поражать цель.

Человек выбежал из-за скалы и в ту же секунду упал в траву, схватившись за ногу. Кадзи хладнокровно перезарядил. Следующий? Но его отвлекли шлейфы белого дыма, потянувшиеся вблизи позиций первой роты. И только увидев, как танки разом повернули туда жерла орудий, Кадзи сообразил, что проникшие в мертвое пространство солдаты противника вовсе не «смертники» — их задача состояла в том, чтобы зажечь сигнальные дымовые шашки, указать танкам цель.

Танки открыли огонь. И начался ад.

Содрогались, стонали, вопили сопки, раскалывался воздух, сотрясаясь от гневного рева демонов смерти. Там, где минуту назад изрыгали огонь позиции первой роты, все исчезло в тучах земли. Кадзи смотрел туда, затаив дыхание. Рушились все его представления о бое. Казалось, он должен представлять себе обстановку боя хотя бы по многочисленным кадрам кинохроники, которые ему доводилось смотреть. Но то, что творилось сейчас, здесь, превосходило всякие представления об ужасе. Это был ад. Его ошеломил яростный, молниеносный натиск стальных механизмов, обрушившихся на людей с воем, скрежетом, в диком переплясе, несущем безнадежность и смерть.

Сколько времени это длилось? Самое большее — пять минут. Рев орудий умолк, улеглась земля, поднятая в воздух. Кадзи увидел, как из боевых порядков противника выдвинулась пехота и стала карабкаться вверх, к позициям первой роты.

Ни единого винтовочного выстрела не доносилось оттуда.

— …Неужели все погибли?

А, это Иманиси. Кадзи не ответил. Да и что отвечать? Их разгромили. Быстро, блестяще, как на инспекторском смотре. Так вот как кончается бой! Вот, оказывается, как!.. Разгром соседней роты позволит русским без труда продвинуться по дороге, отделяющей участок роты Дои от соседних подразделений. А это означает, что взвод Кадзи будет раздавлен с левого фланга.

— Теперь наш черед… — с бессмысленной улыбкой прошептал Кадзи. Потом крикнул: — Эй, стрелковый взвод, слушай мою команду! Как начнется обстрел, ныряйте на дно окопов и сидите там тихо! Карамель, что ли, сосите! До моего приказа никому не высовываться.

До его приказа? Да, конечно, если он останется жив. После адского зрелища, которое он наблюдал минуту назад, у Кадзи пропало всякое желание стрелять. Зачем? Бессмысленно! Воля человека, его стремления — все бессмысленно, они утратили здесь какую бы то ни было ценность. И приказы тоже. Жизнь и смерть свелись к простым биологическим факторам.

2

Поручик Дои, наблюдавший уничтожение соседней роты, судорожно подергивая верхней губой, передал в расположение гранатометного взвода приказ разнести противника вдребезги.

— Уничтожить! — кричал он. — Перебить всех до единого!

Позиции гранатометного взвода, окруженные наспех возведенным бруствером из дикого камня, располагались на вершине сопки. По расчетам поручика, пехота противника должна будет отступить под массированным огнем сверху. Но гранаты или не долетали, или не разрывались. А часть гранатометов вообще вышла из строя из-за обнаружившихся вдруг неисправностей. Бледный как мел, Дои бранился, рассыпая проклятия. К тому времени, когда гранатометчики, понукаемые его бранью, кое-как исправили неполадки, противник добрался почти до вершины. Разом повернув жерла орудий, вперед выдвинулись танки.

— Наступают! Берегись! — крикнул Кадзи своему взводу.

Они всецело во власти противника. Остается только молиться, чтобы снаряд не угодил прямо в окоп. Да и на это мало надежды, у русских артподготовка по правилам ведется…

К Кадзи подбежал Ихара, назначенный в группу противотанковой обороны. Голова у него была забинтована, сквозь бинты проступало алое пятно.

— Ничего не выходит, господин ефрейтор! Никакой возможности подступиться! — срывающимся голосом проговорил он. — Отходим!

— Где ефрейтор Акабоси?

— Убит.

Не верилось даже. Выходит, пуля никем не брезгует.

— А остальные?

— Не знаю. Сам не знаю, как добежал сюда, к вам… Где господин поручик?

Кадзи показал на вершину, где расположились гранатометчики.

— Зачем тебе туда?

— Похоже, русские прорвали расположение первой роты. Танки могут зайти к нам в тыл…

Кадзи оглянулся. Вряд ли поручик Дои в силах помешать этому. Даже если Ихара успеет предупредить его.

— Пусть высоту защищает пулеметный взвод Ивабути! Сбегай, скажи командиру роты!

Ихара повернулся, но Кадзи остановил его.

— Постой! Сейчас начнется обстрел.

— А, двум смертям не бывать!.. — Ихара сверкнул белозубой улыбкой и пустился бежать наискосок через позиции к каменному брустверу гранатометного взвода. Еще секунда — и его фигура скрылась бы за каменной кладкой. Но в это мгновение разом содрогнулись сопки. Первым объектом массированного артогня стали позиции гранатометного взвода, к которым карабкался Ихара. Кадзи видел, как из-за бруствера взлетели в воздух клочья рваного мяса. Кадзи не успел ни удивиться, ни ужаснуться. Он упал ничком, уткнувшись лицом в землю. Что произошло — он не понял. Он только чувствовал на себе непривычную тяжесть. Боли не было, просто тяжесть. Значит, он не ранен? Он поднял голову, стряхнул с себя землю, выплюнул набившуюся в рот грязь. Глаза запорошило пылью. Он плохо различал предметы, казалось, будто внезапно на землю спустились сумерки. Страха не было, было тоскливое, тревожное чувство неизвестности. Мысль, что он чудом спасся, тоже пришла не сразу. «Нужно промыть глаза и узнать, что произошло» — торопил себя Кадзи. Он присел на дно окопа, промыл глаза водой из фляги, прополоскал рот. Нет, он не ранен. Но тогда что же это было? Он точно помнил: взрыв прогремел не позади, а впереди него. Но если снаряд разорвался перед окопом, взрывная волна должна была отбросить Кадзи назад. А его швырнуло вперед. Странно! Кадзи привстал. Огненный ливень по-прежнему хлестал по позициям. Кадзи оглядел пространство вокруг окопа. На это ушло не больше трех или пяти секунд. Вот оно! Прямо перед ним, в полутора метрах, зияла огромная воронка. Взрывная волна ударилась о крутой склон позади, рванулась обратно и швырнула его головой о землю… Кадзи высунулся из окопа и протянул руку — он доставал как раз до края воронки. Метром дальше — и снаряд угодил бы прямо в окоп. И все было бы кончено. Судорожная гримаса — не то смех, не то плач — искривила его лицо. А ему хотелось еще так много сделать! Что именно — этого он не мог бы сказать. И то, и другое, и третье — все! Ему казалось, словно в эти мгновенья он впервые до конца постиг истинный смысл смерти — вернее, настоящую подлинную суть жизни. Нет, смерти он не боялся. Но невыносимо было сознавать, что теперь он больше уже никогда ничего не сумеет сделать. А ведь он мог бы все! Так много, так беспредельно много всяких дел в жизни! Так много радостей! И все это он мог бы совершить. Будущее было полно возможностей. В этих свершениях и состоит главный смысл жизни. А с этой секунды все бы исчезло!..

Конец. Еще один метр — и конец. Содрогаются сопки. Небо рушится. Не этот, так другой снаряд угодит сюда. Не этот, так следующий. Но уж какой-нибудь обязательно угодит сюда… Это конец. А он думал, что еще увидит ее, Митико. Хотя на словах говорил другое, но в душе верил, что не погибнет. Ну вот, а теперь по-настоящему простись с ней. Я так и не сумел сделать тебя счастливой. О, если б ты знала, как я упрекал себя за это…

Кадзи захотелось убедиться, что он владеет собой. Зачем — он не задумывался. Никто не увидит его в этот предсмертный час, так не все ли равно, сохранил он выдержку или нет? И все же ему не хотелось выглядеть смешным или жалким. Откуда во мне показное тщеславие в такую минуту?

Кадзи достал конфету и положил в рот. Сладкая. Так, хорошо. Значит, он достаточно владеет собой. И медвежьей болезни с ним не случилось.

— Господин ефрейтор! — донесся чей-то крик.

Кадзи приподнялся. Прямо перед ним валялась чья-то рука. Крови не было. Пальцы и кисть пожелтели. «Правая — отметил про себя Кадзи. — Та, которой приветствуют». Она не раз приподнималась, приветствуя Кадзи, эта рука… Кадзи решил, что он просто обязан дознаться, чья она. Он смотрел на руку в упор. Кто-то звал его только что. Это рука того человека, который его звал? Кадзи решил поднять эту руку. Но не успел. Его снова ткнуло головой в бруствер.

Несколько минут он лежал неподвижно. По крайней мере так ему самому казалось. Потом приподнял голову, отряхнулся, выплюнул изо рта землю. Снаряд разорвался в старой воронке, на том же месте, что и в первый раз! На перемазанном грязью лице Кадзи блуждала бессмысленная улыбка. Ни метром дальше! Из самой глубины существа поднялась какая-то горячая, трепещущая волна. «Я не умру! Теперь уж ни за что не умру!»

Чужая рука, минуту назад лежавшая рядом, валялась теперь метрах в трех от его окопа, у куста цветущего иван-чая, все еще трепетавшего после разрыва…

«Теперь уж я не умру. Неситесь мимо, демоны смерти! Рвитесь, снаряды! Теперь я ни в коем случае не умру…» Он положил в рот еще конфету и глянул вверх, на очерченное неправильным квадратом окопа небо. Мутное, подернутое серой пеленой, оно продолжало выть и рычать.

3

Коидзуми сидел на дне окопа, обхватив колени руками, и изо всех сил старался унять нервную дрожь. Дрожали не только ноги. Руки, бедра, живот тряслись в неуемном, жутком ознобе, и он ничего не мог с ними поделать. «Страхом делу не поможешь», — любил говорить Кадзи. Коидзуми помнил эти слова, но теперь не видел в них никакого проку. Если он продержится до окончания этого шквала, этого кромешного ада, он спасется, а в остальном нет никакого проку…

Окоп — одинокий островок, отрезанный от всего мира. В нескольких метрах от Коидзуми в таких же ямах сидят товарищи, с которыми он еще утром делил труды и заботы. Но под ураганным обстрелом нет никакой возможности установить с ними связь. Нужно терпеть страх в одиночку. Услышать хотя бы голос ефрейтора Кадзи! Но Кадзи не откликался. Что, если все погибли?

— Господин ефрейтор! Тасиро! Мимура! Энти! Господин ефрейто-ор — не поднимаясь, кричал Коидзуми в квадрат наверху, в котором виднелось небо.

Никто не откликался. Допустим, за стрельбой не слышно его голоса, но хоть кто-нибудь должен был откликнуться. Никого нет в живых? Это значит, что, как только смолкнут орудия и противник ворвется в окопы, Коидзуми окажется с ним один на один? У Коидзуми потемнело в глазах. Светловолосые люди прошьют его из автоматов. А то, чего доброго, прострелят, а потом его медленно раздавит танком… Нет, лучше уж разнесло бы снарядом…

Прикладная химия. Он всю жизнь занимался прикладной химией. А оказалось, от нее нет никакого проку. Коидзуми медленно приподнял голову над бруствером. Из соседних кустов к его окопу ползло существо, все залитое кровью. Ни носа, ни рта, одно кровавое пятно. Не было никакой возможности узнать, кто это. И все же человек жив. Больше того, он узнал Коидзуми и протягивал к нему руку за помощью. «Окоп за кустами, — вспоминал Коидзуми. — Ну, конечно, Мимура. Маленький, тщедушный портной, постоянно терзавшийся опасениями, что жена ему изменяет… Это он просит о помощи». Коидзуми содрогнулся от страха и отвращения. Еще вчера ночью они мирно беседовали, а сейчас этот человек лежит на земле, как освежеванная туша животного. Коидзуми инстинктивно подался назад. Но тут же заставил себя выглянуть снова. Он протянул портному винтовку, пусть ухватится за нее, он втащит его в свой окоп. Тот не мог дотянуться. Коидзуми наполовину высунулся из окопа. Раненый поднял руку… Это было последнее, что увидел Коидзуми. Его отбросило обратно в окоп, он почувствовал, как обожгло затылок.

Артиллерия умолкла так же внезапно. И сразу же зашевелилась пехота. Впереди танки, за ними пехота. Русские начали наступать. Они шли вверх по склону.

К тому времени, когда пехота оказалась в зоне прицельного огня, большинство новобранцев уже расстреляло скудный запас патронов.

Энти ничего не замечал. Он нажимал на спусковой крючок. Перезаряжал и снова нажимал. И только когда на землю упала последняя гильза, его охватило безысходное, пронзительное отчаяние.

— Господин ефрейтор, патронов нет!

Кадзи не слышал. После нескольких метких попаданий Кадзи заметил, что в полосе его огня русские отказались от прямого продвижения и пытаются обойти опасное место. Значит, пока он стреляет, они не пойдут на него. А может, они вообще не придают значения ружейному огню японцев. Они хотят взять позиции малой кровью — этим и будет достигнута конечная цель сражения.

Энти, кусая кулак, смотрел на поднимавшихся по склону русских. Как бы ища спасения, он оглянулся. Где же прикрытие, где артиллерийское обеспечение? Брошенные на произвол судьбы, они захлебываются, встречая слабым огнем винтовок неудержимое наступление русских.

В поле зрения Энти находились десятки русских солдат, а он расстрелял все патроны. Они взбирались по склону, двигались прямо на него. Двое почему-то особенно ярко запечатлелись в его сознании. Они шли по прямой, даже не пригибаясь. И странное дело — без винтовок. Сообразить, что это могли быть подносчики патронов, Энти не смог. Они шли, размахивая на ходу руками, словно знали, что Энти расстрелял все патроны, и намеревались одолеть его врукопашную. Они были еще далеко. Но страх, обуявший Энти, по-видимому, сыграл роль увеличительного стекла. Энти показалось, что противник уже достиг расстояния, когда по уставу нужно подниматься в штыковую атаку. Он поднялся и швырнул в них гранату, забыв сорвать предохранитель. Впрочем, он ее все равно не добросил бы — солдаты находились на расстоянии, в несколько раз превышавшем силу его броска. Те двое, без винтовок, даже не заметили его… Тогда Энти с вытаращенными глазами выскочил из окопа и, держа винтовку наперевес, ринулся на них.

Тасиро услышал его крик. Почти машинально он прицелился в одного из них. Русский прыгнул в сторону и повалился в траву. Энти остановился. Объект атаки внезапно исчез с глаз. А может быть, к нему на секунду вернулся рассудок? Он увидел пехоту противника, надвигающиеся танки и понял все безрассудство своего поступка. Энти круто повернулся и кинулся обратно. Он не пробежал и десяти шагов. Налетел смертоносный, все сметающий огонь.

— Патроны есть? — крикнул Тасиро в соседний окоп. — Эй, Ясумори, есть патроны?

Тот кивнул. Он был белый, без кровинки в лице, и почти не стрелял. Он надеялся, что противник не заметит его, если он будет сидеть тихо, сжавшись в комок на дне окопа. Время от времени его одолевала тревога. Тогда он осторожно приподнимал голову. Убедившись, что Тасиро продолжает отстреливаться, он успокаивался и снова нырял в окоп. Раз Тасиро ведет бой, значит, и у него, Ясумори, еще есть шанс уцелеть…

Он сам не думал, что так струсит. Он искренне собирался храбро сражаться. Ему казалось, он способен на это. Он даже рассчитывал отличиться в бою, чтобы, вернувшись домой, было о чем порассказать знакомым девицам. «Ах, какое геройство, Ясумори! Теперь я отношусь к вам совсем иначе!..» Он не сомневался, что заставит девушек ахать от восхищения. А тут вдруг начался этот страшный обстрел, земля застонала, дрогнуло небо.

— Дай штук пять! — кричал Тасиро. — А, Ясумори?

Ясумори покачал головой:

— Не дам. У самого мало.

Что ж, что он не стреляет, все же с патронами как-то спокойнее на душе.

— Сказал, не дам…

— У-у, паразит! — Тасиро выскочил из окопа и помчался к Кадзи.

— Говорил тебе, не пали зря, — Кадзи передал ему три обоймы. — У других тоже, наверно, нет… Поделись с остальными…

Пока он доставал патроны, за спиной разорвался снаряд. Кадзи пригнулся, потянул за собой Тасиро.

— Лезь сюда! Будем стрелять отсюда. Куда ты пойдешь под огнем…

Невозможно допустить, чтобы Тасиро погиб. Вчера во время «бунта» он первым поддержал Кадзи. Он казался ему теперь дороже кровного брата. Хотелось защитить его от опасности, не отпускать от себя.

Тасиро соскользнул в окоп Кадзи и взглянул на него ясным, доверчивым взглядом.

— Остальные живы? — спросил Кадзи.

— Энти погиб…

— Ихара тоже… — Кадзи снова, в который раз, посмотрел на позиции гранатометного взвода, где минуту назад в клочья разорвало Ихару. — Может, только и живых, что мы с тобой, — словно про себя, прошептал он. — Пока мы бьем наверняка, они не возьмут нас.

Пулеметные взводы Хоси и Ивабути умолкли. Кадзи взглянул туда. В густой траве уже виднелась пехота противника — русские, пригибаясь, бегом взбирались по склону. Они отрезают взвод Кадзи. Кадзи почувствовал, как у него похолодели грудь и живот.

— Странно! — сказал Тасиро, не замечая изменения на флангах. — А где же танки?

В самом деле, танки, еще минуту назад двигавшиеся прямо на них, исчезли. Может быть, мешает видеть крутой склон?

Кадзи окликнул Иманиси.

— На шоссе слева не видно танков?

— Отсюда не видать. Сходить посмотреть?

— Давай! — крикнул Кадзи.

«Но только осторожнее!» — мысленно добавил он, снова прицеливаясь.

Иманиси выбрался из окопа и пополз влево.

— А второй эшелон? — перезаряжая винтовку, спросил Тасиро. — Придут они на подмогу? — Он не мог забыть сумятицы, которую собственными глазами видел на этапном пункте, когда ходил получать оружие. Невыносимо было сознавать, что они терпят такую муку только для того, чтобы те, в тылу, успели вывезти свое барахло…

Кадзи думал, как собрать воедино взвод, которому грозит окружение.

— Черта с два! Никакой подмоги не будет! — Он злобно усмехнулся. — Мыши в мышеловке — вот мы теперь кто. Теперь все дело в том, как выбраться из этой мышеловки.

Но в устремленных на Кадзи глазах светилась ребячья вера — дети слепо верят в безграничную силу взрослых.

— Пока господин ефрейтор с нами, бояться нечего!

Кадзи наблюдал за пехотой на левом фланге.

— Мне и самому, знаешь, хотелось бы вернуть тебя целым твоей мамаше…

Тасиро не ответил. Он плотнее прижался щекой к ложе винтовки.

Кадзи смотрел в ту сторону, куда уполз Иманиси.

— Патронов нет! — выпрямившись во весь рост, доложил Никараи. — Патроны давайте! Патронов нет!

— Сейчас! — Тасиро ответил Накараи взмахом руки. — Я пойду, отнесу ему. Мигом вернусь! Можно?

Кадзи минуту колебался. Отпустить? А если этого парня постигнет участь Ихары? И все-таки Тасиро должен пойти. Обязан. Накараи смотрит на них безумным взглядом. Тасиро, казалось, не страшился опасности. Лицо у него раскраснелось, он так и светился отвагой и жизнью…

— Ладно, ступай, но сюда больше не возвращайся, — сказал Кадзи. — Оставайся в окопе Накараи. И больше не бегать под огнем, слышишь? Патроны береги! Сперва дай подойти, тогда уж стреляй. Понял? Ну, иди. Нагнись. Я буду прикрывать тебя. — Кадзи бросил взгляд на пехоту противника. — Иди!

Он выстрелил. Тасиро, пригнувшись, выскочил из окопа. Кадзи сделал три выстрела подряд, прикрывая его. У самого окопа Тасиро упал на развороченный пласт краснозема. Рука его с зажатыми в ней патронами осталась поднятой. И пока эта рука не поникла, Кадзи все еще пытался уверить себя, что Тасиро просто решил продвигаться дальше ползком. Но Тасиро больше не шевелился.

4

Подпоручик Нонака утратил руководство боем с первых же минут артподготовки. Солдаты оказались разобщены, каждый укрылся в своем индивидуальном окопе и вел бой на собственный страх и риск. Расстояние между окопами — от пяти до десяти метров, — предусмотренное для уменьшения потерь в условиях артобстрела, препятствовало установлению связи. К тому времени, когда умолкла артиллерия и над окутанными дымом позициями наступила короткая тишина, линия обороны была уже прорвана в нескольких местах.

На участке Нонака противник продвигался особенно быстро. Огневые позиции не располагали достаточным количеством боеприпасов, чтобы нанести русской пехоте, энергично карабкавшейся вверх по склону, сколько-нибудь заметный урон. Исход боя был предрешен.

— Пошли связного к командиру роты! — крикнул Нонака унтер-офицеру. — Нам не остается ничего, как подняться в штыковую атаку…

Хиронака сам не пошел. Он отправил к поручику Дои новобранца, которого взял к себе связным из гранатометного взвода.

Ямаура, тоненький, совсем еще мальчик, до призыва состоявший в молодежной организации колонистов, ловко избегая разрывов артиллерийских снарядов, добрался до гранатометчиков и юркнул за полуразрушенный бруствер.

У них внизу все были уверены, что противник наступает только по фронту. Поэтому никто не сомневался, что поручик Дои со своими гранатометами прочно обороняет высоту. Первое, что увидел Ямаура за бруствером, это корчившегося в предсмертных муках ефрейтора. Осколком тому разворотило живот. Он не мог произнести ни слова. Гранатометы, люди — все превратилось в сплошную кашу. Вытянув шею, Ямаура пытался разглядеть на КП поручика Дои. Между деревьями и впрямь мелькали фигуры. Ямаура решил, что Дои взял для подкрепления солдат из первого или второго взводов, и уже хотел бежать туда. Но тут сбоку налетело что-то горячее, разрезало козырек каски и рассекло лоб.

Прорвав позиции справа от взвода Нонака, русские двинулись в обход и завладели высотой, прикрывавшей роту Дои с тыла. Поручику не удалось ни уничтожить их огнем гранатометов, на которые он возлагал столько надежд, ни навязать им рукопашный бой.

— Ну как? Не вернулся связной? — в который раз спрашивал Нонака. — Унтер-офицер, где ваш связной?

— Бесполезно! — Хиронака покачал головой и показал на высоту. — Русские уже наверху!

На губах подпоручика появилась и застыла загадочная улыбка, которой Хиронака так и не понял. Подпоручик бросил взгляд на высоту, куда ему показал Хиронака, и стал вдруг, не целясь, стрелять туда из пистолета.

В офицерском училище никто не говорил, что сражение может обернуться таким сюрпризом и «императорская армия» может потерпеть жалкое и бесславное поражение… Противник надвигается. И противник этот — самый непримиримый враг «императорской армии»… Вся Квантунская армия с ее «славной» историей существовала лишь для того, чтобы бороться с этим противником. И вот сейчас он, не спеша, но неотвратимо поднимается вверх. Ни малейшего урона от контрударов «императорской армии»! Нонака вспомнил свой давний спор с подпоручиком Кагэямой. Они вместе служили когда-то в пограничных частях.

«Демонстрируйте свою готовность сложить голову за империю перед солдатами! Быть краснобаем — еще не доказательство храбрости! Осталось уже недолго, скоро увидим, как вы умеете воевать!»

Ну так как же, подпоручик Нонака? Единственная возможность проявить мужество заключается в беспорядочной пальбе из пистолета? Противник наступает, еще минута — и его, Нонаку, либо убьют, либо возьмут в плен. Русские дождутся, пока у его взвода иссякнут боеприпасы, и возьмут их всех в плен. «Живым в позорный плен не сдаваться!» — гласит устав… Подпоручик потянул саблю из ножен. Но стоит выскочить из окопа — и конец. Он не успеет пробежать и десяти метров. Да и никто за ним не поднимется. Какой силой может обладать приказ офицера, которого накануне перед всем строем безнаказанно оскорблял какой-то ефрейтор? Как его? Кадзи? Да, Кадзи… Итак, остается лишь один выход… Перезарядив пистолет, он крикнул Хиронака.

— Унтер-офицер Хиронака… Принимайте командование…

Хиронака не сразу уловил смысл этих слов. Даже когда прозвучал выстрел и тело подпоручика рухнуло на дно окопа.

Гибель пришла внезапно, со стороны, откуда ее меньше всего ждали. Шевеля гигантскими стволами орудий, два чудовища вторглись с фланга в расположение взвода Кадзи.

Тэрада, поглощенный стрельбой, ничего не видел.

— Ложись! — с искаженным лицом закричал Кадзи.

Тэрада оглянулся — танк шел на него. Вместо того чтобы нырнуть на дно окопа, Тэрада выскочил наружу, даже без винтовки, описал полукруг и остановился у окопа Кадзи. Вряд ли те, в танке, собирались охотиться за Тэрада. Но Кадзи показалось именно так. Он ухватил Тэрада за плечи, втащил к себе в окоп и навалился на него, защищая своим телом. Он почувствовал, как стены окопа дрогнули. Ему показалось, что они раздаются в стороны. В окопе стало темно. Спина явственно ощутила страшный жар, исходивший от стального чудовища. Это длилось всего секунду. Потом в окопе снова стало светло. Одна стенка обвалилась. Кадзи машинально сорвал предохранитель с гранаты и швырнул ее вслед танку, под брюхо. Граната взорвалась. Кадзи даже усмехнулся: точь-в-точь по поговорке: «бычье брюхо камушка не боится». А может, танк все-таки ощутил едва заметный укол? Танк приостановился, словно в раздумье, но тут же снова двинулся вперед, подминая и перемалывая камни, землю, оружие, людей…

На вымазанном лице Кадзи застыла улыбка. Сопротивление бессмысленно. Он сделал все, что было в его силах. А противник уже не только впереди, но и в тылу. Все. Больше не раздается ни единого выстрела.

Кадзи приподнял Тэрада. Только сейчас он заметил, что тот ранен.

— Плечо?.. — спросил он. — Болит?

Тэрада глазами показал: «Да».

— Где танк?.. — прошептал он.

— Ушел.

— Кончился бой?

Кадзи усмехнулся.

— Подождем, может, подадут сигнал — на этом, мол, объявляем конец…

— Где они?

Кадзи показал наверх.

— Они придут сюда?

Не отвечая, Кадзи стал расстегивать ему китель. Плечо рассечено. Глубокая рана.

— Придут и будут искать нас, да?

— А ты молодец, майорский сынок, храбро сражался!

Тэрада улыбнулся. Его била дрожь. Кадзи высунулся из окопа. Бой переместился на высоту. Здесь, на их позициях, никого не было.

— Возможно, ты и уцелеешь, сынок! — вглядываясь в большие испуганные глаза Тэрады, пообещал ему Кадзи. — Ну-ка, я перевяжу тебе плечо. Закрой глаза!

Кадзи расснарядил патрон, прямо из гильзы высыпал на рану порох и, прижав Тэраду что было сил к стенке окопа, поднес к ране спичку. Тэрада вскрикнул и потерял сознание. Пусть лежит, так оно и лучше, подумал Кадзи. Кто знает, каких страхов еще придется натерпеться. Кадзи приложил к ране тампон из марли и туго, как умел, забинтовал.

5

Мутное от желтого марева солнце клонилось к западу. Где-то далеко стрекотали цикады. А здесь, над перепаханной снарядами землей, стояла немая тишина. Время от времени с возвышенности доносился треск автоматных очередей. Потом опять наступала тишина.

Высунувшись из окопа, Кадзи оглядывал метр за метром весь район их смятой обороны.

— Стрелковый взвод! — позвал Кадзи. — Стрелковый взвод, отзовись, кто живой!

На его голос грянула автоматная очередь. Кадзи нырнул в окоп, потом снова осторожно приподнял голову, не высовываясь из-за остатков бруствера.

Метрах в пятнадцати он увидел физиономию унтера Хиронака. Тот махал рукой, звал к себе. Улыбнувшись, Кадзи покачал головой, нарочно улыбнулся, показывая, что не помнит вчерашней ссоры, а ползти к нему не соглашается лишь потому, что дистанция в пятнадцать метров грозит сейчас смертью — ведь унтер слышал, как ударили из автомата на его голос.

Хиронака продолжал манить Кадзи. Кадзи сурово посмотрел на него. Ему вдруг пришло в голову, что в живых остались только Хиронака, он сам да скрючившийся у него в окопе Тэрада. Не может быть. Кто-нибудь еще уцелел. И тоже, наверно, терзается одиночеством в своем окопе, не в силах двинуться с места, раздавленный невыносимым отчаянием. Надо что-то предпринять. Бой окончен, но война еще продолжается. Раз он уцелел вчера, значит, нужно, сделать все, чтобы выжить.

Хиронака все махал рукой, словно в Кадзи для него заключалось все спасение. Кадзи бросил взгляд на Тэраду. Тот спал, согнувшись пополам. Кадзи ползком выбрался от окопа, настороженно покосился в сторону вершины и опрометью кинулся к Хиронаке. И снова загремела автоматная очередь, пуля стукнулась о каску. Он кубарем покатился на землю. Стрельба прекратилась, с вершины послышались голоса. Отчетливо звучала громкая речь на чужом языке. Может, тот, наверху, похвалялся меткой стрельбой. Нет, шалишь, так просто он не умрет! Кадзи скрипнул зубами. Хотелось громко, злобно выругаться. Он сдержался и осторожно пополз вперед.

Он был уже почти рядом с окопом Хиронаки, когда опять поднялась беспорядочная стрельба. Кадзи пришлось залечь и ждать. Понятно, теперь они стреляли наугад. Он осторожно прополз остальные метры до окопа унтера.

— Ну что? — спросил Кадзи, растянувшись плашмя в густой траве.

За полдня Хиронака так исхудал, что на лице у него остались одни глаза.

— Будем прорываться! Последний долг — штыковая атака! _-_ прохрипел он.

— Прорываться? Это куда же? — Кадзи оскалился в свирепой улыбке. — Вдвоем с тобой, что ли?

— В окоп! Лезь в окоп! — неожиданно раздалось сзади.

Кадзи вздрогнул. Стараясь не шевелить травы, оглянулся.

Это кричал унтер Онодэра; его лицо виднелось над землей совсем близко. Кадзи оказался как раз между окопами Хиронаки и Онодэры. Он начал потихоньку пятиться. Если он сползет в окоп Хиронаки, тот, чего доброго, и вправду погонит его в штыковой бой. И чтобы избегнуть этого, придется убить Хиронаку. Кадзи предпочел общество Онодэры.

Окоп оказался узким и тесным — Онодэра, как и все старослужащие, работал накануне с прохладцей. Кадзи с трудом втиснулся туда — пришлось наполовину подмять унтера под себя. И все же Онодэра обрадовался Кадзи.

— Уцелеем, как думаешь? — спросил он.

— Это уж как победители распорядятся… — ответил Кадзи.

Предчувствие опасности ни на минуту не покидало его, он чутко прислушивался к каждому движению русских, не только ушами — всеми порами. Скоро они начнут прочесывать поле.

Он не ошибся. Небольшими группами русские спускались с вершины. Послышались одиночные выстрелы — все ближе, ближе. Голоса. Голоса приближаются. Потом в бруствер одна за другой ударили несколько пуль.

Конец! До сих пор он жил, чудом, но жил, а теперь конец. Он выдержал неистовый артобстрел, уберегся от гусениц танка, но только теперь Кадзи изведал пытку невыразимым, мучительным страхом. Именно сейчас, когда перед ним забрезжила надежда спастись, страх смерти острыми когтями вонзился в сердце.

Рядом с ним дрожал Онодэра.

— Идут сюда? Они идут, да?

— Не слышишь, что ли?.. Ну, идут. А ты чего ждал?

— Гранаты есть? — прошептал Кадзи.

— Нет…

Кадзи сунул ему гранату.

Сняв предохранитель, стиснул в руке свою. Затаил дыхание. Если их заметят, если сквозь эту траву он встретится с ними взглядом, он швырнет гранату и выскочит. Они взорвутся вместе — и он и они. Обойди, обойди. Иначе это тебе дорого встанет. Даром я жизнь не продам, слышишь!.. Онодэра, согнувшись на дне окопа, бормотал:

— Господи, помоги! Молю тебя, не дай умереть!

Кадзи не мог сдержать усмешку. Счастливец Онодэра! А вот ему не на кого уповать.

Не сводя налитых кровью глаз с травы над бруствером, Кадзя ждал. Секунды тянулись, как часы. Что, если выскочить сейчас и поднять руки? Я сдаюсь, не стреляйте!.. Но кто поймет его речь? Кто поверит в готовность сдаться при виде искаженного страхом, перекошенного лица? Никто.

Никто не поверит. Потому-то он и сжимает гранату, готовый к смерти. Потому они и движутся сюда, сплошным огнем поливая землю…

Шаги звучат уже совсем рядом. У них под ногами шелестит трава. Кадзи кладет руку на край бруствера, готовясь к прыжку. Вот он, последний миг! Скорей бы! Русские шагах в десяти от окопа. Шаг, еще шаг…

Внезапно они остановились. Наступила страшная тишина. Ну, вот и все. Что это звенит в ушах — их дыхание или стук собственного сердца? Кадзи крепче сжал гранату. Он швырнет ее вертикально. И на этом все будет кончено. Вот он, конец. Значит, сейчас?..

А потом с вершины сопки донесся громкий, зовущий голос. Эти ответили пронзительным свистом. Короткие, отрывистые слова. Потом все смолкло. Снова свист — на этот раз откуда-то издалека. Зашелестела трава. Шаги внезапно смешались и стали удаляться. Уходят. Смерть отступает…

Кадзи с трудом перевел дыхание. Отер испарину со лба.

— Ушли? — плачущим голосом прошептал. Онодэра со дна окопа. — Они ушли, да?

Усилием воли Кадзи попытался сдержать плясавшие колени.

— Возьми себя в руки. Рано успокаиваться, они еще здесь.

Хотя теперь Кадзи наверняка знал: он будет жить! Слабая улыбка показалась на его дрожавших губах.

Какой позор, Митико, я дрожу… Не смейся надо мной. Приходится напрягать все душевные силы, чтобы владеть собой хотя бы настолько. И, может быть, — кто знает? — нам с тобой еще суждено встретиться!

6

Время медленно плыло над окопом. «Уцелел!» — стучало у Кадзи в висках. Следом за этой мыслью пришел непреодолимый страх. Нужно не дышать, затаиться, стать безмолвным и неподвижным, словно мертвец, хотя перед глазами, как нарочно, стоят яркие картины жизни, требующие света и движения. Чутко прислушиваясь к малейшему шороху, Кадзи пытался одолеть страх, рисуя в воображении образ Митико. Его товарищи и он сам участвовали в этом кровавом сражении вовсе не во имя высоких, благородных идеалов. И все же он пытался уверить себя, будто без этого крещения огнем было бы невозможно вернуться к мирной жизни. Как иначе оправдаться перед самим собой в том, что здесь, в этих безлюдных сопках, на этом крохотном участке войны, в справедливость которой он никогда не верил, он сражался так упорно и беззаветно — «до последнего патрона», как предписывается уставом?

На вершине все еще перекликались русские. Голоса звучали бодро и жизнерадостно. Радость победы заслонила у них ужас недавнего боя. Прислушиваясь к голосам и мысленно определяя расстояние до них, Кадзя думал о той минуте, когда он наконец снова увидит Митико. Он видел себя перед заветной дверью, даже ощущал, что почувствует в ту минуту. Он молча постучит в дверь. Звать, окликать ее по имени он не станет. «Я вернулся, Митико!» — она поймет это по знакомому стуку в дверь. Дверь распахнется. Перед ним совсем близко будет Митико. Широко раскрытые глаза. Взгляд скользнет по нему, и глаза мгновенно подернутся жаркими, как капли кипятка, слезами. Да, Митико, ради того, чтобы вернуться, я готов на все испытания. Я преодолею все, чтобы быть достойным твоей радости…

Совсем рядом грянул выстрел. Наверху послышался громкий протяжный крик. Еще выстрел… «Хиронака!» — с ужасом подумал Кадзи. С возвышенности ответили оглушительными автоматными очередями.

— Проклятие! — Кадзи высунул голову из окопа. — Прекрати! Слышишь, идиот! — с ненавистью прорычал он.

Но Хиронака даже не взглянул в его сторону. С искаженным лицом он целился в тех, на вершине сопки.

— Поди останови его! — подтолкнул Кадзи унтер Онодэра. — Прошу тебя! Ведь нас всех тут перестреляют из-за этого дурака!

Кадзи ползком выбрался наружу и скользнул в окоп Хиронаки.

— Прекрати стрельбу, идиот.

— Гляди, я попал ему в ногу! Слышал, как он завизжал? — хохотал Хиронака.

— А я тебе говорю — прекрати! — потребовал Кадзи. — Раньше надо было стрелять, теперь поздно, проиграли!

— Нет, бой еще не кончен! Наступает решающая минута — штыковая атака!

— Болван! — Кадзи перехватил винтовку Хиронака. — Да взгляни же, вон их сколько! Хочешь подохнуть собачьей смертью — поднимайся один в свою атаку!

Хиронака не выдержал взгляда Кадзи. В памяти мелькнуло воспоминание о вчерашнем бунте и плащпалатке с подарками.

— Что же нам делать? — растерянно произнес он, уступая.

— Когда стемнеет, будем отходить. Попытаемся пробиться к Муданьцзяну… — Кадзи запнулся. Он уже протянул в воображении линию — прямую и четкую — к порогу своего дома. Но не решался открыто сказать об этом. Дистанция между ефрейтором и унтер-офицером все еще сохранялась у него в сознании. — Пожалуй, лучше, если за старшего пока буду я, — сказал он. — Я места знаю. Так что, пока не встретим своих, слушай мою команду! Как-никак, по возрасту я самый старший… Ну, а когда встретим… — Кадзи усмехнулся, — тогда я опять стану ефрейтором.

Хиронака не понял иронии. Он вообще в самом деле перестал что-нибудь понимать из-за этого проклятого страха.

— Хорошо, поручаю командование тебе… — выпалил он.

Сопки постепенно остывали. К вечеру повеяло прохладой. И чем гуще становились сумерки, тем ярче теплилась надежда сохранить жизнь. Он жив — какое странное ощущение! Ему казалось, все это происходит не наяву.

— Война, наверно, кончилась… — прошептал он.

— По-твоему, Японии конец? — испуганно спросил Хиронака.

Кадзи не ответил.

Оба долго молчали.

Крик справа заставил их сжаться.

— Эй, роскэ! — прокричал нечеловечески высокий голос. — Эй, роскэ!

— Это Онодэра! — испуганно произнес Хиронака и приподнялся.

— Гляди!

Онодэра выскочил из окопа и что было силы косил кинжалом траву.

— Эй, роскэ! — орал он.

— Сошел с ума… — прошептал Кадзи.

— Эй, роскэ! Выходите! Всех уложу!

На его крик с вершины открыли огонь. Несколько гранат, брошенных сверху, разорвались в десятке шагов от окопа.

— Сошел с ума, — повторил Хиронака и взглянул на Кадзи: — Что делать?

— Нужно унять его!

— Уйми!

— Я?

Пока они препирались, Онодэра утих, а потом неожиданно бросился с кинжалом на них.

— Эй, роскэ!

Первый удар Кадзи отбил винтовкой, второй пришелся ему по каске. Он все-таки изловчился, схватил Онодэру за ногу и повалил. И уже не помня себя, стал наотмашь бить его по лицу. Сначала Кадзи и впрямь собирался только заставить его замолчать. Когда, в какое мгновение пришла мысль об убийстве? Впоследствии, вспоминая эти минуты, ему казалось, что виноват был сам Онодэра, он укусил Кадзи за левую руку. И тогда правая сама схватила его за горло.

Обеими руками Кадзи стиснул горло Онодэры и давил, давил, напрягая все силы. Смутно мелькнула мысль, что достаточно было просто прижать его, и он бы перестал буянить; но Кадзи не ослабил смертельной хватки, даже когда тот затих. Он душил теперь всех старослужащих японской армии, а не одного, и отпустил его, только услышав за спиной голос Хиронаки.

— Ну, что там?.. Эй, Кадзи, что там?

— Умер. — Кадзи не узнал собственного голоса. — Я убил его. Чтобы Онодэра не ожил, Кадзи накрепко стянул ему шею шнурком. — Больше я не человек… Дьявол, вот я кто! — Кадзи оглянулся на Хиронаку. — Я убил его, — сказал он неожиданно спокойно, будто за этим его и посылали.

Хиронака так это и принял.

— Убивать, пожалуй, было не обязательно… — сказал он, когда Кадзи спустился в окоп.

Кадзи рывком схватил его за грудь.

— Упрекать меня вздумал?.. — Он оттолкнул унтера, потом достал из нагрудного кармана сигареты. Прикурить никак не удавалось. Руки ходуном ходили.

— Пойду поищу живых… — сказал он тогда и выбрался из окопа. Он стал пробираться по склону вдоль позиций, почти не ощущая земли под плохо повиновавшимися, какими-то ватными ногами.

— Рота Дои, живые есть?.. — Он прислушался к звуку собственного голоса. — Взвод Нонака, есть кто живой?..

Ответа не было. Казалось, мрак сгустился еще больше.

— Пулеметный взвод, есть тут живые?

Сопки погружались в сон. Только трава шелестела, цепляясь за ноги.

— Никого не осталось, что ли? — Кадзи охватила дрожь. — Отвечайте, слышите! — крикнул он. — Неужели никого нет?

Он прислушался. Усилием воли Кадзи постарался унять противную дрожь в ногах.

— Стрелковый взвод, я ефрейтор Кадзи! Кто живой — выходите! Раненые, подайте голос! Я окажу вам помощь. Отзовитесь!

Порыв холодного ветра — и снова тишина. Кадзи показалось, будто он один в мире мертвых. Чьи это слова — «рыданье демонов»? Сейчас в этой пустыне он явственно слышал рыдания.

— Все погибли?.. Неужели никого не осталось?.. Отвечайте, иначе я брошу вас… Отвечайте же!

А потом он опрометью бросился к своему окопу. Там лежит раненый и потерявший сознание Тэрада! Он должен быть еще жив, если только его не добили.

— Тэрада!

Упав на землю возле окопа, он ощупал руками дно ямы. Глаза его встретились с пустым, ничего не выражавшим взглядом Тэрада. Сердце Кадзи бешено колотилось. И все-таки он услыхал его голос.

— Это вы, господин ефрейтор?.. — спросил Тэрада одними губами.

Кадзи прыгнул в окоп, поставил его на ноги, встряхнул и сдавил в объятиях.

— Ладно, майорский сынок! Хорошо, что хоть ты живой!.. Ну-ка, очнись!

Он помог ему выбраться из окопа, взял его винтовку. Вернулся, подобрал со дна окопа две пачки галет, прикрытые плащ-палаткой. Котелок и фляга тоже понадобятся. Вещевой мешок тоже. Осталось еще немного арахиса.

В окопе Хиронаки они увидели Ямауру. Тот стонал и качал головой из стороны в сторону. Голос Кадзи заставил его очнуться, и он ползком притащился сюда. Он был ранен в голову у самого виска. Хиронака делал ему перевязку. Кадзи подумал, что рана на голове не поддается лечению порохом, как у Тэрады, и это грозит загноением.

— И это все, что от нас осталось? — тихо спросил Кадзи.

Из ста шестидесяти человек осталось четверо. Точнее — пятеро. Одного Кадзи только что задушил своими руками. Но взгляд, который Кадзи бросил на труп Онодэры, уже не выражал волнения. Кадзи даже проверил сумку мертвеца и взял почти неизрасходованный запас патронов.

— И еще четыре гранаты, — подытожил Кадзи. — И еще — проворные ноги. Будем прорываться. Я понесу Ямауру, пока не выйдем из сопок. Продуктов ни у кого не осталось?

— Пачка галет, — сказал Хиронака. — Может, у подпоручика Нонаки что-нибудь было?

Кадзи полез в окоп Нонаки. Тело самоубийцы было тяжелое и холодное. Кадзи поднял его и ощупал карманы. Вытащил коробку мармелада. Проверил пистолет, отбросил — магазин пустой.

Он вернулся, оглядел всех троих по очереди.

— Тэрада, Ямаура! Нам нужно выжить, раз уж удалось уцелеть в этом аду. Во всяком случае, давайте верить в это! Ну, пошли! — Кадзи взвалил Ямауру себе на спину… Будем пробираться тылами. — Он остановился: — Стрелять категорически запрещаю! Все слышали?

У позиций пульвзвода их окликнули. Сбоку, из мрака, раздался чей-то жалобный стон:

— Помогите… Не могу двинуться. Есть тут кто-нибудь? Помогите…

Манера речи выдавала новобранца.

Кадзи уже собирался опустить Ямауру на землю, но передумал.

— Куда ранен? — крикнул он в темноту.

— В живот… ранен в живот… — голос внезапно упал. — Идти не могу… Помогите, сделайте милость!

— В живот? Дело дрянь… — шепнул Хиронака. Кадзи сделал шаг-другой в направлении, откуда слышался голос. Потом вдруг крикнул, обращаясь к раненому, и голос его прозвучал жестко и холодно:

— Винтовка и патроны есть?

Смысл вопроса не сразу дошел до раненого.

— Есть…

Дождавшись ответа, Кадзи двинулся прочь. «Умри» — вот что означали его слова.

— Помогите… Сделайте милость…

«Умри». Трое живых зашагали прочь.

7

Ямаура стонал. Кадзи совсем выбился из сил. Спотыкаясь, теряя терпение, он не раз готов был бросить Ямауру на землю. Первоначально Кадзи намеревался обогнуть сопку, углубиться в том направлении, откуда наступали русские, разведать движение их второго эшелона и затем уже обстоятельно наметить маршрут. Но с такой ношей нужно было поскорее выбираться на равнину, в лесу с ней пропадешь — ветки хлещут по лицу, а Хиронака плетется сзади и не думает прокладывать дорогу. Темень, шорохи, корни под ногами. Если этим двоим чего-нибудь померещится и они откроют с перепугу огонь, это будет стоить жизни всем четверым.

Кадзи выбрался на тропинку, огибающую сопку. На ровном месте по другую сторону лощины, по которой прошли русские, он опустил Ямауру на землю. Тот, как мешок, скользнул вниз. Кадзи поднял его и поставил на ноги.

— Держись! Не могу больше.

Впереди что-то белело ровной полосой. Река? Кадзи велел всем троим ждать, а сам пошел вперед. Очевидно, он совсем потерял ориентировку из-за этих маршей перед вчерашним боем, потому что никак не ожидал, что здесь дорога. А что это тогда, под его ногами, если не дорога?

…Некоторое время они шли по дороге. Потом справа донеслись голоса. Короткие, отрывистые — всего два слова.

Пройти мимо? А если окликнут, бежать, уповая на тьму? Или остановиться, бросить оружие? Бежать — значит, Ямауру придется бросить…

Кадзи свернул с дороги. Под ногами зачавкало. Здесь густо росла трава высотой в рост человека.

— Рассветет — тогда решим, как быть дальше… — сказал он.

Ямаура тотчас улегся на кочку и мгновенно уснул. Спина у него свешивалась в воду. Хиронака и Тэрада тоже задремали. Ямаура стонал во сне, и всякий раз Кадзи холодел от страха. Слишком уж много людей умерло сегодня, всего лишь за один день. Хватит! Нет, они погибли не потому, что так им велел долг. Сколько бессильного гнева, тоски, отчаяния бесстрастно поглотили эти равнодушные сопки! Хватит!..

При их жизни никому не было дела до их стремлений и надежд, а после смерти их тела бросят в этих сопках и они будут лежать, пока кости не рассыплются в прах. Жизнь без чести, смерть без славы, без утешения даже! Они так и не поняли, зачем, для чего они умирают…

Нет, нельзя погибнуть! Нужно жить! Глупо умирать в этой бессмысленной, нелепой войне…

Короткая летняя ночь светлела.

Кадзи встал, по своим следам пробрался к дороге. Осторожно раздвинул камыши, выглянул. Он увидел то, чего даже в голову прийти не могло. Они были в расположении русских. Сразу же за дорогой, чуть выше по склону, стояли танки.

Кадзи разбудил остальных.

— Мы попали в самую гущу! — он горько усмехнулся. — Может, они теперь повсюду, куда ни сунься? — Это был даже не вопрос. — Пусть каждый выскажет свое мнение, — сказал он, немного помолчав. — Если мы вчетвером выйдем и поднимем руки, то, может быть, нас не убьют…

— Ведь ты обещал вывести нас к Муданьцзяну, — взвизгнул Хиронака.

— Если удастся туда дойти… — холодно возразил Кадзи.

Но тут Тэрада с жаром замотал головой.

— Только не плен!

— А унтер-офицер Хиронака что скажет?

— Я уже сказал! Ясное дело, нет!

— Я тоже не хочу в плен. — Кадзи печально усмехнулся.

— Ладно, так и решили, будем прорываться. Похоже, придется двигаться по тылам. Что ж, попробуем.

Остальные молчали.

— …Ну, решено: день пересидим здесь, в болоте, — продолжал Кадзи. — А стемнеет — уйдем в сопки. Куда-нибудь да выйдем. — Кадзи роздал всем по две галеты.

Завтрак запили болотной водой. Она с бульканьем переливалась в животе. Все молчали.

— А когда кончатся продукты? — спросил Тэрада, переводя взгляд с Кадзи на Хиронаку; казалось, ему стыдно спрашивать о еде.

— Траву будем есть! — Кадзи надломил несколько камышей. — Ну, а на худой конец, — добавил он, и глаза его сверкнули мрачным огнем, — переметнемся на довольствие к ним. — Он показал в сторону дороги. — Опасность, Тэрада, это такая штука, которой надо бояться, пока она далеко. А как очутишься с ней лицом к лицу, тогда бояться нельзя… А теперь я посплю. В случае чего разбудите!

Кадзи улегся на кочки и, хотя тело его наполовину свисало в воду, мгновенно погрузился в сон.

8

Так тщательно выбирали маршрут — и надо же было выйти именно сюда, в эту точку! Всю ночь шли холмами, проверяя направление по звездам. Всячески стремились избежать соприкосновения с противником. С той минуты, как они рассчитали, что, миновав холмы, попадут на шоссе, параллельно которому тянется железнодорожное полотно, все внимание сосредоточилось на выборе пункта, в котором безопаснее всего пересечь дорогу. Шли от ложбины к ложбине, стараясь не выдать себя даже малейшим шорохом. И вот после стольких усилий они опять наскочили прямо на пост русских!

Это была совсем маленькая ложбинка, зажатая между двумя холмами. В каких-нибудь тридцати метрах, за поросшим травой отлогим склоном, светлой полосой тянулось шоссе. Это обстоятельство и оказалось роковым — по шоссе непрерывной вереницей шли грузовые машины. Это был могучий, неудержимый поток света и транспорта. Он лился, не прерываясь.

И все-таки, если б на пути беглецов встало только это препятствие, они могли бы попытать счастья и прорваться через дорогу. Даже если б с грузовика заметили четыре подозрительные тени и затормозили, они успели бы скатиться по склону и, перебравшись через рельсы вниз, скрыться во мраке, в сопках, чернеющих по ту сторону дороги.

Но теперь это было невозможно. На холме, справа от ложбинки, по которой они пробирались ползком, стоял часовой. Как только четыре тени попадут в полосу света грузовиков, их настигнет смертоносный огонь из автомата. Расстояние слишком ничтожно, чтобы часовой промахнулся. Слева — второй часовой, хотя и не так близко.

Кадзи колебался, не зная, на что решиться. Пока они будут искать другое место для перехода, станет совсем светло. Назад — тоже не выход, да и опасно, скоро утро.

— Что будем делать? — прошептал Хиронака. — Светает!

— Кажется, один выход… — буркнул Кадзи и кивком головы показал на часового справа. — Если б удалось снять его… Подойти вплотную и снять…

— А если отсюда?

— Я выстрелю, а вы побежите? — Гневная усмешка мелькнула на лице Кадзи. — Прекрасная мысль! А обо мне ты подумал?

— Ты один из лучших фехтовальщиков в роте, Хиронака. Подберись к нему ползком и действуй! А мы тем временем перебежим через дорогу.

Хиронака промолчал.

Грузовики по-прежнему бежали нескончаемой вереницей. Время безжалостно уходило. Вершины сопок постепенно вырисовывались на фоне неба.

— Ну, что же мы? — сдавленным от волнения голосом прошептал Тэрада.

Кадзи положил винтовку на землю, снял пояс, флягу, вещевой мешок.

— Что вы собираетесь делать? — прошептал Тэрада.

Кадзи вытащил нож и пополз, прижимаясь всем телом к земле, словно желал втиснуть в нее свою мучительную тревогу. Зачем это страшное преступление? Часовой, отвернись, дай нам пройти! У нас только одно желание — вернуться к мирной жизни, вернуться живыми и невредимыми, не попав в плен, избежав пули… Мы не замышляем худого. Неужели ты не можешь отойти куда-нибудь в сторону всего на тридцать секунд? Неужели не можешь закрыть глаза, заткнуть уши на каких-то тридцать секунд?..

Три шага, пять шагов, семь шагов, поворот… Кадзи медленно подкрадывается ближе, еще ближе… Три шага, пять шагов, семь шагов, поворот…

…Они упали вместе — Кадзи поверх него, тяжело выдохнув воздух. Несколько секунд он лежал неподвижно, почти потеряв сознание. Когда он опомнился и дыхание вернулось, он почувствовал запах крови. Руки и ноги не слушались, дрожали.

…Все, теперь я убийца… Кадзи встал, сжимая окровавленный нож. Была необходимость в этом убийстве или нет — все равно он убил. Убил не в порыве борьбы, не во имя достойной цели…

Кадзи спустился в ложбину. Остальные молча ждали его сигнала.

Все четверо рванулись вперед. Они уже пересекли дорогу, когда грохот стрельбы рассек черный мрак позади. Они соскользнули вниз с крутого обрыва, перемахнули через полотно железной дороги и, пока не укрылись в чаще у подножья сопки, слышали, как над головой свистели пули.

9

Уже рассвело, когда они вскарабкались на вершину сопки. Отсюда тянулась ровная возвышенность, окутанная утренней дымкой.

Кадзи шагал молча. Тэрада то и дело украдкой поглядывал на его профиль, на его правую руку. На ней засохла кровь. Наконец не утерпел, спросил:

— Как вы его?

— Отстань! — отрезал Кадзи.

Он хотел забыть о том, что случилось. Он убил не по собственному желанию. «Ради вас и убил! — хотелось крикнуть. — Стоите ли вы этого?»

Нужно достать продукты. Галеты они уже съели…

— …А господин унтер-офицер Онодэра? — произнес Ямаура. — Отчего это он лежал мертвый рядом с господином подпоручиком?

Кадзи показалось, что у него подкашиваются ноги. Хиронака свирепо заворочал белками, неестественно выделявшимися на осунувшемся лице. С тех пор как удалось убрать часового и они миновали опасное место, Хиронака чувствовал, что окончательно потерял власть. Сознание этого факта постепенно превращалось в острую враждебность к Кадзи.

— Это он задушил его… — унтер кивнул на Кадзи.

— Господин ефрейтор Кадзи?!

Если б не этот, похожий на стон, вопрос Ямауры, Кадзи, наверно, бросился бы на Хиронаку. Он остановился и встретился с Ямаурой взглядом.

— Да, я убил его. Вот этими руками. А нужно было или нет — думай сам. Понял?

С Онодэрой, потерявшим рассудок, им не удалось бы прорваться, это ясно. Так в душе оправдывал себя Кадзи.

«Значит, если бы я был не в состоянии идти, он убил бы меня!» — со страхом думал Ямаура. Трудно было поверить, что Кадзи, тащивший его на спине, Кадзи, сутки не отходивший от него ни на шаг, и этот страшный убийца — один и тот же человек. Ямаура никак не мог поверить этому.

Они долго шли молча. Неожиданная находка заставила их на какое-то время забыть все дурное, что терзало душу. В брошенном окопе они нашли рис и вяленую рыбу — закуску и обед, как по заказу. Удача невольно навела на мысль, что судьба к ним все еще благосклонна.

Они до отказа набили вещевые мешки.

Позиции, брошенные в спешке и панике, будут, конечно, встречаться еще не раз. Даже у Кадзи поднялось настроение.

В тот же вечер они встретили солдата, шагавшего им наперерез. Солдат торопился. Они увидели веселую, беззаботную физиономию. Человек уплетал огурец.

Он бросил взгляд на петлицы Хиронаки и, секунду помедлив, словно прикидывая в уме, надо ли в данном случае соблюдать уставную форму обращения, фамильярно спросил:

— Куда путь держите?

— Никуда определенно… — ответил Кадзи. — Думаем пройти к Муданьцзяну.

Солдат рассмеялся.

— Да ведь Муданьцзян там… — и он указал в направлении, откуда шел. — Зря идете! Там русские.

— А ты? — спросил Кадзи.

— А я в Корею… — Незнакомец с улыбкой вытащил из кармана еще один огурец. — Корея-то ближе к Японии… А вообще я такой человек, что мне где угодно хорошо. Могу быть унтером и раздавать оплеухи, а надо — стану торговцем. — Он заискивающе потер руки, изображая торговца. — А попаду к красным — готов стать красным. Не знаешь случайно, как по-китайски и по-корейски «товарищ»?

— По-китайски — тунчжи, по-корейски — тонму.

— Как, как? Тунчжи и тонму? Ну, спасибо! Знать бы только два эти слова, так уж не пропаду. Значит, тунчжи и тонму… Ну, бывайте здоровы, тунчжи и тонму… — И весело улыбнувшись на прощанье, он пошел прочь.

— Чудак какой-то… — посмотрел ему вслед Кадзи.

— Дезертир он, вот он кто, эта сволочь! — прохрипел Хиронака. — Надо было заставить его назвать фамилию.

— И что тогда? — Кадзи перевел взгляд с удаляющейся фигуры на Хиронаку.

— Доложил бы, вернувшись к своим.

— Ну и дурак! — с откровенной насмешкой сказал Кадзи. — Как ты не понимаешь, что уж если Муданьцзян пал, значит, армии больше нет, понимаешь, нет!

— Что значит дурак? — Хиронака побледнел. — Я передал тебе командование только потому, что ты здешний и хорошо знаешь местность. Но я еще унтер-офицер, слышишь? Оскорблений не допущу!

— Понял, господин унтер-офицер! — Кадзи тоже побледнел. — А только званиями попрошу не кичиться… И вот еще что добавлю для ясности. Тэрада и Ямаура, вы тоже слушайте хорошенько. Квантунской армии больше нет! И я не собираюсь искать то, чего нет…

— А что же вы намерены делать?.. — спросил ошеломленный Тэрада, переводя взгляд с Хиронаки на Кадзи.

— Хочу вернуться… к жизни.

Когда эти слова были наконец произнесены, в нем с новой силой вспыхнуло безудержное желание навсегда покончить с армией, как будто с помощью этих слов сама собой протянулась прямая жирная линия к тому единственному пункту на карте, о котором он ни на секунду не уставал мечтать.

— Какие бы препятствия ни ждали нас впереди, я сделаю все, чтобы мы вернулись каждый в свой дом, к своей жизни. Кому такой план не по душе, пусть заявит сейчас же, здесь, и уходит. Ну, так как же?

Все молчали. У Ямауры при мысли о возвращении на родину радостно заколотилось сердце, но он боялся, что, если он последует за Кадзи, его, чего доброго, обвинят потом в дезертирстве. Тэрада воспринял слова Кадзи как недвусмысленный призыв к измене. Его терзала боль и обида — почему Хиронака не протестует? В то же время он ощущал смутную потребность опереться на Кадзи — ведь Кадзи вытащил его из-под гусениц танка, а потом сам, добровольно решился снять часового… Неужели Квантунская армия действительно разбита? Хиронака упрекал себя за доверчивость, за собственную глупость; ведь он дал себя провести этому ефрейтору. Теперь ясно, что Кадзи заранее обдумал измену. Необходимо улучить момент и вернуть себе власть по праву старшего…

Все трое молчали, ни один не торопился объявить о своем решении.

— Возможно, мы и встретимся с нашими… — немного мягче проговорил Кадзи. — И тогда те, кто захочет, могут примкнуть к ним…

— Не могут, а обязаны! — с силой поправил Хиронака. — Я не допущу, чтобы нарушали воинский долг!

— Воинский долг? — переспросил Кадзи. — Попадете в казарму — там и будете толковать о воинском долге. А пока что это пустой звук. Скучаешь по службе — бери этих двоих и ступай, куда хочешь! — зло закончил он.

Тэрада и Ямаура переглянулись. Хиронака замолчал, скривив рот. Он не обладал ни силой духа, ни энергией, чтобы прорываться неизвестно куда сквозь расположение противника, да еще с двумя ранеными.

Кадзи сделал шаг к Хиронаке и резким движением сорвал у него с кителя петлицу.

— Я иду. Любой из вас может стрелять мне в спину. Но сейчас вам это невыгодно…

Они молча пошли следом за Кадзи.

10

Будь у него карта или хотя бы самый примитивный план местности, он никогда не выбрал бы этот путь. Но Кадзи руководствовался собственным воображением. Прямая четкая линия тянулась на юго-запад, через все препятствия на пути — сопки, реки, тайгу. В этой линии для него заключалась вся жизнь.

Кадзи полагал, что знает Маньчжурию достаточно хорошо. Знает ее бескрайнюю ширь, ее просторы, горы и реки. Но оказалось, что он переоценил свои знания.

Когда они спустились с сопок, Кадзи считал, что переход через тайгу займет не больше одного дня. Продукты у них есть, идти будет не трудно, водой они обеспечены — кругом ручьи. Нужно только остерегаться случайностей.

Они не успели еще углубиться в тайгу, а уже воцарились сумерки прямо средь бела дня! Густо переплетенные ветви деревьев преграждали путь солнцу. Коряги, сучья мешали продвигаться, совсем как проволочные заграждения.

Скоро они потеряли ориентировку. Таежные дебри оказались гуще и глубже, чем они предполагали. День прошел, а кругом, куда ни посмотри, простиралась все та же чаща. Нагибаясь, они пролезали под ветвями, спотыкались об огромные корни, искали обход там, где нельзя было пробраться напрямик. Постепенно ими овладела мысль, что, сбившись с пути, они кружат на одном месте.

— Кадзи, выберемся мы отсюда? — первым спросил тащившийся сзади Хиронака. — Куда мы идем?

— Здесь не мое поместье! — не оглядываясь, бросил Кадзи.

Судя по времени, солнцу пора было склоняться на запад, но как узнать, где он, запад, если не видно солнца? Впереди, сзади, по сторонам — всюду царил одинаково ровный сумрак, одинаково приглушенный свет. Недавно они свернули влево, обходя частокол могучих стволов, значит, теперь надо брать правее. Но ведь потом они вроде бы забирали вправо, значит, нужно выправлять налево…

— Вода журчит! — сказал Ямаура.

Ямаура родился в горах. У него острый слух. Они двинулись туда и скоро остановились у речки.

— Хотел бы я иметь твои уши! — улыбнулся Кадзи. — Жаль, что нельзя разузнать, куда она течет.

Тайга по берегам стояла чуть реже, зато трава росла сплошной стеной. Они стали пробираться вдоль берега.

Кто-то крикнул, зашелестела трава. Какой-то человек удалялся от них. Этот крик заставил Кадзи в испуге остановиться.

В зарослях камыша прятались беженцы — мужчины и женщины. Они приняли группу Кадзи за русских. Поняв, что перед ними свои, они молча смотрели на солдат. Никто не произносил ни слова.

— Давно вы здесь? — спросил Кадзи. — Два солдата, находившиеся среди гражданских, привстали.

— С утра… Устроили тут привал, да и не смогли двинуться, ноги не идут.

Солдаты рассказали, что эти люди бежали из пограничного городка и заблудились в тайге.

— С границы эвакуировались вместе наша часть и гражданское население, но наши-то шагают быстрее, да и еда кончилась, поэтому в пути разделились… — устало пояснил один из солдат.

— А мы отбились от своей части и присоединились вот к ним, прибавил другой. — А где наши — не знаем…

— Бросили нас… Защитники нас бросили, потому что у нас слабые ноги. А сами ушли… — заплакала женщина, кормившая грудью младенца. — Возьмите нас с собой, господа солдаты!

— Нет ли у вас поесть? Сделайте милость, уделите! — Мужчина средних лет смотрел на Кадзи глазами бездомной собаки. — Пять дней не ели.

— Расстелите что-нибудь, пиджак, что ли, — сказал Кадзи.

Человек расстелил на траве пиджак, и Кадзи высыпал на него почти весь запас риса.

— Смеем ли мы принять такой дар! — со слезами сказала женщина с ребенком на руках.

— А мы-то как же?.. — встревоженно начал Хиронака, но Кадзи отмахнулся от него.

— Как-нибудь обойдемся… У меня в мешке есть немного.

Ночевать остались с беженцами. Сварили рис.

Кадзи курил в кулак и мысленно прикидывал трудности завтрашнего перехода. Ясно, вести с собой этих слабосильных — задача не из легких. То, что они вчетвером могли бы пройти за день, этим хватит дней на десять. Но не бросать же их на произвол судьбы!

— Спасители наши… — сказала женщина с ребенком.

— Да, как говорится, в аду повстречались с Буддой… Вот когда эта поговорка подлинно к месту, — поддакнул мужчина. — А пограничная часть бросила нас без еды, без помощи…

— Что дальше-то? Возьмем их с собой? — понизив голос, спросил Хиронака.

— Ума не приложу… Если бросить, ведь пропадут… — Кадзи умолк. На мгновение ярче вспыхнул красный огонек его сигареты. По-видимому, придется взять. Что, если бы на месте этой женщины оказалась Митико, если б ее бросили вот так, в тайге?..

У беженцев назревала ссора.

— Господа солдаты, не одним вам дали рис! — услышал Кадзи. Это кричала женщина.

Мужской голос ответил:

— Да у вас с самого начала не было никаких продуктов! Все время только на чужое зарились!

— Правильно! — раздраженно вмешалась женщина с ребенком. — Постеснялись бы хоть немножко! Только и знали, что баловаться с солдатами! А мы все с вами делили, все до последнего, хотя у меня для младенца молока не хватало!

— Что там у них? — спросил Кадзи у Хикиды и Идэ (так звали двух солдат, прятавшихся вместе с беженцами).

— Да тут с ними две девицы из солдатского публичного дома, — ответил Хикида. — Пока шли вместе с частью, солдаты все вокруг них увивались, угощали конфетами… Ну, гражданские, ясное дело, косились на это. А как солдаты ушли, их, конечно, шпыняют на каждом шагу…

— Пусть господа солдаты рассудят нас! — донеслось оттуда. Кадзи слышал, что они идут к нему.

— Господин солдат, — начала одна, — они говорят, что раз мы из публичного дома, значит, нам не положено есть вместе со всеми!

— Пока солдаты не ушли, не знали, как нас умаслить!..

— Не шумите! — сказал Кадзи. — Еду надо разделить поровну. Садитесь здесь и ешьте!

— Эти женщины, — послышался мужской голос, — только и знают, что зарятся на чужое добро!

— Ах ты паскуда! — взорвалась одна, по виду старшая. — Да мы, может, и рады были бы взять с собой какие-нибудь продукты, чтоб твоего не есть, да откуда?

Кадзи дернул женщину за шаровары, заставил сесть.

— Ешь и молчи! Будете ссориться — бросим!

Догоравший костер то вспыхивал, то угасал, словно вздыхая в непроглядной тьме.

В тайге светает поздно. Кадзи проснулся еще затемно. Он лежал и думал, куда их приведет река. И еще он думал, что все знания, полученные человеком за тридцать лет жизни, не могут ему помочь определить страны света в дремучей тайге. Он посмотрел вверх, но там в просветах между крон было только небо, серое, как слабо разведенная тушь. Кадзи встал и, приподнимаясь, ухватился за ствол дерева. В следующую секунду руки сами поспешно гладили и ощупывали кору. С одной стороны кора, хоть и едва заметно, была влажнее и холоднее. И мох здесь рос по-другому. Кадзи перешел к другому дереву. Он проверил свою догадку еще на двух-трех деревьях. У всех одна сторона казалась более сырой и холодной. Значит, эта сторона — северная. Он стал лицом к северу и определил юго-запад. Улыбнулся.

— Разве мы не пойдем вдоль реки? — спросил Хиронака, когда Кадзи решительно повел их в чащу.

— А разве ты собирался в Корею? — вместо ответа спросил Кадзи.

11

Они шли два дня, а тайге не было конца. Наступил третий день, но тайга по-прежнему продолжала держать людей. Продукты кончились. Осталось только немного риса в мешке у Кадзи. Они рвали незрелые ягоды дикого винограда и с жадностью поедали. Кислые, вяжущие рот ягоды, только дразнили, заставляя еще сильнее страдать от голода.

— Грибов не трогать! — предупредил Кадзи. — Листья дикого винограда, пожалуй, не причинят вреда. Только давайте сварим их.

Варево не лезло в горло.

Хиронака чертыхался, негромко, но так, чтобы слышал Ямаура. «Сами навязали себе заботу». И при этом зло глядел на Кадзи. Кадзи не стал делать вид, что не слышит, и ответил Хиронаке таким же взглядом. Подхлестнутый Хиронака проворчал:

— Все равно ведь рано или поздно придется съесть этот рис! Сварили бы размазню, что ли.

Теперь на Кадзи смотрели все.

— Нет!.. — Кадзи обвел их взглядом. — И его лицо приняло упрямое, почти жестокое выражение. — Мы съедим этот рис, когда останется одно: лечь рядом на землю и умереть.

Хиронака только повел по сторонам злобным взглядом. Он раскаивался, что не пал в бою, что пошел за этим Кадзи. В казарме пограничного батальона он имел вволю еды и вдобавок получал каждый вечер спиртное… А сейчас? Ефрейтор-второгодок помыкает им, как мальчишкой, ему приходится жрать листья в этой дремучей тайге, искать змей и мышей…

Кадзи надеялся подстрелить птицу на радость всем. Но, видно, в этом гиблом краю не жили даже птицы.

— Господин ефрейтор, а улиток едят? — спросил Тэрада.

— Едят, наверно… Яда в них вроде нет. Ведь дети часто забавляются с ними…

Стали собирать улиток.

Когда их зажарили на огне и разделили поровну, первым восторженно зачмокал Хикида.

— Вкусно!

Если закрыть глаза, улитки напоминали устриц. И все-таки, держа в руке каждая свою долю, женщины смотрели на них с отвращением, а некоторые даже заплакали.

— Ну, ну, мадам! — заметил Хикида, обращаясь к одной. — Здесь вам окуня или бифштекс не подадут!

— Это верно! — старик учитель слабо улыбнулся жене. Она все время молчала. — Съешь одну, попробуй — уговаривал он.

— Эх, здорово подвела нас армия… — сказал торговец, хозяин мелочной лавки, тот самый, который первым получил рис от Кадзи. — А мы-то верили в силу Квантунской армии. Вы, военные, постоянно твердили нам: трудитесь спокойно!

— Мы сражались! — покраснев от обиды, крикнул Тэрада. — Может быть, вы все тут разорились, имущество потеряли, но мы сражались, насмерть стояли, пока от ста шестидесяти человек нас не осталось четверо!

— А, что толковать об этом, когда не сумели даже эвакуировать детей и женщин! — в сердцах сказала жена торговца. — Уж мы-то, кажется, достаточно старались для армии!

— Старались?! Только тогда и старались, когда наживой пахло!.. — ядовито заметила старшая из проституток. Она мстила за обиду во время дележки риса.

Они не шли, а ползли, как улитки. Каждый час Кадзи приходилось останавливаться и ждать отставших.

— Эй, Кадзи, хватит нянчиться! — сказал Хиронака. — Этак конца не будет баловству и заботам!

Кадзи и сам приходил к мысли, что он бессилен помочь этим несчастным. Не все ли равно, где их бросить — здесь или где-нибудь в другом месте? Каждый стремится спасти себя. Он почувствовал, что поддается, и, чтобы побороть себя, попытался представить Митико среди этих уставших людей, из последних сил тащившихся за ним. Подождите! Не бросайте нас!..

— Пошли, Кадзи! — сказал Идэ. — Какой смысл погибать с этой компанией?

— Пока у этой компании имелась еда, ты, верно, говорил по-другому! — Кадзи повернул назад.

Люди шли, шатаясь, едва переступая распухшими ногами. Они были уже не в силах перешагивать через подгнившие и рухнувшие деревья и, чтобы преодолеть препятствие, опирались на руки, становились на четвереньки и переползали. Споткнувшись, падали и долго не могли встать. И все же вставали и, задыхаясь, брели дальше.

12

…Медленно, машинально шагают ноги. Беспокойство о тех, кто следует сзади, никогда не покидавшее его раньше, постепенно ослабевает. Он идет вперед, ко всему безучастный, и только одно стремление — выдержать этот поединок с тайгой — не гаснет в душе.

Внезапно он останавливается. Он слышит хлопанье крыльев. Прямо перед ним на ветку усаживается птица размером с голубя. Птица спокойно отдыхает. Кадзи поднимает руку, подавая знак остановиться идущим сзади. Прислонясь к стволу, готовится стрелять, птица сидит рядом, в двух шагах от него. Видно, ее никто никогда не пугал — она спокойно перебирает клювом перья и вертит головой, словно раздумывая, куда ей теперь лететь.

Левая рука, поддерживающая винтовку, дрожит. С ним никогда этого не бывало! Он пытается унять дрожь — перед ним птица! Еда! От этой мысли левая рука дрожит еще сильнее. Палец правой руки, лежащий на спусковом крючке, тоже мелко дрожит и не повинуется. Кадзи целится, затаив дыхание. Зажмуривает один глаз. Очертания птицы расплываются.

Он стреляет. Мимо.

— Вот несчастье! — горестно стонет Идэ.

— Знатный снайпер! — с злобной насмешкой произносит Хиронака.

Возразить нечего.

Кадзи молча поворачивается, идет навстречу отставшим.

Первыми попадаются эти двое, из заведения для солдат, Тацуко и Умэко. Они идут, согнувшись, точно поднимаются в гору. Заметив Кадзи, через силу прибавляют шагу, а поравнявшись с ним, падают, как подкошенные.

— А остальные? — спрашивает Кадзи.

— Торговец углем отдыхает тут рядом…

— А этот, лавочник?

Женщины переглядываются.

— Он и его жена вдруг почувствовали сильные боли, — говорит младшая, Умэко.

— Грибы?..

Женщины молча кивают.

— Остальные тоже?

На этот раз женщины отрицательно качают головами.

— Ждите здесь. Я скоро вернусь.

Куда он идет? Зачем они ему? Ну, узнает он, что стряслось с его спутниками. Ну и что из этого? Ничего. И все-таки он идет назад. Где-то в уголке сердца таится мысль, что только исполненный до конца долг, сознание, что он сделал все, что мог, даст ему право остаться жить.

Он прошел с полкилометра. Никого. Возможно, они разминулись.

Кадзи уже хотел повернуть обратно, когда из-за деревьев, шатаясь, вышла жена фотографа.

— А дети и муж?

Женщина медленно подняла на него глаза.

— А я почем, знаю…

— Умерли?

— А я почем знаю…

— Говори, я схожу за ними!

Она молча проходит мимо…

Кадзи смотрит ей вслед. Она побрела дальше, не обращая на него внимания…

Он прошел еще немного назад. Под деревом сидел торговец углем, обхватив голову руками.

— Один? А жена, дети?

— Тебе-то что? — он с вызовом посмотрел на Кадзи.

— Ничего. Просто спрашиваю…

Человек усмехнулся.

— Как говорится, облегчил их страдания… Вон там, — он кивнул головой в сторону чащи. Потом вдруг заговорил умоляющим голосом: — Послушай, солдат, в каждом деле самое главное — толковый совет… Если ты уступишь мне рис, что лежит у тебя в мешке, я заплачу тебе десять тысяч иен… Я правду говорю. Десять тысяч иен… Мне бы только добраться до Тяньцзиня, там у меня денег куры не клюют, честное слово…

Десять тысяч? Большая сумма! Служащему, такому, как Кадзи, понадобилась бы целая жизнь, чтобы скопить столько денег.

Движением винтовки Кадзи показал вперед.

— Вставай и иди! Тебя ждут. Я поищу учителя с женой, и если на обратном пути застану тебя здесь, постараюсь облегчить и твои страдания. Понял?

Место для ночлега выбрали еще засветло. Ямаура и Идэ убили двух змей.

Идэ считал, что имеет право съесть половину добычи вдвоем с Хикидой.

Когда Кадзи отверг его притязания, Идэ впервые с откровенной враждебностью заявил:

— Нечего командира из себя корчить! Одна змея наша. Мы с Хикидой съедим ее пополам! А ты иди птиц стреляй!

Кадзи заметил, как усмехнулся Хиронака. Кровь бросилась Кадзи в голову.

— Только попробуй! — Он сам не ожидал, что в голосе его прозвучит столько угрозы. — Верно, в птицу я не попал, но по тебе не промажу!

Кадзи держал винтовку горизонтально двумя руками, палец касался спускового крючка, и казалось, стоит Идэ произнести одно слово — и Кадзи влепит заряд в упор.

— Перестаньте! — перед Кадзи выросла Тацуко. — Не дети…

— В самом деле… — прошептал Кадзи. — Что это мы… — Он растерянно смотрел на винтовку.

— Слушай, Кадзи! Разделим змей поровну, а ты раздай нам этот рис! — попросил Хикида, когда Кадзи опустил винтовку.

— Рис съедим завтра. — сказал Кадзи. — Завтрашний день решит все. Если не выберемся из леса — конец.

Кадзи отдал Идэ свою порцию змеиного мяса, он зажарил ее на кончике штыка.

— Бери! Я, пожалуй, немного погорячился…

Идэ заколебался, не решаясь, и Кадзи бросил кусок ему на колени. Когда он вернулся к костру, Тацуко поделилась с ним своей порцией.

Змеиное мясо напоминало резину, вкусную резину. Столько дней во рту не было настоящей пищи, которую можно жевать. Желудок властно требовал проглотить еду, но Кадзи еще долго держал кусок во рту, разжевывая его зубами и наслаждаясь.

— Удастся завтра выйти? — спросила Тацуко.

— Кто ж знает… — Кадзи глядел в огонь. — А только мне кажется, что я не умру… Там, в сопках, меня не задело, так неужели же я погибну здесь? Нет!

— Ну, значит, и я выживу, буду держаться возле вас!

Кадзи подбросил веток в огонь. Пламя, причудливо изгибаясь, освещало безмолвную чащу; лес вокруг казался еще более непроходимым и черным.

Тацуко обхватила руками колени, оперлась на них подбородком. Кадзи вдруг показалось, будто это Митико рядом.

— Завтра держись, не отставай! — сказал он.

Да, держись и сам, держись, слышишь! Ничего, что эта женщина — не Митико. Пусть это только призрак, но с ним легче забыть безнадежную, пугающую действительность. Буду держаться, слышишь, Митико! Во что бы то ни стало, выберусь из этого леса!

— Каково-то там сейчас, в южной Маньчжурии… — снова заговорила Тацуко. — У меня там сестренка. Единственная моя родня. Сестра — не то, что я. Она замужем, живет честно. У нее муж — служащий в концерне Мантэцу!

Кадзи очнулся от грез.

— К ней и идешь?

Женщина кивнула.

— Если поможете добраться. О жене тревожитесь? — спросила она.

— Иду вот, тороплюсь, а там… Кто знает, что там сейчас?

— А если ни дома, ни знакомых не осталось, что тогда? Куда подадитесь?

— А ты?

— Я к вам пристану… — женщина тихонько засмеялась. — Можно?

— Конечно, на юге, я уверен, спокойно, — сказал Кадзи. — Там войны нет. А мирному населению их армия не причинит вреда.

В разговор вмешался торговец углем.

— Всегда так было? — с вызовом спросил он. — Вы знаете историю?

— О прошлом не знаю и знать не хочу, — сказал Кадзи. — А только Красная Армия несет свободу. Всем! С японской или какой другой армией ее не равняйте!

Он увидел, как Тэрада приподнял голову. Кадзи ждал, что он возразит, но вместо него снова заговорил торговец углем:

— В таком случае почему же вы не сдались в плен, а предпочли удрать?

— Я и сам спрашиваю себя почему, — пожимая плечами, ответил Кадзи. — Если б вы участвовали в бою, то, может быть, поняли бы почему…

— Оставьте своих русских! — закричал торговец углем. — По их милости все состояние, которое я сколотил такими трудами, пошло прахом!

«А ведь в Тянцзиньском банке у него сейф ломится от денег!» — подумал Кадзи.

— О жене и ребенке вы не вспоминаете! — вырвалось у Кадзи.

В следующую секунду он опасливо поглядел на собеседника — напрасно он растравляет чужие раны! Но тот смотрел на вещи иначе, чем Кадзи.

— Женой и детьми всегда можно обзавестись, было бы желание. А чтобы сколотить состояние, я ухлопал всю жизнь!

Ошеломленный Кадзи умолк. Он смотрел на сидевшего напротив человека. Торговец углем был лет на двадцать старше его. Исхудалое, но все еще энергичное и алчное лицо. Когда жена и ребенок стали обузой в дороге, он их «освободил от страданий». А вот денег он не бросил бы, подумал Кадзи.

— Как по-вашему, господин солдат, — с жаром обратился торговец к Кадзи, — когда война окончится, император прикажет правительству возместить нам убытки?

— Что значит окончится? — Кадзи подбросил в огонь охапку веток. — Еще вопрос, будет ли он существовать, император, когда она окончится… — Кадзи глянул на Тэраду, но тот отвел глаза.

Неделю назад Тэрада пришел бы в ярость от таких слов. Научился рассуждать скептически или просто прикинул, что сейчас невыгодно затевать ссору?

— По-вашему, нас все-таки побьют? — Торговец углем не мог в это поверить. Он оглядел всех у костра, надеясь, что кто-нибудь скажет: «Нет, конечно, нет!» — но все промолчали. — Я думаю, Квантунская армия прогонит их, а? И разве не удастся тогда разбить американцев?

У костра сидело шесть солдат Квантунской армии, ни один не промолвил ни слова. Вера в «безусловную победу», которая, казалось, должна была войти в плоть и кровь, разлетелась вдребезги в один день, после первого же боя.

Все молча смотрели на огонь.

Без крова, без веры… Ничего не осталось, только трепетная жажда жизни. Они не знали, что несколько дней назад «Великая японская империя» перестала существовать. А если б знали, каждый воспринял бы эту весть на свой лад, хотя они шли по одной дороге…

Кадзи никак не связывал поражение со своими личными планами. Он крепко-накрепко решил пробраться домой во что бы то ни стало. И готов был приложить для этого все силы души и тела. Он бежал не просто от противника, от смерти, с поля сражения. Чтобы навсегда покончить с терзавшей его неволей, необходимо пройти через горнило страданий, думалось ему, испить полную чашу.

— Война, должно быть, окончилась… — ни к кому не обращаясь, произнес он.

— И что будет? — наконец-то заговорил Тэрада.

— Не знаю.

Хиронака, до сих пор молча прислушивавшийся к беседе, резко приподнялся. Казалось, он собирается возразить Кадзи, но внезапно повернулся к Хикиде.

— Если мы проиграли, пиши пропало! Японцев перебьют всех до единого. Американцы заявили, что уничтожат все население из огнеметов… И здесь, в Маньчжурии, будет точно так же. Разве станут щадить японцев?

Все, кроме Хиронаки, смотрели на Кадзи с немым вопросом.

— Обычная военная пропаганда! — решительно ответил Кадзи. — Господа милитаристы думали, что, если запугать народ, люди будут драться не на жизнь, а на смерть!

На его изможденном лице отразились боль и презрение.

В эту минуту он сам себе был ненавистен. А он? Ведь он тоже сражался «не на жизнь, а на смерть». Не верил ни одному слову, а между тем из этих шести, пожалуй, храбрее всех «бился с врагом»…

Тэрада знал это, видел собственными глазами, и потому речи Кадзи все больше сбивали его с толку.

— Если нас побьют, Японию оккупируют?

— Конечно.

— Значит, государство погибнет?

— А что такое государство? — Кадзи повернулся к Тэраде. — Государство, о котором тебе долбили, безусловно, погибнет. И пусть себе погибает! Возьми, к примеру, всех нас. Все мы стремимся жить, правда? Значит, все дело в том, как создать такое государство, где каждый мог бы жить свободно, по своей воле!

Кадзи окинул их всех взглядом, потом посмотрел на лес, обступивший их со всех сторон. Ему хотелось бы услышать в ответ, чьими руками будет произведен расчет за все преступления этого «государства», как говорит Тэрада. Дадут им возможность жить, как положено людям? Сможет он обрести свое место в мирной жизни, к которой стремится? Пройдет сколько-то дней, и они увидят двери родного дома. И когда они постучат, не выйдет ли навстречу кто-нибудь совсем чужой, незнакомый?

Но не было никого, кто мог бы ответить на эти вопросы. Его окружали только такие же изголодавшиеся, терзаемые сомнениями и страхом люди, как и он сам.

13

Голод мучил даже во сне. Когда Кадзи проснулся, костер угас. Брезжил рассвет. Рядом спали Тэрада и Тацуко. Тэрада что-то невнятно бормотал во сне. Тацуко скребла грудь. Снова нужно идти. Вставать не хотелось. Хватит, довольно!.. Но отказ от надежды означает смерть. Ну что ж, это даже легче, намного легче!.. Надежда уже иссякла, безрассудно пытаться вновь воскрешать ее. И все-таки Кадзи встал. Не бросать же борьбу за жизнь здесь, в этом лесу. Лучше было бы не начинать, проще было, подняв руки, сдаться в плен в день сражения. Он не сделал этого, потому что хотел обрести свободу. А раз так, нужно идти.

Он поднялся, задрожали колени. Он ощущал неимоверную слабость. Казалось, из него вытащили все кости, столько сил нужно было напрягать только для того, чтоб устоять на ногах. Смерть уже начала свою разрушительную работу. А что, если этот день для него последний? Леденящий страх пробежал по спине.

Нужно сосредоточить волю. Кадзи зачерпнул из ручья воды, напился, плеснул себе на грудь. Вода такая студеная, что, вздрогнув, сами втягиваются брюшные мышцы. Он развел огонь, разбудил остальных и заставил собирать траву для похлебки. Потом поровну разделил между всеми заветный рис.

— Остановки не будет, — сказал он, — пока не выйдем к какому-нибудь огороду или жилью… — Не знаю, удастся ли, но попытаемся… А до тех пор остановок не будет! — выкрикнул он. — Кому дорога жизнь, пусть идет. Больше я не могу тащить отстающих… Сегодняшний день все решает, понятно?

Он двинулся вперед. Цеплялся за корни, спотыкался, падал. Нелегко было побороть соблазн и не остаться лежать, махнув на все рукой.

Он шел вперед, напрягая все силы. Расстояние между ним и шагавшим сзади постепенно увеличивалось. Он видел это, но остановиться не мог. Если он остановится, то не сумеет заставить себя двинуться с места. А может быть, наоборот, ноги сами передвигались, независимо от сознания. Но остановиться он не мог.

Тэрада шел следом. Рана у него на плече почти затянулась — наверно, помогло прижигание порохом. Его мучил жар. Эх, не будь этой раны, он показал бы Кадзи, как он может шагать! А теперь он то и дело теряет его из виду. Черт побери! Ну и быстрые же у этого парня ноги! Вы назвали меня болваном, ефрейтор Кадзи! Я этого не забыл, не надейтесь! Вы вытащили меня из-под танка. Об этом я тоже помню. Кто вы вообще такой? Куда нас ведете? Неужели Япония и впрямь потерпит поражение в войне? Что тогда станет с нами?.. Если встретятся где-нибудь свои, лучше отделиться от Кадзи и пристать к какой-либо части. Ведь есть где-нибудь наша армия, не провалилась же она!.. Но прежде всего нужно выбраться из этого леса. Прежде всего!

Ямаура плелся за Тэрадой. Его тошнило от запаха, исходившего от раны на голове. Что это, я гнию заживо… К тому времени, когда они выберутся отсюда, я сгнию. Нет, не может быть! Ведь вот иду же я наравне с остальными! Я здесь третий по силе, хотя и ранен. Выживу! Нужно только не терять Кадзи из виду, держаться его, и тогда я непременно выживу. И все-таки, черт бы его побрал, он мог бы идти помедленнее! Нет чтобы остановиться и подождать! Взгляни на мои ботинки! Пальцы наружу. Все равно что босой шагаю. Лучше уж разуться и идти босиком. Собью ноги. Ну и черт с ними…

Хикида шел, вытянув шею, и качался, как пьяный. Ему мерещилась вся еда, какую он только знал. Ох, наесться бы до отвала! Если удастся выжить, уж что-что, а жратву он всегда будет беречь, это уж точно. Что женщины! Теперь он будет интересоваться только жратвой. В казарме все его помыслы сосредоточивались вокруг женщин. Теперь он понял, что женщины не играют ровно никакой роли в жизни. Что есть они, что их нет. Что главное в жизни? Задай ему кто-нибудь раньше подобный вопрос, он ухмыльнулся бы и ответил: женщины! Кого ни возьми, хоть самого что ни на есть важного министра или ученого, без женщины он не человек! Хикида имел твердые убеждения на этот счет. А теперь он понял, что все дело в еде. За один рисовый колобок он охотно уступил бы кому угодно на целый месяц, а то и на два самую распрекрасную женщину…

Хиронака шел следом за Хикидой. Ноги у него заплетались. Он думал, что с того самого вечера перед боем, когда солдаты его взвода учинили «бунт» из-за этих подарков, в его жизни наступил резкий перелом. Нужно было любой ценой заставить Кадзи подняться в штыковую атаку, когда они уцелели тогда после обстрела… А раз Кадзи не послушал, он, Хиронака, должен был пристрелить его, и дело с концом! В действительности все вышло наоборот. Это Кадзи схватил его за грудь, тряс его и грозил. Хиронака не мог уразуметь сущность той силы, которой обладал Кадзи и которой не было у него. Вот так всегда и бывает: стоит раз уступить — и потеряешь власть. Ненавидя Кадзи, он тащился следом за ним, и от этого ненависть разгоралась еще сильнее. «Скоро, кажется, я совсем выбьюсь из сил… Черт возьми, откуда у этого мерзавца такая лошадиная сила? Унтер-офицер под командой ефрейтора! Если наткнемся на своих, какого срама я натерплюсь! Надо что-то предпринять!..» Ноги плохо слушались Хиронаку. У него хватало энергии лишь на то, чтобы не терять из вида спину Хикиды.

Идэ отстал. Он окончательно пал духом. Вот идиоты! Сколько ни иди, все равно придется заночевать в лесу. Выйти все равно не удастся. Вовсе не обязательно мчаться вперед, как одержимым. Если суждено спастись, значит, спасутся, а нет — так уж ничего не поделаешь! А что кому суждено — неизвестно. К дьяволу, можете топать, куда хотите! Я больше с места не сдвинусь.

Его догнал торговец углем. Запавшие глаза его сверкали, он улыбался жуткой улыбкой.

— Послушай, солдат, — хрипло, с присвистом произнес он, — по-моему, ваш начальник сбился с курса. Он идет не туда. Наверно, он хочет выйти к Владивостоку. Я не намерен идти за ним. Пойдешь со мной?

Торговец углем показал на северо-запад. Этот путь вел в бескрайнюю глубину необъятных просторов Маньчжурии.

— Пойдешь со мной? Мне нужен юго-запад…

— Ну и ступай себе, куда хочешь! — ответил Идэ. — Я вообще остаюсь здесь.

— Пропадешь! — Торговец углем повернулся и пошел в направлении, которое считал юго-западом. — Как знаешь… А мне надо добраться до Мукденского банка!

Задыхаясь, подошла Тацуко. Она тащила подругу за руку. Та бросилась на землю рядом с ним.

— Помрешь! Вставай! — уговаривала ее Тацуко и даже пыталась приподнять.

— Не сердись, сестрица! — прошептала та и осталась лежать ничком.

На равнину вышли к вечеру.

Трава пожухла от зноя. Здесь не было сучьев, мешавших идти, зато гудели полчища оводов.

Куда они, собственно, идут? Ну, доберутся они до южной Маньчжурии. А если и там все разрушено, разворочено? Если Квантунская армия, отступая, решила сражаться «до последнего солдата», их везде встретят лишь развалины и пепелища. Японцам некуда идти. Митико, жива ли ты?..

Лаохулин, где они расстались в тот памятный день, наверно, оккупирован, а японцев прогнали или убили… Куда же он стремится? Жива ли ты, Митико?

Что, если он не застанет ее в живых? Если она умерла? Его преследовали страшные сцены, злобно и неотвязно, словно полчища оводов. Наступит день, когда спецрабочие снесут колючую проволоку, ворвутся в контору, лавиной хлынут в дома японцев. «Месть! Месть!» Со звоном падает посуда, горят дома, японцев вытаскивают на улицу и убивают… «Убейте Кадзи! — кричит кто-то. — Обманщик! Лицемер! Это по его вине совершена казнь!» — «Раз его нет, тащите жену!» — вопит толпа. Митико за волосы вытаскивают из дома. «Известно тебе, что натворил твой муж?» — «По его милости троим нашим товарищам отрубили головы. За это сейчас слетит твоя голова!» — «Знаешь, ли ты, какие муки приходилось терпеть китайцам из-за японцев?!» — «Тебе тоже придется держать за это ответ!»

Митико, бледная как полотно, смотрит на Кадзи, впивается в него взглядом. Я любила тебя! Так вот чем окончилось наше короткое счастье… Я ни в чем не виновна. Я только любила его…

«Вы терзали нас! Пили кровь!»

Митико волокут за волосы. А вот и знакомое место казни. Огромное красное солнце насмешливо щурится над линией горизонта.

Ван, постой! Не убивай ее! Я вернусь! Вернусь, и тогда вершите суд надо мной! Ты мстишь, Ван? Из мести готов казнить безвинную?

«Здесь, в Лаохулине, ты совершил роковую ошибку, а потом, попав в армию, верой и правдой служил Японии. Ты храбро сражался, добиваясь победы в несправедливой войне. Да, храбро сражался, понимаешь ли ты, что это значит? Твоей жене приходится теперь отвечать за твои ошибки!»

Ван, подожди! Умоляю тебя, подожди!..

Кадзи беззвучно плакал. Глаза оставались сухими. Он тряс головой, бессмысленно смотрел по сторонам, на небо и, шатаясь, тащился вперед.

Пусть кто-нибудь скажет, жива она?

В чем она виновата? Жива она? Лишь бы была жива! Лишь бы ей не пришлось умереть за меня! Жива она?

14

Тэрада шагал рядом с Кадзи. Он испытывал злорадное удовлетворение. Наконец-то и Кадзи дрогнул! Господина ефрейтора словно подменили. Он брел, шатаясь, и не только от голода и усталости. Тэрада даже приободрился, увидев, что Кадзи дрогнул, что он не сильнее его, Тэрады. Но что с ними станет, если вожак ослабеет? Хочешь не хочешь, а нужно, чтобы он оставался сильнее всех.

Он украдкой поглядывал на Кадзи. Почему у него лицо бесстрастное и неподвижное, как у глиняной куклы?

Солнце клонилось к западу. Тайга осталась позади, но и там, куда они шли, виднелись лишь безлюдные сопки, леса и долины. Кругом шелестели дикие травы, незаметно было никаких признаков жилья или пашни.

— Выберемся сегодня? — спросил Тэрада, не в силах более противиться тревоге и угнетающей тишине. Ему хотелось услышать бодрый, полный уверенности ответ, пусть даже ни на чем не основанный. Но ответ Кадзи обманул его ожидания.

— Кто его знает…

Видно, Кадзи совсем оставил надежду выбраться отсюда. Тэрада стал отставать. Он смотрел в спину Кадзи — в спину равнодушного, ко всему безучастного человека.

Кадзи остановился, дожидаясь его.

— Видишь? — спросил он, указывая на холмы вдали.

В низине, у подножья холмов, там, где виднелся редкий лесок, ввысь тянулась тонкая, чуть заметная струйка дыма.

— Жилье?!

На давно не бритом лице Кадзи появилась слабая улыбка. Он кивнул.

— Это жилье! Определенно, жилье! — Тэрада зачем-то вытянулся, привстав на цыпочки, и хрипло закричал: — Да вот же, дым! Еще! И еще! Выбрались! Мы выбрались!

— Ну, ну, — Кадзи с сомнением покачал головой. — Подождем остальных…

Позади в высокой траве темнели фигуры отставших. Разбрелись, идут, напрягая последние силы. Медленно, будто стоят на месте. Кадзи пересчитал их. Четверо.

— Трое отстали, так?.. Кто шел замыкающим?

Последней появилась Тацуко. Дойдя до Кадзи, она улыбнулась белыми, похожими на выцветшую бумагу губами и пошатнулась.

— Ну, еще усилие! — подхватывая ее, чтобы не дать упасть, сказал Кадзи. Он вылил ей на голову воду из фляжки. — Молодец, что не отстала. Еще одно усилие, последнее.

Все шестеро потащились туда, где к небу поднимался дымок.

Это не был ни поселок, ни вообще людское жилье. Отряд, по численности приближавшийся к роте, расположился в лесу на привал.

— Давайте решим, как быть дальше, — Кадзи остановился немного поодаль, за деревьями. — Похоже, они не участвовали в боях… Видишь, какие свеженькие… Кто хочет, может присоединиться к ним. Лично я этого делать не собираюсь. По крайней мере постараемся раздобыть какую-нибудь еду…

Никто не ответил. На всех лицах отражалась робость и неуверенность.

— Ну, была не была… Пошли! — и Кадзи двинулся первым.

Их появление было встречено с холодной отчужденностью и вместе с тем с любопытством.

— Где командир? — спросил Кадзи.

— А вы откуда, кто такие? — отозвался какой-то солдат. В голосе звучало явное пренебрежение.

— Он там… — кивком головы показал другой.

— Капитан Нагата! Господин капитан! Тут к вам подкидыши из леса явились! — крикнул первый.

Солдаты рядом весело рассмеялись. Кадзи взял с собой Тэраду и Ямауру и, велев остальным ждать, направился к командиру.

Он приветствовал развалившегося в небрежной позе капитана по всей форме, по давней солдатской привычке, на какой-то миг оказавшейся сильнее сознания.

Назвав свою часть, звание и имя, он в двух словах рассказал, кто они и откуда, и спросил, нельзя ли получить немного еды.

— Что это за женщина? — спросил капитан, показывая на Тацуко.

— Мы подобрали ее в тайге.

— Подобрали? — капитан усмехнулся. — Так ты говоришь, что вы из батальона Усидзимы из Циньюньтая?

— Так точно.

— А рабочим отрядом, говоришь, командовал Дои?

— Так точно.

— И всех, говоришь, разбили?

Кадзи молча ждал.

— А куда подевался этот, как его, Дои?

— Убит.

— А вы пятеро почему живы?

Кадзи с трудом сдерживался.

— Что же это получается? Командир ваш убит, а вы себе живете, не тужите, а? Почему не пошли в штыковую атаку? А? Я тебя спрашиваю! Выходит, вы дезертиры, вот вы кто! Тащите с собой бабу, безобразие! Ну, что молчишь? Говори, оправдывайся!

— Оправдываться не буду… — у Кадзи дрогнул голос — Нельзя ли нам получить еды?

— Ничего не получите! — рявкнул капитан. — Мы движемся к корейской границе, чтобы вступить там в последний бой. У нас нет продовольствия для таких слюнтяев, как вы. Проваливай, чтобы глаза мои тебя не видали, слышишь? А будете тут околачиваться — вздернем! — Ему, видно, понравилась эта угроза, потому что, взглянув на стоявшего рядом офицера, он засмеялся. Затем снова свирепо взглянул на Кадзи.

Тэрада и Ямаура молчали. На побледневшем лице Кадзи появилась зловещая усмешка.

— Капитан Нагата, так, кажется? — пересохшими губами произнес Кадзи. — Продовольствия нам не нужно, от проповедей тоже увольте. Мы и сами можем прочитать вам мораль — влепить заряд в башку!

Вскинув винтовку, Кадзи прицелился.

— Никто ни с места! Тэрада, Ямаура, если кто шевельнется — огонь! Вырядились в парадную форму, гады, и толкуете про последний бой! Если жалко жратвы, так и скажите, что жалко! Ради того, чтобы вы драпали со всем вашим барахлом, мы сражались и умирали! Умирали, слышишь? Пристрелю, сволочь!

Это была не пустая угроза. Грянул выстрел. Кадзи выстрелил под ноги капитану. И тотчас перезарядил.

— Тэрада, Ямаура, назад! А вы ни с места! С двухсот метров я бью без промаха. Пока не отойдем на двести метров, никому не двигаться!

Кадзи начал медленно пятиться. Дойдя до своих, остановился и все с тем же бесстрастным выражением бросил им через плечо:

— Вот он каков, отряд, к которому вы хотели присоединиться! Сволочи! Жалеют пачки галет. Ну, что будем делать? — уже спокойно закончил он. — Пойдете к ним с повинной? Я — нет.

Хиронака и Хикида, то и дело оглядываясь, пошли со всеми за Кадзи.

Кадзи не опускал винтовку. Так и шел, голова назад, палец на спусковом крючке.

Только у опушки он наконец отбросил предосторожности.

— Вот негодяи! — ни к кому не обращаясь, проговорил он. — В первый раз вижу таких сволочей! Перестрелять бы их. «Почему остались в живых?»

— Черт с ними, с продуктами! — бросил Тэрада. — Не в этом дело. Но какой негодяй! А еще офицер!

Лицо Кадзи внезапно осветилось улыбкой.

— Тэрада, в тот вечер, перед боем, ты не очень почтительно держался с офицером, а?

Тэрада досадливо потупился.

— А сегодня приветствовал по всей форме… Выходит, как бы это сказать, нам с тобой нужно было для этого хорошенько поголодать, а?

— Кто-то идет! — крикнула Тацуко.

Спрятавшись за деревьями, они приготовились к обороне. Но человек бежал открыто. Не похоже, чтобы он замыслил дурное. Судя по его энергичным движениям, это был не изголодавшийся беженец из какой-нибудь разгромленной части, вроде Кадзи с товарищами, а один из отряда, с которым они столкнулись.

— Наверно, поняли, что нехорошо обошлись с нами, и хотят вернуть! — прошептала Тацуко.

— Вряд ли! — усмехнулся Кадзи. Солдат подбежал прямо к нему, улыбнулся во все лицо.

— Здорово, Кадзи! Не узнаешь?

Кадзи недоуменно уставился на него. «Госпиталь? Ну, конечно, госпиталь…»

— Тангэ!

— Он самый!

Солдат первого разряда Тангэ, единственная живая душа, с которым Кадзи мог, не таясь, откровенно разговаривать в госпитале! Впрочем, нет, была еще сестра Токунага с мягким голосом и усыпанным веснушками лицом…

Тангэ вытащил из вещевого мешка четыре пачки галет.

— Ешьте! Ну и оброс же ты! Я сразу и не признал!

Они набросились на еду.

— Я было думал — подойду, когда ты закончишь разговор с капитаном, — объяснял Тангэ. — Вдруг слышу — как бабахнет! — Танга засмеялся. — Может, ты и правильно поступил, да только, видать, здорово ты переменился!

— Переменишься, когда за тобой охотятся, да и сам только знаешь, что убивать… — без улыбки ответил Кадзи. — А как тебе удалось уйти от них? — он показал в сторону лагеря.

— Сказал, иду за водой…

— А…

Тангэ взглянул на Кадзи.

— А вы куда?

— На юго-запад. По моим расчетам, на этой линии должен находиться город Дуньхуа. Вот туда.

Тангэ кивнул.

— Я… с вами, — решительно сказал он. — Добраться бы до Фушуня, там у меня много знакомых, устроимся как-нибудь… Остальные не возражают?

Никто не возражал. Четыре пачки галет в такую минуту — это дар самого бога счастья.

— Окапываться на корейской границе да вести там «долговременное сопротивление» — ну нет, это не для меня!.. — сказал Тангэ.

— Тогда пошли! — Кадзи встал.

Маленький отряд — теперь их стало семеро — двинулся вперед. Говорить не хотелось. Долго шли молча.

— Война-то, наверно, уже окончилась, — сказал Кадзи, вглядываясь в лицо Тангэ. — Что-то с нами будет, а?

— Должна бы кончиться… — Тангэ тоже не знал, что Япония уже объявила капитуляцию.

— Послушай, а о ней ты ничего не слыхал? Что с ней? — неожиданно спросил Кадзи, и Тангэ не понял, о чем это он. — Ну, о ней… О сестре Токунага, — объяснил Кадзи.

«Вот странный парень, — подумал Тангэ. — Как это в нем сочетается дерзкая угроза офицеру, свидетелем которой они были несколько часов назад, и вдруг самые неожиданные воспоминания…»

— Встретил ее раз, когда отступали…

Кадзи молчал, весь обратившись в слух.

— Нас послали в сторожевое охранение. А почему лазарет не эвакуировали вместе с начальством — не знаю. Когда мы отступали, встретили грузовик — застрял на дороге. Медсестры просили взять их с собой, а мерзавец Нагата отказался — дескать, нам предстоят бои… На самом деле просто лишних ртов побоялся…

— И она там была?

Тангэ кивнул.

— В кузове сидела. Поклонилась мне… «Доведется ли еще встретиться?» — спросила она, когда они расставались. И на этом всему конец…

— Ну и как она выглядела? Бодро?

Бессмысленный вопрос! Он больше не стал спрашивать, пошел быстрее.

— Да не спеши ты так, — попросил Тангэ. — Темно уже, люди отстанут, заплутаемся… Вот ты спросил, что теперь с нами будет? — неторопливо продолжал он. — Все зависит от того, в чьих руках окажется власть после войны… — Тангэ пытался отвлечь Кадзи от воспоминаний, которые мучили того, он видел… — Конечно, лучше б всего, если бы демократические силы объединились и навели порядок в послевоенной Японии…

Кадзи посмотрел на него долгим взглядом. Он собирался с мыслями.

— Демократические силы? А где ты их в Японии видел? — вырвалось у него резче, чем он хотел. В другое время он иначе отнесся бы к словам Тангэ. Но сейчас нервное напряжение после стычки с капитаном, усталость и голод окончательно вывели его из душевного равновесия, а то, что он услышал о сестре Токунага, наполнило сердце безудержным гневом. — Подавляющее большинство — типы вроде меня, а то и похуже! Ни на что они не способны! Не могут даже сохранись собственное достоинство…

— Ну зачем так мрачно! — Тангэ улыбнулся. — Борьба только начинается.

— Да брось ты! — устало отмахнулся Кадзи. — Вот призвали нас в армию, и мы воевали. Потом нас разбили, и теперь мы бредем здесь, злые, голодные… Нагромождали одну несуразность на другую. И чего ради? Спасали каждый свою шкуру — и только… Так как же нам теперь возвращаться, с каким лицом? Прежняя наша жизнь полностью разрушена. Вот ты говоришь: строить жизнь заново… А как, я тебя спрашиваю. Да и кто за это возьмется?

— Не понимаю, что ты хочешь сказать, — после небольшой паузы сказал Тангэ.

— А что, разве я непонятно выразился? Я имею в виду то «строительство новой жизни» после войны, о котором ты сам говорил. Много ли найдется людей, у которых есть моральное право браться за такое строительство? А ответственность за войну? Это, по-твоему, пустяки? Вот я, например, несу я ответственность за эту войну?

Сейчас он идет вперед просто для того, чтобы жить. Да и то, если бы не Митико, если б не тревога о ней, и жить-то ни к чему. А какая она будет, эта самая жизнь, кто скажет? Будет в ней какой-нибудь смысл? Может быть высокая, прекрасная цель? Ему хочется, чтобы была. Но ведь он убивал и шел вперед, бросая на произвол судьбы умирающих. Ради этой жизни? Ему и дальше еще не раз придется поступать так же… И противоречие это возникло не сегодня, оно существовало уже давно, пусть по-иному, на другой лад, но существовало. Так кто же поверит, что в один прекрасный день сердце внезапно вновь обретет мир и покой?

Тангэ молчал. «Этого человека нужно как можно скорее накормить досыта, — думал он о Кадзи. — Он изголодался не только телом, но и душой…»

15

У крутого обрыва уже глубокой ночью Кадзи подозвал к себе Ямауру.

— Взгляни-ка, как по-твоему, что там?

На противоположном склоне, отделенном долиной, отлого тянулось вверх ровное, темнеющее даже сквозь мрак пятно. Издали его можно было принять за лес, а при желании — за поле.

— Поле… — немного спустя ответил Ямаура.

— Какое?

— Если это просо или овес, не стоит пробираться туда, зерновые еще не наливались.

— Похоже на кукурузу…

— Хорошо бы!.. Кадзи машинально сглотнул, но слюны не было, во рту пересохло. — Километра три будет? Да нет, меньше, пожалуй… Ну, еще один последний бросок!..

— Не могу больше, сил нет… — простонала Тацуко.

— Если это не кукуруза, я начну землю жрать… — сказал Хикида.

— Тангэ, уж потрудись, иди первым… — попросил Кадзи. — А я пойду замыкающим, буду подталкивать ее в спину. — Он встал за Тацуко.

Тангэ пошел впереди.

— Ну, двинули! Стисни зубы и шагай, слышишь! — Кадзи подтолкнул Тацуко. — За ручку тебя вести некому, так и знай!

Тацуко падала чуть не через каждые десять шагов. Но всякий раз со стоном поднималась.

В долине текла речушка, узкая, холодная и глубокая — по грудь. Тацуко вода дошла бы до шеи. Передав винтовку Хикиде, Кадзи поднял женщину себе на спину. В воде она весила меньше. Кадзи споткнулся, упал и оба наглотались воды. Снова поднять ее на спину уже не было сил. Она только цеплялась за него заледеневшими руками, даже не пытаясь встать на ноги. Осталось пройти каких-нибудь пять, самое большее — десять шагов, но Кадзи показалось, что он не дойдет. Он несколько раз оступался, с головой окунаясь в холодную воду.

Хикида сказал уже с берега:

— Ишь, баловаться вздумали, дьявол вас забери?

Наконец Кадзи вытащил Тацуко. Он едва стоял на ногах.

— Ты-то, конечно, бросил бы ее еще в тайге! — сказал он Хикиде.

— Поле! — кричал Тангэ откуда-то спереди. — Идите сюда скорее!

— Да, это было поле. Как правильно определил Ямаура, кукурузное поле. Они ворвались в него, точно стадо диких кабанов.

Задыхаясь, с бьющимся сердцем, рвали, крушили. И все зря. Початки еще не созрели. Крохотные зерна, величиной с просо, — и только! Сладковатый вкус сырой зелени… Влажная мякоть, похожая на прикосновение человеческого тела.

Ну и что, все-таки еда. При желании можно есть и самые початки… Никто не обмолвился ни словом. Мягкие початки налиты сладковатым соком… Выглянула луна, осветив семерых хищников, поглощенных опустошением посевов.

Они пожалели, что поторопились насытиться зелеными початками, когда обнаружили, что кукурузное поле переходит в огород, а за огородом, погруженный в мертвую тишину, стоит крестьянский дом. Должно быть, прошло уже много времени с тех пор, как хозяева покинули жилище. В огороде росли бобы, уже совсем спелые, никто их не обирал. Ямаура нашел таз и сварил их.

Жизнь постепенно заискрилась в измученном теле. Как все это просто в сущности! Счастье начинается с полного желудка. Голова только чуть прикрашивает ощущение счастья, не более.

Насытившись, они ощутили приятную сонливость, блаженную жажду сна, которой невозможно сопротивляться. Наверно, так клонит в сон человека, наглотавшегося наркотиков. Не входя в дом, они улеглись прямо на землю и уснули.

На рассвете похолодало. Таигэ проснулся первый. Он собрал хворост и разжег костер. Влажный от росы хворост потрескивал, дым от костра потянулся в сторону Тацуко. Она поднялась, дрожа всем телом. Вчера она вымокла до нитки, но не могла, как мужчины, раздеться и просушить у огня белье и одежду. Некоторое время она молча грелась у костра, потом взглянула на спящего Кадзи.

— Крепко уснул… — пробормотала она.

Тангэ, добродушно усмехаясь, промолчал.

— Теперь, когда вы, господин солдат, прибились к нашей компании, у него на сердце стало спокойно, — сказала Тацуко.

Она говорила правду. До сих пор она не видела Кадзи спящим, все эти дни он почти не сомкнул глаз.

— Да, он, видать, немало намучился… — устанавливая на огне таз с бобами, сказал Тангэ. — А ты даром что женщина, а сумела продержаться наравне с мужчинами. Молодчина!

— Какое там молодчина! Сколько раз хотела повалиться на землю, да и не вставать больше… Так и не дошла бы, если б не этот солдат. А с виду суровый… Ну, и еще хотелось узнать, как там сестренка. Вот и дошла.

— А сестра где живет?

— В Дашицзяо.

— Значит, недалеко от Кадзи?

— Угу. Вот я и не отстаю от него… — Тацуко улыбнулась каким-то своим мыслям. — А ведь забавно получается… Я вот беспокоюсь о сестре, а она, может, обо мне и не вспоминает. Гулящая сестра ей поперек дороги… Уезжай куда-нибудь, скажет, а то людей совестно…

Тангэ поправил огонь под тазом. Наверно, все так и будет, как она говорит. Эта женщина, проститутка, обслуживала солдат пограничных частей. Выходит, она тоже в какой-то мере сотрудничала в этой войне… Жалкое, трагическое сотрудничество! Сейчас она пробирается в тыл, и это тоже не что иное, как переход от одного несчастья к другому. Те, кому выпал на долю хоть немного больший паек счастья, жестоки к отверженным. А вообще-то все они нищие. Скудная доля счастья выдается японцам. И все же те, кто обездолен, менее жадны.

— А вы, господин солдат? — поинтересовалась она.

Вопрос Тацуко вывел его из задумчивости.

— Что я?.. Я по специальности механик, но заводы сейчас, наверно, стоят, так что придется искать любую работу, лишь бы прокормиться. Ну и, конечно, собираюсь участвовать в демократическом движении.

— В каком?

«Что это я, — подумал Тангэ, — откуда ей все это знать?»

— Ну вот, к примеру, один мудрец сказал: «Небо не создало человека выше других, не создало и ниже других». Слышала?

— И проституток?

— Конечно. Разве Кадзи плохо обращался с тобой из-за твоего прошлого?

— Нет.

— Вот видишь. Мы, демократы, вообще…

Тацуко приготовилась слушать серьезно, но тут вдруг рассмеялась.

— Э-э, нет! Все это только красивые слова. А как вернемся домой, все пойдет по-старому!

— На первых порах — конечно. — Тангэ поднялся. — Но мы приложим усилия, чтобы все изменилось. И если ты, например, вздумаешь опять приняться за старое, тогда, конечно, разговор будет другой! Точно!.. Слушай, погляди-ка за варевом. Маловато будет… Пойду наберу еще.

Пока Тангэ ходил на огород, проснулись Хикида и Хиронака и тоже подошли к костру погреться.

— Простыл, что ли, за ночь… — С животом что-то неладно… — проворчал Хиронака, кривя худое лицо.

Хикида впился глазами в Тацуко.

— О, слюнки текут!

— Хочешь есть? Уже сварилось… — сказала Тацуко.

— Да я не про то. Я про твои ляжки.

— Чего болтаешь! — Тацуко вспыхнула. Слова Хикиды разом разрушили впечатление от беседы с Тангэ. — Небось и денег-то нет! Еще вчера с голоду подыхал. А туда же!

Тацуко не робела в разговоре с мужчинами. Просто ей стало противно. Захотелось разбудить Кадзи. При нем Хикида не осмелился бы похабничать. Но Кадзи крепко спал. Она встала и направилась в огород, к Тангэ.

— Ну, господин унтер, что будем делать дальше-то? — Хикида повернулся к Хиронаке. — Теперь вот пошли жилые места, так что голодовки можно не опасаться. Выбираться отсюда нужно, насчет этого спору нет, да ведь нам с вами в Японию. Правильно я говорю? Так что на юг идти нам вроде бы ни к чему… Лучше все-таки пристать к какой-нибудь части, другого выхода нет. Вчера я не то чтобы испугался нашего умника, а просто ни о чем, кроме жратвы, не мог думать… Ну и эти, в отряде, тоже не больно-то ласково встретили, вот я и дал маху, поплелся за ним…

— А где она, эта часть? — угрюмо произнес Хиронака.

Куда ни подайся, будущее одинаково покрыто мраком. Отряд Нагата, который повстречали вчера, был отлично вооружен, капитан держался воинственно и разглагольствовал о «последнем, решающем сражении», но Хиронака, на себе испытавший мощь сокрушительного удара русских, органически, всем своим существом не мог больше верить таким словам. Укоренившаяся в мозгу мысль о «сопротивлении до последнего солдата», которое при всех обстоятельствах должна оказывать неприятелю императорская армия, и этот инстинктивный страх прямо противоречили друг другу. И тем не менее они жили в его сознании, и то, и другое. Когда приходилось решать, какому из этих двух ощущений повиноваться, Хиронака предпочитал уклоняться от выбора. Удобнее всего было подчиняться. В свое время он с жаром требовал от Кадзи присоединиться к какой-нибудь воинской части, но вчера, когда они встретились с тем отрядом, им прежде всего завладел страх. А может быть, это укол самолюбия… Унтер-офицер, которым помыкает ефрейтор, может вызвать только насмешки в чужой части, где не знают всех обстоятельств. Так уж повелось в армии. Чужаков всегда встречают враждебно. Хиронака хорошо знал армейские порядки. Чем чувствовать себя приниженным среди незнакомых унтер-офицеров и старослужащих солдат, лучше уж, пожалуй, остаться с Кадзи, которого он как-никак давно и хорошо знает. Конечно, и это ему не по нутру, но здесь легче сохранить чувство собственного достоинства. Ну а если сказать всю правду, его больше всего пугала мысль о том, что, присоединившись к какому-нибудь отряду, он может снова, неровен час, попасть в переплет.

Сейчас, когда Хикида предложил отделиться от Кадзи и действовать самостоятельно, Хиронака не склонился на это предложение, потому что не мог не признать, хотя бы и против воли, неистощимой энергии Кадзи.

— Ситуация неясная, самостоятельно действовать вдвоем мало проку…

— Это ничего, господин унтер-офицер, вот увидите, все пойдет, как надо! А что за смысл идти на юг? Сами посудите! Лучше пробираться в Корею, а?

— Не задерживаю! — неожиданно услышали они голос Кадзи. — Только если менять курс, как кому вздумается, ни черта у нас не получится! Нужно добраться туда, где есть японское население, а уж там каждый пусть идет, куда хочет! — Он поднялся и растолкал Тэраду и Ямауру. — С сегодняшнего дня будем идти полями, пусть даже придется иногда делать крюк. Я тоже ведь не любитель голодных походов…

Вернулись с огорода Тангэ и Тацуко. Они несли в плащ-палатке целую гору бобов.

16

Всякий раз, как они замечали жилье, Хиронака или Хикида настаивали на том, чтобы спуститься вниз и попросить еды, вареной, человеческой, с солью. Сырые овощи набили оскомину. И всякий раз, заслышав об этом, Кадзи решительно устремлялся прочь в сопки. Что, кроме проклятий и ненависти, может ожидать японцев, высокомерно помыкавших китайским народом, когда они, постучатся к китайцам в дверь? Пусть даже смиренно постучатся, с опущенной головой…

— Генерал наш, похоже, опять собирается плутать по лесам, — недовольно ворчал Хикида. — В тайге разыгрывал из себя героя, а как приблизились к жилью, поджал хвост.

Тэрада тоже не мог понять поведения Кадзи. Почему человек, который сам вызвался в одиночку снять часового, боится подойти к крестьянскому дому?

День ото дня заметнее становились опустошения в полях.

Сначала они не придавали этому значения, но с тех пор, как заметили на влажной земле отчетливые следы подбитых гвоздями сапог, стало ясно, что опустошения — дело рук солдат, проходивших, здесь раньше. Поля разорялись варварски. Вырванные с корнем стебли кукурузы; на бахчах разбитые тыквы, арбузы, недозревшие, еще негодные в пищу…

— Нужно быть начеку! К добру это не приведет! — качал головой Тангэ.

Кадзи согласился. Крестьяне, безусловно, примут меры для защиты своих полей.

В тот же день на отлогом склоне сопки они заметили двух крестьян.

Чтобы не напугать их Кадзи взял винтовку на ремень (обычно он нес ее в руке наготове) и пошел к ним. Крестьяне в страхе метнулись в сторону и пустились наутек.

— И чего бегут, гады! — Хикида вдогонку им выстрелил.

Молодой кубарем скатился вниз и вскоре скрылся из глаз, а пожилой, как видно, смирившись с мыслью, что убежать не удастся, остановился. Он искоса поглядывал на Кадзи, ждал, пока тот подойдет ближе.

Это оказался старик. На испещренном морщинами лице были написаны страх и мольба. Во взгляде гноящихся глаз Кадзи прочел ненависть — или, может быть, это ему показалось.

— Мы не сделаем тебе ничего дурного, — сказал Кадзи; давно уже не случалось ему говорить по-китайски! — Мы хотим только узнать дорогу. Как выйти к озеру Цзяньбоху?

Старик показал на уши и засмеялся, обнажив желтые зубы. По-видимому, он хотел сказать, что не слышит.

Черт бы его побрал! Притворяется глухим. Уж не собирается ли он делать вид, будто и выстрела не слыхал?

— Японские солдаты здесь проходили?

Старик отрицательно покачал головой.

— А русская армия? — Кадзи приложил палец к носу, чтобы сделать вопрос понятнее. Старик засмеялся с понимающим видом.

Много проходило. Много, много. Японские солдаты все убежали. А вы куда направляетесь?

— Домой идем. Так в каком направлении Цзяньбоху?

После небольшого раздумья старик вытянул руку.

— Вот там, туда и ступайте. А сюда не ходите, здесь большие носы. — Он имел в виду русских.

— Спасибо. — Кадзи улыбнулся. — Отблагодарил бы тебя, да нечем. Спасибо.

Они зашагали в указанном направлении. Дорога пошла под гору, огибая подножье сопки.

— Есть, значит, и такие китайцы, которые относятся к нам не так уж враждебно! — в раздумье произнес Кадзи и оглянулся на Хикиду. — А ты зря не стреляй, слышишь!

Теперь им, наверно, придется часто сталкиваться с деревенскими жителями. Следовало бы вовсе бросить оружие, чтобы показать, что они не замышляют дурного… Погруженный в эти мысли, Кадзи дошел до поворота дороги и вдруг остановился.

— Сволочь! Обманул! — простонал он.

Внизу на красноватой земле равнины отчетливо виднелись следы танковых гусениц — они тянулись до самого поселка вдали. Советских солдат не было видно, но на окраине поселка стояли два танка.

Кадзи с товарищами начали поспешный отход. Старик обманул его. Если так будет продолжаться, имей хоть тысячу жизней — не хватит!

— Нужно было пристрелить мерзавца! — сказал Хиронака так, чтобы слышал Кадзи.

Его резко одернул Тангэ:

— А ты соображаешь, что всякий раз, как проходят японцы, они разоряют поля? Оттого крестьяне и ненавидят нас!

— Ну и что, значит, беглецам не остается ничего другого… Так совершается этот злосчастный круговорот.

Спустившись по тропинке, пересекавшей поле, Кадзи изменил направление — они опять углубились в сопки. В траве у дороги наткнулись на обнаженный труп мужчины. В воздух поднялся рой мух. На груди трупа зияла рана. По-видимому, человек был убит выстрелом в упор. Лицо трупа уже приобрело землистый оттенок. Вся одежда, вплоть до белья, была снята…

«Никто никогда не узнает, кто этот человек и откуда…» — подумал Кадзи.

В последние годы китайскому населению почти перестали выдавать одежду; возможно, эта смерть — возмездие.

— Всем быть настороже! — Кадзи проверил патроны в сумке. — Винтовки на руку! Унтер-офицер Хиронака, прошу прикрывать тыл. А ты… — он взглянул на Тацуко, — ты иди за Тангэ. И что бы ни случилось, не поднимай крика!

Некоторое время шли лесом. Вскоре лес кончился. Открылась широкая панорама сопок. Внизу, под ногами, прилепилось жилье. Тесно сгрудились домики, их было не меньше сотни — крупное селение. Видно было, как по дорожкам между домами торопливо снуют люди.

— Что бы это могло значить? — проговорил Ямаура, пристально вглядываясь туда. На дороге собираются люди с палками… И не только с палками. У некоторых винтовки.

Кадзи пожал плечами.

— Странно. Откуда у них винтовки? Гляди-ка, учения, что ли, какие?

Десятка два вооруженных винтовками крестьян быстрым шагом стали подниматься по склону. Судя по всему, старик успел сообщить, что видел группу японцев.

— Бежим! — Хикида готов был пуститься наутек.

Если им вернуться в лес, значит, весь путь за день пропадет зря. И Кадзи решил прорываться.

Метрах в трехстах за склоном, без кустов и деревьев, могущих служить укрытием, снова тянулся лес. Оттуда нетрудно будет незаметно добраться до следующей сопки.

— Что будем делать? — Хиронака встревоженно поглядывал на крестьян-ополченцев, быстро поднимавшихся по склону.

— Прорываться. Опасно, но… попытаемся! — все еще колеблясь, прошептал Кадзи.

— Куда там прорываться! — высказался Хикида. — Лучше вернуться назад!

— Назад нельзя, нас окружат! — Кадзи бросил быстрый холодный взгляд на Тацуко. — Хикида, ты останешься здесь со мной. И ты, Тэрада! Остальные — бегом к лесу. Доберетесь — будете прикрывать нас огнем. Ясно?

Первыми пустились бежать Хиронака и Ямаура. Следом кинулся Тангэ. Тацуко он тащил за руку. Ополченцы, видно, уже не раз охотились за беглыми, потому что действовали собранно и как будто даже с азартом. Увидев, что четверо пустились бежать, они развернулись цепью и с дружным криком, стреляя на ходу, бросились им наперерез.

Продолжая неотрывно следить за ополченцами, Кадзи краем глаза заметил, что Тацуко оступилась и упала. Вот Тангэ поднял ее. Кадзи всей душой желал, чтобы они благополучно достигли леса, тогда можно было бы обойтись без крови. Пожалуй, не успеют… Выстрелы участились, пули стали ложиться точнее. Кадзи тоже выстрелил и пнул ногой Хикиду, лицо которого исказилось от страха.

— Стреляй! Целься ниже. Не важно, если не попадешь. Лишь бы задержать их!

Все трое открыли беспорядочный огонь. Ополченцы залегли. Кадзи понял, что просчитался. Он думал, что интенсивный, пусть не прицельный, огонь заставит их отступить. Но они и не думали отступать. Они упорно шли на сближение. Пуля вонзилась в землю между Тэрадой и Кадзи. Это был уже настоящий бой.

Кадзи тщательно прицелился и выстрелил. Кто-то вскрикнул, но атака не захлебнулась. Еще секунда — и преимущество будет на стороне наступающих. Огонь Тэрады и Хикиды прекратился почти одновременно. Оба лихорадочно перезаряжали винтовки. Ополченцы разом поднялись во весь рост, готовясь к броску. Кадзи сорвал кольцо с гранаты и швырнул ее в них.

Эхо прокатилось по сопкам. Ополченцы повернули, поползли вниз, потом вскочили на ноги и пустились прочь…

— Странно! — переводя дух, сказал Кадзи, когда они бегом добрались до леса и соединились с остальными. — Странно, винтовки у них определенно японские. Откуда? Ну, допустим, они могли подстрелить несколько беглых солдат… Но так много откуда? Странно.

— Однако факт, что винтовки у них есть. Может, в каждом поселке теперь организованы такие отряды? — сказал Тангэ.

— Может быть, советские солдаты дали им оружие?

Тангэ кивнул, как бы соглашаясь с предположением Кадзи.

Им двоим, считавшим себя горячими сторонниками революции, было невдомек, что на обширных просторах Азии уже звучит прелюдия к великим революционным преобразованиям; им еще предстояло познать на собственном опыте участь, которая выпадает перед лицом революции на долю разгромленных остатков армии империализма. Квантунскую армию уже организованно разоружили. Этого они не знали.

Кадзи опять заговорил о том, что грызло его:

— Как думаешь, война кончилась?

— Кончилась, наверно, — ответил Тангэ. — Судя по тому что уже создано ополчение…

— И поэтому на отставших солдат устраивают облавы, как на зайцев или лисиц? — с горечью откликнулся Кадзи. — Неужели нельзя было повесить какие-нибудь плакаты, ну, написать, что ли: «Война кончилась, сдавайтесь!» или «Бросайте оружие!» Не мы одни пробираемся в тыл. Таких, как мы, сотни и тысячи. И все идут примерно одним маршрутом. Ну, пусть бы листовки, что ли, какие разбросали или обращения. А то сразу хватаются за оружие…

Тангэ усмехнулся.

— А если б написали, ты бы сдался?

— Ну, по-честному, нет, но все же… — Кадзи тоже невольно улыбнулся. — Я уже не солдат. Но не обо мне речь. Теперь я гражданский. И хочу только одного — вернуться домой. А ты?

— Я тоже не сдамся. Раз невозможно доказать, что я им не враг, а товарищ…

— Товарищ? Докажи! Весьма мудрено доказать. Хорош товарищ, который служил в японской армии, пока ее не разгромили. — В сущности Тангэ в одинаковом положении с ним… Как бы ни было хорошо в СССР, в плен к ним он не хотел. Свобода лучше плена. Даже такая свобода, когда тебе постоянно грозит смерть от шальной пули… Тангэ тоже, по-видимому, предпочитает даже такую свободу, чем плен.

— Но только дорогой ценой приходится платить за эту свободу… — задумчиво проговорил Кадзи. — Сколько человек погибло от разрыва моей гранаты? Зато теперь мы можем двигаться дальше…

— Может, еще мы платим так дорого за призрачную свободу, которая на деле вовсе и не свобода… — сказал Тангэ. У Кадзи сверкнули глаза, но он промолчал.

Неслышно подошла Тацуко.

— Я должна поблагодарить вас…

— Это еще за что?

— Вы спасли меня!

— Благодари Тангэ! — небрежно ответил Кадзи. Не то чтобы он плохо относился к Тацуко. Просто сейчас ему было не до нее с ее чувствами. Если они рискуют жизнью, чтобы завоевать эфемерную, призрачную свободу, тогда вся его жизнь и цель, во имя которой он хочет жить, тоже призрачна и бессмысленна… — Я тебя не спасал!

Тацуко молча отошла.

По пути к дому, к любимой он из жалости подобрал проститутку, вот и все. Пусть знает свое место и не болтает лишнего. Она допустила ошибку, позволив расцвести в сердце теплому чувству. Никаких привязанностей! В тайге, у костра Кадзи ласково разговаривал с ней. Когда они переправлялись через реку, он, ни слова не говоря, перенес ее на спине. Ну и что с того? Просто желание помочь человеку. Долг! Никакого другого смысла в его поступках искать не надо. Потому что проститутка останется проституткой, и стоит им снова вернуться к людям, они пойдут разными дорогами.

Кадзи молча шагал вперед, сжимая винтовку.

17

Они стремились на юго-запад. Но в зависимости от обстоятельств приходилось отклоняться. Тангэ с недоумением отметил, что Кадзи против обыкновения перестал торопиться. Нездоров? Напротив, он побрился и выглядел молодым и полным энергии.

— Что с тобой? — спросил Тангэ, но Кадзи только скривился в ответ.

— Да ничего. Настроение неважное.

— Но все-таки?

— Понимаешь, с самого утра не дает мне покоя этот коробок спичек, — кривя губы, точно иронизируя над собственной чувствительностью, сказал Кадзи. — А ведь я не слишком терзался угрызениями совести, когда приходилось стрелять в людей…

Накануне, переночевав в лесу, беглецы спустились к крестьянскому дому, стоявшему у подножья сопки. Хозяйство оказалось зажиточным. Еще с вечера они тщательно разведали обстановку — сколько людей в доме, сколько мужчин и женщин — и убедились наверняка, что здесь им не угрожает опасность.

— Нам хотелось бы, если можно, получить у вас гаоляна или проса, — сказал Кадзи хозяину. — Мы возвращаемся по домам. Прошли уже несколько сот километров. Не можете ли помочь?

Хозяин, пожилой человек, держался без особого подобострастия. Он пригласил их в дом, показал на кан и приказал жене приготовить еду.

Сперва Кадзи поставил у дверей Ямауру, велев быть начеку, но когда хозяйка внесла на тарелке целую гору белых сладких пышек, на которые извела пропасть драгоценной муки, он позвал Ямауру и сам пошел караулить.

Хозяин спокойно сказал:

— Войдите в дом и располагайтесь без опасений. Мы не собираемся вас обманывать. Какая нам от этого корысть? Японцы причинили нам немало плохого, но вы, видать, не такие.

— Откуда это видно? — спросил Кадзи, не изменяя сурового выражения лица.

Хозяин впервые улыбнулся:

— У меня в доме полно добра. Есть зерно, есть корова, лошадь, свинья, птица… Вы могли не просить, а просто отобрать, у вас имелись для этого все возможности.

— Грабить мы не хотим… — прошептал тогда Кадзи. — Что сами дадите, и на том спасибо!

Пока остальные отдыхали, Кадзи попросил у хозяина бритву и побрился. Ему хотелось распрощаться с хозяевами по-хорошему, не как насильно вломившемуся в дом бандиту, а просто как человеку, которого судьба свела с добрыми людьми.

Кроме щедрого угощения, каждый получил в дорогу около двух килограммов пшена. В последний момент Кадзи вспомнил, что больше всего они нуждаются в соли и спичках.

— Простите, что злоупотребляю вашей любезностью, но мы лучше вернем половину пшена, если вы дадите нам немного соли и спичек! — сказал он.

— Пшено оставьте себе. Соль… Могу уделить вам немного. А вот спичек, к сожалению, в последнее время не выдавали, так что самим приходится экономить… Так что извините. — Хозяин развел руками.

Собрались в путь. Хикида, придя в отличное расположение духа, приставал к хозяину, пытаясь объясниться на ломаном китайском языке:

— Моя ходи Цзяньбоху! — повторял он. — Твоя скажи, куда ходи надо! Понял? Ты хороший китаец! Хорошо, хорошо!

Кадзи, поправлявший обмотки в сенях, горько усмехнулся.

Ведь в глазах этого китайца они мерзкие, ненавистные люди. И надо же этому дураку Хикиде лезть! Совершенно не понимает, с кем и как говорить! Покончив с обмотками, Кадзи распрямился и в этот момент заметил у очага коробок спичек. У него самого оставалось две-три спички. Да и эти, считанные, зажигались с трудом. Вчера они измучились, пока разожгли костер в сопках. Без спичек невозможно ни сварить пищу, ни согреться ночью. Спички необходимы!

Хозяин сказал, что сам нуждается в спичках. Он щедро угостил их, и можно не сомневаться, что не пожалел бы спичек, если б они у него были. Нет, как ни нужны спички, воровать нельзя… Нельзя отвечать злом на добро… Да, но спички все же нужны. Необходимы!

Кадзи собирался зажмурить глаза, когда будет брать винтовку у стены и таким способом побороть искушение. Но в тот момент, как правая рука сжала винтовку, левая сама схватила лежавший у очага коробок и сунула в карман.

— Спасибо за угощение! Спасибо!

Вряд ли кто-нибудь догадался, почему голос Кадзи звучал так хрипло, когда он прощался с хозяином. Но сам-то Кадзи знал, и этого было достаточно, чтобы омрачить себе настроение. Хозяин, конечно, уже заметил пропажу и теперь вспоминает о них с презрением: «И хорошо, что русские вас побили! Вы недостойны считаться великой нацией. Людское отребье!..»

— Нужно было бы вернуться и отдать… — сказал Кадзи, оглядываясь. — Да ведь прошли уже несколько километров…

И все-таки лучше бы вернуться и отдать эти проклятые спички, чем идти с такой тяжестью на душе! Обманывать людей, которые приютили тебя, накормили…

Тангэ молчал. Будь он на месте Кадзи, он тоже, без сомнения, попытался бы любым путем заполучить этот коробок. И наверняка так же вот украл бы. Стал бы он тогда раскаиваться и терзаться душой, как Кадзи?

— Тебе смешно, наверно? — спросил Кадзи. — Из-за какого-то ничтожного коробка…

— Чересчур совестливый начальник — плохой руководитель, — почему-то сухо проговорил Тангэ. — Возьми себя в руки.

«Да, я украл. Но ведь не для себя, — мысленно оправдывался Кадзи. — Митико, я убивал, теперь я сделался вором. Иначе я не смог бы к тебе вернуться!»

Кукурузному полю не видно было конца. Судя по всему, внизу должно быть большое селение. Но видеть его мешала густая зелень.

Пониже кукурузного поля — дорога. За дорогой, еще ниже, небольшое строение, похожее на хижину или сторожку. Только почему рядом колодец, а в огороде бродят свинья и куры?

Хижина оказалась пустой. На кане валялось одеяло, грязное, с торчащими клочьями ваты. Печь совсем остыла — видно, в ней давно не разводили огня. Хозяин либо ушел куда-то и там заночевал, либо вовсе уехал — подальше от беды. Но тогда почему он оставил без присмотра живность? Судя по обстановке, здесь жил бобыль.

— Что-то тут не так! — Кадзи остановился в дверях, но остальные, увидев кур и свинью, твердо решили остаться здесь на ночь.

Даже Тангэ высказался за это.

Хиронака и Хикида уселись на кан и, не спрашивая разрешения, принялись разуваться. В другое время Кадзи, хотя бы из одного упрямства, немедленно одернул бы их. И если он не сделал этого сейчас, то потому, что и сам невольно поддался общему настроению. Все еще колеблясь, он взглянул на Тацуко. Она присела на корточки возле двери. Вся ее фигура говорила: «Мне хотелось бы отдохнуть здесь, но ты рассердишься, если я скажу это, и я молчу».

— Что-то здесь не так, — повторил Кадзи. — Ну да ладно, отдохнем. Ямаура, сумеешь разделать свинью?

Ямаура вытащил из кармана маленький, покрытый ржавчиной складной ножик.

Хикида немедленно выскочил с винтовкой во двор и стал подкрадываться к свинье.

Кадзи вскарабкался наверх, на дорогу, и еще раз огляделся по сторонам. Ниже сторожки отлого тянулось поле, а еще ниже, где по краю поля изгородью стояли вербы, бежала речка. За речкой круто вверх поднимались обработанные участки, и так до середины склона, до густого леса. Опасность может грозить только со стороны дороги, Что ж, они смогут отступить к речке.

Один за другим прогремели два выстрела. Свинья с визгом метнулась с огорода в поле. Хикида и Тэрада погнались за ней.

Улыбнувшись, Кадзи направился обратно в сторожку.

18

Пока Ямаура разделывал свинью, Тэрада и Хикида гонялись за курами. На открытом пространстве куры проворнее и хитрее человека. Оглушительно кудахча, они рассыпались в стороны, с удивительным искусством сбивая с толку преследователей. Хикида, потеряв терпение, выстрелил, не целясь, промахнулся и снова выстрелил. Из двери выглянул Тангэ.

— Нам и свиньи не съесть. Оставь кур в покое. И перестань палить без толку, услышат!

Хикида отмахнулся. Он старательно прицеливался, и Тангэ ему мешал.

— Сказано тебе, не стреляй!

— Что у нас, два начальника объявилось? — опустив винтовку, ехидно спросил Хикида. — Ты позже меня к нам пристал, нечего командовать!

Но Тэрада поддержал Тангэ.

— Выстрелы далеко слышно. Зачем стреляешь?!

— А ты заткнись!

Хикида все-таки оставил кур. Впрочем, этот маленький инцидент не омрачил общей радости. На огромной сковороде весело трещала, поджариваясь, свинина, распространяя вокруг заманчивый аромат; все, как завороженные, глядели на шипящее, румянившееся на огне сало, и на всех лицах блуждала одинаковая улыбка.

Наелись доотвала. Даже Кадзи почувствовал, что нервное напряжение последних дней сменяется ощущением покоя; страх притупился. Прошло достаточно времени после выстрелов, которыми они убили свинью, так что, если б обитателям поселка эта стрельба показалась подозрительной, они уже успели бы примчаться сюда. Но кругом по-прежнему стояла тишина. Перекликались цикады. Совсем рядом длинными трелями наперебой заливались кузнечики. Кто знает, может быть, и в самом деле день принесет им только покой и вкусную пищу?

— Можно, я пойду на речку, помоюсь? — нарочно обращаясь не к Кадзи, а к Тангэ, спросила Тацуко. С тех пор, как недавно Кадзи пренебрежительно отнесся к вырвавшимся у нее словам благодарности, такой искренней, она держала себя с ним подчеркнуто холодно.

Лицо Кадзи дрогнуло, но он промолчал.

— Можно, конечно. Только поскорей возвращайся, — сказал Тангэ.

— Пошли, мальчуган! — позвала она Ямауру.

— Я?.. А можно? — по-детски спросил тот, растерявшись от неожиданности.

Вслед за ними на речку подались Тэрада и Хикида. Хиронака уснул на кане. Кадзи смочил тряпку в топленом свином сале и впервые за долгое время вычистил винтовку. Протирая ее, он вспомнил, как накануне сражения, в окопе, он вот так же заботливо протирал мокрую от дождя ложу своей винтовки. Рука остановилась, а глаза неподвижно уставились в одну точку на облупившейся, грязной стене.

И прошло-то всего каких-нибудь две недели, а казалось, что это случилось давным-давно, годы назад. Он пытался руководить новобранцами. Безуспешно. Придется, пожалуй, признать, что вот в небольшом отряде ему это удалось, а там, в роте, он потерпел поражение. И все же, не будь того рокового сражения, он добился бы настоящих товарищеских отношений с солдатами… Новобранцы все погибли. Те, кто защищал Циньюньтай, тоже. В живых остался один Тэрада. Пятьдесят пять человек все полегли как один. Но ведь, строго-то говоря, не он за это в ответе! «Э, брось», — сказал он себе. Если б он действительно хотел спасти их, у него была возможность! А иначе разве б теперь грызло сердце мучительное раскаяние? Если говорить честно, была возможность. Ну а если он находился в условиях, когда человек бессилен что-либо предпринять? Нет, и такого оправдания у него не было! Когда-то он осуждал Синдзе, решившего дезертировать, считал его поступок малодушным. И все же Синдзе осуществил свой замысел и бежал. Да, конечно, Синдзе просто уклонился от борьбы с дикими армейскими порядками. Все это верно. Ну а как боролся сам Кадзи? Что и говорить, решимость до конца защищать свое человеческое достоинство — качество похвальное, но ведь на деле он так ничего и не сумел совершить… Да он и не пытался. А в итоге — тот бой. Верно, он не побуждал своих подчиненных к безнадежному, бессмысленному сопротивлению, но зато учил держаться стойко. А зачем? Пытался обмануть самого себя, утверждая, будто это единственный способ сохранить жизнь? В результате погибли все. Остались только он и Тэрада. Чистая совесть, честность, любовь — все, что он ценил так высоко, — начисто отвергла и разрушила война. Вернее, один бой. Он совершил непростительную ошибку. Пусть дезертир Синдзе погиб в пути, ему по крайней мере не в чем было раскаиваться. Горько раскаиваться, проклиная войну и в первую очередь самого себя…

Рука Тангэ легла ему на плечо.

— Выйдем на улицу. Уж больно тут мрачно.

Кадзи кивнул и перезарядил винтовку. Хиронака все еще спал на кане.

— Бывают же чудеса на свете, — прошептал Кадзи, окидывая взглядом мирный пейзаж, где светлую тишину нарушало только стрекотание цикад. — Разве не чудо, что судьба послала нам эту хижину? А мне уже начинало казаться, что ни на этом свете, ни на том нам не найдется местечка… Пора собираться. Где наши? — спросил он уже другим, твердым голосом.

У речки Тацуко размотала Ямауре повязку и выстирала грязный бинт, который тот ни разу не снимал. Прилипшую к ране марлю она не решилась трогать.

Ямаура чувствовал себя, как ребенок, обласканный матерью. Когда в тайге к ним пристали женщины, он хоть и не решался сказать, но в душе так же, как Хиронака, осуждал Кадзи, что тот потащил с собой такую обузу. Не будь этих женщин, риса хватило бы на весь путь и не пришлось бы голодать. Но теперь все это позади. А сейчас женщина ласково ухаживает за ним, он слышит совсем рядом сладковатый запах ее тела.

Удивительное, никогда не испытанное ощущение!

Подошли Тэрада и Хикида. Поддавшись на уговоры Хикиды, который тотчас принялся раздеваться, Тэрада тоже снял китель. Треугольная повязка вокруг плеча заскорузла и почернела.

— Ты тоже поди сюда. Выстираю бинты! — словно старшая сестра, распорядилась Тацуко. — Ох и бесчувственные вы люди! Так никто тебя и не перевязывал?

— Лучше не трогать! — сердито сказал Тэрада. Но и он смутился, ощутив странное, как будто щекочущее волнение, когда Тацуко дотронулась до него.

— Ой, какая страшная рана! У того мальчугана я рану не видела, неужели и у него такая же?

— У него хуже! У меня-то уже идет на поправку… — Рана Тэрады затянулась нежно-розовой кожей. — Господин ефрейтор прижег порохом, прямо в бою…

— А-а, он… — тихо отозвалась Тацуко и принялась стирать бинт.

— Эй, сестренка, давай потру тебе спину, давай лезь ко мне! — крикнул Хикида и, поднимая брызги, подбежал к присевшей у воды Тацуко.

— Нечего заглядывать, все равно ничего не увидишь! — Тацуко плеснула в него водой, прямо в разинутый рот, и вся компания покатилась со смеху. — Вот что, ребята: хотите купаться — так поскорее, да и ступайте отсюда! — потребовала Тацуко.

Тэрада и Ямаура послушно повиновались. Эти двое не стали раздеваться догола, как Хикида, а вошли в воду в белье. И не только потому, что не умели, как Хикида, нахальничать с женщинами. Они побаивались, как бы им не досталось от Кадзи.

Оба парня поспешно вышли из воды и надели китель и брюки прямо на мокрое белье. Тацуко сделала им обоим перевязку.

— И ты тоже выходи, слышишь! — крикнула она Хикиде, когда эти двое покорно поплелись обратно в сторожку. Но Хикида был не новобранец, он не собирался показывать себя новичком в такого рода делах. Усмехаясь, он выбрался из воды и присел рядом с Тацуко. Она рассердилась.

— Говорят тебе, хватит! Знай шуткам меру! — в сердцах сказала она. — Мне нужно раздеться!

— Милости просим!

— Ты что, голой бабы не видел, что ли? — Тацуко отошла немного и начала раздеваться. Хикида смотрел на нее жадным, горящим взглядом, но неожиданно и сам смутился. Ему захотелось какой-нибудь грубой шуткой замять неловкость.

— Отпустила б ты мне, а? — проговорил он. От этого на душе полегчало. Все стало предельно ясно.

— Как же, очень ты мне нужен! — Тацуко приготовилась к обороне. Хикида, собственно, уже готов был отступиться, но теперь в нем заговорило упрямство.

— Подумаешь! Не такая ты, чтобы блюсти себя! Конечно, мне нечем тебе заплатить, но… — Он придвинулся к ней вплотную.

Тацуко не отступила. Она не боялась мужчин. Только злость разбирала ее все сильнее.

— Пусть я раньше была проституткой, но теперь все переменилось, слышишь? Теперь я человек. Такой же человек, как и ты, понял? Попробуй только, сунься! Закричу во весь голос, всех сюда позову!

Кричать не пришлось. Раздвигая заросли вербы, подошли Кадзи и Тангэ.

— Это еще что? — возмутился Кадзи. Что-то похожее на ревность шевельнулось в его душе. А может, просто дух противоречия. «Каждую минуту нам всем грозит смерть, а вы тут балуетесь!» — хотелось крикнуть ему. Но он и сам понимал, что это будет выглядеть очень глупо. Нет, она не нужна ему. Просто его бесила мысль, что они делают, что вздумается, нисколько не заботясь о том, как на это посмотрит Кадзи.

Инстинктивно уловив его настроение, Хикида отважился на отпор.

— Не суй нос в чужие дела, ефрейтор!

В тот же момент еще не просохшая щека Хикиды зазвенела от размашистого удара.

— Ступай в сторожку! Готовиться к отправлению! Претензии заявишь потом.

Хикида сразу же подумал о винтовке Кадзи. В любую минуту она может угрожающе приподняться… Что поделаешь, этот тип способен взять на прицел даже офицера!

— А ты перестань дразнить его! — бросил Кадзи женщине. — Чуть только отдышетесь — сразу начинаются шуры-муры. Все вы такие!

— Я не дразню! — шепотом отозвалась женщина. И внезапно закричала: — А вы не стройте из себя святого! Что бы я ни делала, это вас не касается! Может, мне больше нравятся такие, как он

— Это твое дело… — Кадзи попытался сделать безразличное выражение лица, но это ему не удалось. Глаза выдавали вспыхнувшую в нем обиду и огорчение. — Нас везде подстерегает опасность, — тихо сказал он. — Другое дело, если б ты была одна. А так, если случится беда, расплачиваться придется всем…

Женщина предпочла бы, чтобы он просто ударил ее. Она сама прекрасно понимала, что не следовало ей так дерзко отвечать Кадзи. Если б он просто ударил ее, повернулся и ушел, она пошла бы за ним следом, а потом сама попросила бы прощения…

— Ладно, впредь постараюсь не быть вам обузой, — прошептала она. — Невесть какая я вам всем помеха…

Кадзи не ответил ни слова.

— Поскорее возвращайся. Мы уходим… — сказал Тангэ.

19

Тацуко пошла прямо к колодцу. Ей так и не пришлось помыться на речке. А главное, она боялась взглянуть на Кадзи. Не такой он человек, чтобы проглотить обиду, думала она. Она знала много мужчин, но не сумела угадать, что происходило в душе Кадзи. Ей не понадобилось бы просить прощения. Кадзи с нетерпением ждал ее просто потому, что остальные, кроме Хиронаки, были готовы. «Я был груб с ней, — повторял себе Кадзи. — Может, она всерьез обиделась?»

Хиронака все еще спал. Кадзи попытался растолкать его, но тот только повернулся на другой бок. Ямаура и Тэрада спорили, брать ли с собой всю оставшуюся свинину, кости, внутренности — словом, все, что не успели доесть. Придется тогда тащить лишнюю тяжесть. Но оба слишком хорошо знали, какая мука — пустота в желудке. При мысли о вареве из листьев жаль было оставлять даже кости.

Кадзи заканчивал перематывать обмотки, когда совсем близко грянул выстрел. Почти в ту же секунду он услышал свист пули. Следом прозвучал еще выстрел, на этот раз пуля стукнулась о каменную стенку сторожки.

Но не это заставило Кадзи вздрогнуть. Его ошеломило поведение товарищей. Не успел еще он растолкать Хиронаку и отдать первые приказания, как Хикида вихрем выскочил из сторожки, а за ним, не слушая команды Кадзи, понеслись Тэрада и Ямаура.

Теперь уже было невозможно подчинить общие действия единой воле. Трое оставшихся переглянулись, чувствуя полную безвыходность положения. Судя по частоте выстрелов, огонь вели не меньше десяти человек. Стреляли сверху, с дороги. Теперь, когда противник опередил их, бессмысленно было бы принимать бой в хижине. Оставалось одно — бежать.

— Бежим к речке! — крикнул Кадзи.

По сигналу Кадзи Хиронака выскочил из дверей. За ним последовал Тангэ.

Кадзи вспомнил о Тацуко — ее нигде не было. Позвать — значило бы не только выдать себя. Она бросится к своим и попадет под пулю. Кадзи выглянул из-за угла. По дороге бежали люди, вооруженные палками, топорами, серпами. Очевидно, стрелки прятались за деревьями. Пули стали ложиться все ближе к Кадзи. Люди на дороге скрылись из виду, и только громкие голоса свидетельствовали, что они окружают хижину. Кадзи выстрелил наугад. Он хотел подать сигнал своим, что продолжает сопротивляться. Несколько мгновений он ждал, что они ответят ему: поняли. Но они не ответили. Из кустов на дорогу выскочили ополченцы с винтовками. Кадзи кинулся через огород в поле, густо поросшее просом. Дыхания хватило ровно настолько, чтобы добежать до спасительного укрытия. Колосья вокруг стали тотчас падать, скошенные пулями. Ополченцы стреляли все точнее. Теперь он передвигался почти ползком.

Внезапно выстрелы смолкли. Очевидно, они уже снизу. Окружили сторожку, убедились, что пустая, и теперь ползком подбираются к полю. Безудержный страх от сознания, что кольцо сжимается, поднимал Кадзи на ноги. Он уже готов был броситься в открытую к лесу, когда услышал пронзительный женский крик и невольно приподнял голову. За деревьями, окружавшими колодец, виднелась фигура ополченца. Очевидно, Тацуко, не успев скрыться, спряталась у колодца. И они нашли ее. Кадзи привстал и выстрелил. Человек подскочил. В ту же секунду над ухом Кадзи свистнула пуля. Кадзи весь во власти злобы и страха, короткими перебежками бросился назад, к сторожке. Он стремился пробраться ближе к колодцу. Колодец был почти рядом, но все усилия приблизиться к нему оказались напрасными — Кадзи делал бессмысленные круги по полю, но только отдалялся от него.

Одиночные выстрелы послышались теперь с реки. Кадзи перестал стрелять. И тут он понял, что его оставили в покое. Он лежал неподвижно, стараясь отдышаться. Если он пролежит здесь, не шевелясь, до ночи, то, может, ему удастся спастись. Товарищи разбежались. Возможно, он вообще остался один. Нет, женщина тоже, наверно, спаслась. Прошу тебя, господи, сделай так, чтоб она спаслась!

Кадзи высунул голову. Окруженная зеленью хижина темнела в надвигавшихся сумерках. Кадзи поднялся на ноги и взглянул на дорогу. Ее не видно. Только ветви деревьев шелестели прохладой.

С винтовкой наперевес он приблизился к хижине. Вошел. Остатки свинины, просо, которое они получили сегодня утром, вся их поклажа исчезли. Кадзи пошел к колодцу. У колодца лежал мертвый ополченец. Тот, которого он подстрелил. Чуть поодаль по земле расплылось черное пятно. Кровавый след тянулся в огород. Туда дотащилась Тацуко. Он нашел ее. Она почти не дышала. На плече зияла открытая рана.

Когда он приподнял ее, она с трудом открыла отяжелевшие веки и пошевелила губами. Жизнь уже покидала ее. Она потянулась уцепиться за китель Кадзи, но руки уже не слушались ее.

Он отпустил ее, она упала ничком на землю. Кадзи приставил винтовку ей к затылку…

Тангэ услышал выстрел на полпути к хижине. Он прибавил шагу, потому что увидел Кадзи. Кадзи стоял неподвижно, словно окаменев. Тангэ подбежал к нему и, увидев, что произошло, отвернулся.

— Теперь я не просто беглец, — чужим, неузнаваемым голосом сказал Кадзи. — Теперь я буду драться!

Тангэ пожал плечами:

— Ожесточились люди, и те и другие…

— Если так рассуждать, можно оправдать что угодно! Ведь она была безоружная, женщина…

Тангэ не противоречил ему. Как-никак, Кадзи один оставался здесь до конца, пытаясь ее спасти.

— Где остальные? — после долгой паузы спросил Кадзи. — Давай собери их, пусть идут сюда…

Хиронака укрылся в зарослях вербы на берегу. Хикида и оба молодых парня, очевидно, перебрались на другой берег и углубились в поле, потому что не отвечали на зов.

— Это Хикида увел их, не иначе! — Хиронаке не хотелось вылезать из своего укрытия. — А я стрелял отсюда, слыхали? Если б Кадзи сумел заманить этих мерзавцев поближе, я мог бы перестрелять их всех до единого.

— Ты бы сказал об этом Кадзи, когда он один принял бой возле хижины! — отрезал Тангэ и двинулся вверх по склону разыскивать остальных.

Эти трое бежали, пока не выбились из сил. Добравшись до леса, оглянулись: оттуда хижина казалась маленькой, как игрушка. Это успокоило их и в то же время заставило устыдиться своего поспешного бегства. Теперь, когда опасность миновала, их тревожило отсутствие Кадзи. Тревога эта усиливалась по мере того, как сгущались сумерки.

— Что будем делать? — прошептал Ямаура. — Без господина ефрейтора неизвестно даже, в какую сторону подаваться.

Тэрада кивнул. Лицо у него было мрачное. Он раскаивался, что удрал. Если теперь Кадзи назовет его трусом, придется смолчать — он заслужил это. Но ведь Хикида первый побежал. Если опытный, бывалый солдат удирает со всех ног, что делать новобранцу? Тэрада негодовал на Хикиду, то и дело бросая на него злые взгляды. Хикида, стараясь замаскировать улыбкой ту же тревогу, сказал Ямауре:

— Как-нибудь обойдется! Он ведь тоже не бог, в конце концов, ваш ефрейтор. Не может того быть, чтобы мы не разобрались, где восток, а где запад. Подождем здесь до утра, а там посмотрим…

Тэрада и Ямаура переглянулись.

— Ох, душа не на месте… — прошептал Ямаура. — А если господин ефрейтор погиб?

Когда они услышали, что Тангэ зовет их, они, даже не взглянув на Хикиду, стрелой пустились на его голос.

20

Кадзи стоял в дверях хижины. Ботинки и обмотки были перепачканы в глине. Китель промок от пота.

— Ты что это? — спросил Тангэ.

Кадзи кивком показал в сторону колодца.

— Похоронил… — прошептал он.

— И того китайца тоже?

Лицо Кадзи, угрюмое, готовое в любую минуту вспыхнуть гневом, исказилось недоброй усмешкой:

— Его даже товарищи бросили, почему я должен его хоронить? Хоронить человека, убившего эту женщину? Она-то в чем была виновата?

— Ты сражался с ними, поэтому ненавидишь их, а я нет…

Тангэ направился к колодцу. Кадзи остановил его.

— Устыдить меня хочешь?

— Таких сложных соображений у меня нет. Просто есть время, вырою могилу, и все. Ты похоронил женщину. Значит и китайца этого нужно похоронить… Ты не хочешь — значит это сделаю я.

Тангэ ушел к колодцу. Кадзи отвернулся. На глаза попался куриный насест, устроенный высоко над землей, чтобы оградить кур от хорька. Кадзи просунул руку, вытащил курицу и резким движением свернул ей шею. Он доставал их одну за другой и душил. Подошел Ямаура.

— Помочь?

Кадзи разжал руку и вдруг потупился. Воцарилось молчание. Курица тяжело плюхнулась к ногам Кадзи.

— Больше таких дурацких поступков не будет, — хрипло произнес он. — Тех, которые уже сдохли, возьмем с собой. Теперь, пожалуй, не скоро придется проходить мимо жилья…

21

Несколько дней шли сопками, избегая равнин, где могли попасться населенные пункты. Еды не хватало, но пока дорога в сопках не отклонялась от намеченного маршрута, Кадзи упорно держался горных тропинок. «Здорово подействовал на него этот последний налет», — думал Тэрада. По наблюдениям Тангэ, Кадзи избегал жилых мест не только из осторожности. Казалось, он боится самого себя, инстинктивно чувствуя, как беспощадно стал бы сражаться в случае нападения. Возможно, Тангэ угадал.

Наступил день, когда сопки кончились и перед ними открылась равнина. Бескрайняя, она протянулась до самого горизонта, а горный хребет отклонялся далеко в сторону, огибая ее с востока.

Внизу, у самых ног, раскинулось большое селение. Широкая дорога убегала на запад, вдали виднелась еще одна деревня, поменьше. Чуть ближе тянулась полоса леса. За лесом угадывалась полноводная река.

— Надо попытаться пройти! — сказал Кадзи. — А на дальнем поле за деревней закусим. Кукуруза, должно быть, созрела.

Сквозь редкий лесок бежала извилистая тропинка от опушки к деревне вниз по отлогому склону.

На опушке, под гигантской сосной, лежали трое солдат, наблюдая за деревней. Группа Кадзи подошла к ним с тыла почти вплотную.

Когда Кадзи окликнул их, навстречу поднялся человек могучего телосложения с погонами унтер-офицера.

— Вовремя подоспели! — сказал он, ничуть не удивившись. — Чертовски скверное местечко!

— Почему? — спросил Кадзи, ощутив неприязнь при виде упитанной, лоснящейся физиономии.

— Взгляни сам! Красные повязки так и кишат!

Действительно, у многих людей там внизу на рукавах алели повязки.

— От чего это они всполошились? — спросил Кадзи.

Унтер-офицер нахмурился. Ему явно не понравилась манера Кадзи разговаривать.

— Двое наших спустились в поселок, — ответил один из двух ефрейторов, лежавших под сосной. — Вон видишь, между дорогой и полем народ толпится? Там они и попались оба…

— Вы что же, выслали разведку и даже не поддерживали ее? — поинтересовался Кадзи.

— Да они мигом влипли… — ответил ефрейтор с таким видом, будто не находил в этом происшествии ничего особенного.

— Поддержка? Какая там поддержка, когда нас всего трое! — побагровев, бросил унтер.

— Говорил вам, надо было всем вместе идти! — возразил другой ефрейтор, и тогда унтер, метнув на него свирепый взгляд, гаркнул:

— А ты заткнись! Тоже мне, рассуждать берется. Из какой части? — спросил он у Кадзи.

— Из уничтоженной… — сказал Кадзи.

— О-о, значит, герои!.. — Вот что, давайте примем такую тактику, — унтер показал вниз. — Видишь эти здоровенные валуны? Давай жми туда и прикрывай нас! А мы одним броском доберемся вон до того бобового поля, видишь? И оттуда будем прикрывать вас, так что вы спокойно перебежите.

Кадзи переглянулся с Тангэ и усмехнулся.

— План превосходный, да только невыгодный для нас.

— Почему это?

Кадзи опять усмехнулся. Кто же доверится человеку, который спокойно наблюдал, как гибнут его товарищи?

— Да потому, что стоит вам добраться до безопасного места, как вы, пожалуй, рассчитаете, что тремя винтовками поддержку, мол, все равно оказать невозможно, или что-нибудь в этом роде… Не хочу быть брошенным на произвол судьбы — вот почему. Давайте сделаем лучше так: вы трое и я вместе с вами останемся здесь и будем прикрывать остальных. А они под командой вот его, — он показал на Тангэ, — перебегут к полю и оттуда прикроют нас.

Унтер скорчил кислую мину. Ефрейтор, на которого он недавно прикрикнул, смотрел на Кадзи, доброжелательно улыбаясь. «А ты, видать, стреляный воробей!» — говорила эта улыбка.

— Ты что, не доверяешь нам? — спросил унтер. У него было такое выражение лица, будто он не постесняется в случае чего дать зуботычину.

— Не в вас дело, — невозмутимо ответил Кадзи. — Обстановка такая, что за самого себя не станешь ручаться… Ну, так как же? Не согласны — мы будем действовать самостоятельно.

— Постойте! — вмешался Тангэ. — Может, лучше дождаться ночи?

— Сегодня ночь будет лунная… — произнес Ямаура. Непонятно было, что он имел в виду — что лунной ночью будет легче идти или что при луне их легче сцапать.

— Ночи?! В деревне засекли нас, — сказал унтер. — Они только ждут, чтобы мы спустились, а надоест ждать — сами сюда пожалуют.

— Затяните покрепче шнурки на ботинках… — тихо распорядился Кадзи, обращаясь к Тэраде и Ямауре.

Поселок раскинулся широко. Наиболее опасным для перебежки был небольшой участок, метров четыреста, между дорогой, соединявшей обе деревни, и тропинкой в сопки. Все остальное пространство представляло собой сплошное зеленое море полей, где ни та, ни другая сторона не могла бы вести эффективный огонь.

Потребовалось не менее получаса, чтобы пересечь эту опасную зону. Первая группа, под командованием Тангэ, добралась до валунов сравнительно благополучно. Его самого, правда, легко ранило — пуля поцарапала руку повыше локтя. Второй группе пришлось гораздо труднее. Они намеревались проскочить без стрельбы, но натиск ополченцев, на подмогу которым подоспело чуть не все мужское население деревни, оказался настолько стремительным и энергичным, что Кадзи и его новым спутникам уже никак нельзя было полагаться на прикрывающий огонь товарищей. Пришлось каждому на свой страх и риск вести бой. Их вынудили бежать совсем в другом направлении, чем они наметили.

Солнце уже висело над горизонтом, когда обеим группам удалось соединиться. Теперь их было девять. Они шли, оглядываясь, а за ними тянулись вкось причудливые длинные тени.

Дружелюбно настроенный ефрейтор — его звали Удзиэ — догнал Кадзи.

— Я обязан вам жизнью…

Удзиэ в самом начале перебежки споткнулся и расшиб колено. Если б не Кадзи, который заметил это и, вызвав огонь на себя, дал ему доковылять до валунов, Удзиэ и вправду не выбрался бы живым.

— Вы, видать, из гражданских, а? — поинтересовался Удзиэ. — А воюете здорово! — В улыбке, с которой он смотрел на Кадзи, светилась благодарность.

— Двусмысленный комплимент! — улыбнулся и Кадзи. — Еще недавно я был самым обычным и тихим парнем. А вот научили убивать…

— Ничего не поделаешь… А мне, знаете, даже как-то не по себе… Отчего это нас повсюду так ненавидят?

— Их право, — сказал Кадзи и перевел взгляд с Удзиэ на Тангэ. — А может, тут дело не только в ненависти. Может, им просто интересно за нами охотиться!

Зачем он это говорит? Охотиться! Значит, у охотников имеется на это достаточно оснований… Ведь он и сам готов был признать это. Но сейчас в нем кричало инстинктивное озлобление загнанного зверя. И оно заглушало голос рассудка.

Тангэ шагал молча. Болела рука, огнем жгло локоть. Болела не только рука, но и душа. Конечно, он знал заранее, что путь беглеца будет нелегким. Но путь этот оказался в тысячу раз труднее. Тангэ бежал от войны, а война цепко держала его в своих когтях. Теперь он и сам осознал это. Когда ополченцы стреляют в него, и он бежит, спасаясь от пуль, кто он? Где его убеждения? Отчего, зачем подстерегают его наравне с остальными?

— Стоп! — внезапно скомандовал Кадзи. — Давайте разживемся здесь кукурузой!

Он подошел к Тангэ и осторожно распорол рукав его кителя.

— Подумать только, почему пуля выбрала из всех именно тебя… Какая ирония судьбы!.. — съязвил он, осматривая рану. — Даже дух мертвого тебе не помог, несмотря на все почести, которые ты ему оказал!

«Если бы ты держался ночных переходов, этого могло не случиться!» — едва не выпалил Тангэ. Подошел унтер. Его звали Кирихара.

— Худо ли, хорошо ли, а выбрались. Ну, кто у нас будет за старшего? — Он оглядел всю команду.

Кадзи не успел рта раскрыть, как ефрейтор Фукумота — один из трех новых знакомцев — сказал:

— Ясное дело, вы, господин командир отделения! Правильно я говорю, боевые друзья? И по званию, и по опыту, с какой стороны ни возьми…

— Я против! — Привычное, до отвращения знакомое «боевые друзья» в одну секунду восстановило Кадзи против унтера. — Опыт — качество драгоценное, это бесспорно, но что до званий, так нам на них начхать. А опыт ваш мне известен: на глазах позволили двоих убить. В нашей группе командир я. И если уступлю старшинство, так только ему! — он показал на Тангэ. — Можете действовать самостоятельно, без нас, если вам не по душе мое звание. Я — ефрейтор…

Никто не отвечал. Хикида недолюбливал Кадзи, зато из этих троих Удзиэ явно склонялся на его сторону.

— Демократия, — засмеялся Кадзи. — Кто желает быть атаманом — милости просим! Только уж и рисковать — так в первую очередь атаману. Такая у нас конституция!

22

Всю ночь напролет лил дождь. Они промокли до нитки, никто не спал.

Среди ночи поднялись и пошли. Тьма казалась бездонной. Шли чуть не ощупью. Всякий раз, когда кто-нибудь оступался или натыкался в темноте на невидимое препятствие, раздавались проклятия. Кирихара всю дорогу ворчал. Он плелся последним.

— Не послушались меня! Спали бы сейчас на кане, в тепле и во сне бабу видели…

Вечером, когда они проходили мимо деревушки, он предлагал остановиться там на ночлег. Ополченцев в деревушке не было, и Кадзи тоже испытывал немалый соблазн заночевать под крышей. Но его беспокоили эти двое — Кирихара и Фукумото. Что им взбредет в голову? Удзиэ и сам-то не очень полагался на них.

— Утешься, — бросил Кадзи, не оборачиваясь, — что тебе спящему там шею не свернули!

На рассвете они увидели деревню — десяток-другой домов, обнесенных глинобитной стеной.

Кадзи задержал шаг. На рассвете в деревне должно пахнуть дымком, должны слышаться голоса или хотя бы собачий лай. Здесь все было тихо. И почему деревня обнесена этой стеной? Кадзи впервые видел такое в этих краях.

Осторожно подошли ближе. Только тогда они поняли, что это поселок японских колонистов, оставленный обитателями. Очевидно, жители эвакуировались еще до начала военных действий. В домах с японской дотошностью все было содрано, вплоть до обшивки стен. В сенях аккуратно сметены в кучки мусор и разный хлам. Выходит, у них было достаточно времени для сборов. Не похоже, чтобы они надеялись когда-нибудь вернуться…

Дождь перестал, но сразу двигаться дальше не хотелось. Все продрогли, нужно было обсушиться и согреться. Кадзи вытащил заветный коробок. Спичек оставалось еще почти половина, но они отсырели.

Принялись обшаривать дома. Но вскоре всех охватила досада. В кои-то веки набрели на удобное жилье — и вот тебе: даже огня не развести! Неудачи преследуют их. Кадзи уже готов был приняться добывать огонь трением, как это делали пещерные люди, но в это время с торжествующим криком «Нашел, нашел!» прибежал Ямаура. Он принес две серные спички и огарок свечи.

Запылал огонь в очаге. Кирихара и Фукумото тотчас разделись.

Сварили тыкву. Ужинали молча и сразу завалились спать.

Но спать не пришлось. Их подстерегали целые полчища блох. Блохи изголодались и набросились на них всей колонией. Кадзи сунул руку под рубаху и содрогнулся: они обсыпали грудь, будто песок.

Кирихара яростно скреб широкую, мускулистую грудь.

— Чертовы блохи… У тех русских, у беляков, тоже порядочно было блох, но не так все же…

— Ну нет, там было славно! — откликнулся Фукумото. — Такой красавицы бабы мне отродясь видеть не приходилось!

Кадзи насторожился.

— Да, эти черти, Отани и Тамура, умели дела обделывать, собаки! — засмеялся Кирихара. Кадзи понял, что речь идет о тех двух солдатах, убитых в поселке. По голосу показалось, что Кирихара повернулся к нему. — Заманили русского в погреб, а он, верзила, разрази его гром, сильный оказался, что твой медведь, едва вдвоем одолели. А мы с Фукумото тем временем с женой его тешились… — Кирихара громко рассмеялся.

…Чета русских, о которых шла речь, приветливо встретила Кирихару с товарищами. Должно быть, они не верили в победу Советской армии. Кирихара сумел втолковать им, будто он с товарищами отстал от своей части и теперь спешит в тыл, чтобы присоединиться к какому-нибудь крупному соединению. Многие русские белоэмигранты не столько верили в победу Квантунской армии, сколько цеплялись за эту надежду, и на это у них имелись причины. Хотя поколение, когда-то бежавшее от революции, успело смениться новым, страх перед Красной Армией, подогреваемый ложными слухами, будто она грозит уничтожить всех, кто сотрудничал с японцами, в той или иной мере владел многими жителями русского происхождения в Маньчжурии.

…Наевшись, Кирихара уставился на хозяйку — полную, красивую женщину. Он мигнул своим и попросил хозяина принести из погреба еще вина. Этот русский очень гордился своим вином. «Они вам помогут», — показал Кирихара на своих товарищей. Те мгновенно поняли своего командира. Одного знака глазами было достаточно, чтобы сообразить, что тот задумал. Подозвав любезно улыбающуюся женщину, Кирихара набросился на нее.

Хозяину, когда тот понял, зачем его заманили в погреб, пришлось вступить в схватку с двумя японскими солдатами. Великан наносил им свирепые удары, но так и не спас жену…

— Нет, поглядел бы ты на их рожи, когда они вернулись и увидели меня с ней! — Кирихара вытянул ногу и толкнул Фукумото в бок. — Помнишь?

Тэрада и Ямаура притворялись, будто не слышат. Им были не по душе такие разговоры, Фукумото усмехнулся.

— А Удзиэ-то, вот балбес! — снова захохотал Кирихара, взглянув на потупившегося Удзиэ. — Так и не сумел… Чего это тебя трясло от страха, а Удзиэ? Первый раз, что ли?..

— Ничего не скажешь, блестящий подвиг! — произнес Кадзи.

Удзиэ вскинул глаза, но, встретив уничтожающий взгляд Кадзи, снова опустил голову.

— А вам не попадались дома русских эмигрантов? — обращаясь к Кадзи, спросил Фукумото. — У них хорошо! Мед, мясо, колбаса — ох и вкусная!

— А бабы!.. — заметив угрожающее выражение лица Кадзи, нарочно подзадоривал Кирихара. — Солдаты теперь что волки, голодные…

— А мы-то в лесу улиток жрали! — простонал Хикида.

Кадзи встал.

— Ну, вот что: если впредь кто-нибудь посмеет тронуть женщину, пристрелю на месте! Так и знайте!

— Это еще что за угрозы? — Кирихара расхохотался. — Брось, Кадзи. Подумаешь, женщины… Может, и японкам сейчас не меньше достается. Нынче все порядки в мире полетели к чертям собачьим! Да и ты сам не ангел! На моих глазах вон уже скольких пристрелил. Это только при мне, а сколько отправил на тот свет раньше, а?

Что ж, это правда. Чем он отличается от них? Он тоже крал, убивал. Разве что женщин не насиловал… А по сравнению с убийством и впрямь это не такое уж тяжкое преступление. И все-таки чем-то он отличается от них.

— Хватит пререкаться! — крикнул он. — Причинять жителям вред и трогать женщин запрещаю, и баста!

— А я твоего приказа, может, и не послушаю! — усмехнулся Кирихара. — Он, видно, еще не знает, что я за человек! — бросил он Фукумото.

— Примерно представляю, — сказал Кадзи. — Очень возможно, что либо ты застрелишь меня, либо я тебя… Но то, что я сейчас сказал, запомни. Слышишь?

— Когда все летит вверх тормашками, нечего придираться к человеку, — долетел до него голос Кирихара. — Может, в следующую минуту помрешь… Потому-то человек и дает себе волю. Живем, как говорится, сегодняшним днем. Прожил день — и ладно. Может, он последний!..

Кадзи напряженно размышлял, как разойтись с людьми Кирихара.

— Может, Японию уже положили на обе лопатки, а? — словно издали долетел до него голос Фукумото.

Кадзи хотелось слышать, что скажет Кирихара, но незаметно для себя он задремал.

23

Сразу за деревней высились посевы гаоляна. Дальше шел овес. Чуть левее темнели задние дворы и постройки китайской деревни. Не меньше сотни домов. В стороне стояли аккуратные домики, обнесенные глинобитной стеной: японский поселок, и тоже покинутый обитателями.

Решили двинуться напрямик через гаолян и овес.

Прошли почти половину, когда на окраине деревни показались люди. Кадзи сосчитал их. Трое… Пятеро… Стоят неподвижно и, похоже, смотрят в их сторону.

— Вылезли, черти! — сдавленным от волнения голосом проговорил Хикида.

— Господин ефрейтор, смотрите! — встревоженно позвал Ямаура.

— Не обращай внимания, иди! — одернул его Кадзи.

Но там их собралось уже не меньше сотни. У многих были винтовки. Странно только, чего они стоят, не двигаются.

Скоро и это стало ясно. От японского поселка ударила пушка. «Танковое орудие», — определил Кадзи. Знакомый до ужаса грохот. По ним застрочили из автоматов. И почти в ту же секунду они увидели, что им наперерез, разбившись на цепочки, ринулись ополченцы.

— Да они вовсе не за нами охотятся! — воскликнул Удзиэ и показал направо: через овес бежали серые фигуры в японском обмундировании. Лицо Удзиэ покрылось каплями пота, крупными, как горох.

— Скажи на милость, из орудия палят!.. — пробормотал Кирихара.

— Что будем делать? — спросил Тангэ. — Как бы сеть не загребла и нас вместе с главным уловом!

Кадзи показал в сторону деревни: среди ополченцев мелькали советские солдаты. Видно, они и руководили погоней.

— Уходим в кукурузу! — крикнул Кадзи.

Прежде всего нужно было укрыться.

Но укрыться не удалось. Та, вторая группа, уходившая овсами, неожиданно повернула сюда же, в кукурузу. Кадзи понял это, когда ополченцы, развернувшись широкой цепью, начали окружать кукурузное поле.

— На огонь не отвечать! — скомандовал Кадзи.

Он вовсе не рассчитывал заслужить таким образом снисхождение. Просто стало ясно, что борьба с численно превосходящим противником безнадежна. И еще он опасался, что если они откроют огонь, их обнаружит та, вторая группа и, чего доброго, захочет к ним присоединиться. Хватит своих головорезов, один Кирихара чего стоит.

Обстановка осложнилась. Особенно когда из-за брошенного колонистами поселка выполз танк и начал, хотя и не слишком активно, вести предупредительный огонь по кукурузному полю. Первый же снаряд разорвался почти под носом. Кадзи понимал, что огонь ведут не по ним, а чтобы отрезать той, другой группе дорогу в заросли кукурузы. И все-таки надо было уходить.

— Вот незадача! — простонал Удзиэ. — Ну что мы сделали им плохого?..

— В самом деле, совсем ничего? — Кадзи метнул на него свирепый взгляд.

Кольцо замкнулось. Теперь ополченцы медленно затягивали вокруг них петлю.

— Как быть? — Хиронака не скрывал растерянности. — Отсюда не выбраться!

— Похоже на то… — кивнул Кадзи.

Ямаура с силой дернул его за рукав.

— Господин ефрейтор, сзади дым!..

Там, где минуту назад мелькали фигуры ополченцев, замыкавших кольцо окружения, стелилась полоса белого дыма. Промокшая после дождя земля мешала огню.

— Подожгли?! Крестьяне подожгли поле?! Кадзи казалось, что он кричит, хотя в действительности он шептал. Все это было похоже на сон. Чтобы поймать их, крестьяне подожгли свое добро!

— Кукуруза все равно погибла, всю поломали, — растерянно произнес Ямаура, когда-то работавший на земле и разбиравшийся в сельском хозяйстве. — Вот и решили поджечь…

Даже Кирихара изменился в лице.

— Так теперь нас перестреляют поодиночке! — Кадзи закусил посеревшие губы.

— Сдаемся? — Тангэ смотрел на Кадзи. — Не выбраться ведь!

— Болван! Как же, станут они брать тебя в плен! Видишь, огнем выжигают! — крикнул Кадзи.

Возможно, он ошибался. Возможно, они для того и подожгли поле, чтобы заставить их сдаться… Но Кадзи не верил этому. Еще несколько мгновений назад он сам думал, что лучше сдаться, но, увидев огонь, ожесточился.

— Слушай мою команду! Разбейтесь по двое! Будем прорываться! — закричал он. — Будем сбивать огонь стеблями! Пока еще не разгорелся! За мной!

Разбились по двое и врассыпную кинулись туда, где уже змеились багровые языки пламени.

Кадзи бежал в паре с Тэрадой. Кто-то позвал на помощь. Ему почудился голос Удзиэ. Он не оглянулся. Они вынырнули из завесы дыма и остановились. Ополченцев здесь не было. Очевидно, те не ждали их с этой стороны.

Удзиэ так и не появился. Остальные ползком пробирались через овсяное поле. Кадзи и Тэрада двинулись за ними тоже ползком. У опушки леса они залегли. Они видели, как ополченцы сбивали пламя, как повели к деревне группу японских солдат с поднятыми руками.

— До ночи заляжем здесь… — сказал Кадзи. Жалкая, растерянная улыбка блуждала по его лицу. — Можно сказать, чудом спаслись…

Ответ Тангэ был для Кадзи полной неожиданностью:

— Повезло, а только, откровенно сказать, я твоих действий не одобряю!

— Чего же ты от меня требуешь? — в голосе Кадзи прозвучал гнев и что-то похожее на мольбу. — Для себя одного стараюсь, что ли? Ну чего ты от меня хочешь?

— Мы спаслись потому, что накануне шел дождь, а вовсе не благодаря твоему блестящему руководству!

— Я и действовал в расчете на дождь!

— А, брось! Лезешь напролом, не разбирая — куда, словно дикий кабан! Вот еще одного потеряли. Где Удзиэ? То-то!

Возможно, он прав. Да, Кадзи не хотел плена, это верно. Не верил, что в плену можно сохранить жизнь, и не хотел верить.

— Ну а что ты предлагаешь? — К ним ползком подобрался Кирихара. Он слышал их разговор. — Нас травят, как зверей, а нам молчать?

Тангэ только покосился на него.

— Подождать до темноты, да и пустить им красного петуха! — пригрозил Кирихара.

— Давай действуй, но только в одиночку! — сказал Кадзи. Гнев и отчаяние загнанного животного бушевали в его душе. — Со мной о таких делах толковать бесполезно. Просто так, из интереса я еще никого не убивал!

— Как это из интереса?.. — Глаза Кирихара угрожающе сверкнули. — Думай, что мелешь! Они воображают, что японцы только драпать умеют, поджав хвосты, вот я и докажу им…

— Я сказал: давай, но только без нас!

Кирихара считал, что имеет все основания для мести. Он убивает «из интереса»? Ничего подобного! Просто он не знает другого способа выместить свой гнев и свою обиду. Высокомерие «хозяев Восточной Азии», укоренившееся в сознании японцев, давно оставило его. Просто он не хотел признать себя побежденным китайцами. Поэтому и испытывал такую лютую ненависть к ополченцам. Пустые хвастуны, лисицы, расхрабрившиеся благодаря покровительству тигра!

Кадзи смотрел в небо, очистившееся от туч. Здесь, среди густых стеблей, еще держался пахучий летний зной, но чистая голубизна неба говорила, что лето близится к концу. Скоро хмурая осень, за ней — ледяная зима… Когда он вернется к человеческой жизни?