Онлайн чтение книги В кругу семьи. Смерть Иезавели
Глава 7

Садовник Бро был крайне неприятным стариком. Ему много лет щедро платили за то, что они с сэром Ричардом вели сходный образ жизни: один в большом особняке в глубине сада, другой в маленьком павильоне у ворот. Оба руководили целым штатом подсобных рабочих и только изредка, по настроению, копались в саду, обрезая деревья или поливая посадки; оба отчаянно ссорились, отстаивая свои заслуги в выращивании роз, кабачков и яблок, которые на местных выставках неизменно получали награды за размер, красоту и урожайность. И оба терпеть друг друга не могли. Единственная разница между ними заключалась в том, что сэр Ричард был рад платить садовнику, чтобы оскорблять и задирать его, а Бро никогда и ничем не был доволен. Он никогда не ездил дальше Геронсфорда, ближайшего от них городка, и, будучи малограмотным и невежественным, считал своим долгом высказывать мнение по любому предмету, бесконечно разглагольствуя на всякие темы и донимая посетителей местной пивной. Единственной радостью в его жизни была маленькая внучка Рози-Пози, а предметом гордости и обожания – Филип (после того, как тот без всякого труда вылечил девочку от легкого тонзиллита). Бро потом бесконечно всем рассказывал, каким сложным был этот случай и как самоотверженно доктор боролся за жизнь ребенка.

Но с началом войны для садовника наступили черные дни. Всех его подручных забрали на фронт, и ему пришлось работать самому. Сэр Ричард проявил неожиданную бессердечность, заявив, что если Бро уже не по силам заниматься садом, то пусть уходит, освобождая место для более крепкого мужчины, способного выполнять всю необходимую работу. Миссис Бро, худая бессловесная женщина (только такая и могла жить с Бро), теперь прислуживала по дому, а Бро копал и перекапывал, брюзжа и жалуясь, как никогда раньше. Он как раз собирался передохнуть, опираясь на лопату и недовольно ворча, когда из дома вышел инспектор, чтобы его допросить.

Коки, любивший наведываться в местную пивную, подчас бывал вынужден покинуть ее из-за безудержной болтливости Бро, но сейчас профессиональный долг вынуждал его с ней смириться, по крайней мере на пару минут.

– Бро, у меня нет времени выслушивать обо всех ваших трениях с сэром Ричардом, они закончились, и вы, вероятно, покинете Свонсуотер, – мстительно заявил Кокрилл. Сдвинув панаму на затылок, он указал прокуренным пальцем на павильон. – Это правда, что вы вчера вечером посыпали дорожки песком?

– Я работал до девяти, – плачущим голосом произнес Бро. – В восемь я поужинал, совсем один, потому что жена надрывалась, обслуживая их в доме, хотя мы все равны, и они не должны нас утеснять.

Кокрилл, не знакомый с идеями Бро о равенстве, удержался от вопроса, что, кроме стремления заработать, могло заставить миссис Бро так уж надрываться на службе, а лишь спросил, в котором часу она вернулась домой накануне вечером и когда Бро закончил посыпать песком дорожки.

– В восемь она пришла домой, – проворчал Бро. – Без четверти восемь они поужинали, а она еще помогла старухе вымыть посуду. В восемь и я вернулся из сада, а она сказала: «Поешь хлеб с сыром и луком и запей пивом, потому что у меня нет времени заварить тебе чай», – и снова побежала в дом. Ну, я поужинал, почитал газету, а в девять мне нужно было подойти к пивной, потому что я дежурил в пожарной команде. И тут я подумал: «Вот черт! Мне же надо покончить с этими дорожками, а то старый хрыч обозлится, если я не посыплю их к вечеру, как он велел». Время еще оставалось, так что я решил, что успею. Высыпал весь песок подчистую, ни песчинки не осталось. А нашим местным властям и дела нет, что у меня больше нет песка, не дают его возить, вот бы и объяснили сэру Ричарду…

– Сейчас речь не о властях. Значит, вы начали посыпать дорожки без двадцати девять, а закончили в девять. Мистер Гард сказал мне, что когда он вошел в ворота, вы как раз заканчивали работу. А через пару минут мисс Клэр видела вас из окна спальни. А как вы это делаете? Сначала разравниваете дорожки граблями?

– Граблями? Нет, конечно, – фыркнул Бро с невыразимым презрением к тем, кто не разбирается в тонкостях его профессии. – Я укатываю их валиком, мистер Кокрилл! Вообще-то я укатал их раньше, а потом мне осталось только разровнять их обратной стороной грабель и рассыпать поверху свежую порцию песка.

– Значит, вы все-таки использовали грабли, – подытожил Кокрилл с легкой ноткой торжества.

Бро возвел глаза к небу в немой мольбе оградить его от профанов, не понимающих технологию обращения с граблями.

– Так вы использовали грабли или нет – неважно, какой стороной, – после того как посыпали дорожки?

Бро опять возвел глаза к небу.

– Я бы все же хотел получить от вас ответ, Бро, – уже раздражаясь, проговорил Кокрилл. – Вы разравнивали дорожки граблями, валиком или чем-то иным после того, как посыпали их песком?

– Нет.

– Вы прикасались к ним хотя каким-то садовым инструментом после того, как рассыпали песок?

– Нет, не прикасался. Вы хотите узнать, мог ли кто-нибудь пройти, а потом замести следы сам? Я отвечаю: нет, не мог. Дорожки сейчас в том самом виде, в каком я оставил их вчера вечером, только прибавились следы мисс Клэр да отпечаток от подноса, и вот еще с краю идут следы доктора. А на дорожке, которая ведет к дверям павильона, передней и задней, никаких следов нет. Эти двери всегда заперты, и ими никто не пользовался, даже когда старик сидел в павильоне.

И, опережая следующий вопрос Кокрилла, Бро заявил:

– И вот еще что. Если вы думаете, что кто-то прошелся по дорожкам, а потом засыпал следы песком, то сразу скажу: такого быть не могло, потому как я весь песок израсходовал. Весь, до последней песчинки. И если власти считают…

– Ладно-ладно, мы об этом уже говорили, – прервал его инспектор. И, посмотрев на кусты роз, тесно обступившие маленький домик, поинтересовался:

– А через кусты кто-нибудь мог подойти к павильону? Так, чтобы не изорвать одежду в клочья?

– Нет, тогда кусты были бы помяты – вот в чем штука.

Взяв грабли, Бро пошевелил кусты. На землю посыпались лепестки.

– Видите, они уже осыпаются. Прошлая ночь выдалась уж больно тихая, а то бы вся клумба была в лепестках. А так…

Под кустами лежало лишь несколько одиночных лепестков.

– Нет, прошлой ночью никто между ними не проходил.

– Значит, нет.

Отпустив Бро, Кокрилл попросил констебля принести из дома по паре туфель каждого члена семьи.

– И постарайся добыть те, в которых вчера вечером была мисс Клэр Марч.

Стивен Гард, войдя в ворота, обнаружил Кокрилла стоящим на четвереньках в центре посыпанной песком дорожки и тыкающим палочкой в один из следов.

– Здравствуйте, инспектор. Играете в Робинзона Крузо?

Поднявшись, Кокрилл отряхнул с брюк песок. На шутку Стивена он не среагировал.

– Мистер Гард, в какое точно время ваш человек принес сэру Ричарду текст завещания?

– По его словам, без четверти семь. Бро сказал ему, что сэр Ричард сидит за столом у французского окна, и он вручил ему конверт, который тот положил в ящик стола.

– Это человек надежный? Как давно он у вас работает?

– Лет тридцать-сорок. Если вы предполагаете, что Бриггс убил сэра Ричарда, потому что устал бесконечно переделывать его завещания, то позволю себе напомнить, что после его ухода сэра Ричарда видели живым несколько членов его семьи.

– Благодарю вас. Вы мне очень помогли. Значит, нам не стоит беспокоиться насчет Бриггса.

– Что-нибудь выяснилось с пропавшим стрихнином? – спросил Стивен, которого весьма интересовало это обстоятельство.

– Пока ничего. Мои люди обыскивают дом и сад, но ведь это огромная территория. Никто не признается, что видел стрихнин после того, как доктор показал его и убрал в сумку. – Кокрилл в упор посмотрел на Стивена. – Между нами говоря, Гард, здесь явно совершено убийство, причем одним из членов семьи. – Опустив глаза, он стал теребить неизменную папиросу. – Мне очень жаль, мне противна сама мысль об этом, но тем не менее это так.

– Но ведь мог прийти кто-то чужой, – неуверенно предположил Стивен. – Старикан был тот еще перец, и наверняка у него были недоброжелатели.

Кокрилл отбросил спичку.

– Не обманывайте себя, мой дорогой. Все семейство целый день сидело на передней террасе, а садовник копошился в саду. Ну кто рискнет среди бела дня войти на территорию, проникнуть в дом и похитить стрихнин, о котором никому из посторонних не было известно.

– Но родственники ведь тоже о нем не знали.

– Однако у них было время его обнаружить. Кто-то мог открыть сумку в поисках чего-то еще, обнаружить там стрихнин и забрать его. Должен признаться, что его пропажа вызывает у меня серьезное беспокойство.

Кокрилл помолчал, а потом прямо спросил:

– Что вы думаете об Эдварде Тревисе? Я имею в виду всю эту чертовщину с его психикой.

Стивен был поражен ходом его мыслей.

– Надеюсь, вы не хотите повесить убийство на бедного мальчика?

– Я не собираюсь на кого-то что-то вешать. Мне просто-напросто страшно.

Инспектор глубоко затянулся и, бросив окурок на землю, придавил его каблуком.

– У кого-то в этом доме имеется смертельная доза стрихнина, а один из его обитателей не вполне отвечает за свои действия. Что, если парень и вправду не в себе? Ведь одно убийство уже произошло!

Кокрилл повернулся к павильону, намереваясь продолжить изучение следов на песке.

– Не в моих силах что-то изменить. Я не могу куда-нибудь сплавить парня, чтобы он не натворил дел. Мое дело раскопать, что же на самом деле произошло, и представить соответствующие доказательства.

– Если он действительно не в себе, но ведь это может быть и не так.

– Как вам будет угодно, – с раздражением произнес Кокрилл. – Но если это не он, то тогда убийца – кто-то из этих пятерых (леди Марч, Пета, Клэр, Филип или его жена), причем убийца жестокий и расчетливый. Выбирайте любого. – Он положил маленькую смуглую руку Стивену на плечо. – У нас нет времени на сантименты, Гард. Может снова произойти что-то страшное.

Тем временем Клэр с Петой наткнулись в оранжерее на Эдварда, который бродил среди растений и копался в земле.

– Что ты тут делаешь, Тедди?

– Ищу яд. Ведь если это я его взял, то мог спрятать где-нибудь, а здесь как раз подходящее место.

– Если ты… О, Эдвард, дорогой! – воскликнула Клэр, подбегая к нему и обнимая его за плечи. – Ну, ясно же, что ты его не трогал и никуда не прятал. Не забивай себе голову такими ужасными вещами.

Эдвард жалобно посмотрел на нее.

– Я вполне мог его взять, и если я опять отключусь, то могу совершить что-то ужасное. Пойти и отравить кого-нибудь из вас.

По щекам у Петы потекли слезы.

– Прекрати, дорогой! И, пожалуйста, не переживай. Даже если ты его взял, мы все будем очень осторожны и станем пристально следить, чтобы ты нас не отравил.

Пета, как всегда, попыталась обратить все в шутку и подбодрить Эдварда, но правда была слишком ужасна, а еще страшнее его уверенность в ней.

– Подручные Коки уже обыскали оранжерею. Если бы яд оказался здесь, они бы давно его нашли.

Увидев через стекло, что Стивен разговаривает с Кокриллом у павильона, Пета воскликнула:

– А вот и Стивен! Пойдемте поговорим с ним, а заодно поболтаемся под ногами у Коки!

Кокрилл сверял принесенную ему обувь со следами на дорожке, откладывая в сторону одну пару за другой. Туфли Филипа и Клэр совпадали со следами, ведущими к окну домика по левой стороне дорожки.

– В любом случае у них взаимное алиби, – заметил Стивен, наблюдавший за этими манипуляциями.

– Есть такое понятие, как сговор. Хотя здесь я его не подозреваю. Элен Марч была последней, кто видел сэра Ричарда живым.

– Кроме Бро, конечно.

Кокрилл только начал расследование, и до Бро у него руки пока не дошли. Тем не менее он принял сказанное к сведению и снова призвал садовника.

– Вчера вечером, занимаясь дорожками, вы видели сэра Ричарда, сидевшего за столом?

– Нет, не видел, – заявил Бро, взглянув на Стивена, и в качестве приветствия чуть сдвинул фуражку назад.

– Он не сидел за столом?

– Я не знаю, сидел он там или нет, – с вызовом ответил садовник. – Шторы были задернуты.

– Шторы? Шторы на французском окне были задернуты?

– Да. Когда без двадцати девять я вышел посыпать дорожки, шторы были уже задернуты.

– Хорошо, я понял.

В этот момент из дома вышли Пета, Клэр и Эдвард, и инспектор подозвал их к себе.

– Клэр, вы-то мне и нужны, – сказал он, отпуская Бро. – Я бы попросил вас надеть эти туфли – вы ведь в них были вчера вечером? А теперь пройдитесь по дорожке, стараясь попадать в оставленные вами следы.

Клэр осторожно пошла по дорожке, чуть балансируя, чтобы попасть в первые четыре-пять следов. Однако новые следы не совсем совпадали со старыми.

– Попытайтесь пройти на цыпочках, – попросил Кокрилл.

Туфли Клэр были на танкетке, да еще на жесткой подошве. Поэтому пройти на цыпочках в них было невозможно, тем более попадая в прежние следы.

– Что и требовалось доказать, – проговорила стоявшая рядом Пета.

– Да. А поскольку у Клэр самая маленькая ножка в семье, ее следы не могут перекрыть чьи-то еще, даже если бы она этого хотела.

– Не понимаю, к чему клонит Коки, – проговорил Эдвард, находящийся в плену новой идеи, что инспектор вряд ли заподозрит его в сумасшествии или убийстве, если он в его присутствии будет тихо и невнятно бормотать, не блистая при этом умом.

– Он думает, что я оставила следы вчера вечером, когда ушла от вас, чтобы заняться ребенком, а утром прошла по дорожке, ступая в свои вчерашние следы. Но даже если бы я смогла это сделать, идя очень медленно и осторожно, а именно так я и шла, поскольку у меня в руках был поднос, то на обратном пути мне это вряд ли бы удалось, потому что, увидев деда, я сломя голову побежала к дому. Я ведь не индеец, который может ходить след в след, – сказала Клэр, уже обращаясь к инспектору.

– Это вполне очевидно, мисс. Благодарю вас.

Со стороны Клэр было очень неосмотрительно иметь такие маленькие ножки, потому что это означало, что она и только она проходила по посыпанной дорожке, причем только утром, когда и оставила следы. Все другие дорожки были девственно нетронутыми, а дверь в павильон была заперта. И сквозь розы пройти никто не мог – это очевидно. Вчера Пета только чуть задела их рукой, и с них сразу посыпались лепестки.

А итог получается такой, горестно думала Пета: без четверти семь клерк Стивена видел деда живым; после того как без четверти девять дорожки были посыпаны песком, к домику никто не подходил; значит, убить его могли только в течение этих двух часов. В семь часов десять минут она, Пета, вместе с Беллой приходила к нему, после них его видела Элен, а потом – потом Эдвард двадцать минут где-то пропадал. Коки все посматривает на Эдварда блестящими глазками-бусинками, а противный злой Стивен думает только о том, как бы соблюсти дурацкие законы, вместо того чтобы защищать людей, которых он вроде бы любит, и ничуточки не заботится о человеке, который, кажется, любит его. И вообще все жутко и отвратительно, а самое ужасное то, что дедушка мертв – и лежит скрюченный и невыносимо жалкий в каком-нибудь холодном бездушном морге, где его располосуют, чтобы узнать, не прикончили ли старика любящие родственники. Дед, властный, но бесконечно доброжелательный, покинул этот мир, а его семья озабочена лишь тем, кто, как и почему помог ему в этом. Мир сошел с ума, и в нем не осталось места для обычного человеческого горя, нежности, сострадания и угрызений совести. Дед был убит и сразу же забыт всеми близкими. Горевать по нему никто не собирался – и это было страшнее всего.

Белла сидела в доме, горестно пытаясь справиться со всеми формальностями, сопровождающими смерть: письма, телеграммы, телефонные звонки, объявление в «Таймс» – как сообщать о смерти человека, который, по подозрению полиции, был убит? – уведомление властей о вскрытии, дознание, вероятность задержки похорон. Беспомощная, вся в слезах, она неожиданно обрела мощную поддержку в лице Элен, чья бескомпромиссная нетерпимость ко всякого рода сантиментам и проволочкам словно косой прошлась по ее трепетной нерешительности.

– Просто напиши «умер в собственном доме, в кругу семьи». Ведь это же правда, именно это и произошло, он действительно умер в собственном жилище. Дата похорон? Ее лучше не указывать, потому что похороны могут задержаться. Да и зачем? Все равно придется менять. Обед? Ну, конечно, старая карга должна приготовить нам обед. Мы же толком не позавтракали, а есть все равно надо, дорогая. Без этого не обойдешься. Да, я понимаю, что ты даже думать не можешь о еде, но… Нет, они не бессердечные, просто… О господи! Опять этот телефон!

Филип мрачно слонялся рядом, пытаясь помочь, но только всем мешая. Клэр, возвратившаяся вместе с остальными из павильона, небрежно предложила ему:

– Почему бы нам не прогуляться по саду и немного не отвлечься? Мы можем спуститься к реке.

Филип застыл в нерешительности.

– А как ты, Нелл? Не хочешь на свежий воздух?

Но Элен, занятая надписыванием конвертов, едва взглянула на него.

– Нет, благодарю. Я не собираюсь играть роль сводницы для собственного мужа.

А про себя с горечью подумала, что вполне в духе Клэр явиться из сада, блистая свежестью и красотой, и великодушно спасти Филипа от всех этих ужасных формальностей, в которые его вовлекла она, Элен. А заодно привлечь внимание к ее мятому желтому платью и неизменному бессердечию. В этом она была несправедлива к Клэр, которая, занятая собственными переживаниями, не слишком заботилась о том, какое впечатление производят на окружающих ее действия. Она сделала вид, что не слышала слов Элен, но Филип, последовавший за ней к реке, был явно раздражен.

– Не знаю, зачем тебе это понадобилось. Ты только расстроила Элен.

Клэр остановилась как вкопанная.

– Да что ты говоришь! Может, мне вернуться? Пойти и сказать ей, что мы без нее никак не обойдемся? Это сущая правда, потому что мне так хотелось с ней погулять…

Филип схватил ее за руку.

– Ради бога, не устраивай сцену.

Но Клэр была настроена агрессивно. Ее нервное возбуждение требовало выхода.

– Ты так щадишь чувства Элен. С чего бы это вдруг?

– Если она смеется и не закатывает истерик, это еще не значит, что она ничего не чувствует.

Клэр обиженно закусила губу.

– Когда ты… когда у нас все начиналось, ты говорил по-другому. А сейчас уже поздновато.

– Да, слишком поздно.

Они вошли в лес, и дом пропал из вида. Остановившись, Клэр повернулась к Филипу:

– «Слишком поздно». Что ты этим хочешь сказать? Ты уже жалеешь о том, что произошло? Стыдишься нашей любви?

Ее красивый рот задрожал и искривился, и Филип вдруг понял, что имела в виду Элен, когда говорила, что Клэр «гримасничает». Но ощущение это быстро прошло.

– Клэр, дорогая, не будь так жестока, все и без того хуже некуда…

Белокурая головка прижалась к его груди.

– О, Филип, я так люблю тебя!

По телу Филипа пробежал огонь, и это было не просто физическое влечение; его охватили нежность и желание защитить ее, такую ранимую, жаждущую любви и сострадания и щедро дарящую их в ответ.

– Ах, Клэр, мы оба просто несчастные люди, не знающие, что нам делать дальше.

– Когда все это закончится, дорогой, весь этот кошмар с дедушкиной смертью, мы сможем уехать и быть вместе.

Филип легонько отстранил ее от себя.

– Это вряд ли получится: все слишком запутано, непонятно и трагично. И потом завещание могут так и не найти.

– Тогда в силу вступит старое, мы оба получим свою долю и сможем обеспечить Элен. В любом случае этот дурацкий новый текст не имеет силы. Но как все-таки странно, – задумчиво произнесла Клэр, отойдя от Филипа и глядя на реку. – Куда он мог деться? И кому понадобилось его прятать?

Филип тревожно оглянулся, словно деревья могли иметь уши.

– Конечно, если… если Эдвард… если он имеет к этому какое-то отношение, то здесь вряд ли можно ожидать какой-то логики, – произнес он, понизив голос.

Клэр долго молчала. Потом спросила:

– А ты и вправду считаешь, что это был Эдвард? Ты веришь, что у него не все в порядке с головой?

– А какое еще может быть объяснение, Клэр? И самое ужасное то, что у него мог остаться этот проклятый стрихнин. Это страшно, потому что парень в любую минуту может им воспользоваться без всякой на то причины, и от этого никто из нас не застрахован. Не знаю… Может быть, надо, чтобы его признали невменяемым.

– Невменяемым? Эдварда? – в ужасе вскричала Клэр.

– Да, моя дорогая, ситуация безвыходная! Нельзя пускать все на самотек.

– Но признать сумасшедшим его – нашего Эдварда?

– Я лично не считаю его невменяемым, если, конечно, это не он убил старика. О господи! Прямо не знаю, как поступить. Но он по крайней мере должен находиться под присмотром.

– Но, Филип, ты же не выдашь его полиции?

– Нет, конечно, – беспомощно вздохнул Филип. – И все же…

– Но если его признают невменяемым или отдадут под надзор, это будет прямым подтверждением его вины. О, нет! Филип, обещай мне, что ты этого не сделаешь!

– Бедняга. Бог свидетель, я не желаю ему зла. – Филип снова огляделся вокруг. – Клэр, ты должна быть чертовски осторожна, мы все должны быть осмотрительны и не спускать с него глаз, женщины не должны оставаться с ним наедине. Так, на всякий случай… Хотя как узнать, что он где-то рядом? Свихнувшийся парень может прятаться за деревьями с ядом в руках, поджидая случайную жертву или пытаясь защититься от воображаемого насилия. Клэр, дорогая, обещай мне, что будешь осторожна. Безумцы бывают очень сильны и изворотливы…

Эдвард сидел на передней лужайке, вытянув длинные ноги, и увлеченно плел венок из маргариток. Рядом примостилась внучка Бро Рози-Пози, начальственным тоном давая ему указания. Вокруг них ковыляла по траве Антония, собирая бело-розовые цветочки. В доме Белла, недовольная столь явной бесчувственностью Элен, раздраженно перебирала аккуратную стопку конвертов.

– Должна сказать тебе, Элен, что с твоей стороны крайне неосмотрительно отпускать Филипа на прогулки с Клэр – особенно в свете того, что Эдвард рассказал нам вчера за обедом.

(Неужели это было только вчера?)

Элен, внутренне содрогнувшись, забрала у нее конверты.

– Хороша бы я была, если бы отправилась вместе с ними в качестве сводни! – воскликнула она насмешливо и с уже выстраданной откровенностью добавила: – Не желаю унижаться!

Белла сочла долгом защитить честь семьи.

– Но Клэр ведь ничего не скрывает.

– О, не волнуйся, Белла, я ничего не имею против вашей дорогой Клэр! Если она не может добыть себе мужа, иначе как отобрав его у меня, и если он на это согласен, пожалуйста, я не возражаю. И не собираюсь мешать счастью не слишком юных любовников, – беспечно произнесла Элен, нервно складывая конверты в стопку и со злостью перехватывая их резинкой. – Единственное, о чем я прошу, так это не оставлять нас с ребенком без пропитания.

Внимательно посмотрев на нее, Белла медленно произнесла:

– Да, для тебя было бы крайне неприятно, если бы сэр Ричард лишил Филипа наследства.

Элен насмешливо подняла бровь.

– Это лишь твои фантазии, Белла!

Но сказанная фраза ее задела и даже немного напугала.

Чтобы не оставаться в долгу, она указала на окно, за которым Эдвард, сидя на лужайке, приглядывал за ребенком, и сказала:

– Мы зря разрешаем Эдварду играть с Антонией.

Белла вспыхнула.

– Что ты хочешь этим сказать? На что намекаешь?

– Только на то, что стрихнин до сих пор не найден… А ведь сэр Ричард был убит, не так ли?

– Ты хочешь сказать, что это Эдвард убил деда?

Элен пожала плечами:

– Не исключено.

– Но он… Ты же не думаешь, что он?.. Господи! – жалобно вскричала Белла, глядя на склоненную голову внука, сосредоточенно плетущего венок из маргариток и лютиков. – Уж лучше бы ты обвинила меня, чем этого бедного безобидного мальчика.

Элен принялась убирать со стола карандаши и ручки.

– Возможно, это сделала ты. Меня бы это не удивило. – И елейным голосом добавила: – В конце концов, если Эдвард сумасшедший, он ведь от кого-то это унаследовал, а ты – его родная бабушка!

Она решительно спустилась с лестницы и, забрав девочку, отнесла ее наверх, где, упав ничком на кровать, горько разрыдалась, жалея и упрекая себя и давая волю гневу, ревности и страху.

Убийство! Большой белый дом лениво раскинулся на солнце, над зеленеющими лужайками синели небеса, воздух был напоен ароматами роз и скошенной травы, и над всем этим царило Убийство. Наверху, в своей спальне, рыдала в подушку Элен, а внизу, в лесу, целовались Филип и Клэр, крепко прижимаясь друг к другу и думая о деньгах убитого. По гравийной подъездной дорожке ходила со своим возлюбленным Пета, очень недовольная тем, что он навлек на них все эти неприятности, «вместо того чтобы похоронить бедного деда, не поднимая лишнего шума». На мраморной террасе безмолвно застыла Белла, проливая слезы жалости, горя и одиночества, а внизу, на лужайке, среди лютиков и маргариток, сидел Эдвард, уже изрядно уставший от простодушной болтовни Рози-Пози и представлявший, как бы он воткнул в нее шприц; его также занимало, кто именно подкинул ему эту идею: он сам, реальный Эдвард, или его второе «я». И действительно ли он сумасшедший и опасен для окружающих, и убил ли он на самом деле деда…

Вечером за ужином, недоверчиво глядя друг на друга, они отчаянно делали вид, что все это ошибка и дед умер естественной смертью, что существует простое объяснение пропажи стрихнина, который обязательно найдется. Но наутро инспектор Кокрилл принес результаты вскрытия, которое обнаружило в теле громадное количество адренола.