Онлайн чтение книги Вавилонские книги. Книга 2. Рука Сфинкса
Глава третья

После побега из порта Голла команда была в бреду от воодушевления. Они выскользнули из хватки Финна Голла, Родиона и Билли Ли. Они вернули себе свободу. Они сбежали из Башни. Так что все казалось возможным, даже отыскать единственную душу, которая затерялась в Башне почти год назад.

У Сенлина было несколько зацепок для поисков. Он знал, что торговец женами продал Марию аристократу из Пелфии по имени В. Г. Пелл. Пелл – фамилия правящей семьи Пелфии, и, предположительно, В. Г. был влиятельной персоной. Он также был связан с неким «Клубом талантов». В Пелфию, как известно, попасть трудно. Для этого требовалось быть богачом, аристократом или торговцем роскошью. Грязноногим туристам и обычным дельцам давали от ворот поворот без церемоний.

Вопрос о том, как подойти к Пелфии, осложнялся еще и тем, что Сенлин был в розыске. Он украл картину у комиссара Купален, злобного человека по имени Эммануэль Паунд, который собирал налоги под руководством Пеллов. Именно знамя Пеллов, черное с золотом, развевалось над военным кораблем Паунда – «Араратом».

Чтобы предотвратить немедленный арест при высадке в Пелфии, Сенлин взял псевдоним Том Мадд и придумал план, позволяющий миновать охранников порта. Он решил сыграть торговца женами. Волета изображала его подопечную, жену-на-продажу.

Поддавшись порыву, из-за которого его замучают угрызения совести потом, когда они будут голодать и давиться голубятиной, Сенлин потратил все до последнего гроша на платье для Волеты. Он купил его у человека, который называл себя торговцем, но с ног до головы выглядел распоследним пиратом. Сенлин старался не думать о судьбе предыдущей владелицы платья.

Юбка была пышной, с нижними юбками, вырез – низким, и все платье было бледно-желтого цвета, отчего лавандовые глаза Волеты смотрелись еще более сногсшибательно.

Ей это жутко не нравилось.

Но акробатка была готова сыграть роль, если это поможет капитану, который ей нравился.

В попытке скрыть непритязательный внешний вид корабля, они развесили на перилах собранную Билли Ли коллекцию постельного белья. Ли, бесстыдный бабник, предпочитал яркие цвета и смелые узоры. Кое-что распоров и сшив, они превратили серое суденышко в пестрое пятно в небесах.

Добродетель, северный небесный порт Пелфии, выглядела роскошной и безукоризненной: позолоченные причальные тумбы; выкрашенные в белый погрузочные краны; будки караульных щеголяли чистыми шиферными крышами; полтора десятка пальм стояли в больших кадках вдоль пути к туннелю, который вел в город Пеллов.

В конце каждого причала стояли железные башенки высотой в восемь футов, которые Эдит называла оловянными солдатиками. Они походили на стоячие саркофаги, и можно было разглядеть человеческое лицо, выглядывающее через круглый иллюминатор в колоколообразной голове. Вместо обычного оружия у оловянных солдатиков имелась пара двадцатифунтовых пушек.

Сенлин начал сомневаться в тот миг, когда одетые в аккуратные униформы стивидоры поймали концы его обернутого в простыни корабля. У каждого портового работника на поясе висел пистолет, и двигались они как вымуштрованные пехотинцы. Добродетель была не портом, а крепостью. Если их маленькая шарада не сработает, их мгновенно схватят. Но слишком поздно убегать. Они должны разыграть свой гамбит.

Им не предложили трап, и никто из портовых рабочих не ответил на беззаботные приветствия Сенлина. Он почувствовал, что застрял на своем корабле, когда заметил человека в лейтенантском мундире, который вышел из караулки.

Лейтенант окинул взглядом происходящее, надел белую фуражку, поправил золотой галун на груди и неспешно направился в сторону «Каменного облака». Он устроил целый спектакль, по пути осмотрев сотню деталей: не смотанную до конца бухту троса, незаправленную рубаху грузчика, своенравную пальмовую ветвь. К тому времени как чиновник приблизился к их борту, Сенлин чуть не стер зубы до десен.

– С какой целью вы сюда прибыли? – Брови и усы лейтенанта были выщипанными, тонкими, отчего в лице проступало что-то колючее.

– Я капитан Том Мадд. Я пришел, чтобы предложить жену, достойную дворянина, – сказал Сенлин и, подкрепляя заявление, взмахом руки указал на угрюмую Волету в желтом платье.

– Какого дворянина?

– Разумеется, того, который проявит наиболее искренний интерес.

– Нет-нет, этого недостаточно, – ответил офицер с таким сухим смешком, что он прозвучал как кашель. – У вас есть рекомендательное письмо или приглашение?

– Нет. – Сенлин нацепил бесцеремонную улыбку. – Ветер представляет меня, а Фортуна приглашает.

– Какая незадача! – сказал лейтенант, и это слово показалось неким кодом, потому что стивидоры побросали тросы «Каменного облака» и начали устрашающе упорядоченное отступление. Они не останавливались, пока не оказались за строем неповоротливых оловянных солдатиков.

Сенлин счел это плохим знаком. Лейтенант демонстративно изучил украшения судна.

– С парада явились, да? – Его брови-колючки приподнялись от веселья.

– Всего лишь пытаюсь произвести впечатление, – сказал Сенлин.

Изучающий взгляд лейтенанта поднялся к широким юбкам Волеты, тонкой талии и обнаженным золотистым плечам.

– Разумеется, если вы перепоручите свою подопечную мне, уверен, мы сможем произвести благоприятное впечатление от вашего имени.

Сенлин хмыкнул:

– Не знаю, как у вас заведено в этом провинциальном уделе, но там, откуда я родом, деловые люди не дарят свои товары. Куда я, туда и моя подопечная.

– А откуда вы? Это должен быть какой-то очень изобретательный край. Может, удел за Воротником? Лунная колония? – С лица офицера исчезли все намеки на веселье. – Оставь девушку, и я позволю тебе сохранить корабль.

Не успел Сенлин сочинить отповедь, как Волета запрыгнула на балюстраду, задрала юбки и начала танцевать. Она балансировала на одной ноге и качала другой, согнув ее в колене. Пышные нижние юбки цвета резаной капусты неистово хлопали.

– Поцелуй меня в пятку, тупица рябой! – крикнула Волета.

У лейтенанта сделался такой вид, словно он получил пощечину.

Эдит, которая наблюдала за развитием ситуации с периферии, заметила, как оловянные солдатики повернули пушки к «Каменному облаку». Она тайком просигнализировала Адаму, проведя рукой поперек горла, и со всей возможной небрежностью ухватила летающие юбки Волеты.

Адам у рулевой консоли взялся за рычаги. Балластный резервуар распахнулся, выпустив поток воды, который затопил порт и чуть не смыл лейтенанта за край. Топка взвыла, когда клапан регулятора открылся и корабль встал на дыбы, как испуганная лошадь. Волету бы вышвырнуло за борт, если бы Эдит не дернула ее назад, разорвав при этом юбку.

От такого маневра Сенлин упал на колени. Корабль вошел в новое течение, которое потащило их в сторону. Такелаж завизжал. Ирен, стоявшая на лестнице полубака, рухнула на ограждение правого борта, которое треснуло, но чудесным образом не сломалось. Звук выстрелов отразился от Башни за долю секунды до того, как пушечное ядро пробило угол палубы, осыпав их градом щепок и напугав до зубовного скрежета. Шелковая оболочка начала деформироваться в нижней части – верный признак того, что они теряли газ.

Сенлин увидел дыру в аэростате и на миг настолько ужаснулся, что страх показался эйфорией. Они вот-вот должны были упасть с неба, как подстреленная птица.

Но у него на глазах прореха запечаталась сама, как будто какая-то вторая кожа, какая-то внутренняя мембрана прижалась к месту разрыва.

Через мгновение они оказались вне досягаемости оловянных солдат Добродетели, и шквальный огонь резко прекратился.

Они поднялись на спокойном течении. Корабль казался почти неподвижным. Небо было безмятежным. Сенлин встал, охлопал себя в поисках пятен крови или торчащих костей, но не обнаружил ни того ни другого.

– Вот это повезло, – сказал Сенлин, дрожащими руками поправляя манжеты. – Воздушные шары обычно не латают сами себя, не так ли?

– Нет, – сказала Эдит, преклонив колени, чтобы осмотреть дыру с рваными краями, которая зияла в правом борту корабля. – Волета, Ирен, уберите эти нелепые простыни с нашего судна.

Сенлин свежим взглядом осмотрел серый аэростат над головой.

– Самозапечатывающаяся оболочка. Замечательное приспособление для такой баржи.

– Одно из изобретений Сфинкса. Билли Ли его выторговал. – Эдит встала и пнула часть разбитой палубы в пропасть.

– А чем заплатил?

– Рукой, – сказала она.

После случившегося у них не осталось выбора. Такой маленькой команде на таком скромном судне никто не предлагал честную работу. Каждый порт, куда они приближались, гнал их прочь, как муху со стола. Они прибегли к пиратству, чтобы не умереть с голоду.

Сенлин потягивал ром и щурился от воспоминаний.

– У нас неплохо получается убегать.

– У нас очень хорошо получается вляпываться в такие ситуации, когда убегать необходимо, – уточнила Эдит. – Знаешь, мы могли бы захватить новый корабль с настоящими пушками и, возможно, более крепким корпусом, – продолжила старпом, вертя чашку в руке. – Не будь мы такими добросовестными пиратами, могли бы…

– Эдит, я не хочу возвращаться к этой теме. Мы не можем погубить невинных воздухоплавателей, чтобы решить свои проблемы. Если бы нашего оснащения хватало, чтобы захватить боевой корабль Пеллов или другое пиратское судно, я бы согласился. Но его не хватает, и мы не допустим жертв среди честных людей. Мы не такие.

– Мы именно такие. Нравится тебе это или нет, но мы пираты. Слова «пожалуйста» и «спасибо» этого не изменят. Нельзя быть немножко дьяволом, нельзя быть джентльменом-грабителем. Можно быть лишь сильным или слабым, старательным или мертвым. Ты слышал, что сказал тот пьянчуга-капитан. О нас ходят слухи, Том! Как скоро какой-нибудь честный человек решит, что мы не такие умные или ужасные, какими кажемся? Как скоро нам дадут отпор?

– Я не стану взбираться выше в иерархии самодовольства, Эдит. Такие решения меняют человеческую природу. Безвозвратно. Посмотри на Волету. Мы не говорим об этом, но я уверен, что ты заметила. Она твердеет. Она становится безжалостной и безрассудной.

– Она молода.

– Человека бросают за борт, а она шутит, что он плохая птица.

– Я с ней поговорю.

– Мы можем бухтеть сколько угодно, но факт есть факт: я пустил в ход трение, от которого появилась мозоль. Это моя вина. Я капитан и потому отказываюсь обрабатывать напильником остатки ее совести, выбирая для нас путь убийства! Если каким-то сказочным образом я найду жену, мне все еще хочется верить, что она не увидит во мне незнакомца. – Его голос задрожал от пыла, и он оборвал речь резким кашлем. – Прости. Я немного перестарался.

Эдит, которая уже собралась откинуться назад, снова поставила локти на стол.

– По крайней мере, ты не погружен в мрачные раздумья. Споры я вытерплю; мне ненавистно смотреть, как ты таращишься в пустоту.

Она провела по боковой части механической руки, вдоль выгравированной арабески, отыскивая потайную защелку. Ухватила ее ногтем, и выдвинулся маленький ящичек, выбросив в ладонь стеклянный флакон. Рука выпустила струйки пара и тяжело упала на стол. Эдит поднесла флакончик к лицу и увидела, что он еще наполовину полон светящейся красной сывороткой. Удовлетворенная, она вставила батарейку обратно.

Сенлин много раз наблюдал этот вечерний ритуал, но знал, что его не стоит комментировать. Любой наводящий вопрос по поводу руки, топлива или таинственного Сфинкса, который ее сделал, всегда вызывал настороженное молчание.

Она допила ром и искренне улыбнулась Сенлину:

– Том, а ты не спрашивал себя: а в ту ли дверь мы стучимся? Ты уверен, что твоя жена в Пелфии?

– Не уверен, – признался он. – Я гоняюсь за слухами и догадками, но это все, что у меня есть.

– Конечно, – сказала она. – Я с тобой. Команда с тобой. Ты был с нами, и поэтому мы будем с тобой. – Она встала и один раз стукнула по столу. – Я собираюсь лечь спать. Спокойной ночи, капитан.

– Спокойной ночи, мистер Уинтерс, – сказал Сенлин со слабой улыбкой.

Когда дверь в штурманскую рубку захлопнулась, он наконец повернулся к женщине в белой ночной рубашке, которая сидела на его кровати в течение последнего часа. Она состроила ему детскую гримасу, как гуппи в аквариуме, затем поднесла щетку к темно-рыжим волосам. Она напевала, распутывая узлы.

Сенлин зажмурился.

Он устроил ловушку для Комиссара в рамках плана побега из порта Голла. Он набил ящик наркотиком под названием белый кром, ожидая, что Паунд и его люди свалятся в конвульсиях, когда его откроют. Но Сенлин угодил в собственную ловушку. Он вдохнул чудовищную дозу – и появилась она.

Мария не выглядела галлюцинацией. Ее фигура не была прозрачной, как отражение в зеркале, которое можно изгнать, погасив лампу. Она не сияла, не мерцала и не говорила глухим и глубоким голосом, не имела других вычурных привычек, свойственных призракам. Она выглядела вполне реальной, что, конечно, только ухудшало положение Сенлина.

Он ожидал, что она исчезнет, как только действие наркотика подойдет к концу. Он не сказал ни Эдит, ни команде о дозе или привидении, потому как не хотел их беспокоить и еще надеялся, что его страдания долго не продлятся. Но прошло несколько месяцев, а она все продолжала мучить его. Она была как ребенок, которого можно утешить только вниманием – вниманием, которое он отказывался уделять, опасаясь поощрять ее. Она пела и моталась туда-сюда, не успокаивалась, и он игнорировал все это, насколько мог, хотя невозможно было полностью отвлечься. Иногда она исчезала на несколько часов или полдня, если ему везло, но как только он начинал думать, что вылечился от нее, она появлялась и вновь начинала его донимать.

Хуже всего было, когда она с ним говорила. Он ненавидел, когда она говорила, потому что в этом отношении видение не было похоже на женщину, которую он любил и на которой женился. Призрак был злым, подозрительным, мелочным и проворно давал самые обескураживающие советы. Он чувствовал себя скованным узами с воплощением собственных сомнений.

Сжимая пустую чашку, он открыл глаза. Видение никуда не подевалось и наблюдало за ним с кровати.

Она отложила щетку в сторону и опустила руки на покрытые колени, как будто собиралась обратиться к ребенку.

– О Том! Дорогой, дорогой Том, – сказала она. – Ты не знаешь, что делаешь. Ты не имеешь ни малейшего понятия.

Проигнорировав видение, Сенлин лег на кровать и достал этюд, изображающий Марию. На картине она сидела в окружении орхидей на террасе студии Огьера. Похожие на светлячков лучи света Купален испещрили ее голую кожу. Выражение ее лица казалось нежным и смелым одновременно. Сенлин хотел погрузиться в картину, сделаться частью сцены. Он поднес икону к губам и поцеловал складки и выступы, оставленные кистью художника.

Видение Марии ухмыльнулось ему от подножия кровати.

– Ты такой же заблудший, как и я, – сказала она. – И когда твоя милая маленькая команда все узнает, они проверят, хорошая ли ты птица.