Онлайн чтение книги «Властелин мира»
Глава XVI. Ми-Ха-Ло

Длинный, узкий ствол хорошо замаскированной ветвями и травой пушки медленно передвигается слева направо. А в ложбине, в каких-нибудь ста метрах отсюда, – также вправо, – по временному мосту через болото переползает большой пятнисто-зеленый бронетранспортер.

Осталось подать сигнал – и американский термитный снаряд, вылетев из американской противотанковой пушки, пронижет американскую броню и выкурит из бронетранспортера тех нескольких, что замерли у пулеметов и тревожно поглядывают на враждебные им дебри.

Но сигнала все нет и нет.

Смуглый юноша-наводчик укоризненно и умоляюще поглядывает на командира, а тот, оторвавшись от бинокля, отрицательно качает головой:

– Нельзя, Чен! Нельзя!.. – командиру, пожалуй, то же хочется поджечь этот бронетранспортер, но есть что-то более высокое, более важное, заставляющее его сдержать порыв. – Не имею права, Чен!

Юноша обиженно надул толстые, по-детски – розовые губы, но глянул на часы и вскрикнул:

– Двенадцать!.. Что передать?

– Все в порядке. Один – на Гринхауз. Оттуда – ничего.

Устроившись на ящике радиостанции, юноша начал торопливо шифровать сводку.

Все здесь американское и английское: авторучка, блокнот, часы, пушка, радиостанция. А люди – местные. И новейшая «импортная» техника им, вероятно, по вкусу.

– Быстрее, Чей! – торопит командир, стуча пальцем по циферблату хронометра. – Ты опоздал на три минуты.

– Ми-Ха-Ло тебе этого не простит!

– О, Ми-Ха-Ло – знаменитый радист! – грустно вздохнул юноша, включая радиостанцию. – Его передатчик поет как цикада!.. А мой…

Он не докончил: в наушниках послышалось громкое повизгивание передатчика партизанской базы. Но оно походило не на пение цикады, а скорее на пулеметную очередь.

Чен едва поспевал записывать. За полторы минуты приема он изрядно вспотел, и все же был вынужден передать сигнал «РПТ» – «Повторите!». Зато и свою сводку он прострочил ключом буквально за несколько секунд и лишь тогда вздохнул с облегчением.

Командир наблюдал за юношей с дружеской улыбкой:

– Ну, передал тебе Ми-Ха-Ло «сто чертей»?

– Передал! – ответил Чен с гордостью. – За опоздание. А за прием – нет!.. Я ведь лишь один раз попросил «РПТ»!.. Не верите?

– Верю, верю, только расшифровывай побыстрее.

В радиограмме ничего особенного не содержалось. Предлагалось замаскироваться более тщательно, усилить наблюдение и открывать огонь лишь для самозащиты. Сводки на базу посылать с голубями.

– С голубями! – презрительно повторил радист и любовно вытер крышку радиостанции довольно грязным рукавом. – Что там голуби?!.. Медленно, ненадежно… Подобьют голубя – да и попадет сводка в чужие руки…

Он был совсем юн, этот радист-наводчик, и опытный командир пушки улыбнулся тайком: паренек уверен, что малайские партизаны испокон веков используют радиосвязь!.. Нет, голуби еще послужат, как служили и раньше!

…А в нескольких километрах от этого места низко над лесом в эти минуты действительно летел небольшой пепельно-серый голубок.

Ему было туговато: кто-то пустил в него автоматную очередь. Пуля перебила его маховые перья. Он летел, проваливаясь на левое крыло, часто отдыхал и вновь настойчиво продолжал свой путь над джунглями Малайи.

Голубку было невдомек, что он несет на себе письмо с очень важным сообщением. – трубочка под крылом лишь тормозила движения. Его просто влекло «домой» – к той небольшой бамбуковой клетке, которая так часто меняет свое местонахождение, к тем теплым и нежным рукам, которые умеют ласкать и кормить.

Ах, и далек же тот «дом»!.. Плывет и плывет внизу бесконечный серо-зеленый массив. Ползут вверху тяжелые темные тучи.

Голубок не знает, что вот-вот начнется ливень, ему почему-то тяжко, душно, он старается как можно быстрее лететь вперед.

Но вот, наконец, и большая поляна среди чащи. Вот и знакомая хижина на высоких сваях…

Голубок напряг последние силы и с размаху сел на остроконечную кровлю, однако не удержался там: с неба хлынули сплошные потоки дождя.

Мокрая, изнемогающая птица упала на ступеньки хижины и поползла к двери.

– Кай прилетел! – послышался звонкий девичий голос. – Милый Кай, что случилось?

Девушка подбежала, взяла голубка, стала вытирать ему перья… А пепельно-серый Кай доверчиво посматривал на нее своими черными блестящими глазенками: да, это она – та, что всегда ласкает и кормит.

Девушка отвязала трубочку с шифровкой, посадила голубя в клетку и, надев плащ, выбежала из хижины.

Хотя ливень длился лишь несколько минут, вода стояла уже чуть не до колен. Девушку это не смутило. Она быстро перебежала ко второй хижине, ловко, как обезьянка, взобралась по лесенке.

– Шифровка от Чена-старшего! – сказала она торжественно, кладя на неуклюжий деревянный стол крошечный кусочек бумаги. – Видишь, и пригодились мои голуби!

Командир партизанского отряда, – невысокий коренастый малаец, – взял записку и, то и дело заглядывая в шифровальный код, начал читать.

Девушка смотрела на него озабоченно и заинтересованно. Заметив по выражению лица командира, что ничего плохого не случилось, просияла:

– Все в порядке, да?

– Да, – рассеянно ответил тот, продолжая расшифровывать письмо. – Чеклоу… Мистер Чеклоу… Ты не помнишь Парима, кого называл Ми-Ха-Ло?

Девушка вздохнула:

– Не помню. У русских такие сложные имена…

– Ну, так позови Ми-Ха-Ло.

– Ой, я не могу! – ужаснулась Парима. – Он сердит на меня, даже не смотрит в мою сторону. Я назвала его слоном, за то, что он сильный, мудрый и спокойный… А он почему-то обиделся и сказал, что я – попрыгунья-макака…

– Не болтай глупостей! – строго прикрикнул командир и отвернулся, пряча улыбку. – Знаменитый радист Ми-Ха-Ло пошутил!

…А «знаменитый радист» Ми-Ха-Ло, он же Михаил Лымарь, сидел в своей «радиорубке», как называлась обыкновенная хижина, крытая пальмовыми листьями, и тоскливо посматривал то на часы, то на дверь.

С некоторых пор он потерял спокойствие, и случилось это совсем неожиданно. Его и Париму обстреляли из пулеметов около Гринхауза. Пришлось спасаться бегством: охранники таинственной крепости были прекрасными стрелками и видели ночью не хуже, чем днем. И вот, когда уже удалось выбраться за пределы огня, Парима вывихнула ногу. Пришлось несколько километров нести ее на руках.

Конечно, ничего предосудительного в этом не было – на войне часто приходится таскать на себе раненых и больных. Но когда девушка, чтобы было удобнее ее нести, обвила руками шею Михаила да еще коснулась щекой его щеки, у него почему-то кругом пошла голова, стало так радостно, так хорошо, что захотелось нести эту легонькую девчушку хоть на край света…

Пока заживала нога, Парима лежала в своей хижине, и Михаил часто приходил к ней осведомиться о состоянии здоровья. Позже начала заходить в «радиорубку» она. Темы для разговоров находились; Михаил умело оперировал скромным запасом китайских и английских слов. Этого было вполне достаточно.

Все шло так хорошо… И вот – на тебе! – случилась беда…

Когда впервые удалось «поймать» Москву, Михаил так обрадовался, что схватил Париму на руки и подбросил так высоко, что чуть не пробил кровлю хижины, а затем, – уж совсем нечаянно, – прижал девушку к груди…

Парима обиделась, ясно. Когда Михаил поставил ее на пол, она посмотрела на него сосредоточенно, грустно и тихо сказала:

– Ты, Ми-Ха-Ло, как слон!

При воспоминании об этом у Михаила вспыхнули уши: и впрямь как слон!.. Рад, что силен… Вот и получи!

Он тогда попробовал превратить все в шутку. Назвал Париму макакой, – она ведь ловка и быстра, как обезьянка. А девушка обиделась пуще прежнего и с тех пор не приходит.

И вот сидит теперь Ми-Ха-Ло в своей хижине, слушает, как барабанит ливень по пальмовым листьям кровли, поглядывает с тоской то на дверь, то на часы и вспоминает, вспоминает…

…Извилистая дорога вела его через «римбу» куда-то в сторону от места, где шел бой. Это было очень досадно, но что поделаешь? Михаилу оставалось внимательно присматриваться, чтобы не проглядеть какую-нибудь тропку, идущую в нужном направлении.

Ага!.. Вот какой-то просвет в зарослях!

Михаил пролез в узкую щель между стволами деревьев, преодолел еще некоторое расстояние и плюнул с досады: перед ним стояла сплошная стена высокого и толстого бамбука. Пришлось вернуться назад.

Он осматривал себя, не присосалась ли где-нибудь пиявка, и вдруг заметил, что невдалеке, у поворота тропинки, на мгновение показалась и тотчас же исчезла фигура человека в синем.

– Подождите, пожалуйста! – опасаясь, что человек исчезнет, Лымарь что было мочи побежал по тропинке.

Но и незнакомец бегал неплохо. Имея преимущество в расстоянии и, вероятно, хорошо ориентируясь, он исчез за одним из поворотов, как сквозь землю провалился.

Потерпев неудачу, злой Лымарь сел у обочины тропинки, посматривая по сторонам. Пусть там что угодно, а беглеца он поймает!

Несколько минут было совсем тихо. Но вот справа от себя, очень близко, Лымарь почувствовал движение в кустах.

Он бросился туда. Отклонил ветку… и встретился взглядом с миловидной смуглой девушкой. Их отделяло всего лишь несколько десятков сантиметров.

Она, съежившись, прижав руки к груди, смотрела на него испуганно и тоскливо. Ее глаза были похожи на тернинки, – сизовато-черные, обрамленные густыми ресницами, но с восточным разрезом. Прическа – странная: темные блестящие волосы аккуратно собраны вверху в круглый пучок, неизвестно как скрепленный. Кожа на лице и обнаженных до локтя руках нежная, прекрасного бронзового цвета. Губы свежие, розовые. Красавица!

– Здравствуйте, девушка! – совершенно растерявшись, Лымарь произнес это по-русски. – Не бойтесь меня, я не враг.

А она отодвигалась от него все дальше и дальше, готовая исчезнуть, провалиться сквозь землю, лишь бы не попасть в руки незнакомца.

– Я не сделаю вам ничего плохого… Мне надо в Сингапур… – уже по-английски сказал Лымарь.

Девушка молчала. Тогда он взял ее за руку, вывел на дорожку, посадил. Пленница не сопротивлялась. И эта покорность удивляла и раздражала: разве так можно? Девушка принимает его за врага. Так пусть же будет гордой, непокоренной!.. Или, быть может, она уже поняла, что ей не грозит опасность?

– Девушка, я – Россия! – Лымарь нарисовал на земле острием ножа некоторое подобие географической карты. – Я – моряк. Мне нужно домой. Наш пароход… ну, понимаете… утонул…

Запас английских слов исчерпывался. Девушка, казалось, заинтересовалась рассказом. Она взглянула вопросительно, придвинулась ближе… и схватила пистолет, лежавший на земле.

Но как ни быстро было это движение, Лымарь все же успел перехватить руку девушки и вырвал оружие:

– Э, моя дорогая, нехорошо!.. Я к вам с открытой душой, а вы…

Ему не удалось докончить. Девушка схватила его нож и прыгнула в сторону.

С ее лица сошло выражение обреченности и покорности. Теперь оно было сосредоточенным и решительным. Хрупкая, стройная, она стояла напрягшись, готовая защищать свою жизнь до последнего вздоха.

Михаил улыбнулся: ну что могла сделать эта девочка с ножом против огнестрельного оружия?! Но молодчина!

Несколько секунд длилась пауза. А потом Лымарь взял пистолет за ствол и медленно протянул девушке:

– Возьмите!

Девушка посмотрела на Лымаря с нескрываемым удивлением, но пистолет схватила и тотчас же скомандовала на английском языке:

– Руки вверх!

Он засмеялся и нарочно скрестил руки на груди:

– Послушайте, девушка, давайте без этого. Я слишком устал и умираю с голоду.

– Руки вверх!

– Ну, хорошо, – Лымарь поднял руки. – А теперь что?

Девушка тоже, пожалуй, не знала, что ей делать с пленным. Во всяком случае в ее глазах промелькнула растерянность.

– Девушка, вечер близок! Если вы – партизанка, ведите меня к командиру. Если нет, доведите меня до ближайшего селения. И поймите, прошу: я не англичанин, не американец, а русский. Москва. Понимаете: Москва!

Девушка встрепенулась, как будто даже хотела о чем-то спросить, но затем ее лицо вновь приобрело официальное выражение.

– Вперед!.. Не оглядываться!

И Михаил пошел, мурлыкая себе под нос какую-то песенку. Честное слово, ему нравилось приключение! Лучше идти под конвоем красивой девушки, нежели продираться сквозь мертвые джунгли.

– Быстрее!

Несносная девчонка! Она умеет шагать, не чувствуя усталости! А впрочем, торопиться приходится поневоле – вскоре стемнеет.

Ночь надвинулась почти мгновенно, непроглядная, душная. Метались перед глазами разноцветные светлячки. Тускло поблескивали гнилые стволы погибших деревьев. Но этот свет не рассеивал мрака, а делал его еще более страшным.

– Ну, что же дальше? – Михаил остановился, и девушка наткнулась на него. – Я ничего не вижу.

– Я буду вас вести. Не вздумайте убегать!

Она взяла его за левую руку, приставила пистолет к спине. Скомандовала шепотом:

– Вперед!

– А еще далеко?

Девушка не ответила.

– Моя дорогая, – тихо засмеялся Лымарь. – Лучше я сам буду держать свой пистолет против собственного сердца. Так по крайней мере безопаснее. А то споткнетесь, чего доброго… А я хочу жить.

Он медленно, властно привлек к себе девушку, забрал у нее оружие.

– Не забывайте: у меня остался нож! – сказала она угрожающе.

– Да.

Девушка зашла справа и положила руку Михаила с пистолетом себе на плечо. Конечно, это была наивная предосторожность, но в конечном счете сейчас, когда на этих двух людей в любую минуту мог наброситься какой-нибудь хищник, все остальное отодвигалось на задний план.

Вот так они и шли, почти обнявшись. А «римба» жила своей тревожной ночной жизнью. Неутомимо трещали цикады. Не затихали шорохи в чаще. Прозвучал и оборвался жалобный писк какого-то зверька. Что-то бухнуло глухо – возможно, упало дерево.

Все эти звуки были для Лымаря таинственными и в равной степени угрожающими. Но малайская девушка, которая, вероятно, родилась и выросла в джунглях, тонко различала каждый из них. Она то вынуждала нажимом плеча двигаться быстрее, то задерживалась, прислушиваясь. Зрение у нее было, как у кошки: даже в темноте она видела не только дорогу, а каждую впадину, каждый бугорок.

– Тс-с! – девушка прижалась к Лымарю и шепотом произнесла какое-то слово, вероятно, по-малайски. – Стрелять!.. Приготовьтесь! – добавила она по-английски.

Лымарь насторожился, но не услышал ничего.

– Быстрее!.. Сюда… сюда… – девушка бросилась назад, потянула его в сторону. – Лезьте!.. Вверх!

Куда вверх – шут его знает!.. Руки Лымаря наталкивались на сплошное сплетение веток. А девушка уже взобралась на дерево, перегнувшееся аркой над тропкой, и тянула за собой Михаила. Наконец вскарабкался и он.

Лишь теперь он понял причину тревоги: невдалеке от них на тропке раздалось хищное рычание.

– Лев?.. Тигр?

Девушка нащупала его лицо и закрыла ему рот маленькой теплой ладонью. Она прижалась к нему при этом, и он услышал, как бьется ее сердце.

В «римбе» происходила драма. С бешеным топотом, тяжело дыша, промчались какие-то большие животные За ними – помельче, если судить по звонкому перестуку копыт. А потом кто-то закричал, да так, что у Лымаря мороз пробежал по спине.

Что мог бы сделать человек сейчас, в такой темноте, что хоть глаз выколи? Эти два или три метра над землей для хищника ничто.

Но, прижимая к себе маленькую храбрую девушку, Лымарь все равно готовился к бою. И девушка, которая, возможно, сумела бы защитить себя не хуже, чем он, уже не испытывая страха, прильнула к мужчине, которому испокон веков надлежало быть и более храбрым, и более сильным.

Утих шум. Настала тишина. Вновь с тихим свистом «ти-ти-дю» промчалась, хлопая крыльями, ночная ласточка. А двое людей все еще сидели на толстенной ветке дерева, не решаясь продолжать свой опасный путь.

– Как вас зовут, девушка? – шепотом спросил Михаил.

– Парима… – она помолчала и подняла голову с его груди. – А вас?.. Вы действительно русский?

– Да, русский. Вернее, украинец. Михайло Лымарь, – ответил он по-украински.

– Ми-Хау-Ло-Ли-Мау… – девушка запнулась и очень серьезно прошептала: – Какое длинное, какое сложное имя!

– Ми-хай-ло! – повторил он еще раз. Но для Паримы и это было слишком сложно. Пришлось согласиться на Ми-Ха-Ло.

…Вот так и познакомился Михаил Лымарь с малайской партизанкой Паримой.

Как выяснилось позже, Парима в тот день возвращалась из дальней разведки. Лымаря она встретила невдалеке от партизанской базы, но повести его туда побоялась и решила добраться до ближайшего селения. Ночь настала неожиданно быстро, вот и пришлось им заночевать в «римбе».

Парима в прошлом была «ми-цай». Так называют в Малайе девочек, проданных обнищавшими родителями для услужения в богатые семьи. Ей повезло: она не претерпела горькой участи всех «ми-цай», достигающих девичьего возраста. Ее хозяин сбежал, когда началась война с Японией, и с того времени Парима выполняла в партизанском отряде ответственную и опасную работу разведчицы.

Именно Парима и стала для Лымаря проводником, переводчиком, ближайшим другом. А когда выяснилось, что в связи с объявлением в Сингапуре осадного положения пробраться туда нельзя, она предложила Михаилу наладить радиосвязь в партизанском отряде.

Милая, хорошая девушка!

Лишь теперь Михаил понял, что не там, не под стенами Гринхауза, полюбил он Париму. И не там, на тропке в «римбе». Это происходило день за днем, постепенно, незаметно… И вот уже нет сил противиться чувствам… О, если бы только Парима пришла сюда! Он подхватил бы ее на руки, зацеловал бы!..

Он сидел, закрыв глаза, прислушивался к глухому говору дождя, не зная, что уже давно на пороге его хижины, обхватив колени руками, сидит любимая девушка и смотрит на него счастливым и печальным взглядом.

– Ми-Ха-Ло… – Парима произнесла это так тихо, что сама еле услышала за шумом дождя. – Ты на меня не сердишься, Ми-Ха-Ло?

А ему казалось: мерещится.

– Почему ты вздыхаешь, Ми-Ха-Ло?.. Ведь я не нарочно…

Он открыл глаза. Заморгал растерянно. А затем, – куда и девалась решительность! – подошел к девушке, сел рядом, спросил тихо:

– Так ты не сердишься, что я тебя подбросил так высоко?

Она посмотрела на него с удивлением:

– Нет, нет! Это было чудесно!

– Чудесно?! – Михаил вскочил сияющий, полный силы и счастья. – А еще хочешь?

– Хочу… – Парима доверчиво, как ребенок, протянула к нему руки. А он, чувствуя, что способен сейчас гору сдвинуть с места, схватил девушку и подбросил так, что ее локоть, ударившись о крышу, пробил пальмовые листья. Но это, вероятно, было не больно, так как Парима, упав в объятия Лымаря, лишь радостно смеялась.

И струя дождя, хлестнувшая их сквозь образовавшееся в кровле отверстие, не была неприятной: Михаил покрепче прижал к себе девушку, защищая ее собственным телом.

Он выпустил Париму из объятий лишь когда к радиостанции начала добираться вода.

– Давай быстрее плащ!

– Ах, Ми-Ха-Ло, милый… – Парима вспомнила о поручении. – Я совсем забыла: немедленно беги к командиру. Шифровка из Гринхауза, от Чена-старшего… А русского инженера зовут… Чеклоу. Да, мистер Чеклоу…

– Погоди, погоди… – что-то очень знакомое послышалось Лымарю в этом имени. – Чеклоф… Нет, это не по-русски… Чеклов. Шеклов…

Он умолк пораженный и вдруг выкрикнул:

– Щеглов?!.. Инженер Щеглов?.. Но как он здесь очутился?

А потом, – Парима даже не поняла, как это случилось, – Ми-Ха-Ло поцеловал ее прямо в губы и выскочил из хижины.

– Чеклоу… Шеклоу… – машинально шептала она, прижимая руки к груди.

Она улыбалась радостно и растерянно: теперь ей стало ясно, почему любимому не понравилось имя «Слон». Слон – мудрый, сильный, но медлительный, вялый. А Ми-Ха-Ло как огонь. Его надо назвать «Пламенный Слон». И не по-английски, а по-малайски…

…Здесь, в хижине, носившей почетное звание «радиорубки», сейчас рождалось новое, благозвучное имя. Его трудно перевести на наш язык, но оно понравилось позже многим малайским матерям.

И это имя с грустью, с гордостью, с любовью еще долго повторяла смуглая девушка Парима. Повторяла до тех пор, пока…

Но об этом – позже.