Онлайн чтение книги Волны над нами
Глава 16

К нам на станцию приезжала группа подводных спортсменов, кочевавших по Крыму. Это опытные подводники, по сравнению с которыми мы были просто зелеными новичками. У них было самое богатое снаряжение, какое может только присниться начинающему подводнику. Прекрасные маски и ружья, большой бокс для подводных съемок и настоящие акваланги. Мотор «Победы» давал им возможность накачивать воздух в баллоны. Мы с Виталием смотрели на них с завистью, но, памятуя обещание дать и нам возможность поплавать с аквалангом, терпеливо ждали наступления счастливого часа. К сожалению, ничего из этого не вышло. Подводники вынуждены были спешно уехать в Москву, так и не выполнив своего обещания. Мы с Виталием мужественно перенесли удар судьбы, и за это она послала нам дядю Федю.

Группа кинохроники состояла из трех человек: оператора Федора Александровича и двух Валей, черненького и беленького. Оба Вали были студенты, отличные пловцы-подводники, выполнявшие при Федоре Александровиче, которого они почтительно именовали дядей Федей, роль помощников оператора, как известно, включающую необыкновенно широкий круг обязанностей.

Кроме киноаппаратуры, солидной профессиональной аппаратуры, у них были акваланг и запас сжатого воздуха В транспортном баллоне. Киногруппа поселилась на старом катере «Карадаг», стоящем на гальке причала. Там были тесные, но уютные каюты, предельная близость моря и полная независимость.

Темнеть теперь стало значительно раньше, и с наступлением сумерек к нам на огонек ежевечерне собирался народ. Мы выпивали за вечер три-четыре чайника крепчайшего чая, который совершенно артистически заваривал дядя Федя, прибегая к таким тонкостям и ухищрениям, что душистый напиток по внешнему виду скорее напоминал деготь. Дядя Федя был душой наших посиделок. Съемки под водой он начал еще в те далекие времена, когда считалось, что, кроме особо отобранных специалистов, водолазов, никто не может перешагнуть заветный порог подводного мира. Дядя Федя обладал превосходной памятью, и рассказчик он был великолепный. Мы с наслаждением слушали его бесконечные рассказы о всяких подводных и надводных происшествиях, начиная с истории о розысках знаменитого «Черного Принца» и кончая красочными описаниями приключений оператора в азиатских степях и пустынях.

Киногруппа приехала на Карадаг в поисках прозрачной воды. Они провели перед этим некоторое время в Керченском проливе, где группа археологов под руководством профессора Блаватского вела под водой археологические розыски. Условия для подводных съемок, по рассказам членов киногруппы, были там совершенно неприемлемые. Видимость не более метра, и снимать в таких условиях было, мягко выражаясь, неразумно. И вот они прикатили к нам, наслышавшись рассказов о прозрачной воде карадагского района. Но время было выбрано неудачно. Мутные валы, поднимавшие белые взрывы пены у прибрежных камней, очень мало походили на прозрачную глубину, о которой мечтали наши кинодеятели. Надо было выждать, пока успокоится море. И они коротали время за обычным занятием всех людей, обладающих какими-нибудь механизмами, то есть разбирали и вновь собирали все то, что могло быть разобрано и развинчено, а в промежутках жаловались на погоду.

Ветер прекратился только через несколько дней. Моторная шлюпка биостанции, перегруженная до предела тяжелой аппаратурой и людьми, доставила нас в Сердоликовую бухту. Мы с Виталием особенно настойчиво рекомендовали дяде Феде этот район для его съемок. Там разнообразный и красивый пейзаж и наиболее прозрачная вода.

Было не более девяти часов утра, когда мы высадились на пустынном берегу. День выдался тихий и жаркий, вода была прозрачная и теплая. Иван Анкудинович предупредил нас накануне, что часам к 12 за нами зайдет «Вяземский», работающий в море «на стометровке», то есть где-то очень далеко от берега.

Дядя Федя не желал терять ни минуты. Он сразу же начал съемки, выбирая самые живописные скалы и заставляя проплывать перед объективом своих помощников (которых у него теперь было четверо), нырять, появляться из-за скалы и т. д. Когда появились кефали, дядя Федя стал снимать рыб, а мы изображали фон, барахтаясь на заднем плане. Потом аппарат перешел к нам, а замерзший дядя Федя грелся на берегу. Я с нетерпением ждала, когда в дело пойдет акваланг. Он лежал в тени у скалы и притягивал меня, как магнит. На мое счастье, в киноаппарате что-то заело, и все уселись на берегу в кружок, чтобы заняться любимым делом — разобрать аппарат на составные части. Расстелили брезент и, достав отвертки, накинулись на аппарат, выуживая из него какие-то шестеренки и пружины.

Было уже около часа дня, и каждую минуту можно было ожидать появления судна. Я больше всего этого боялась. Неизвестно, как будет с погодой, какие планы возникнут в беспокойном уме дяди Феди, и смогу ли я вообще в этом году поплавать с аквалангом?! Дядя Федя понял мои мучения. Валя беленький по его поручению объяснил мне на скорую руку правила поведения аквалангиста под водой. Кое-что я, разумеется, знала (правда, чисто теоретически), прочитав массу литературы по подводному спорту. Когда Валя надел на меня акваланг, я от неожиданной тяжести чуть не потеряла равновесия. Еще немного, и я опрокинулась бы навзничь. Кто бы мог подумать, что какие-то 24 килограмма могут потянуть меня назад с такой силой? Правда, под ногами у меня была скользкая круглая галька в кулак величиной, по которой и без дополнительной тяжести за спиной ходить неудобно.

В воду меня свели торжественно, поддерживая под руки, как архиерея. В воде акваланг потерял вес, я перестала совершенно ощущать его тяжесть, даже, наоборот, он придавал мне чуть больше плавучести, чем нужно. Валя беленький проплыл за мной вслед десятка полтора метров и, успокоенный уверенностью, с которой я постепенно, следуя наклону дна, уходила все глубже, повернул обратно к берегу.

Я плыла, все еще не переставая изумляться той легкости, с которой можно было дышать. С каждым вдохом я невольно ожидала, что мне в легкие хлынет едкая морская вода, и каждый вдох казался мне чудом. Понемногу я привыкла к тому, что свежая струя воздуха, чуть пахнущего резиной, свободно поступает из загубника. Немного глубже появилось неприятное ощущение в ушах. Я поддула немного воздуха в уши и сглотнула, как меня учил Валя. Неприятное ощущение сразу исчезло. Я то всплывала немного, то опускалась к самому дну в величайшем восхищении от нового чувства свободы и легкости парения. Можно было почти неподвижно повиснуть в воде у самого дна, что было мне недоступно без акваланга, потому что, как я уже говорила, обычно вода выбрасывала меня сейчас же на поверхность. Единственно, что было несколько утеряно, это та полнейшая легкость и быстрота поворотов, к которой я привыкла, плавая в маске. Выяснилось, например, что нельзя опускаться вниз совершенно перпендикулярно. Один удар легочным автоматом по затылку научил меня на всю жизнь этой немудрой истине. Когда прошел первый восторг и стало казаться естественным, что под водой можно дышать, я уселась на вершине камня метрах в восьми от поверхности и начала смотреть на рыб.

С каждым выдохом над мной поднимался рой воздушных пузырей, улетавших кверху с легким звоном. Пузыри имели форму купола медузы или шляпки гриба: округлые сверху и вжатые внутрь снизу.

Боясь отпугнуть рыб, я старалась выдыхать воздух небольшими порциями. Но стайка хамсы, проходившая довольно близко, никак не реагировала на фонтан воздушных пузырей. Следовательно, можно было не беспокоиться на этот счет. Единственно, что было не совсем удобно, это некоторая излишняя положительная плавучесть; приходилось слегка придерживаться руками за водоросли, чтобы не всплывать понемногу над камнем. Если бы я не отказалась от свинцового пояса, в этом не было бы необходимости.

Наконец-то я получила возможность смотреть спокойно на моих подводных приятелей. И не сверху или в лучшем случае находясь на одном с ними уровне в течение нескольких десятков секунд, а сидя спокойно в самом их царстве.

Сидящий под водой человек, видимо, не вызывает и половины той настороженности, которую проявляют крупные рыбы при виде плывущего человека, особенно, если он движется в их направлении.

Кефали очень спокойно прошли мимо, совершенно не замечая постороннее существо, глядевшее на них через овальное стекло маски. Боязливая рулена в нескольких шагах от меня грызла митилястеров. На ее толстых губах повисли осколки раковины, как шелуха подсолнушков. Я молила морских богов послать мне горбыля, зубариков или ската, но вместо них появился каменный окунек и стал медленно пробираться в расщелину скалы.

Я решила плыть дальше, но в следующий момент у меня сразу вылетели из головы все рыбы Черного моря и глаза полезли на лоб. Я вдохнула, а воздуха не было… попыталась высосать из загубника хоть маленький глоточек воздуха, но на дальнейшие эксперименты уже не было времени. Взвиваюсь кверху и только на полдороге вспоминаю, что мне велели всплывать со скоростью пузырьков выдыхаемого воздуха. Поскольку выдыхать было нечего, то пришлось просто подняться наверх.

Я не без радости сообразила, что если бы не три месяца ежедневной тренировки в нырянии, мне пришлось бы значительно труднее. Теперь мне понятно, как глупо я вела себя, плывя к берегу. Вместо того чтобы погрузить в воду тяжелые баллоны и спокойно плыть, не чувствуя их тяжести, я почему-то старалась максимально выставить их из воды. Конечно, они меня притапливали и лишали свободы движений. Хорошо еще, что до берега было недалеко. Это происшествие заставило меня по-настоящему понять, как важно иметь с собой дыхательную трубку. Благодаря ей я могла спокойно дышать, даже в моменты, когда волны накрывали меня с головой, а баллоны давили на спину.

В одной из книг, которую я читала до отъезда на море, было сказано, что дыхательную трубку можно отнести к разряду тех вещей, которые могут долго вам не понадобиться, но если необходимость в ней появится тогда, когда ее у вас не будет, вам она больше уже никогда не понадобится. Мрачная шутка, безусловно, соответствующая истине. В бурную погоду или на большое расстояние проплыть с пустым или поврежденным аквалангом, не имея дыхательной трубки, дело нелегкое.

Мои приятели все еще сидели вокруг разобранных деталей кинокамеры. Сообщение, что акваланг отказал, не вызвало вопросов со стороны этих занятых людей. Рассказывать же им, как я позорно боролась с тяжестью баллонов на обратном пути, было неразумно: в другой раз, чего доброго, не дадут акваланг. Я только поинтересовалась, нет ли возможности поправить аппарат. Виталий смотрел на меня с ненавистью и отвечал коротко и сухо. Я понимала его переживания и не обижалась, хотя была совершенно не виновата в поломке акваланга.

Вообще настроение у всех несколько увяло. «Вяземский» опаздывал уже на два часа, и сколько мы ни напрягали слух, не слышали знакомого рокота его моторов. Только все усиливающийся ветер и волны шумели у пустынного берега. Зная, что к обеду будем дома, мы не побеспокоились захватить хотя бы кусок хлеба.

Для нас, вкусивших неожиданные сюрпризы, подносимые иной раз морем, это было непростительным легкомыслием. Дядя Федя и я страдали еще больше, чем остальные, — у нас кончились сигареты и последняя, по-братски раскуренная по полам, оставила после себя только кучку пепла. Мы терза лись, как терзаются курильщики во всем мире, пока мне не пришла блестящая идея пройти вдоль отвесных скал берега. Первый раз в жизни мусор на берегу не вызвал у меня взрыва возмущения против оставивших его нерях. Среди яичной шелухи и пакетов с сальными пятнами я нашла раздавлен ную папиросу. Козья ножка из клочка газеты вернула нам С дядей Федей на несколько минут хорошее настроение. Однако есть хотелось все сильнее.

Оба Вали продолжали возиться с аквалангом и пришли к заключению, что его можно легко починить по возвращении домой. Я боялась смотреть на мрачную физиономию Виталия. Чтобы немного разрядить атмосферу, решила пошутить и начала рассказывать во всех подробностях, как пахнет жареный гусь, как золотистая корочка, блестящая от жира, похрустывает на зубах и т. д. Сначала все посмеивались и прибавляли пропущенные мной детали, потом замолчали и отошли подальше. Виталий решительно вынул нож и полез за пателлами на мокрые утесы. Я с горя решила набрать мидий, развести костер и хотя бы немного утолить голод.

Как нарочно, мидии попадались все мелкие, да и мало их было на такую большую голодную компанию. А кроме того, кто-то пожег недавно весь запас плавника на берегу, и нам остались только головешки.

Мрачная и замерзшая, я вылезла на берег с горстью мидий, но все категорически отказались их употреблять в сыром виде. Виталий принес пателл. По его словам, от сырых моллюсков начинает немного подташнивать и есть больше не хочется. Никто не решился прибегнуть к этому крайнему средству. Время от времени мы пили воду, подставляя ладони под струйки ее, стекавшие небольшим водопадом по береговой стене.

Тени от скал протянули холодные пальцы по всей бухте. Мы двигались вместе с тенями, ловя последние лучи солнца. Ветер тоже не становился теплее. Было уже около шести часов вечера, а фелюга все не шла. Усталые, голодные и озябшие члены экспедиции сидели молча, прислушиваясь к шуму моря и завываниям ветра. Если бы не было тяжелой аппаратуры, мы могли бы пройти по трудному пути вдоль ущелья Гяур-Бах. Но даже налегке такой путь потребовал бы у нас и предельного напряжения и много времени. А уже начинались сумерки. И в тот момент, когда Виталий мужественно вызвался, как он сказал, «сбегать на биостанцию», то есть пробраться ущельем к южному перевалу и спуститься на станцию, чтобы прислать шлюпку, послышалось знакомое тарахтение мотора. Виталий горошком скатился с выступа Плойчатого мыса, на который он уже вскарабкался, приводя в исполнение задуманный план нашего спасения.

Как нам объяснили, «Вяземский» задержался на работе в открытом море и только теперь смог за нами зайти. Моторист был на «Вяземском», поэтому некому пройти за нами и на шлюпке. В общем виноваты мы сами: если бы захватили еду и теплые вещи, все бы обошлось. В тот вечер мы с Виталием принесли торжественную клятву: уходя на море, даже в район Кузьмича, брать с собой кусок хлеба. Это разумное решение я неуклонно выполняла и на следующий год. Еще не было случая, чтоб взятую еду пришлось нести обратно домой.

Киногруппа понемногу продолжала работать, сетуя на поздний приезд. Действительно, ведь уже прошла половина сентября. Ветры стали значительно холоднее. Солнце печет временами совсем как летом, и лежа на горячей гальке начинаешь забывать, что уже осень совсем рядом. И вдруг из-за скалы потянет холодный сквознячок совсем не летнего характера. Вечера стали настолько прохладными, что мы на ночь уже закрываем двери нашей комнаты.

В эти дни нам с Виталием, наконец, удалось подобраться к дельфинам. Их стаи регулярно появлялись у берегов, но когда мы их видели, обычно было уже поздно плыть им навстречу: пока мы проплывали треть расстояния, дельфины успевали уйти так далеко, что не было смысла за ними гнаться. В стаях было, как правило, три-пять штук этих интереснейших зверей.

Глядя на их черные блестящие тела с мясистым треугольником спинного плавника, описывающие грациозную кривую прежде чем вновь погрузиться в воду, легко было представить себе, как ловко и красиво они должны двигаться под водой. Наша встреча произошла совершенно случайно.

Мы были метрах в трехстах от берега, когда Виталий закричал что-то и показал рукой в сторону открытого моря. Совсем недалеко от нас из воды выскользнула знакомая черная спина, потом вторая. Мы кинулись к ним, стараясь развить максимальную скорость и по возможности не очень шуметь. То ныряя и вглядываясь в глубь воды, то оглядывая поверхность, мы правильно выбрали направление.

Вдруг я увидела в мутноватом тумане воды большое темное, замечательно обтекаемое тело, легко скользнувшее в глубину. Брызги серебристых рыбешек рассыпались перед носом дельфина. Второй дельфин прошел еще ближе, со скоростью торпеды рассекая воду. Движения их были настолько свободны и быстры, силуэты так красивы, что я желаю всем подводным спортсменам хотя бы раз в жизни встретить дель финов под водой, пусть даже на тот короткий миг, который выпал на нашу долю.

К сожалению, дельфины скрылись с такой же быстротой, с которой они появились рядом с нами. Все попытки их догнать были бы просто смешны.

Позже, уже на берегу, Виталий рассказал, что слышал писк дельфинов. Я, сознаюсь, ничего не слыхала, но ни на минуту не усомнилась в его рассказе, так как это вполне соответствовало сведениям об интереснейших повадках дельфинов, наблюдаемых работавшими с ними учеными.

Дельфины относятся к отряду китообразных. Как и киты, они принадлежат к самому высокоорганизованному классу животных — классу млекопитающих. В результате длительного процесса приспособления к обитанию в водной среде китообразные приобрели внешнее сходство с рыбами, сохранив, однако, характерные черты млекопитающих животных. Вся жизнь китообразных протекает в воде. Дельфины дышат атмосферным воздухом! Их большие, снабженные сильной мускулатурой легкие дают возможность долгое время (до шести-семи минут) оставаться под водой; отработанный воздух выдувается из легких мощным сокращением мышц и эластических тканей. Размножение дельфинов происходит ежегодно, причем самка приносит одного совершенно развитого детеныша. Роды происходят в воде, но в тот самый момент, когда обрывается пуповина, связывающая мать с детенышем, он устремляется на поверхность, чтобы сделать свой первый вдох. Если он слишком слаб, то мать и другие дельфины из стаи выносят детеныша на поверхность. Наблюдались случаи, когда самка дельфина рожала детеныша, практически выбрасывая его в воздух сильным движением всего тела. Падая в воду, детеныш успевал сделать первый вдох. До четырех месяцев самка кормит детеныша молоком. У дельфиненка нет мягких губ, которыми он мог бы присосаться к соску матери. Как у многих других детенышей млекопитающих, эту роль выполняет у него язык. Охватывая сосок языком, сложенным в виде желобка, детеныш получает струю молока, которая вбрызгивается ему в рот сильным сокращением мускулатуры молочной железы. Так как дыхательная система у дельфинов полностью изолирована от пищеварительной, детеныш может кормиться под водой. Постепенно детеныш переходит на питание рыбой, гоняясь за ней вместе со взрослыми дельфинами. Питаются дельфины преимущественно мелкой рыбой. Вот те сведения, которые может дать любой учебник. Но сколько интересного скрывается за этими сухими фразами!

Млекопитающие с телом рыбы, с повадками типичного жителя водной среды и хорошо развитым мозгом, дельфины всегда меня интересовали. Этот интерес особенно возрос после того, как я прочитала книгу о наблюдениях за дельфинами в громадных аквариумах во Флориде, где они не только свободно плавали и играли, но даже размножались. Это были дельфины-афалины, тот же самый вид, который встречается у берегов Черного моря и представителей которого мы видели с Виталием в тот день.

В большом бассейне аквариума афалины вели себя совершенно непринужденно. Они хорошо ели и спали, подолгу играли друг с другом и с другими животными, вынужденными принимать участие в игре против воли. Особенно веселилась молодежь, готовая на всякие проделки; то они носились по бассейну, играя с пером пеликана; то один из них, схватив это перо в зубы, плыл в дальний угол бассейна, где из трубы вырывалась сильная струя воды, и там бросал перо в поток, пока оно не отплывало на некоторое расстояние. Тогда дельфин кидался в погоню за пером, стараясь схватить его раньше, чем его товарищи, с нетерпением ожидавшие приближения игрушки.

Другой дельфин выбирал большой кусок кальмара и нырял с ним на дно. Там среди искусственных скал в гроте жила крупная рыба, большая любительница кальмаров, как и многие другие обитатели моря. Дельфин бросал кальмара у самого входа в грот и, отплыв подальше, терпеливо ждал. Как только рыба бросалась на приманку, дельфин кидался тоже и выхватывал кальмара перед самым носом изумленной рыбы. То же самое он проделывал со стайками мелкой хищ ной рыбы, которым бросал кусочки скумбрии. В тот момент, когда стайка окружала скумбрию, дельфин налетал на рыбе шек и разгонял их в стороны. Еще несколько молодых дель финов избрали объектом игры большую морскую черепаху, которая вовсе не желала принимать участие в забавах легко мысленных зверей. Стоило ей подняться в толщу воды, как на нее налетал ближайший дельфин и сверху ударял своим животом.

Черепаха невольно погружалась глубже. Следующий дельфин загонял ее таким же ударом еще глубже, пока ей ничего больше не оставалось, как лечь на дно и вобратьпод панцирь голову и лапы. Тогда дельфины отплывали, весьма довольные весело проведенным временем.

Один из молодых дельфинов изобрел новую игру с гро мадной, весящей сто двадцать килограммов морской черепахой. Он подсовывал свое рыло под край панциря и пробовал перевернуть ее на спину. Это была нелегкая работа, и скоро над черепахой трудились уже два дельфина. Игра, собственно, в этом и заключалась, потому что, перевернув черепаху, дель фины ждали, когда она опять займет прежнее положение и повторяли все сначала. С более мелкими черепахами дель фин играл иначе: он рылом подгонял черепаху к поверхности воды, а потом заставлял ее изображать акваплан, подталки вая сзади и развивая вместе с ней довольно большую скорость, Черепахи относились резко отрицательно ко всем проделкам дельфинов и принимали в них только пассивное участие. Дру гое дело, когда дельфины обнаружили, что с ними охотно играют люди.

Началось с того, что дельфины стали выбрасывать на аквариума различные уроненные в воду предметы. Если их не было, дельфины кидали раковины, камешки или объедки от собственных обедов.

Однажды какой-то посетитель, решив подшутить, бросил в воду большую рыбью голову не первой свежести, лежавшую рядом с аквариумом, и в следующее мгновение получил её обратно, прямо в физиономию.

Другой раз фотограф уронил бленду от камеры и считал ее потерянной, но через несколько минут получил ее с кончика дельфиньего рыла. Даже мелкие монеты подхватывались и возвращались на сушу.

Тогда дельфинам дали различные игрушки, разноцветные диски из пластмассы, надутые небольшие камеры и мячи. С камерой дельфины играли бесконечно, выдумывая самые разнообразные трюки. То они балансировали ею на кончике рыла, подбрасывая временами в воздух и вновь ловя носом, то выбрасывали камеру из бассейна и ждали, пока собравшиеся зрители бросят ее обратно. В этих случаях дельфин отплывал от стенки аквариума, не сводя глаз с той группы людей, которая подхватила камеру, и ловко ловил, когда ее бросали с довольно большого расстояния. Этот же дельфин проводил долгие часы, засовывая камеру под различные предметы на дне, под камни и даже под черепах. Ему нравилось, что надутая воздухом камера рано или поздно все равно всплывает на поверхность.

Все это навело ученых на мысль начать дрессировку дельфинов, и в 1949 году впервые с дельфинами начал работать профессиональный дрессировщик. Ему никогда еще не приходилось иметь дело с этими животными. Обучая дельфина Флиппи, дрессировщик Фрон учился сам. Его работу наблюдала группа ученых. Одновременно производилась киносъемка.

Оказалось, что дельфин сам необыкновенно охотно занимался с дрессировщиком, быстро усваивая то, что ему казалось веселой игрой. Но никаких методов принуждения применять было нельзя.

При первой же попытке наказать Флиппи, он на несколько дней вообще отказался работать. Применялся только метод поощрения: похлопывание по спине и прикармливание вкусными кусочками самой любимой рыбы или кальмаров. Команды подавались жестами и словами.

Работа с Флиппи продолжалась три года. В результате дельфин научился очень сложным трюкам, которые он охотно демонстрировал по требованию дрессировщика. Я не буду перечислять все, чему научили Флиппи, но некоторые его номера нельзя не упомянуть. Например, на высоте трех метров над водой вешали колокольчик на штанге. По команде дрессировщика «позвони в колокол» он отплывал на дальний конец бассейна и, примерившись, начинал разбег. На определенном расстоянии от штанги Флиппи выпрыгивал из воды и хватал зубами за веревочку колокола. Он промахивался крайне редко, но если это происходило, выражал свое недовольство громким писком и уже без всякой команды повторял трюк, пока он ему не удавался. Тогда Флиппи отправлялся к дрессировщику за наградой. С большим энтузиазмом Флиппи прыгал через висящий над водой обруч, затянутый бумагой, играл в мяч и т. д. Венцом его дрессировки было буксирование доски, на которой находились человек и приятель Флиппи — собака.

Общаясь все время с людьми и большую часть дня вертясь у поверхности воды под солнцем, Флиппи сильно сжег себе кожу на морде. По команде дрессировщика он улегся в парусиновые носилки, которые слегка приподняли над водой, и Флиппи смазали вазелином. Немного позже служитель обнаружил, что на мостках у воды стоит собака и облизывает вазелин с головы Флиппи, которому, видимо, эта процедура была весьма приятна, так как он, подплыв к мосткам, подставлял собаке самые сожженные места кожи. Но когда в дальнейшем начали дрессировку других дельфинов, выяснилось, что Флиппи был одним из самых тупых и неодаренных учеников. Молодой дельфин Сплаш за несколько месяцев усвоил трюки, которые и не снились Флиппи. Он научился заливать струей воды изо рта небольшой костер, разложенный на металлической платформе у поверхности воды. Так же быстро его научили спасать тонущего человека, которого изображала кукла; закидывать мяч в баскетбольную сетку; отбивать рылом мяч, брошенный с другого конца бассейна, и т. д., не говоря уже о всех трюках Флиппи, которые Сплаш усвоил с большой быстротой.

Очень интересно, что все действия в стае дельфинов сопровождаются «разговором», если так можно назвать свисты и писки различной силы и высоты звука. Ими дельфины выражают недовольство, беспокойство и страх, радость и веселье. Записи этих звуков на пленку изучаются учеными. Неоднократно наблюдались случаи взаимопомощи дельфинов, когда один из них попадает в беду.

Дельфины и акулы прирожденные враги. Во время родов в аквариуме дельфины окружили самку тесным кольцом и отгоняли от нее акул. Так же дружно дельфины нападают всей стаей на акул, защищая от них раненых товарищей. Но эти случаи наблюдались уже не в аквариумах, а на воле.

Иногда приходится слышать нелепые истории о том, как дельфины пытались потопить купающихся или даже пропороть им живот спинным плавником. Что касается пропарывания живота, то это мог придумать человек, видавший дельфинов на расстоянии не менее ста метров. Как можно пропороть живот мягким треугольником из сала и кожи, совсем непонятно. Что же касается нападения на людей, с тем чтобы их утопить или искусать, как иногда рассказывают «свидетели» таких происшествий, то известен единственный совершенно достоверный случай, когда молодой дельфин шел на расстоянии метра или полутора от плывущего человека и сопровождал его до тех пор, пока не подошла лодка, вызванная криками перепуганного пловца. Из этого были созданы десятки историй, которые происходили, как правило, «с одним знакомым» рассказчика. Большая часть этих рассказов проверялась тщательным опросом свидетелей и в результате всегда выяснялось, что «очевидец» сам передает слышанное от других. Можно с уверенностью утверждать, что ни одного конкретного случая нападения дельфинов на людей еще не зарегистрировано. А панические крики купающихся, увидевших недалеко от себя плывущих дельфинов, еще не служат доказательством нападения.

В Черном море живут три вида дельфинов: белобочка, морская свинья (азовка, или пыхтун) и афалин.

Дельфин-белобочка — обитатель открытого моря. Однако в некоторые месяцы его стаи встречаются в прибрежных районах, куда они подходят в поисках пищи. Но белобочка избегает мутных или мелких вод и никогда не подходит так близко к берегу, как афалин или морская свинья.

Питается белобочка мелкой рыбой, причем в рационе этого дельфина большое значение имеют пелагические морские иглы, хамса и шпрота.

В два года дельфин уже становится взрослым и начинает размножаться. К этому времени он достигает 170–200 сантиметров и 50–60 килограммов веса. Живет дельфин около двадцати лет.

Окраска дельфина-белобочки очень характерна. Спина и верхняя часть головы у него черная, окаймленная серым. Белоснежные бока и брюхо пересечены диагональной темной полоской. По блеску белых пятен и высоким прыжкам этого дельфина еще издали можно отличить от афалина и морской свиньи. Веселые стаи белобочек часто сопровождают суда; дельфины кувыркаются, как клоуны, в прозрачной воде. Белобочка способна развивать большую скорость, до 45–50 километров в час.

Морская свинья — самая маленькая из дельфинов Черного моря. Размеры его не более 180 сантиметров. Он отличается от остальных дельфинов своей тупорылостью. У него нет вытянутых в виде клюва челюстей, как у белобочки или афалина.

Морская свинья обитает в южной части Азовского моря, в Керченском проливе и прилегающих к нему мелководных районах Черного моря. Здесь она проводит теплую часть года, отходя на зимовку к прибрежным водам Кавказа и Крыма. Этот дельфин — типичный обитатель прибрежных областей. Он питается мелкими донными и придонными рыбами, главным образом бычками, а весной и осенью часть его рациона составляют хамса и атерина.

Окрашена морская свинья в аспидно-черный цвет с белым или серым брюхом. Среди них иногда встречаются полные или частичные альбиносы (животные чисто белые или с преобладанием белого цвета).

Мне рассказал рыбак с Азовского моря, как однажды, вынимая поставленные сети, он обратил внимание, что у самых сетей ныряет дельфин. Рыбак решил, было, что это грабитель, ворующий у него рыбу. Когда сети подняли, там оказался дельфиненок, еще живой, но уже порядком хлебнувший воды. Его мать вынырнула совсем рядом с лодкой и пошла вслед за ней, когда рыбаки отправились к берегу. В конце концов им стало жалко мать, и детеныша, уже пришедшего в себя, осторожно спустили в воду. Мать кинулась к нему и сейчас же увела подальше от опасного соседства. Другие рыбаки рассказывали, что они нередко наблюдали случаи, когда взрослые дельфины до последнего момента оставались около своего товарища, попавшего в беду.

Третий, самый крупный дельфин Черного моря — афалин. Он достигает иногда более трех метров, экземпляры в два с половиной метра считаются обычными.

По внешнему виду афалин похож на белобочку, но черный цвет спины у него постепенно переходит в светлый на брюхе, без резкой границы. Встречается афалин вдоль узкой прибрежной полосы. Он питается донными и придонными рыбами: камбалой, пикшей, скатами, барабулей и т. д.

Для содержания в неволе наиболее пригодными оказались именно афалины, легко избегающие столкновений с дном или стенками бассейна в отличие от пелагических дельфинов, которые быстро погибают, разбиваясь о стенки.

О том, какие интересные наблюдения проводились над афалинами, я уже говорила. К сожалению, краткий пересказ не дает полного впечатления об интересной работе, проведенной по изучению повадок этого дельфина. Можно предполагать, что все эти наблюдения относятся в какой-то степени и ко всем дельфинам вообще.

Завтра мы уезжаем.

Уже забиты ящики с оборудованием, собранный материал подготовлен к перевозке в Москву.

Последний раз я иду к Кузьмичову камню. Проплываю знакомый до мельчайших подробностей путь к стене Левинсона-Лессинга. Мне начинает казаться, что встречаемые рыбы имеют что-то знакомое «в лице» и что мы виделись раньше. Это с известной натяжкой может относиться к некоторым из них, более оседлым, вроде собачек или рулен, но кефали, прошедшие передо мной на прощание целым парадом, конечно совсем не те, что были месяц назад. Все укромные уголки полны воспоминаний: здесь я встретила ската и смотрела, как он рылся под скалой, здесь я нашла особенно красивый агат, а вот в этом гроте мне встретился темный горбыль. Я мельком бросила взгляд на расщелину, где были обычно каменные окуни. Их головы торчали и сейчас из-за зубчатого края расщелины. Я помахала им рукой на прощание, но они не поняли меня и спрятались в свое убежище.

Мне стало грустно. Места, которые я проплывала, стали близкими и родными. Странно было думать, что пройдет еще несколько лет, прежде чем я увижу их опять. Работа с черноморскими животными закончена, и когда еще удастся попасть сюда опять, кто знает. Другие моря влекут нас к себе.

Я нехотя вышла из воды, когда уже по всем правилам, писаным и неписаным, нельзя было больше просидеть в ней и минуты. Последний взгляд на зеленый свет, блеск одинокой рыбки у самой поверхности и медленное колебание цистозиры — и вот я уже на берегу. На прощание бросила в море случайно завалившиеся в кармане три копейки. Этой примете меня научили студенты: бросишь денежку в море и обязательно скоро сюда вернешься.

Мне еще предстояло отобрать наилучшие из камней, собранных на море. Всего их около пуда. Я раскладываю и раскладываю их по кучкам, но все же самая маленькая из них, состоящая из лучших камней, весит килограммов десять. Выбираю самые наилучшие из нее и в результате остается примерно столько же, сколько и было. Тогда я пускаюсь на жульничество и рассовываю мешочки, набитые камнями, по всем нашим рюкзакам. Кроме обычных вещей, у нас по обыкновению еще дополнительные: ведро, в котором поедут крабы, и инсектарий; в нем Николай везет сверчков и кузнечиков. Они будут нам петь в Москве, напоминая тихие крымские вечера.