Онлайн чтение книги Выбор Шатеры
4. «Свеженина»

Я хорошо знаю местного кузнеца. Премерзкий тип с вечно беременной женой, которая каждый год по весне приносит мертворожденного. Правда, повитуха как-то обмолвилась, что дети все как один рождаются живыми да крепкими. Кузнец сам потом топит их в бочке с талой водой. В целях экономии: лишний рот ему не нужен, да и зачем повитухе доплачивать за относ ребенка на обрыв, когда и сам прекрасно может справиться с этой грязной работенкой. После каждых родов кузнец пристраивает жену кормилицей в семью побогаче, чтобы молоко без дела не пропадало. А на заработанные ею деньги потаскушек типа моей мамаши покупает. Сейчас вот на меня позарился. Хоть с меня и взять-то еще толком нечего. Плоская как доска. На пацана похожу. Но нет… Старому козлу «свеженины» подавай.

Медленно отступаю к двери. Увы, кузнец предугадывает мое желание сбежать. Для такого громилы у него слишком быстрая реакция. Не успеваю сообразить, как оказываюсь в его лапах. Не кричу и не плачу, так как понимаю – бесполезно. Мать на помощь не придет, а силы заведомо не равны. Но и сдаваться без боя я не собираюсь.

Изловчившись, со всей дури тыкаю пальцами в глаза кузнецу. Мужик орет, хватается за лицо, а я несусь в подсобку. Там под полом спрятан топливный кристалл. Он мое единственное оружие в этом доме.

– А ну стой, су…

Сволочь Акраба даже не пытается мне помочь. Сидит за столом и как ни в чем не бывало опять пересчитывает дары. Кузнец хватает меня как раз в тот момент, когда я успеваю оторвать от пола нужную доску. До кристалла, увы, дотянуться не могу.

А дальше все происходит, как в кошмарном сне.

Разъяренный кузнец тащит меня к кровати, бросает на грязное вонючее покрывало Акрабы. Испуганно отползаю к стенке, наблюдая, как этот самодовольный жлоб расстегивает ремень. Бросаю взгляд на мать, но та лишь отворачивается, будто меня здесь и нет. Как же я ненавижу ее сейчас! Гораздо сильнее, чем урода-кузнеца.

Мужик хватает меня за ногу. И только теперь до меня доходит весь ужас ситуации. Паника перемешивается с удушающим отчаянием. И я начинаю истошно орать. Мужик пьяно смеется. Мои вопли и сопротивление только сильнее заводят его. Кузнец хочет раздеть меня, но…

– Отпусти ее, – тон человека, который привык отдавать приказы и уж точно не подчиняться сам.

Я не сразу понимаю, чей голос слышу. Но точно не Анигая. А когда до меня доходит, я просто отказываюсь верить в происходящее.

– Я сказал – отпусти.

Тихий юношеский голос заставляет кузнеца нехотя отстраниться от перепуганной меня, обернуться. Смотрю за спину вонючего урода и пугаюсь еще больше. Моя абсурдная догадка подтверждается. В нескольких шагах от кровати стоит бледный как мел разъяренный Эван.

Ну зачем он пришел?! Ему же нельзя попадаться на глаза дарийцам!

И тут меня накрывает вторая волна паники. Но уже не за себя, а за моего альтаирца.

Самоубийца! Неужели Эван не понимает, что кузнец с превеликим удовольствием отправит его к своему долбаному Отару и никто в Катаре и слова против не скажет! Потому что за убийство альтаирца на Дарии любому честь и хвала.

– Уходи! – кричу я, пытаясь заставить Эвана убраться из хижины и тем самым спасти ему жизнь, которая, судя по разъяренной морде кузнеца, уже висит на волоске. – Я тебя не звала! Проваливай! Не смей вмешиваться в мою жизнь! Ты не моя семья!

Но Эван не двигается с места. Впрочем, чему удивляться? Мальчишка не дурак. Знает меня как облупленную. Вряд ли он поверил хотя бы одному моему слову. А это значит, что Эван уйдет либо со мной, либо…

О втором «либо» думать не хочется.

– Отдайте ее мне, – настаивает Эван, срывая с пояса кожаный кошелек и бросая его Акрабе. – Считайте, что я выкупил ее. Ада, иди сюда.

Альтаирец протягивает мне руку. О! Как бы я дорого отдала, чтобы в эту секунду оказаться рядом с ним, но между нами все еще стоит кузнец, который явно обдумывает, что ему сначала сделать: свернуть шею зарвавшемуся мальчишке-альтаирцу или для начала на его глазах оприходовать меня.

Мамуля с азартом высыпает содержимое кошелька на стол. Присвистывает. Похоже, столько дар она не видела за всю свою жизнь! Да… Эван не поскупился.

– Забирай хоть насовсем! Она твоя! – торопливо сгребая деньги, смеется счастливая Акраба.

У меня из груди невольно вырывается вздох облегчения. Неужели кошмар закончится?

Как же! Размечталась!

В планы кузнеца явно не входила дележка меня с аль- таирцем.

– Я первым за нее заплатил! – взрывается мужик. – Девка моя!

– Ой, разбирайтесь сами, – отмахивается мать, старательно сгребая монеты в кошелек.

Отчетливо понимаю: дело начинает принимать куда более опасный поворот. Появление в доме альтаирца лишь сильнее раззадорило кузнеца.

Мой первый порыв – рвануть к Эвану, но кузнец отбрасывает меня к стене с такой силой, что я не уверена, целы ли ребра. Охаю. Сползаю на кровать. А дальше… Эван пытается прийти мне на помощь, но кузнец отшвыривает моего альтаирца. Мальчишка падает возле камина и ударяется головой о каменный пол. Вижу кровь, стекающую с его разбитого виска. Такую же алую, как и у нас, дарийцев.

Комнату наполняет чей-то истошный вопль. Лишь спустя пару секунд понимаю – кричу я сама.

– Эван!

Я словно одержимая рвусь к нему, но кузнец не дает слезть с кровати. Пытается стянуть с меня штаны.

До смерти перепуганная за Эвана, за себя, я продолжаю истерично орать и брыкаться. И плевать, что никто из соседей не слышит мои вопли, а даже если бы и слышали, то вряд ли бы пришли на помощь. Крик сейчас единственное, что я могу сделать. Я не могу бездействовать. Не могу! Все происходящее сводит меня с ума. Я должна… Я просто обязана сопротивляться! Не только вонючему уроду кузнецу, который пытается навалиться на меня, но и всей этой долбаной жизни в целом! О! Как же я ненавижу свою жизнь!

– Твою мать! – не то изумленный, не то испуганный вскрик Акрабы на пару секунд заставляет кузнеца переключить внимание на нее.

– Что еще?

Кузнец осекается.

– Эван! – испуганно выдыхаю я.

– Какого?!.. – единственное, что успевает сказать кузнец, когда обнаруживает, что мальчишка-альтаирец стоит рядом с ним.

С окровавленной головой.

И с неестественно горящими синими глазами.

А дальше начинает происходить нечто совсем невообразимое. Кажется, я начинаю понимать, почему стражи Дэбэра предпочитают как можно быстрее избавляться от альтаирских военнопленных.

Уже в следующее мгновение громила-кузнец, описав дугу в воздухе, отлетает на другой конец комнаты, где вписывается в старый кухонный шкаф. Грохот падающего тела, звон битой посуды, стон кузнеца, вопли моей не на шутку перепуганной и резко протрезвевшей мамаши… И не то крик, не то рык альтаирца:

– Ада, беги отсюда! Беги!

Я бы и рада, но не могу. Мое тело словно парализовано от страха. Никогда раньше я не видела Эвана в гневе. Пожалуй, сейчас он сам пострашнее кузнеца.

Я и раньше слышала, что сила мужчины-альтаирца, особенно когда он в ярости, в разы превышает силу любого дарийца или землянина. Говорят, если альтаирца довести, то у него «сносит крышу». Они сами не знают, что творят. Могут в запале поубивать всех, кто окажется рядом. Всем хорошо известно: безопасный альтаирец – мертвый альтаирец. К разъяренному альтаирцу под руку лучше не подлезать. Но я никогда… Никогда не думала, что мой Эван тоже может превратиться в такое чудовище. Для меня он всегда был всего лишь худеньким, болезненным мальчишкой. Но этот худенький и болезненный только что умудрился впечатать в шкаф здоровенного мужика.

Эван начинает тяжело дышать. Закашливается. Как же я ненавижу его кашель! Огонь в синих глазах постепенно затухает, а значит, сила идет на убыль – догадываюсь я.

Тем временем, грязно ругаясь, злой, как стая драгов, кузнец поднимается на ноги, направляясь к обессилевшему мальчишке, который, видимо, и сам не ожидал от себя такой прыти.

И тут я, наконец-то, выхожу из ступора. До меня отчетливо доходит: нельзя терять ни секунды!

Нет. Я не бегу на помощь Эвану. Напротив, соскакиваю с кровати и несусь в противоположном направлении – в подсобку. Подспудно замечаю, что мой альтаирец даже не пытается оказать сопротивление кузнецу, когда тот поднимает его за грудки.

Разъяренный кузнец хватает Эвана, а я – кристалл.

Счет идет на секунды.

Кузнец размахивается огромным кулачищем, чтобы размозжить мальчишке-альтаирцу голову. Эван со смирением закрывает глаза.

– Ада! Беги!

Ну уж нет! Если я и уйду из дома, то только со своим альтаирцем!

Подлетаю к кузнецу, подпрыгиваю и… бросаю кристалл ему за пазуху.

Через пару секунд комната наполняется истошным воплем кузнеца и запахом горелого мяса.

Хотел свеженины, гад? Ну так получай!

* * *

Не могу отдышаться и в то же время не могу дышать. Вонь в доме стоит такая, что еще немного – и вырвет. Пахнет жженым человеческим мясом, палеными волосами. Кристалл за считаные секунды прожег брюхо кузнеца насквозь, и теперь его громоздкое тело со страшно выпученными глазами валяется прямо у нас посреди дома.

– Что ты наделала?! – как резаная визжит мать. – Он же свободный! Его нельзя убивать! Теперь нам прямая дорога в Дэбэр?! Тебе же нет пятнадцати! Значит, отвечать за тебя придется мне!

Наконец-то мамуля вспомнила, что я еще ребенок. Жаль, что запамятовала, когда пыталась подложить меня под этого жареного урода.

– Что делать?! Что делать?! Что делать?! – Акраба, словно заведенная, начинает метаться из угла в угол. – Куда эту тушу девать?! Мы же его из дома даже вытащить не сможем! Здоровый боров!

– Пусть здесь тухнет, – мрачно огрызаюсь я.

Мамулины паника и нервное мельтешение раздражают меня не меньше, чем валяющийся в комнате зажаренный труп.

Сижу без сил, прислонившись к стене, положив голову на плечо заторможенного Эвана, который неуклюже обнимает меня. Вообще-то я не люблю, чтобы ко мне кто-то прикасался, но Эван исключение. Только рядом с ним я чувствую себя спокойно, в безопасности. С ним, ну еще и с Анигаем.

Кстати, об Анигае. И где только моего непутевого братца носит?! Вечно его нет рядом, когда он нужен!

Мальчишка-альтаирец хоть и храбрится, но видно – сам держится из последних сил. Все еще не может отдышаться после перенапряжения. Похоже, в отличие от меня, выросшей в Катаре, где смерть приходит в дома чаще заезжих продавцов, Эван никогда раньше не видел так близко трупы. Ему явно не по себе.

– Надо что-то сделать с телом. – Эван первым нарушает затянувшееся молчание. – Твоя мать права. Лишние неприятности со стражами Дэбэра вам ни к чему.

– Конечно, я права! – визжит перепуганная Акраба. – Я всегда права! Ладно бы хоть каторжник был… Его никто и не хватился бы! А с этой тушей что делать прикажете?! Его долбанутая истеричка-женушка уже завтра утром спохватится!

Мать никак не может успокоиться: мечется вокруг прожженного тела кузнеца, пытаясь понять, отчего тот все же умер. В какой-то момент любопытство Акрабы берет верх над истерикой.

– Как ты это сделала?!

Хороший вопрос. Но ответ мамочке вряд ли понравится. А уж стражам Дэбэра и подавно.

А вообще я просто поражаюсь! Мама спрашивает таким тоном, будто я только что не мужика заживо сожгла, а лепешку испекла. Вот уж кого точно видом обугленного трупа не испугать. И смотрит на меня как ни в чем не бывало! Она уже и забыла, что пыталась продать меня кузнецу. Интересно, в Акрабе вообще хоть что-то материнское есть?

С трудом поднимаюсь на ноги. Чувствую, как трясется все тело. Закрываю нос и рот полотенцем. Подхожу к еще дымящемуся трупу. Заглядываю внутрь дыры в животе.

Жуть!

Но кое-что мне все-таки надо сделать. Если у нас дома обнаружат труп – конечно, ничего хорошего. Но если в трупе найдут топливный кристалл – вот здесь уже точно пиши пропало. Потому, зажмурившись, засовываю руку в горячие внутренности несостоявшегося насильника. Брезгливо достаю кристалл, после чего бегу к бочке с талой водой. Тщательно мою кристалл. Не хочу прикасаться, зная, что на нем кишки этого урода.

Не сразу обращаю внимание на мать, которая, словно завороженная, не спускает изумленных глаз с кристалла в моей руке. Плевать. Пусть видит. Все равно никто не поверит пьянчужке Акрабе, вечно сочиняющей небылицы про Руар, в то, что ее дочь может спокойно прикасаться к топливным кристаллам. А с учетом наличия в нашем доме трупа ее постоянного клиента – раскрывать на людях рот Акрабе и совсем невыгодно. Если она, конечно, сама не хочет провести остаток жизни в Дэбэре.

– Но это же… Это… Это топливный кристалл, – сдавленно шепчет она.

Дошло наконец-то!

Акраба, словно заколдованная, приближается ко мне, не сводя глаз с кристалла. Кажется, еще секунда – и мать просто задохнется от восторга.

– Подержать хочешь? – мрачно интересуюсь я, всерьез подумывая кинуть его мамаше в надежде, что та поймает здоровой рукой. А что?! Нечего собственную дочь мужикам продавать!

Акраба отшатывается. Видимо, инстинкт самосохранения не до конца пропит. К тому же она знает: с меня станется.

– Значит, это все же ты. Ты моя дочь. А я-то думала – мальчишка… – бормочет мать, глядя на меня такими глазами, будто видит впервые.

По ходу, у мамули окончательно поехала крыша. Что значит «ты моя дочь»?! А кто я была ей раньше? Нет, с элем и тандуримом Акрабе точно пора завязывать.

А дальше происходит нечто уж совсем из ряда вон выходящее, после чего я окончательно убеждаюсь: мать рехнулась.

Акраба резко отворачивается, подходит к трупу и со всей дури пинает его в лицо.

– Урод! – В голосе матери звучат непривычные нотки высокомерия, брезгливости и… гнева. – Все вы уроды! Ты хотел, чтобы моя дочь повторила мою судьбу?! Ну уж нет! Выкуси! – Еще один смачный удар сапогом по отекшей морде кузнеца. – Туда вам всем и дорога!

Истеричный радостный смех матери, которая, приплясывая, начинает носиться по комнате вокруг еще дымящегося тела, не оставляет у меня сомнения: Акраба съехала с катушек. Напряженно переглядываемся с Эваном. И что теперь с этой чокнутой делать прикажете?

– У меня получилось! Получилось! – то и дело восторженно повторяет мать.

Резко останавливается. Заметно, что ее, видимо, не до конца пропитые и прокуренные мозги пытаются что-то судорожно соображать.

– Я просчиталась в сроке. Ну да! Конечно! Четыре месяца было слишком мало, чтобы… Мне надо было немного подождать. Плод бы окреп, и тогда… О! И тогда… Глэдис была права! Я слишком нетерпелива! Всегда хочу получить все и сразу. А все, что надо было… подождать. Чуть-чуть. Месяц, другой…

Сожаление переплетается с неподдельным восторгом. Мать поднимает на меня безумные глаза.

– О, моя девочка! Как же я рада, что ты у меня есть! Никуда не уходи! Будь здесь! Я скоро вернусь! Дочка… – Нервно смеясь, словно пробуя на вкус это чуждое для нее доселе слово, счастливая Акраба отступает к двери. – Дочка! У меня дочка!

Мать исчезает в завьюженной мгле. Через распахнутую дверь в комнату врываются порывы ледяного ветра, которые хоть немного выветривают вонь, исходящую от паленого человеческого тела.

– С ней все в порядке? – спрашивает удивленный Эван.

Отрицательно качаю головой.

Нет! С моей мамашей абсолютно ничего не в порядке. Потому что впервые за тринадцать лет она назвала меня «дочкой».

* * *

Не важно, что вокруг кромешная тьма. Что ледяной холод пробирает до костей. Что снег застилает глаза, а ноги утопают по колено в сугробах. Счастье настолько переполняет Акрабу, что ни пурга, ни заунывный вой голодных драгов, доносящийся из Сумрачного леса, мимо которого несется беспутная, не могут остановить ее. С каждым шагом она становится все ближе к своей заветной цели – к горам Обреченных, обители горных ведуний. Ни один вменяемый катарец не сунется сюда ночью. Да и днем постарается обойти подальше неприветливое местечко. Но Акрабе плевать.

Теперь ей есть что предложить старухе Глэдис в обмен на свою долгожданную свободу! Наконец-то Отар сжалился над ней и дал то, чего она желала всем сердцем.

Дочка! Родная дочка, в которой течет кровь ее отца!

Мощная! Сильная! Дающая право на свободу!

Нет! Акраба никогда не была дурой! Некогда лучшая шатера Руара – она не просчиталась и в тот раз, когда решила тайно зачать от дальнего родственника самого императора Дэмониона! У Акрабы все получилось!

Вернее, у Таисьи.

Уже почти забытое, но такое желанное имя.

Настоящее имя беспутной Акрабы.

Все, что ей надо было, – сохранить в ребенке часть крови Древних, которых на Дарии почти не осталось. Крови, дающей право на безграничную власть! И не важно, что кровь уже была сильно разбавленной. Главное, генетический код удалось сохранить!

Дэмонион вырезал всех возможных претендентов на трон соправителя. И тем ценнее становилась ее дочь! То, что в жилах Адамаск течет кровь Древних, у Акрабы не оставалось сомнений. Иначе как объяснить, что девчонка может спокойно прикасаться к топливным кристаллам? Это подвластно лишь избранным!

Ветер становился все сильнее, но Акраба совершенно не чувствовала холода. Внутри ее пылала надежда. А надежда, как известно, согревает сильнее любого огня.

А еще душу обжигал вопрос. Один-единственный, не дающий покоя.

Сможет ли ее дочь взять в руки Жезл Власти, который венчает похожий на топливный, но гораздо более мощный по силе кристалл? В свое время она, Таисья, не смогла, хоть уже и вынашивала ребенка. Она так надеялась, что кровь плода смешается с ее и даст ей силу…

Увы, Таисья ошиблась. Этого не произошло. Ей удалось удержать в руках Жезл Власти лишь пару секунд, а потом… пальцы начали каменеть. Какая же была дикая боль! Она не забудет ее никогда! До сих пор при одном воспоминании о том злополучном дне женщину передергивало.

Амбициозная попытка юной шатеры обрести абсолютную свободу, став соправительницей Дария, увы, закончилась сокрушительным провалом. За свою мечту самоуверенная Таисья поплатилась рукой, некогда прекрасным лицом, растоптанным самоуважением и сломанной жизнью. Верховная Ведунья Дарийской империи знала, что смерть для ее зарвавшейся подопечной была бы слишком легким наказанием, поэтому и отправила ее, изуродованную, в Катар, отдав на растерзание элю, тандуриму, нищете и пьяным мужикам из трактира. Акраба даже не пыталась считать, сколько «клиентов» прошло через нее беременную в первые дни. И как она не потеряла ребенка – до сих пор загадка. Видимо, дочка слишком уж хотела жить. Слишком сильная текла в ней кровь.

Неудивительно, что после всего пережитого Акрабе не хотелось возвращаться в реальность. Может, она и наложила бы на себя руки, но жажда жизни даже в Катаре оказалась сильнее желания смерти.

День, когда император Дария Дэмонион на Плато Семи Ветров раскаленным шаром отсек ей руку и обжег лицо, стал днем похорон мечты Таисьи о столь желанной свободе. Но сейчас… Мечта на глазах воскресала из пепла сожженных дотла надежд.

Добравшись до начала гор, Акраба торопливо начала карабкаться по узкой тропке, ведущей к вершине. Туда, где в кромешной тьме мерцал слабый огонек дома из окна хижины горной ведуньи.

Пожалуй, только Таисья – бывшая любимая воспитанница Верховной Ведуньи имела наглость так громко и беспардонно посреди ночи тарабанить в дверь одной из самых опасных обитательниц Катара – горной ведуньи Кары. Сюда и стражи Дэбэра-то лишний раз предпочитали не соваться, но Акрабе было плевать. Она уже точно ничего не теряла.

Дверь после очередной порции долбежки распахнулась сама собой. Акраба перешагнула через порог. Огляделась.

Надо же! Жилье оказалось куда более мрачным и убогим, чем дом самой Акрабы. А она уж думала, что хуже не бывает.

– Кара! – Акраба бросилась к уродливой сухенькой старушке, которая, сгорбившись, грелась возле очага. – Кара! Это я – Таисья! Скажи своей сестре Глэдис, этой старой стерве: мне есть что ей предложить в обмен на мою свободу! Только скажи сегодня же! Сейчас!

Ведунья медленно подняла на взбудораженную Акрабу выцветшие от времени глаза, от которых, казалось, остались лишь черные зрачки.

– Ты уверена, Таисья? Ты же знаешь, Верховная Ведунья не любит, когда ее беспокоят по пустякам.

Таисья! Акраба уже и забыла, как звучит на слух ее истинное имя.

– В моем «пустяке» течет кровь Древних! Так и скажи этой старой перечнице! – надменно бросила Акраба, на мгновение забыв, что она давно уже не прекрасная шатера Руара, а всего лишь изуродованная, состарившаяся раньше времени кабацкая девка.

Горная ведунья зашлась то ли в смехе, то ли в кашле.

– Таисья, Таисья, жизнь так ничему тебя и не научила! Ты всегда тянешься за пирогом, который заведомо не сможешь съесть. И поменяй тон. Забыла, с кем разговариваешь? Гордыня – плохой советчик. Тебе ли не знать.

Акраба молчала. Она, конечно, могла бы ответить Каре, но… Себе дороже – прекрасно понимала женщина. К тому же горная ведунья кое в чем была, увы, права. Все беды в жизни Таисьи произрастали как раз из-за гордыни. И даже здесь, в Катаре, именно гордыня подтолкнула ее стать кабацкой потаскушкой, заливающей память элем вместо того, чтобы попробовать просто жить. Гордыня и непокорность – вот что всегда бурлило в отравленной душе Таисьи, не позволяя забыть старые обиды. И тем самым не давая шанса начать жить с нуля.

Прозорливая Кара прекрасно понимала это. Спорить с ней было бессмысленно. Как, впрочем, и останавливать решительно настроенную Акрабу.

– Будь по-твоему, – наконец нарушила затянувшуюся тишину горная ведунья. – Я скажу сестре, что ты ее звала.

– Буду премного благодарна, Кара. – И поразительно не гармонирующий с нищей обстановкой хижины и замызганным видом Акрабы элегантный реверанс, явно из прошлой жизни шатеры Руара.

Счастливо смеясь, пританцовывая, мать Ады отступила в заснеженную тьму. Где-то поблизости раздался протяжный вой драгов. Но Акрабе было глубоко плевать на гигантских волков. Она уже давно уяснила, что в жизни есть куда более страшные вещи, чем какие-то драги или смерть от их клыков.

– Не там ты ищешь свободу, девочка. Не там, – пробормотала горная ведунья и легким жестом, не вставая с кресла, закрыла за непрошеной гостьей дверь. – Свобода никогда не бывает снаружи. Потому что она всегда внутри.

* * *

– Какого?!.. – Возмущенный Анигай стоит на пороге хижины и переводит растерянный взгляд с изуродованного трупа кузнеца на меня, а затем на бледного Эвана. – Вы что тут творите? Совсем рехнулись, а? Вы… Вы зачем его так?!

– Акраба продала ему Аду. – В мрачном голосе Эвана звучит нескрываемый упрек в адрес Анигая, который, по его убеждению, недосмотрел за мной.

Только сейчас замечаю, что Эван все еще держит меня за руку. Невольно отстраняюсь. Ни к чему сейчас все эти, как говорит братец, «телячьи нежности». Не люблю я этого.

– Но он же не?.. – формулировка вопроса дается перепуганному брату с трудом.

– Нет. Эван вовремя пришел на помощь, – торопливо отзываюсь я.

Растерянный Анигай переводит взгляд на хмурого мальчишку-альтаирца.

– Спасибо…

Ну надо же! Чтобы брат кого-то за что-то поблагодарил! Да еще Эвана… Однако молчу, прекрасно понимая, что сейчас не время и не место ерничать.

Ошарашенный Анигай с нескрываемым интересом осматривает изуродованный труп кузнеца. У брата в голове явно не сходится, как хилый мальчишка-альтаирец, чуть выше меня ростом, смог справиться с таким громилой.

– Интересно, чем это ты его так?

Ну точно, вопрос адресован Эвану, не мне.

Переглядываемся с альтаирцем. Скрывать от Анигая причину смерти кузнеца нет смысла.

– Это я. Кристаллом.

Анигай нервно хмыкает.

– Похоже, я пропустил все самое интересное. Ладно… Что с трупом делать будем? – прозаично интересуется братец, безрезультатно пытаясь за руку сдвинуть тушу с места. – Тяжелый, гад.

Пожалуй, в этом и есть весь мой брат. Он с поразительной скоростью отходит от всех потрясений. Наверное, и правильно. Иначе в Катаре просто не выжить.

Вопрос о трупе, увы, не праздный. Я представления не имею, как можно незаметно для соседей избавиться от такой огромной туши. Мы пытаемся поднять его втроем, но бесполезно. Сдвинуть удается лишь на несколько сантиметров. Мы такими темпами год его до оврага по дороге тащить будем. Но и оставлять здесь тоже нельзя. Не дай бог обнаружат стражи Дэбэра, и тогда нам всем не избежать виселицы!

И тут на меня накатывает. Силы, физические и духовные, кончаются. Накрывает пугающее отчаяние.

Как же я устала от всего этого! От всей этой долбаной жизни! Иногда кажется, что мне не тринадцать, а сто лет. Еще парочка таких потрясений, и я точно умру от душевной старости.

– Нам его отсюда не вытащить. – Я в изнеможении сажусь на вонючую кровать матери. К глазам подступают предательские слезы. А ведь я почти никогда не плачу. Дура! Мне нельзя разреветься при Эване! Я же всегда с ним за старшую была!

Но я и правда представления не имею, что делать. Как дальше жить? Даже если мы каким-то чудом избавимся от трупа, завтра же мамуля притащит нового клиента… Мне что теперь – их всех убивать? И куда трупы складировать прикажете? А если тело кузнеца обнаружат и поймут, что причиной смерти стал топливный кристалл? Сразу же возникнет вопрос, откуда он взялся. Стражи Дэбэра перевернут весь Катар, чтобы найти похитителя кристаллов. И я знаю точно – они быстро нас вычислят. И не таких находили. В общем, куда ни глянь, везде одна безысходность.

Перевожу взгляд на мальчишек. Похоже, они думают точно так же, как я.

– Здесь его оставлять нельзя. – Эван, морщась, подходит к трупу. – Стражи Дэбэра сразу поймут, что его кристаллом прожгло. По-другому такую дыру в животе не сделаешь.

– И что ты предлагаешь? – Брат заметно нервничает и по привычке начинает злиться на альтаирца, в котором почему-то всегда видит соперника. – Позвать соседских мужиков, чтобы они помогли перетащить его в овраг к остальным «подснежникам»?

– Нет. Мне кажется, есть идея получше.

Поднимаю на альтаирца удивленный взгляд. Мне казалось, у нас полностью безвыходная ситуация.

– Какая?

– Все просто. Если мы не можем вынести труп из хижины, значит… надо ее сжечь. Вместе с телом, разумеется, – на полном серьезе говорит Эван.

Мы с братом растерянно переглядываемся.

– А нам где после пожара жить прикажешь? – первым нарушает затянувшуюся тишину Анигая.

По интонации брата понимаю: идея ему по душе, но если мы устроим пожар, то неминуемо окажемся на улице. В Катаре не принято помогать погорельцам. Здесь выживают только сильнейшие.

– Об этом не беспокойтесь. Будете жить у нас при церкви. Отец Марк точно не будет против. Я обо всем договорюсь.

Заметно, что дариец Анигай не в восторге от предложения жить при храме земного Бога, но ради безопасности меня – его сестры – он готов пойти даже на это.

– Хорошо, – бурчит брат.

– А мать? – невольно вырывается у меня.

Знаю: я неправа. Акраба никогда не испытывала к нам материнских чувств, но… Другой матери, как ни крути, у нас нет.

– Ничего с ней не случится. Поживет в кабаке, – зло отзывается Эван. – Или у одного из своих клиентов. Ада, смирись: ты все равно здесь жить не будешь. Я забираю тебя, хочешь ты того или нет. И не думаю, что твой брат будет против.

Самое любопытное, что в данной ситуации Анигай на стороне альтаирца. Да они что, впервые в жизни сговорились?!

Невольно изумляюсь. Никогда раньше не думала, что обычно очень добрый Эван умеет злиться. Но видимо, я все же не настолько хорошо знаю моего альтаирца, как мне казалось.

– Большое счастье жить при церкви под присмотром святоши! – ворчит Анигай, одновременно с деловым видом осматривая комнату. – Интересно, что здесь лучше всего горит?

С той самой злополучной ночи я не люблю огонь. Пламя неминуемо воскрешает во мне воспоминания о том убийстве. Которое совершила я.

Мальчишки не дали мне участвовать в поджоге, решив, наверное, что на сегодня мне приключений уже хватит. Эван, отведя меня на безопасное расстояние от хижины и закутав в свой теплый плащ, возвращается в дом. Я вижу через мутное окно, как мальчишки стаскивают к трупу кузнеца все, что может гореть в комнате. Чтобы дров было побольше, умудряются сломать даже старую кровать. Затем выливают на груду тряпья и дерева нашу последнюю заначку горючей смеси, которой я пользуюсь, когда дрова в камине оказываются совсем уж отсыревшими, и…

…Вспыхивает пламя, уносящее с собой не только изуродованное тело кузнеца, но и мою прошлую жизнь.